Современные исследователи неоднократно отмечали значительную роль, которую внесли православные монастыри в историю и культуру России.
На протяжении столетий обители Русской Православной Церкви выполняли множество разнообразных функций: экономических, социальных, культурных и духовных. Поэтому не случайно, что в настоящее время монастыри рассматриваются как особый социокультурный феномен.
Одной из функций монастырей, в том числе и женских, была исправительная и воспитательная функция. По сути, монастыри были одним из учреждений выполняющие задачи исправительного учреждения, куда для отбытия наказания направлялись как представители духовного звания, так и светские лица разных сословий. Отбывание наказания в стенах монастыря преследовало главную цель — раскаяние в содеянном, осознание своей вины и покаяние перед Богом. Таким образом, отбывание наказания в монастырских стенах более всего было обращено к морали и нравственности человека.
В настоящем исследовании на примерах женских монастырей Ярославской епархии рассматриваются два аспекта проблемы: за какие провинности попадали на исправление в монастырь женщины, и каким образом осуществлялись наказания. Основными источниками по теме исследования являются фонд №1118 ГАЯО «Собрание церковных материалов Ярославской епархии, а также фонд №37 УФГАЯО Угличского Богоявленского монастыря.
Исследователь Вадим Владимирович Денисов в статье «Борьба монастырей с ересями» отмечал: «В синодальный период монастыри оставались важнейшими центрами в деле борьбы с расколом и ересями. Наиболее активно данная деятельность протекала в период церковных реформ XVIII века и была связана с желанием государства установить жесткий идеологический контроль над обществом и Церковью».
В XVIII веке роль монастырей в общественной жизни заметно ослабла. Однако они по-прежнему занимали важное место в системе духовных учреждений России, выполняли ряд административных функций и служили опорой Святейшего Синода в провинции.
Серьезное место отводилось монастырям в борьбе с расколом и ересями. Судя по тому, как Синод контролировал этот вид деятельности монастырей, можно понять, какое значение ему придавалось. Денисов отмечал, что «ереси» этого периода не были ни по форме, ни по содержанию явлениями чисто духовного, религиозного характера. Они затрагивали также вопросы политические, идеологические, а потому угрожали не только существующей церковной организации, но и всей государственной власти в целом.
В фондах государственного архива Ярославской области имеется значительное число документов по данному вопросу, большинство которых являлись исходящими бумагами из Святейшего Синода или из конторы Ростовского архиепископа и имели характер циркулярных писем, а потому довольно объективно отражают государственную политику в этом вопросе.
Значительный интерес представляет документ, поступивший в монастыри в марте 1723 года. В нем говорилось о посылке «из Приказу церковных дел в различные в мужеские и женские монастыри в подначальство обратившихся от раскола с святой церкви раскольнических… старцов, и стариц, и бельцов сорок один человек, которых велено тех монастырей властям содержать в тех монастырех в трудах монастырских, кто к какому способен, неисходно под крепким караулом. А по описям и по доношениям из оных монастырей явилось как старцев так и стариц в бегах многое число». Документ свидетельствует, что монастыри использовались в этот период не только как тюремные замки, но и как воспитательные учреждения. Однако монастырские власти не всегда могли обеспечить надлежащую охрану содержащихся под стражей. В фонде Угличского Богоявленского монастыря содержатся документы, относящиеся к 30–40 годам XVIII века о побегах раскольниц из-под караула.
В связи со сложившейся ситуацией архиепископ Ростовский и Ярославский Иоаким распорядился «сколько возможно разыскивать монахов и монахинь раскольников, возвращать их в монастыри, увещевать к обращению к православной церкви». 18 апреля 1738 года игумения Богоявленского монастыря Евфания получила распоряжение о содержании 16 раскольниц из города Руза. Указом от 25 января 1739 года одну из раскольниц, находившихся в этой обители, велено было «привести ко отрицательной от раскола присяге». 13 апреля того же года было затребовано несколько солдат и слуг с Алексеевского и Покровского монастырей для охраны раскольниц. Указом от 27 августа 1736 года из Ростовской духовной канцелярии последовало распоряжение «о содержании в монастырях в особых кельях пришедших из раскола и невыпускании из оных и довольствовании их из убылых монашеских порций».
В качестве наказания, применяемого к монашествующим, кроме заключения под караул, нередкими были и телесные наказания. Так в фонде Угличского Богоявленского монастыря хранится «Дело о публичном наказании плетьми раскольниц Филареты и Анфии, стариц из Угличского Богоявленского монастыря».
