Сегодня Русская Православная Церковь отмечает один из двунадесятых праздников – Воздвижение Креста Господня, обретенного святой Еленой, матерью императора Константина Великого

Нынешний праздник традиционно связывают с событием обретения святой Еленой где-то в начале 20-х годов IV столетия древа святого Креста, но изначально непосредственным поводом его установления стало другое событие – освящениe новопостроенного храмового комплекса на Гробе Господнем в 334 году, в рамках чего совершался, согласно показаниям «Пасхальной хроники» VII века, и обряд «явления креста» (греч. stayrophaneia). Однако само событие обретения Честного и Животворящего Креста относится ко времени, предшествовавшему строительству указанного церковно-архитектурного комплекса.

Самыми древними свидетельствами о поисках и обретении Креста Господня признаются указания Кирилла Иерусалимского, содержащиеся в «Огласительных беседах» святителя. Время произнесения их относят примерно к середине IV века[1]. В 4-ой беседе Кирилл упоминает о том, что «вся вселенная имеет уже части древа крестного»[2]. Далее в 13-ой беседе проповедник говорит о том же самом[3]. Видимо, к тому времени почитание Креста как вещественной святыни распространялось все более и более[4]. Несомненно, что импульс этому был дан деятельностью святой императрицы Елены, которая в последние годы своей жизни очень активно занималась поиском и открытием целого ряда реликвий – тех, что были связаны с жизнью и смертью Христа Спасителя. Кстати об этом, хотя и вскользь, упоминает и сам святитель Кирилл в своем Послании императору Констанцию в 351 году[5]. Более того, и сам обычай ношения частиц священных предметов во многом мог быть инициирован примером самой императрицы-матери. Дело в том, что в самом древнем (по крайней мере, в текстологическом отношении, если не содержательно) сообщении о нахождении Креста святой Еленой, находящемся в «Слове на смерть императора Феодосия» Амвросия Медиоланского[6], рассказывается следующее. После того как Елена в районе Голгофы нашла Крест Христов, она решила продолжать поиски в том же месте и, как утверждает Амвросий, нашла дощечку с надписью, а кроме того и гвозди, «при помощи которых Господь распят был и, обретя, один из них употребила в узду, а другой — в диадему: один — для красоты, а другой — для проявления своей веры и благочестия», а затем «… Послала сыну своему Константину диадему, украшенную драгоценными камнями и обогащенную камнем искупления крестного, послала и узду. Константин все это употреблял, и это употребление перешло и к последующим царям. Итак, начало верных Императоров свято, когда в узде. И это устроено для того, чтобы прекратилось гонение и наступило благочестие»[7]. То есть она, на первый взгляд, произвела своего рода «талисманизацию» реликвий, употребив их подобно оберегам для своего часто участвовавшего в сражениях сына[8]. Однако, вполне возможно, что подобное использование святыни носило символический характер – и частица или целые гвозди должны были играть ту функцию, о которой говорит святитель Амвросий в своем слове: «Справедливо на голову положен гвоздь, чтобы там была помощь, где имеем чувства. На голове — корона, в руках же — узда. Корона из креста, чтобы воссияла вера; из креста также и узда, чтобы править со властью и чтобы было это правление растворено умеренностью»[9]. Впрочем, Иероним Стридонский, не отрицая совсем возможности такой трактовки действий царственных особ, иронически высказался по поводу наименования Амвросием (со ссылкой на Зах 14:20 – «В то время даже на конских уборах будет начертано: “Святыня Господу”») гвоздей «святынею», назвав такое толкование «забавным» или даже «смешным» (лат. ridiculus)[10]. Здесь нельзя однозначно сказать, что у Иеронима вызывало ироническую улыбку: то, что реликвия была названа святыней, или то, что она была названа святыней в результате такого специфического использования. Возможно, что он подразумевал и то и другое, так как первое, с его точки зрения, не соответствовало аллегорически-духовному пониманию Зах 14:20; второе же предполагало какую-то особую святость для материального предмета, что было чуждо оригенистическому вкусу великого Стридонца. Уместно, думается, при этом отметить, что при подобном раскладе Иероним в какой-то мере был согласен с Евсевием Кесарийским, который, будучи особой, приближенной к императору, ни словом не обмолвливается в своих сочинениях о Константине ни о нахождении Креста, ни о последующем употреблении реликвий. И это явно не случайно[11], ибо известно, что Кесарийский епископ разделял вполне «иконоборческие» воззрения[12], считая всякого рода создание изображений, изваяний, а тем более почитание реликвий в качестве своего рода рецидивов языческого прошлого. Видимо, по этой причине, стремясь изобразить личность Константина как идеал правителя, он просто-напросто опускает рассматриваемые нами подробности, которые противоречили воззрениям самого Евсевия.

