Буква Писания и ее смыслы
Буква Писания, как правило, понимается как дословное понимание сути написанного. Однако в герменевтическом контексте у христианских экзегетов явление это предстает как весьма неоднородное. Анализ показал, что буква может отождествляться с разными смысловыми уровнями. Что стоит за этими смыслами и каким может быть их значение? Об этом пишет в своей статье священник Димитрий Барицкий.
Статья

Буква Писания (τὸ γράμμα/ἡ λέξις) – одна из основных герменевтических категорий, встречающихся у христианских экзегетов[1]. В качестве таковой буква, как правило, ассоциируется с определенным смысловым уровнем Писания. Задача настоящей статьи охарактеризовать эти смыслы, указав на их роль в процессе интерпретации священного текста.

Несмотря на то, что зачастую данный термин отождествляется с самым простым (непосредственно воспринимаемым) семантическим уровнем Священного Писания, как показывает анализ использования термина τὸ γράμμα/ἡ λέξις в герменевтическом контексте у христианских экзегетов, явление это очень неоднородное.

1. Зачастую термин буква (τὸ γράμμα/ἡ λέξις) встречается в отрицательном контексте. Основанием для использования данного термина в этом значении служит сам новозаветный текст. Во 2-м послании к Коринфянам апостол Павел пишет: «Он дал нам способность быть служителями Нового Завета, не буквы, но духа, потому что буква убивает, а дух животворит (οὐ γράμματος ἀλλὰ πνεύματος τὸ γὰρ γράμμα ἀποκτέννει, τὸ δὲ πνεῦμα ζῳοποιεῖ)» (2 Кор. 3:6)[2]. Несмотря на то, что в настоящем случае речь не идет о двух смысловых уровнях текста Священного Писания[3], данные термины (τὸ γράμμα, τὸ πνεῦμα) начинают использоваться христианскими авторами именно в связи с экзегетической проблематикой.

По словам М.В. Киреевой, первым в патристической литературе термин τὸ γράμμα в герменевтическом контексте использовал Климент Александрийский[4]. В Строматах он пишет о том, что некогда Ерму чудесным образом одной старицей была дана книга[5]. Он переписал эту книгу, как говорит сам Ерм, а позже отмечает и Климент, согласно букве (πρὸς γράμμα), поскольку смысл слогов ускользал от его разумения. И далее Климент утверждает, что смысл слогов можно увидеть лишь тогда, когда вера достигнет своего развития[6].

Таким образом, мы видим, что уже у Климента τὸ γράμμα отождествляется с тем смысловым уровнем, который открывается в результате взгляда на текст Писания в состоянии отсутствия веры у экзегета или ее несовершенства. В этом смысле букве (τὸ γράμμα) противостоит дух (τὸ πνεῦμα) или же подходу согласно букве (κατὰ τὸ γράμμα/κατὰ τὴν λέξιν) противостоит духовный подход (κατὰ τὸ πνεῦμα), основанный на вере во Христа. Зачастую первый отождествлялся у христианских экзегетов с ложным иудейским прочтением священного текста[7], в результате которого читатель не мог увидеть всю полноту смысла Писания, и само Писание оставалось для него лишь голой буквой (τὸ ψιλὸν γράμμα)[8].

Все христианские авторы были согласны с тем, что «закон и пророки (ВЗ – Д.Б.) согласуются с Евангелиями и… сияют одной и той же духовной славой»[9]. Однако, несмотря на это, иудеи не смогли разглядеть в Писании более глубокий духовный смысл[10]. Поэтому Евсевий Кесарийский говорит, что книжники – это те, кто более держится буквы закона (τὸ γράμμα τοῦ νόμου), а не его смысла[11]. Созерцание более глубокого духовного смысла Писания зависит от веры во Христа. Именно в Нем явлена вся полнота смысла Писания, Он является исполнением закона и пророков, а потому лишь уверовав в Него, толкователь получает возможность познать подлинный смысл закона в частности и Писания в целом. Все оно свидетельствует на самом деле об одном Христе[12], обусловлено Им как своим смысловым центром[13]. Толкование священного текста во свете Христовом, т.е. κατὰ τὸ πνεῦμα, которое отождествляется с христианским подходом к Священному Писанию, и есть семантические расширение и углубление этого текста.

