Некоторые эксперты считают неверным объяснять сильнейший спад римо-католичества неким общим кризисом христианства на Западе. Они связывают это явление со Вторым Ватиканским собором, внесшим коренные изменения в литургическую жизнь Церкви. О последствиях резких изменений в церковной жизни в сторону либерализации веры и о печальных уроках, которые можно вынести из опыта Римско-Католической Церкви, пишет диакон Антоний Одайский.

Церковь есть корабль спасения. Единая эскадра Православных Церквей[1] без малого уже две тысячи лет благополучно и неуклонно преодолевает «житейское море, воздвизаемое зря напастей бурею» по непреложному слову Кормчего (Мф.16:18). К сожалению, половину этого срока Римская Церковь, некогда даже возглавлявшая пентархию[2] нашего флота, находится в самостоятельном плавании и использует свой собственный корабельный устав. Но в последнее время стали очевидны ее серьезные внутренние сложности. Насколько успешно она сможет идти по своему выбранному курсу, и есть ли у нее шанс достижения конечной точки прибытия – Омеги (Отк.21:6)? Такие вопросы актуальны сейчас, в особенности здесь в Европе, где Русская Церковь ведет активный курс на сближение с Римом. Не будут ли эти усилия напрасны, и верно ли выбрано их приложение? Постараемся это выяснить исходя из фактов и численных параметров различных аспектов жизни современной Римско-Католической Церкви и перспектив православной миссии.

Церковь растет Евхаристией и литургия есть источник церковной жизни (Ин.6:51-57, Деян.2:46). Какова же сейчас литургия у римо-католиков?

Современная богослужебная жизнь Римско-Католической Церкви определяется Литургической реформой 1969 года, которая была одним из прямых следствий Второго Ватиканского собора, начатого при папе Иоанне XXIII и закончившегося при папе Павле VI в 1963-1965 годах. Был введен новый чин мессы (Novus Ordo) взамен прежнего традиционного, так называемого тридентского. Сейчас многие католики, прежде всего молодежь, уже не знают никакой другой мессы кроме Novus Ordo.

Но эта месса была введена в Римско-Католическую Церковь весьма сомнительным образом. Конституция о литургии, которую приняли отцы собора, была в общем основана на материалах о.Аннибале Буньини (Annibale Bugnini), секретаря литургической подготовительной комиссии собора, личности неоднозначной, с бурной церковной карьерой. С каким побуждением о.Аннибале приступил к делу обновления мессы, свидетельствует высказанное им суждение заирскому кардиналу Иосифу Малуле (Joseph Malula), что «образцом для литургии и для обновления Церкви является современный западный человек, ибо он совершенен, окончателен и вечен, поскольку он является человеком совершенным и образцовым», что «приспособление к западной культуре есть великая задача для церковной литургической реформы и обновления, для богословия, и для всех других аспектов церковной жизни»[3]. Намечалось не много не мало: подогнать весь римо-католицизм под запросы потребительского общества, «по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу» (Кол.2:8). И уже на соборе эксперты (периты), составившие проект текста конституции, использовали вставленные ими же расплывчатые формулировки так, как не подозревали папа и епископы. Вестминстерский кардинал Хинан (John Carmel Heenan) предупреждал отцов собора, что периты составляют тексты, которые можно подвергнуть «как традиционной, так и модернистской интерпретации». Позже в своей автобиографии «Терновый венец» («A Crown of Thorns») он пишет, что отцам собора была дана возможность обсудить лишь общие принципы: «Последовавшие изменения были более радикальными, нежели то, что намеревались сделать папа Иоанн и епископы, принявшие постановление о литургии. Проповедь папы Иоанна в конце первой сессии дает понять, что он не подозревал, что планируют эксперты-литургисты». Все это напоминало глубоко продуманную, четко спланированную и усердно реализованную за спинами отцов собора грандиозную спецоперацию. По утверждению Жана Гитона (Jean Guitton), последними словами умирающего во время собора папы Иоанна XXIII были: «Остановите собор, остановите собор...»[4]