Наказания и воспитательные меры в отношении раскольниц, судя по архивным документам, приносили результаты. Например, в указе из Угличской духовной конторы от 12 октября 1738 года идет речь «о желающей обратиться от раскола содержавшейся в Богоявленском монастыре под караулом польской нации города Хальца раскольницы девки Прасковьи Федоровой дочери Соловьевой». Указом из Ростовской духовной канцелярии от 13 мая 1739 года раскаявшаяся Прасковья Соловьева была освобождена из-под караула и переселена в другие кельи к монахиням.
Проблема морально-нравственного облика духовенства была достаточно актуальной как для церкви, так и для общества в целом. Поэтому одной из основных задач церковных властей было наблюдение за нравственностью духовенства. Вопросами администрирования, а также наблюдением и контролем за исполнением духовенством своих обязанностей занимались созданные в XVIII веке в епархиях духовные консистории. Они же ведали и наказаниями духовенства.
Недостойное поведение монашествующих, обретающихся в женских монастырях епархии, также отражено в архивных документах. В качестве наказания в данных случаях был предусмотрен перевод из одной обители в другую в пределах епархии. Указом из Ростовской духовной консистории от 22 июня 1758 года из Ростовского Рождественского девичьего монастыря была выведена в Богоявленский девичий монастырь монахиня Девора за пьянственное и не спокойное житие и за причиняемые того же монастыря монахиням обиды. В государственном архиве Ярославской области хранится дело за 1781-82 годы о переводе монахини Максимиллы из Угличского Богоявленского монастыря в Ростовский Рождественский за склочность.
В 1833 году в письме на имя игумении Ярославского Казанского монастыря епархиальное начальство требует принять меры к послушнице указанного монастыря Мавре Васильевой, которая «не перестает ханжить по домам ярославских жителей якобы для сбора в пользу Афанасьевского монастыря… через такое бродяжничество причиняет как монастырю так и сестрам немалую укоризну… Обяжите ее строгою подпискою и ежели можно переведите ее в ближайшую келью для ближайшего надзора, ежели не будет прекращено (бродяжничество) то будет выслана из монастыря».
В дореволюционный период Церковь являлась по сути единственным институтом заботящемся о морально-нравственном воспитании в обществе. Если наказания за уголовные деяния и преступления политические осуществлялись государственными органами, то наказания за преступления против нравственности была призвана осуществлять Церковь. Анализ архивных материалов по монастырям епархии дает основание утверждать, что в исследуемый период практически все они принимали в своих стенах женщин разного звания для понесения наказаний. Наиболее распространенные преступления, за которые ждало женщин заключение в монастырь, было прелюбодеяние, незаконное прижитие детей, ненамеренное убийство новорожденных, убийство. Чаще всего, судя по архивным документам, наказание несли женщины из низших сословий: крестьянки, солдатки, фабричные. Наказание заключалось в наложении на провинившуюся епитимии сроком от нескольких месяцев до нескольких лет, а за убийство — наказание плетьми с наложением епитимии.
Указом из Ростовской духовной канцелярии от 20 декабря 1731 года в Богоявленский Угличский монастырь была отослана на покаяние «беззаконнобрачующихся села Маркова дьячка Косьмы Яковлева его пущеницу жену Праскеву Иванову на три года и 6 месяцев». В 1748 году в том же Богоявленском монастыре родила «содержащаяся в оном Нарвской Гарнизонной артиллерии Готлангера Ивана Камисарова жена Катерина Семенова «от блудного прижития мужеска пола 2-х младенцев».
Указом из Ярославской консистории от 18 июля 1831 года игумении Ярославского Казанского монастыря Маргарите дано было знать, «что Мышкинским земским судом казенной Ординской вотчины, села Ордина крестьянская девка Авдотья Семенова для понесения возложенной на нее годичной епитимии за ненамеренное несохранение жизни рожденного младенца для доставления в веренный вам монастырь отослана из онаго суда».