Помимо отождествления τὸ γράμμα с бездуховным иудейским подходом к Писанию, а τὸ πνεῦμα – подходом духовным христианским, мы встречаем их противопоставление как чувственного начала и начала умного (умозрительного). Здесь с почвы библейской вопрос переносится в плоскость философскую. Комментируя слова апостола Павла «буква убивает, а дух животворит» (2 Кор. 3:6), Ориген поясняет, что буквой апостол назвал чувственное (αἰσθητήν) восприятие божественных словес, духом – умное (νοητός)[14]. Такое противопоставление τὸ γράμμα, как телесного подхода к Писанию, и τὸ πνεῦμα, как его умного восприятия, проходит лейтмотивом через все экзегетические произведения Оригена. Буква отождествляется с плотью или телом (σῶμα) Писания[15]. Подобный подход (противостояние телесного, плотяного и умного) мы встречаем и у свт. Григория Нисского, который говорит о том, что от буквы необходимо переходить к невещественному, умному созерцанию (νοητὴν θεωρίαν)[16]. Позже в этом же ключе рассуждает и прп. Максим Исповедник. Для него буква ассоциируется с чувственным[17], т.к. «связана с землей, а дух – с небом»[18]. Поэтому с духа необходимо снимать плоть буквы, чтобы устремиться мыслью к божественному[19].

Для части александрийцев важным моментом учения о толковании κατὰ τὸ γράμμα и κατὰ τὸ πνεῦμα является учение об обретении гнозиса (γνῶσις), ведения, которое есть высшее развитие веры и условие верной интерпретации. Отсюда, по их мысли, увидеть смысл, к которому действительно отсылает буква, возможно человеку, способному к глубокой философской или богословской рефлексии.

2. Однако встречаются такие выражения, из которых видно, что буква может отождествляться с буквальным уровнем смысла Писания[20], который доступен любому, и лишена всяческих отрицательных характеристик.

Зачастую такая буква ассоциируется у экзегетов с историческим повествованием, встречающимся в священном тексте. В таком случае синонимом τὸ γράμμα может выступать термин ἱστορία[21]. А подход к тексту κατὰ τὸ γράμμα, который в данном случае не имеет отрицательного оттенка, может быть синонимичным подходу κατὰ τὴν ἱστορίαν[22]. В 4 книге трактата «О началах» Ориген поясняет, что он подразумевает под ἱστορία. Это факты и события Священной истории (например, погребение Авраама, Исаака и Иакова в Хевроне, строительство Соломоном Храма, тот факт, что Иерусалим – столица Иудеи и пр.), а также повествование (последовательность) об этих событиях[23]. В качестве синонимов подходу κατὰ τὴν ἱστορίαν Ориген использует здесь выражения κατὰ τὸ ῥητὸν, κατὰ τὴν λέξιν, κατὰ τὸ αἰσθητὸν[24], а также κατὰ τὸ σῶμα[25], которые, в свою очередь, синонимичны выражению κατὰ τὸ γράμμα.

Однако не только исторические события могут быть истолкованы κατὰ τὸ γράμμα. Блж. Феодорит Киррский, толкуя образную речь пророка Иезекииля, обращенную к царю Тира[26], также говорит, что понятна она может быть и κατὰ τὸ γράμμα[27]. Толкование, которое он предлагает, является не чем иным, как интерпретацией тропа (образной речи), что, однако, восстанавливает буквальный смысл текста.

Ко всему прочему такая буква указывает на смысл, который может быть даже полезен и имеет сотериологическое значение в отличие от тех смыслов, к которым она отсылает в первом случае. Так, у Оригена читаем: «следующие букве Евангелия (то есть его простому повествованию) спасаются, потому что даже простого евангельского повествования достаточно более простым людям для спасения»[28].

Эта буква, по словам Оригена, не убивает, но исполняет педагогическую функцию[29].

В данном случае мы можем говорить об экзегезе, которая является первым этапом комплексного подхода Отцов к тексту Священного Писания и предваряет духовную экзегезу. В качестве примера можно привести трактат свт. Григория Нисского «О жизни Моисея Законодателя». Здесь толкование κατὰ τὸ γράμμα/κατὰ τὴν λέξιν (у свт. Григория Нисского κατὰ τὴν ἱστορίαν) предваряет духовную экзегезу (κατὰ τὴν θεωρίαν) и стремится прояснить очевидную последовательность событий жизни Моисея.