Последствия заданного собором литургического развития не заставили себя долго ждать. Уже в 1979 году, через десять лет после начала литургической реформы, в редакционной статье февральского номера «Homiletic and Pastoral Review» о.Кеннет Бейкер (Baker) с горечью пишет о постигшей его Церковь беде: «Мы были ошеломлены изменениями в Церкви, происходившими на всех уровнях, но самым тесным и непосредственным образом нас затрагивает литургическая революция». Месса была значительно сокращена и упрощена – «демократизирована». Например, священник развернулся лицом к народу и спиной к Горнему месту, из-за чего снесли алтарные преграды, причастие стали давать в руку, что приводит в ужас традиционных католиков и т.п. Как выразились кардиналы Оттавиани и Баччи, новая месса наполнилась «десакрализирующими опущениями». Не удивительно, что посещаемость месс значительно уменьшилась. Если согласно опросу Гэллапа в середине ХХ века в США воскресные мессы регулярно посещали каждые три из четырех католиков (74%), то к концу века — только один из четырех (25%)[5]. Нынче можно встретить клоунов, юных балерин, акробатов на мессе для ее «оживления», все менее шокируют буддийские[6], языческие, пивные, цирковые и прочие мессы (фотографий немало в интернете). По поводу уничтожения католической богослужебной традиции профессор Дитрих фон Гильдебранд (von Hildebrand) выразился с редкой для Запада прямолинейностью: «Если бы разрушение литургии было поручено одному из бесов из "Писем Баламута" К. С. Льюиса, он не справился бы лучше»[7]. Из-за таких обрядовых особенностей наши католические родственники не ходят на воскресные мессы в своем городке в запарижье (там мессу «оживляли» клоуны и другие персонажи), но ездят на службу в далекий Париж во французский униатский храм в Латинском квартале на византийскую литургию, где они себя ощущают как те послы князя Владимира в соборе святой Софии в Константинополе.

Фактически каждый может сконструировать богослужение по своему вкусу и нужде. В частности, это необходимо сделать при подготовке к венчанию. Молодая пара сочиняет чин своего венчания, обсуждают с друзьями, кто будет на каком инструменте играть (гитары, арфы, флейты, виолончели и т.д.), что петь и т.п. Потом составленный чин распечатывается в виде небольших книжечек по количеству приглашенных и раздается на входе в храм перед венчанием. Все знают, что им петь и что делать, всё получается живо и радостно. Несоответствие колоритного праздника строгой готике как-то не замечается, хотя наряды собравшихся исполнены гармоничного вкуса и изящества. О разрыве традиции, то есть живого единства с древней Церковью, и перерождении римо-католичества свидетельствовал нынешний папа Бенедикт XVI, еще будучи кардиналом Ратцингером: «Второй Ватиканский Собор не трактуется как часть всей живой Традиции Церкви, но как конец Традиции, новый старт с нуля»[8], – что противоположно сути живого христианского Предания по апостолу Павлу: «Итак, братия, стойте и держите предания, которым вы научены или словом или посланием нашим» (2Фес.2:15), и «если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам» (Гал.1:8). Сама возможность положения нового основания «живой Традиции Церкви» — то есть некоего повтора Пятидесятницы — выглядит странной.

Итак, продолжая морские аналогии, можно сказать, что энергоустановка корабля Римско-Католической Церкви была попросту демонтирована, и теперь он гоним чуждыми религиозными течениями и заливаем бурной мирской стихией.

Священство в Римско-Католической Церкви стремительно исчезает, семинарии даже в традиционно католических краях и городах, как Бретань и Версаль, закрываются из-за отсутствия абитуриентов.

Во Франции на 2010 год есть 14 тысяч римско-католических священников, в семинариях обучается 756 семинаристов. Средний возраст священников составляет 75 лет (!), и минимум 4,5 тысячи 65-летних священников будет в 2014 году[9]. Наш знакомый римско-католический священник служит в дальнем благочинии Парижского региона. Он является самым молодым священником в благочинии, ему 41 год, он обслуживает 19 приходов. Все его немногочисленные собратья в благочинии находятся уже в очень почтенном возрасте, и сколько работы ему прибавится при их уходе в мир иной.

Далее, если в США за период с 1930 года по 1965 год, год окончания II Ватиканского собора, количество священников удвоилось до 58 тысяч, то к рубежу веков оно упало до 45 тысяч. К 2020 году их останется лишь 31 тысяча, и большая их часть будет старше 70 лет. В 1965 году было рукоположено в США 1575 священников, а в 2002 году – лишь 450, то есть менее чем за сорок лет количество рукоположений упало в три с половиной раза.

Это связано со стремительным падением количества семинаристов после II Ватиканского собора. В США с начала ХХ века до собора число семинаристов быстро и неуклонно растет. В 1920 году было около 9 тысяч семинаристов, в 1940 году — 17 тысяч, в 1950 — 25 тысяч, в 1960 году — почти 40 тысяч, и в 1965 году, в год окончания II Ватиканского собора, — 49 тысяч. Всего лишь через пять лет в 1970 году семинаристов стало 28 тысяч — падение сразу на 40%. В 2002 году их было только 4700 – падение более чем в 10 раз за период после II Ватиканского собора, хотя до него был «беспрецедентный рост»[10].

Получается, что примерно к середине этого века могут исчезнуть католические священники, и римо-католичество окончательно превратится в некую пеструю квази-протестантскую конфессию под властью папы римского. С кем тогда будут объединяться православные «деятели христианского единства»?