28 сентября 1831 года последовал указ игумении Ярославского Казанского монастыря Маргарите из духовной консистории «по выслушании дела, якобы об изнасиловании Пошехонской округи села Инжевера пономарем Иваном Степановым того же села бывша дьячка Якова Егорова дочери девки Марьи Яковлевой и о нахождении ее чреватою, согласно резолюции Его Преосвященства приказали: на означенную девку Яковлеву возложить семилетнюю епитимию за блудодеяние ея и прижитие от того младенца женска пола, с исполнением оной в течение года в Ярославском Казанском девичьем монастыре, а достальное время под присмотром духовного ея отца. Епитимью ею исправлять следующим образом: будучи в монастыре… а в доме в воскресные и праздничные дни приходить в церковь и полагать по 10 земных поклонов с произношением молитвы: «Боже милостив буди мне грешной, и во все посты исповедываться но к святым тайнам, кроме смертного случая не приступать; о чем Вам игумения предписать… с тем чтобы вы поручили ее Яковлеву честной монахине, которая бы внушала ей важность содеянного ею прегрешения и располагала к чистосердечному раскаянию в преступлении». По истечении годичного времени предписывалось препроводить виновную к ее духовному отцу. В случае неявки в монастырь или повыжитии (смерти) необходимо было рапортовать в Консисторию.
В январе 1829 года «суд предоставил на определение Консистории очищение совести дочери Любимской округи села Клокова священника Иоанна девицы Прасковьи за ненамеренное ею убийство солдатской женки Афросиньи Григорьевой, за каковое преступление по решению совестного суда наказана она… розгами 20 ударами. Приказали означенную девку Иванову… подвергнуть не 10-летней епитимии, а так как она уже наказана розгами, то наложить епитимию в половину, то есть 5 лет, которую нести ей в течении полугода в Казанском монастыре, а остальное время под смотрением духовного отца». При вынесении наказаний за преступления духовные власти руководствовались 1-й частью Кормчей книги, правилами святого Василия Великого, а также 6-й главой, 20 правилом Поместного собора.
Судя по количеству документов подобного плана в фонде духовной консистории, практика несения наказания в стенах монастыря была очень широко распространена. В одном из очередных документов, направленных в адрес игумении Казанского Ярославского монастыря Маргариты о присылке в монастырь для исправления годичной епитимии солдатки Аксиньи Полуяновой, консистория осведомляется «не отяготиться ли монастырь нечередной посылкою оной» женщины. Очевидно, что помещение в монастырь провинившихся женщин имело некоторую очередность и ограничения в количественном отношении.
Необходимо обратить внимание на любопытный факт в воспитательной практике монастырей. Женщины, несшие наказание в стенах монастыря, и находясь под епитимиею подавали прошение на имя епархиальных властей на временное увольнение из обители для летних полевых работ с обязательством явиться в монастырь после их окончания в октябре месяце.
Кроме упомянутых выше наиболее распространенных преступлений, за которые женщины помещались в монастырь (прелюбодеяние, прижитие незаконных детей, и т.д.), были и более серьезные преступления, которые касались не нравственности, а скорее носили политический характер. Так, государь-император при обозрении тюремного острога, «заметив содержащуюся в оном крестьянскую женку экономической Староандреевской волости Романово-Борисоглебской округи Мавру Епифанову, судимую в непризнавании властей, между прочим Высочайше повелеть изволил: оную женку отослать в девичий монастырь под надзор игумении для наставления в правилах веры и убеждения к повиновению к предустановленным властям». При этом предписывалось игумение, чтобы за ней имелся наистрожайший надзор и «одну ее отнюдь никуда не отпускали».
Еще одним из направлений деятельности женских монастырей в начале XX столетия явилось перевоспитание малолетних преступниц. 15 сентября 1912 года последовал указ Его Императорского Величества из Ярославской духовной консистории настоятельнице Угличского девичьего монастыря Иннокентии: «Во исполнение определения Епархиального начальства от 19 февраля 1910 года… об участии духовного ведомства в борьбе с детской преступностью, сообщено прокурору Ярославского окружного суда, что во вверенный вам монастырь могут быть помещены на воспитание и исправление две девочки».
В целом, приведенные выше архивные материалы свидетельствуют о том, что женские монастыри на протяжении XVIII – начала XX века кроме традиционных социокультурных и хозяйственных функций выполняли роль исправительных учреждений, в задачи которых входило воспитание, склонение к покаянию за содеянные правонарушения. При этом наказания применялись не только к лицам духовного звания, но и к представительницам разных сословий. В зависимости от содеянного женщины несли разные наказания, однако основным было церковное раскаяние и покаяние.
Ольга Полякова