3. Термин τὸ γράμμα мог ассоциироваться у христианских Писателей не только со смыслами, о которых мы сказали выше (ложными или буквальными). Об этом говорит тот факт, что зачастую им обозначается или все Писание в целом, или его отдельный фрагмент (начиная от отдельного высказывания, заканчивая той или иной книгой Писания)[30]. В этом случае напряжение между буквой и духом (τὸ γράμμα и τὸ πνεῦμα) снимается, и христианские экзегеты говорят о духовности самой буквы. Так, свт. Иоанн Златоуст, комментируя слова послания ап. Павла к Римлянам, «приняли Духа усыновления» (Рим. 8:15), пишет: «…народ иудейский не получил Духа; так о чем же тут говорит Павел? Он назвал так букву (τὰ γράμματα), потому что она была духовной, так же как он назвал духовным и закон, и воду из скалы, и манну…»[31]

Смыслы, с которыми отождествляется такая буква, имеют глубокую духовную перспективу. Иногда они прямо называются «сокровищем Духа»[32], причем это не только явные смыслы, но и тайные[33].

На чем в этом случае основывается духовность буквы? На общей вере Церкви в богодухновенность текста Священного Писания. Даже такие сторонники аллегорического метода, как Ориген, уделяют букве большое внимание. Г. Малеванский замечает, что, по мысли последнего, в Священном Писании «нет и не может быть ничего лишнего и постороннего истине, потому что оно равно богодухновенно во всех частях своих – как в законе, так в пророках, Евангелиях и посланиях; и эта богодухновенность простирается не на мысли только, но и на самые слова, даже на самые буквы»[34]. Как резюмирует по этому поводу Ch. Kannengiesser, для христианских экзегетов «сама материальность написанного текста была наполнена божественными тайнами»[35].

Буква в этом случае может указывать на некую актуальность присутствия Божества в тексте Писания. Со всей силой это положение выражено свт. Григорием Паламой. Он говорит о том, что для тех, кто созерцает в духе, буква бывает белая и сияющая, подобна преображенной плоти Христа. Она открывает такому человеку таинственные смыслы, которые находятся в Писании, подобно тому, как сияющая одежда Спасителя являла Его Божество[36].

В качестве своеобразного вывода мы имеем положение, сформулированное Ch. Kannengiesser: граница между буквальным и таинственным смыслом в святоотеческой экзегезе весьма условна, так как оба они заключены в букву Писания[37]. А потому для экзегетов ранней Церкви «верная интерпретация буквы была сама по себе духовным упражнением»[38].

Важным положением учения о таинственном смысле Писания является то, что его созерцание зависит от духовного состояния экзегета, его веры во Христа и действия на него Святого Духа. В том или ином виде эта мысль встречается у многих Отцов Церкви и христианских авторов. Так, Ориген пишет: «Вся Церковь одинаково учит о том, что весь закон духовен; но духовный смысл закона известен не всем, а только тем, кому подается благодать Святого Духа»[39].

Как мы видели, свт. Григорий Палама говорит, что буква становится белая и сияющая для тех, кто созерцает в духе[40]. Также и прп. Ефрем Сирин, указывая на важность духовного просвещения ума в процессе чтения священного текста, утверждает: «Писание подобно зеркалу, и тот, чей взор светел, созерцает в нем образ Истины»[41].

У прп. Иоанна Кассиана находим такие слова: «Проникнуть в основание и сердцевину небесных слов, созерцать в них глубокие и сокрытые тайны очищенным взглядом сердца – этого не достигнет ни человеческая наука, ни мирская образованность, но только чистота души через просвещение Святым Духом»[42].

Если описать этот процесс в категориях оппозиции буква – дух, то τὸ γράμμα может быть обращена в τὸ πνεῦμα духовным состоянием толкователя, которое напрямую зависит от веры во Христа. Свт. Григорий Палама, приступая к проповеди, так и говорит, что будет обращать букву в дух[43], т.е. истолковывать ветхозаветный закон в свете Евангельского Откровения. Соответственно, более глубокий смысл, который был дотоле неочевиден и может таковым оставаться для других, становится очевидным и доступным для толкователя.