Монашество воплощает наиболее мужественный путь спасения и подвига веры (Мф.11:12). Подавляющее большинство святых преодолели «тесные врата» спасения (Лк.13:24) именно в монашестве. Монашество показывает, насколько поместная Церковь побуждает своих чад на жертвенное служение и духовный подвиг ради Христа.В католицизме монашество разделено по орденам, и ордена также демонстрируют печальную статистику.

В США количество молодых людей, готовящихся стать францисканцами и редемптористами, в 1965 году было 3379 человек, но в 2000 году таких нашлось только 84 — падение в сорок раз. В 1965 году 3559 молодых людей готовилось к вступлению в орден иезуитов, в 2000 году таких оказалось 389 – снижение более чем в девять раз. В 1965 году в ордене христианских братьев было 912 новых послушников, в 2000 году – только семь, – падение в 130 раз. Также в США в 1965 году было 180 тысяч монахинь, на рубеже веков их стало 75 тысяч со средним возрастом в 69 лет, и к 2020 году будет 21 тысяча моложе 70 лет. Автор книги «Основные католические показатели» Кен Джонс в интервью для «Una Voce America» утверждает: «Не будет паникерством сказать, что в течение нашей жизни женское монашество в США исчезнет»[11].

Но возникают новые ордена. Однако вскоре после их появления с очередным предложением нового духовного пути их развитие постепенно угасает. Например, один из совсем новых монашеских орденов, в основном состоящий из женских общин, и много позаимствовавший из Православия и созерцательной традиции Шартрёза. Первые монахини, которых коснулось новое откровение на площади св.Петра в Ватикане, на основании дружеских отношений с Патриархом Афинагором были устроены пожить в православные монастыри Греции. После получения такой монашеской подготовки они вернулись обратно во Францию и стали основывать монашеские общины своего нового ордена, теперь распространенного во многих странах мира. Орден использует православные богослужебные книги, хотя в последнее время увлекся еврейской и арабской традициями. Кажется, все в общем благополучно для нового ордена, но разговор с католическим иеромонахом из классического монашеского ордена, который нес богослужебное послушание в одном из женских монастырей того ордена, и вести от родственниц друзей, находящихся в ордене, приоткрыли не совсем обычную духовность даже для католичества, что не может не вызывать тревогу.

Уже почти тысячу лет как Римская Церковь вышла из полноты вселенской Церкви Христовой, «которая есть Тело Его, полнота Наполняющего все во всем» Святого Духа (Еф.1:22-23), и задыхается в своей обезбоживающей обособленности. Она отказалась от полноты и силы Святого Духа в пользу своих культурно-исторических особенностей (папство, филиокве и т.д.), разрушалась и нуждалась в поддержке и спасении со стороны своих активных чад. Например, великий католический святой Франциск Ассизский слышит голос, призывавший его «восстановить дом Божий». После этого основываются ордена францисканцев и доминиканцев, и Римско-Католическая Церковь как будто выходит из очередного тяжелого кризиса. Это немыслимо в Православной Церкви, ибо именно Церковь, как бессмертное Тело Христово, спасает христиан, но не христиане спасают Тело своего Бога. Если ранее процесс увядания и упадка Римо-Католической Церкви компенсировался неудержимым активизмом и экспансией католицизма, то с выработкой человеческого энтузиазма эта Церковь предстает тем, чем она является на самом деле после схизмы 1054 года. Кардинал Ратцингер, нынешний папа Бенедикт XVI, в уже далеком 1984 году сдержанно высказался: «Мы сталкиваемся с усиливающимся процессом упадка. ...бесспорно, что этот период определенно неблагоприятен для Католической церкви»[12]. С тех тор этот процесс значительно усугубился, и настолько, что уже очень сложно выявить в римо-католичестве главный евангельский признак Церкви – «и врата ада не одолеют ее» (Мф.16:18). Сейчас в римо-католичестве лишь окончательно проявляется длящийся веками энтропийный распад из-за разрыва с живой цельностью Вселенской Церкви и вторжением в Римскую Церковь стихий мира сего.

Итак, современное состояние Римско-Католической Церкви и влияние на нее результатов II Ватиканского собора позволяют сделать следующие заключения.

Первое. «На ошибках учатся», и лучше учиться на ошибках чужих. Опыт проведения и результатов II Ватиканского собора может быть предостерегающе полезен для возможных перемен в Православной Церкви при нарастании либерализации нравов и общественных устоев. Изменения должны естественно следовать из традиции и вытекать из церковного опыта, всякие иные изменения в церковной жизни, и в особенности в богослужении, чреваты непредвиденными последствиями и несут для Церкви смертельную опасность. Именно из-за II Ватиканского собора в римо-католичестве устойчивый рост сменился небывалым падением, при том что в те годы и сейчас никакого подобного упадка нет даже в протестантизме[13]. Поэтому нельзя сильнейший спад римо-католичества после собора объяснить неким общим кризисом христианства на Западе. Падение в римо-католицизме произошло не только после собора, но именно из-за собора. На фоне вольного падения римо-католицизма особо контрастно звучат слова монсиньора Шаррьера, главы ватиканской делегации на юбилейном праздновании епископской хиротонии Патриарха Алексия, о русских верующих в разгар хрущевских гонений: «Их набожность восхитительна, их вера гранитна. У этой церкви, находящейся в непрочном положении, необычайная живучесть»[14]. То, что не смогли сделать с православием жестокие гонения в СССР, беспрепятственно совершила с римо-католицизмом либерализация II Ватиканского собора.