Что касается подробного рассказа об обретении, то он существовал в V веке в трех видах, или версиях. Наиболее древней из них, по мнению исследователей[13], признается версия, которая приводится у церковных историков V века Руфина Аквилейского, Сократа Схоластика, Эрмия Созомена[14]. Очень вероятно, что она восходит к утраченной «Церковной истории» Геласия Кесарийского, епископа Кесарии Палестинской, церковного писателя и историка (скончался в 394 году). Согласно этой версии, святой Крест находился под языческим святилищем Афродиты, или Венеры. В ходе поисковых работ, начатых императрицей Еленой, святилище было разрушено, обнаружились три креста, а также табличка с Креста Спасителя и гвозди. Чтобы узнать, какой из крестов и есть тот, на котором был распят Христов, иерусалимский епископ Макарий предложил поочередно каждый из крестов приложить с молитвой к тяжелобольной женщине. Исцеление последней от одного из крестов было воспринято всеми присутствовавшими как указание на то, что это и есть истинное древо Креста Господня.

Вторая версия предания, зафиксированная в конце IV – начале V века, сообщает, что святая Елена за информацией о местопребывании Креста обратилась к иерусалимским иудеям, и в конце концов один престарелый еврей по имени Иуда, сначала не хотевший говорить, после пыток указал место – храм Венеры. Елена приказала разрушить храм и раскопать это место. Там были найдены 3 креста; явить Крест Христов помогло чудо – воскрешение через прикосновение к одному из крестов мертвеца, которого проносили мимо.

Третья версия повествования об обретении Честного Креста, «возникшая в Сирии в 1-й половине V века, относит это событие не к IV, а к I веку и говорит о том, что Крест был найден Протоникой (или Петроникой), женой императора Клавдия I, а впоследствии был скрыт и вновь найден уже в IV веке»[15]. Несмотря на большую древность первой версии предания об обретении святого Креста, а также на то, что именно этой версии следуют наиболее авторитетные византийские историки (например, Феофан), «в поздневизантийскую эпоху более распространенной стала 2-я версия; в частности на ней основано проложное сказание, предназначенное для чтения на праздник Воздвижения согласно современным богослужебным книгам православной Церкви»[16].

Даже при самом общем обзоре трех оформившихся к V веку версий о поисках и нахождении Честного Креста, можно обнаружить процесс развития предания об этом событии. И как обычно это бывает, процесс этот сопровождался увеличением количества подробностей, драматизацией некоторых моментов и расширением чудесного элемента. При этом если в самых первых упоминаниях о рассматриваемом событии (в частности, у Кирилла Иерусалимского, у Амвросия Медиоланского) нет никаких упоминаний о чуде с исцелением женщины, то в последующих изложениях сначала появляется само чудо с исцелившейся женщиной, а потом оно превращается в чудо воскресения мертвеца от прикосновения к нему древа. Кстати сказать, эта последняя подробность, очень вероятно, была навеяна кому-то из повествователей описанием в 4 Цар 13:20-21 чуда от костей пророка Елисея. Не исключено, что подобного рода аллюзией (явно не случайной и не непроизвольной) составители второй версии предания о Кресте хотели придать материальной реликвии, связанной с крестными страданиями Спасителя, тот же статус или то же почитание, что и останкам-мощам наиболее прославившихся служителей Божиих – пророков, мучеников, выдающихся епископов...