Именно поэтому F. Young констатирует затруднение, которое связано с попыткой определить, что являлось для Отцов буквальным смыслом Писания. Буквальным, по ее словам, для них могло быть то, что для нас является таинственным и загадочным[44]. Для примера здесь следует упомянуть о находке Den Boer, который заметил, что Ориген в трактате против Цельса перечисляет виды пророчеств о Христе: одни – в виде загадочных изречений (δι’ αἰνιγμάτων), другие при помощи аллегорий (δι’ ἀλληγορίας), а некоторые в форме ясных и отчетливых слов (αὐτολεξεί)[45]. И среди этих пророчеств, которые буквально отсылают к фигуре Христа (προφητείας ἐναργοῦς)[46], он упоминает видение Исаии страданий отрока Господня. Отсюда Den Boer делает вывод: «Таким образом, перед нами библейская типология, которая, тем не менее, приводится Оригеном в качестве примера ясной и прямой речи пророка… здесь типология связана не с аллегорией, но с буквальным толкованием»[47].

В данном (третьем) случае выражения типа κατὰ τὸ γράμμα/κατὰ τὴν λέξιν, как отсылающие к духовному смыслу, за редким исключением[48] не используются.

Таким образом, перед нами смысловая динамика буквы, которая находится в определенной зависимости от духовного состояния экзегета. Та видимая неполноценность смыслов, к которым может отсылать буква в некоторых случаях, – скорее отражение ущербности непросвещенного Духом ума толкователя[49]. Эти смыслы раскрываются в соответствии с мерой знания[50] и в зависимости от степени преображения ума толкователя[51].

Последние две разновидности буквы включают в себя весь смысловой потенциал Священного Писания, для извлечения которого у христианских экзегетов существовали различные герменевтические процедуры.



[1] Словарь Lampe предлагает нам 5 основных значений термина τὸ γράμμα: 1. нечто, написанное рукой; 2. Писание или его часть (книга); 3. буква как то, что противостоит духу; 4. послание; 5. буква алфавита (cм. A Patristic Greek Lexicon. Ed. by Lampe G.W.H. Oxford, 1961. C. 322).     

[2] Также см. Рим. 7:6: «умерши для закона, которым были связаны, мы освободились от него, чтобы нам служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве (οὐ παλαιότητι γράμματος)». 

[3] Отец Иоанн Брек замечает по этому поводу, что, противопоставляя τὸ γράμμα и τὸ πνεῦμα, апостол Павел указывают на два противоположных религиозных идеала: ветхозаветный и новозаветный. Ветхозаветный идеал у него отождествляется с жизнью по закону, который был дан Моисею на горе Синай. В данном случае τὸ γράμμα – всего лишь метафорический образ (метонимия), который является символом этого закона, причем закона во всей его полноте. Идеал Новозаветный – жизнь не по закону ветхозаветному, а по закону благодати, который был дарован Христом, символом чего и является τὸ πνεῦμα. (см. Breck John. The power of the Word in the Worshiping Church. New York, 1986. С. 57). Из Отцов подобное мнение разделяет свт. Иоанн Златоуст (см. Joannes Chrysostomus. In epistulam ΙΙ ad Corinthios 61.438:13-37. TLG 2062/157), а также свт. Василий Кесарийский (см. Basilius Caesariensis. De baptismo libri duo 31.1557:27-35. TLG 2040/52).

[4] См. Киреева М.В. Ориген и свт. Кирилл Александрийский. Толкование на Евангелие от Иоанна. СПб., 2006. С. 99.   

[5] См. Пастырь Ерма / Писания Мужей Апостольских. М., 2003. С. 163, 164. 

[6] См. Clemens Alexandrinus. Stromata 6.15.131. TLG 0555/4.

[7] См., например, Theodoretus. Interpretatio in xiv epistulas sancti Pauli 82.393:14-19. TLG 4089/30.

[8] Origenes. De principiis 4.2.2:3. TLG 2042/2.

[9] Библейские комментарии Отцов Церкви и других авторов I-VIII веков. Тверь, 2003. НЗ, т. VI. С.31.

[10] Ср. «Ибо мы знаем, что закон духовен» (Рим. 7:14). Очевидно, что Бог, даруя Израилю закон, не пытался ограничить религиозную жизнь своего народа соблюдением лишь внешних предписаний и не был сторонником грубого обрядового формализма. Сами вмешательства Бога в историю Израиля об этом ярко свидетельствуют. Устами Своих пророков он обличает евреев в неверном соблюдении закона, соблюдении его лишь формально, игнорируя нравственную составляющую (см., например, Втор. 10:16; Иер. 4:4; Ос. 6:6; Ис. 1:14; Пс. 50:19), что в особо развитой форме мы наблюдаем у иудеев периода Второго Храма.