Итак, именно либерализация веры страшнее и разрушительнее для Церкви, чем ее открытое гонение и преследование, и именно размягчение веры нужно всячески сдерживать.

Второе. В аспекте защищенности церковной жизни от опасных нововведений православие имеет существенное преимущество по отношению к римо-католичеству, а именно то, что вера в православии хранится всем церковным народом, а не только священноначалием. В известном Окружном послании восточных патриархов от 6 мая 1848 г. (§17) православные первоиерархи свидетельствуют: «У нас ни патриархи, ни Соборы никогда не могли ввести что-нибудь новое, потому что хранитель благочестия у нас есть самое тело Церкви, т.е. самый народ, который всегда желает сохранить веру свою неизменною и согласною с верою отцев его, как то испытали многие из пап и латинствующих патриархов, со времени разделения нисколько не успевшие в своих против нее покушениях». Например, введенный в 1923 году в Русской Православной Церкви новый стиль (новоюлианский календарь) был отменен через 24 дня именно из-за его неприятия церковным народом.

Таким образом, развитие православного просвещения, книгопечатания, культуры, социальных инициатив является наиболее существенным в укреплении Православной Церкви, и прежде всего на это следует обращать внимание, прилагать усилия и средства.

Третье. «Мы добиваемся не победы, а возвращения братьев, разлука с которыми терзает нас» (свт.Григорий Богослов). На Западе среди римо-католиков есть твердость веры и подлинный интерес к Православию, манящему истосковавшиеся по подлинному богослужению и духовному подвигу христолюбивые души. Декларируемый Ватиканом курс на открытость будет способствовать интересу католиков к традиционному восточному христианству. Какими необходимыми и прекрасными деяниями Русской Церкви и России являются те многие проекты, направленные на развитие православия в Европе и мире, среди которых особо выделяются создание Русской Церковью православной семинарии во Франции и строительство Российской Федерацией собора в самом центре Парижа! Нам, русским православным во Франции, будет проще всякому, требующему у нас «отчета в уповании, дать ответ с кротостью и благоговением» (1Птр.3:15). Нужно лишь блюсти наш путь, чтобы свидетельство Православия не становилось средством его размывания во имя обретения эфемерного внешнего единства с инославием.

Четвертое. Необратимое угасание римо-католицизма в Европе делает вопрос диалога и партнерства с Ватиканом все менее актуальным. Для развития и укрепления православия в мире, и в частности, Русской Православной Церкви, становится более важным обсуждение и решение вопроса православной миссии в местах былого присутствия Русской Церкви — на обширных людских пространствах Юго-Восточной Азии, в Китае, испытывающем духовный вакуум пост-коммунистической эпохи. Настоятель прихода святых апостолов Петра и Павла в Гонконге протоиерей Дионисий Поздняев считает крайне назревшим вопрос развития православной миссии в Китае[15]. Награждение медалями королевской семьи Таиланда клириков РПЦ МП, посильно проводящих православную миссию в традиционно буддийской стране, весьма показательно. При этом финансовые затраты на масштабное развитие православия в Юго-Восточной Азии несоизмеримо, на много порядков ниже средств, затрачиваемых, например, на строительство нашего собора у Эйфелевой башни[16]. Не выгодно ли было бы в геополитической перспективе самому российскому государству мягко и активно развивать китайское православие в Поднебесной и в китайской диаспоре в России? Что было бы, если Константинополь в свое время не направил бы посланцев к князю Владимиру на его «испытание вер», и чего лишаются Церковь и мир из-за неразвития православной миссии сейчас в Китае?

Итак, Римско-Католическая Церковь перерождается в новую религиозную формацию, взаимодействие с которой также требует нового осмысления и подходов. Православное свидетельство за рубежом имеет свои перспективы и задачи, о возможном успехе выполнения которых будет свидетельствовать появление местных православных традиций. Одним из перспективных направлений приложения миссионерских усилий является Юго-Восточная Азия и, в частности, Китай, своим нынешним положением особо напоминающий евангельский призыв Господа: «Жатвы много, а делателей мало; итак, молите Господина жатвы, чтобы выслал делателей на жатву Свою» (Лк.10:2).