[11] Eusebius. Commentarius in Isaiam 2.5:43. TLG 2018/19. 

Такое понимание получило широкое распространение среди христианских экзегетов. Ориген в своем трактате «Против Цельса» говорит о двух подходах к Священному Писанию: «по букве» (κατὰ τὸ γράμμα) и «по духу» (κατὰ τὸ πνεῦμα). Если первый характерен для иудеев, то второй – для подлинных христиан. Своего оппонента (Цельса) он обвиняет как раз в том, что тот рассуждает о смысле Священного Писания более по букве (κατὰ τὸ γράμμα), тем самым игнорируя глубинный, духовный уровень смысла, который скрывается за этой буквой (Origenes. Contra Celsum 7.18:21. TLG 2042/1).

[12] Ср. «Исследуйте Писания, ибо вы думаете чрез них иметь жизнь вечную; а они свидетельствуют о Мне» (Ин. 5:39).

[13] Р. Вилкен пишет по этому поводу: «…Христос изменяет историю, и после Его пришествия строго историческое толкование Ветхого Завета является анахронизмом. Писание больше не может быть истолковано, подобно тому, как толкуются документы прошлого: посредством расположения вещей в историческом контексте и определения, что было раньше, а что позже… Теперь толкование должно начинаться от центра, который в то же самое время есть начало и конец. Толкование должно начинаться со Христа, Который есть Альфа и Омега. Христос сообщил Писанию новый порядок» (Цит по: Young F. The «Mind» of Scripture: Theological Readings of the Bible in the Fathers // International Journal of Systematic Theology, Vol. 7, (2) 2005. С. 136).

[14] Origenes. Contra Celsum 6.70:25. TLG 2042/1.

[15] Так, в трактате «О началах» Ориген пишет: «В Священном Писании слово «дух» употребляется обыкновенно тогда, когда нужно бывает обозначить что-нибудь противоположное настоящему грубому плотному телу. Так, например, в Писании Говорится «буква убивает, а дух животворит». Здесь, без сомнения, под выражением «буква» Писание обозначает телесное, а словом «дух» – умственное, что иначе мы называем духовным» (Ориген. О началах. Против Цельса. СПб., 2008. С. 56). 

[16] «Во всех же сих различных способах и наименованиях разумного воззрения Павел преподает нам один вид учения, что должно не на букве непременно останавливаться, так чтобы с первого взгляда представляющееся значение сказанного о добродетельной жизни во многом могло вредить нам, а напротив того переходить к невещественному и умственному взгляду, так чтобы понятия плотские изменялись по смыслу и разумению после того, как плотское значение сказанного отрясено будет, подобно праху» (Григорий Нисский, свт. Собр. твор. в 8 т. М., 1862. Т. 3. с. 4).

[17] См. Maximus Confessor. Quaestiones ad Thalassium 63:111, 112. TLG 2892/1.

[20] В определении буквального смысла мы следуем определению проф. П. Савваитова. По его словам, «когда в Священном Писании понятия и мысли, сообщаемые людям по намерению Святого Духа, выражаются словами, как непосредственными знаками сих понятий и мыслей, тогда смысл Писания называется буквальным» (Савваитов П. Православное учение о способе толкования Священного Писания. СПб., 1857. С., 12, 13). 

[21] См. Нестерова О.Е. Allegoria pro typologia. М., 2006. С. 151.

[22] О такой синонимии свидетельствует целый ряд высказываний. Так, Ориген говорит о том, что «должно с усердием отыскивать полный смысл (Писания), в котором мудро соединяется рассказ о невозможном по букве (κατὰ τὴν λέξιν) с тем, что не только возможно, но и истинно в историческом смысле (κατὰ τὴν ἱστορίαν) и что, в то же время, имеет еще аллегорическое значение, также, как (имеет его) не действительное по букве» (Origenes. De principiis 4.3.5:11-14. TLG 2042/2). Таким образом, Ориген противопоставляет два вида текстов, неистинных по букве и имеющих аллегорический (духовный) смысл и истинных согласно истории и также имеющих аллегорический смысл. Отсюда видно, что буква (которая в данном случае обозначается термином λέξις) и ἱστορία употребляются им как синонимы, однако в разных контекстах. 

Как синоним употребляет эти термины и прп. Максим Исповедник. Например, в вопросоответе 54 он, толкуя образ Зоровавеля и камень, который он держит в руке, говорит: «Ведь если следовать буквальному толкованию (κατὰ μὲν τὴν ἱστορίαν), то Зоровавель никак не мог держать в руке камень чистого олова, имеющий семь очей Господа, взирающий на всю землю. А поскольку такое толкование невозможно по букве (κατὰ τὴν λέξιν), мы [опять] обращаемся к [духовному] смыслу написанного» (Maximus Confessor. Quaestiones ad Thalassium 54:294-298. TLG 2892/1).     

Подобное отождествление терминов γράμμα и ἱστορία мы встречаем и у представителей антиохийского направления. Так, Диодор Тарсийский в прологе к комментариям на псалмы говорит, что свое толкование он будет осуществлять κατὰ τὴν ἱστορίαν καὶ τὴν λέξιν (Diodorus. Commentarii in Psalmos I–L prol. 1:125, 126. TLG 4134/4). Причем Диодор явно не имеет в виду того, что он не будет уделять внимание тому смыслу, который подразумевал автор, и сосредоточит свое внимание лишь на форме выражения. Напротив, он говорит о непротиворечии подхода κατὰ τὴν ἱστορίαν καὶ τὴν λέξιν подходу κατὰ τὴν ἀναγωγὴν καὶ τὴν θεωρίαν (Diodorus. Commentarii in Psalmos I–L prol. 1:126, 127. TLG 4134/4), который, по сути, отсылает к замыслу Божественного автора.

Однако можно встретить и иной подход. Так, свт. Евстафий Антиохийский, начиная свой трактат «О чревовещательнице. Против Оригена», призывает читателя погрузить ум в саму букву истории (αὐτὸ τὸ τῆς ἱστορίας γράμμα θεωρήσωμεν) (Eustathius. De engastrimytho contra Origenem 2.1:3. TLG 4117/1). Прп. Максим Исповедник в Мистагогии пишет: «…телом всего Священного Писания, Ветхого и Нового Заветов, служит историческая буквальность (τὸ καθ’ ἱστορίαν γράμμα)» (Maximus Confessor. Mystagogia 6:7. TLG 2892/49). Отсюда можно говорить о том, что ἱστορία – сама последовательность событий, которая может быть истолкована как κατὰ τὴν ἱστορίαν καὶ τὴν λέξιν, так и в соответствии с законами духовной экзегезы.     

[23] Здесь стоит упомянуть о герменевтической теории, которую предлагает прп. Иоанн Кассиан Римлянин. Согласно ей существует две основных категории смысла Писания, исторический и духовный (который в свою очередь бывает трех видов). Приводя пример исторического смысла, он говорит о Иерусалиме, который согласно истории есть исторический город иудеев (см. Иоанн Кассиан Римлянин, прп. Писания. СТСЛ., 1993. С. 426).

[24] Origenes. De principiis 4.3.4:8-10. TLG 2042/2.

[25] Origenes. De principiis 4.2.9:18. TLG 2042/2.

[26] «Ты находился в Едеме, в саду Божием; твои одежды были украшены всякими драгоценными камнями; рубин, топаз и алмаз, хризолит, оникс, яспис, сапфир, карбункул и изумруд и золото, все, искусно усаженное у тебя в гнездышках и нанизанное на тебе, приготовлено было в день сотворения твоего» (Иез. 28:13).

[27] См. Theodoretus. Interpretatio in Ezechielem 81.1093:25-34. TLG 4089/27.

[28] Библейские комментарии Отцов Церкви и других авторов I-VIII веков. Евангелие от Матфея 14-28. Тверь, 2007. С. 226.

[29] См. Библейские комментарии Отцов Церкви и других авторов I-VIII веков. Евангелие от Матфея 14-28. Тверь, 2007. С. 226.

По словам Оригена, Грапта (Γραπτὴ), упоминаемая в книге Ерма и опекающая сирот и вдовиц, – голая буква (τὸ ψιλὸν γράμμα), наставляющая тех людей, которые являются еще детьми по душе и не могут признать Бога своим Отцом, «а потому называются сиротами и вдовами, так как не сделались еще достойными жениха» (Origenes. De principiis 4.2.4:28. TLG 2042/2). Таким образом, буква может и наставлять тех, кто еще не возрос до духовного понимания сказанного в Писании. По словам Оригена, этот уровень смысла «может быть полезным, об этом свидетельствуют множество людей, уверовавших истинно и просто» (Ориген. О началах. Против Цельса. СПБ., 2008. С. 354).

[30] В этом значении данный термин часто встречается, например, у свт. Кирилла Александрийского (см. Cyrillus Alexandrinus. Commentarius in xii prophetas minores 1.9:3. TLG 4090/1; Cyrillus Alexandrinus. De sancta trinitate dialogi Ι-VII 464:24. TLG 4090/23; Cyrillus Alexandrinus. Quod unus sit Christus 719:19. TLG 4090/27; Cyrillus Alexandrinus. De adoratione et cultu in spiritu et veritate 68.289:3. TLG 4090/96 и т.п.) 

[31] Joannes Chrysostomus. In epistulam ad Romanos 60.526:9-13. TLG 2062/155.

[32] В слове «Об оставлении грехов» свт. Иоанн Златоуст пишет: «Если не погрузим свой ум в букву (τὸ γράμμα), не обнаружим сокрытого в нем сокровища Духа» (Joannes Chrysostomus. De remissione peccatorum 60.762:22-24. TLG 2062/283). Также, по его словам, «в божественном Писании, даже в кратком речении (ἐν βραχείᾳ λέξει) можно найти великую силу и несказанное богатство мыслей» (Joannes Chrysostomus. In Genesim (homiliae 1–67) 53.32:38. TLG 2062/112). Свт. Григорий Нисский в «Словах на блаженства Господни», разъясняя, что такое нищета духовная, обращается к слушателям: «Вот, братия, то сокровище, которое показывает нам буква» (Οὗτος ἐκεῖνός ἐστιν ὁ θησαυρὸς, ἀδελφοὶ, ὃν καταμηνύει τὸ γράμμα) (Gregorius Nyssenus. Orationes VIII de beatitudinibus 44.1196:34. TLG 2017/53).

[33] Толкуя слова Петра, обращенные ко Христу, «сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня?» (Мф. 18:21), свт. Иоанн Златоуст пишет: «Здесь есть таинство, возлюбленные, сокрытое в букве (ἐν τῷ γράμματι)» (Joannes Chrysostomus. De remissione peccatorum 60.763:10, 11. TLG 2062/283).   

[34] Малеванский Г. Догматическая система Оригена // Труды КДА. 1870. Т.1. С. 91.

[35] Charles Kannengiesser. Handbook of Patristic Exegesis. Vol. 1. Boston., 2004. С. 168.

[36] Приведем эту мысль свт. Григория полностью. «Поскольку же предвечное Слово, нас ради воплотившееся, воипостасная премудрость Отчая, конечно, в Самом Себе носит и слово Евангельской проповеди, и как бы одеждами Его является буква (τὸ γράμμα), белая, воистину, и ясная будучи, а вместе – и сияющая и просвещающая и как бы подобна жемчужине, лучше же сказать – приличествующая Богу и боговдохновенная для зрящих в духе то, что принадлежит Духу, и богоугодно толкующих тексты Писания  (τὰς ἐν τῷ γράμματι λέξεις), то поэтому и слова Евангельской проповеди Евангелист  определил таковыми, «какие белильщик» – мудрец века сего – не может растолковать. И что говорю растолковать? – Когда и понять он не может, когда и другой растолковывает; потому что, как говорит Апостол: «Душевен человек не приемлет яже Духа Божия, и не может разумети» (1Кор. 2:14); посему, сводя на уровень чувственных явлений это превышающее ум и божественное и духовное сияние, заблуждается, безрассудно надмеваясь плотским своим умом, вступая в область того, о чем и понятия не имеет» (Gregorius Palamas. Homiliae XXI–XLII 8:1-15. TLG 3254/8; перевод: Григорий Палама, свт. Беседы. В 3 т. М., 1994. Т.2. С. 96).

[37] См. Charles Kannengiesser. Handbook of Patristic Exegesis. Vol. 1. Boston., 2004. С. 175. 

[38] Charles Kannengiesser. Handbook of Patristic Exegesis. Vol. 1. Boston., 2004. С. 168.

[39] Ориген. О началах. Против Цельса. СПб., 2008. С. 44. 

[40] См. Gregorius Palamas. Homiliae XXI–XLII 8:1-15. TLG 3254/8.

[41] Цит. по: Brock S. The Luminous Eye. The Spiritual World Vision of Saint Ephrem. Michigan, 1985. C. 47.

[42] Цит по: Киреева М.В. Ориген и свт. Кирилл Александрийский. Толкование на Евангелие от Иоанна. СПб., 2006. С. 43. 

[43] «Ἡμεῖς δὲ εἰς τὸ πνεῦμα τὸ γράμμα καλῶς μεταφέροντες» (Gregorius Palamas. Homiliae I-XX 13.2:1, 2. TLG 3254/7).

[44] Young F. Biblical Exegesis and the Formation of Christian Culture. Cambridge, 1997. C. 187.

[45] Origenes. Contra Celsum 1.50:12-15. TLG 2042/1.

[46] Origenes. Contra Celsum 1.53:2. TLG 2042/1.

[47] Boer D.W. Hermeneutic Problems in Early Christian Literature // Vigiliae Christianae, Vol. 1, (3) 1947. С. 163.  

[48] Свт. Кирилл Александрийский пишет: «Тогда, когда ум воспитуемых (речь идет о ветхозаветных евреях – Д.Б.) был немощен, они направлялись к истине согласно букве посредством образа и тени» («Ἐπειδὴ δὲ τῶν τὸ τηνικάδε παιδαγωγουμένων ἀσθενὴς ἦν ὁ νοῦς, κεχειραγώγηντο διὰ τύπου καὶ τῆς κατα το γράμμα σκιᾶς εἰς ἀλήθειαν») (Cyrillus Alexandrinus. Commentarius in Isaiam prophetam 70.36:12-14. TLG 4090/103).

[49] Свт. Григорий Нисский так пишет: «Вот, братия, то сокровище, которое показывает нам буква (τὸ γράμμα), сокрыто же это богатство по неясности для нас» (Οὗτος ἐκεῖνός ἐστιν ὁ θησαυρὸς, ἀδελφοὶ, ὃν καταμηνύει τὸ γράμμα· κέκρυπται δὲ ὑπὸ τῆς ἀσαφείας ὁ πλοῦτος) (Gregorius Nyssenus. Orationes VIII de beatitudinibus 44.1196:34. TLG 2017/53).

[50] Так, блж. Феодорит, завершая толкование книги пророка Исаии, пишет: «В соответствии с данной нам мерой знания… мы раскрыли пророческую букву» (Ταῦτα κατὰ τὸ μέτρον τῆς δοθείσης ἡμῖν γνώσεως… τὸ προφητικὸν ἀνεπτύξαμεν γράμμα) (Theodoretus. Commentaria in Isaiam 20:791, 792. TLG 4089/8).

Свт. Григорий Богослов говорит о значении возраста и жизненного опыта при чтении Писания. «Мудрейшие из евреев говорят, что у них в древности был один особенно прекрасный и похвальный закон, которым не всякому возрасту дозволялось читать всякую книгу Писания. Ибо чтение сие не было бы и полезно, потому что не всякая книга всякому с первого начала вразумительна, а заключающая в себе более глубокий смысл даже может многим по своему внешнему смыслу обратиться в больший вред. Напротив того, книги, которые и по внешнему смыслу назидательны, были с самого начала открыты всякому и находились в общем употреблении, а книги, которые под неважною оболочкой сокрывают таинственную красоту – награду усиленных исканий и светлой жизни, – просиявающую и удобосозерцаемую только для имеющих очищенный ум (μόνοις τοῖς κεκαθαρμένοις τὸν νοῦν), доверяемы были уже переступившим двадцатипятилетний возраст, потому что в сем только возрасте человек может стать выше чувственного и с успехом восходить от письмени к духу» (ὡς μόνης δυναμένης τῆς ἡλικίας ταύτης ὑπὲρ τὸ σῶμα γενέσθαι, καὶ ἀναβῆναι καλῶς ἐπὶ τὸ πνεῦμα ἀπὸ τοῦ γράμματος) (Gregorius Nazianzenus. Apologetica 35.456:27-35.457:9. TLG 2022/16). 

[51] Это мы встречаем у Свт. Григория Паламы (см. Gregorius Palamas. Homiliae XXI–XLII 35.8:4. TLG 3254/8).

Комментарии ():
Написать комментарий:

Другие публикации на портале:

Еще 9