ТОЛКОВАНИЕ БИБЛИИ В ИСТОРИИ И СИСТЕМА ПАРАЛЛЕЛЬНЫХ МЕСТ ДЛЯ СРАВНЕНИЯ ЕЕ ПЕРЕВОДОВ НА РАЗНЫЕ ЯЗЫКИ
Традиционно толкование священных текстов сопровождается приведением параллельных мест. Данный прием служит для нравственного восприятия Священного Писания, например, для получения свидетельства о подлинности пророчества Ветхого Завета и исполнении его в Завете Новом.
Здесь уместно вспомнить слова Спасителя, сказанные в Нагорной проповеди: Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все (Мф. 5:17-18).
Очевидно, что под «законом» и «пророками» имеется в виду весь Ветхий Завет. Равнозначны и обязательны для исполнения ветхозаветные законоположения нравственного, юридического и даже церемониального характера. Это связано с тем, что все древние установления — «прообразы, указывающие на нашего Господа и Спасителя Иисуса Христа и на Его совершенную жертву. Следовательно, говоря о законе, мы должны помнить, что он включает в себя не только заповеди, имеющие прямое отношение к жизни и поведению, но и предсказания о грядущем»[1]. Особенно отчетливо проявляются в пророческих книгах Ветхого Завета два аспекта — прямой и символический. Безусловно, пророки учили закону, выступали его толкователями и образцами исполнения данных установлений, заботились о народе, не радевшем о соблюдении закона Божия. К этому-то они и призывали людей в своих проповедях, которые помимо толкования установлений закона содержали еще и предсказания о пришествии Мессии.
Таким образом, в Своем учении Господь показывает, что пришло время исполнения закона. Именно в Нем, на Кого указывали все предписания закона и пророчества, получили они максимально точное и полное исполнение. Ср. слова Спасителя о том, что «ныне исполнилось писание» (Лк. 4:21). Господь неоднократно цитировал книги Ветхого Завета с особой властью и авторитетом. Это вызывало недоумение у слушателей, о чем согласно друг с другом пишут синоптики: И все засвидетельствовали Ему это, и дивились словам благодати, исходившим из уст Его, и говорили: не Иосифов ли это сын? (Лк. 4:22, ср. Мф. 13:55-57; Мк. 6:2-3).
Однако ученики, воочию убедившиеся в величии своего Учителя, явленного в Его Преображении, обращаются к Нему с просьбой истолковать им сказанное в Писании. И спросили Его: как же книжники говорят, что Илии надлежит прийти прежде? Он сказал им в ответ: правда, Илия должен прийти прежде и устроить все; и Сыну Человеческому, как написано о Нем, [надлежит] много пострадать и быть уничижену (Мк. 9: 11-12). В этом месте Священного Писания отчетливо проявляется преемство и связь Нового и Ветхого Завета. Господь подтверждает истинность слов пророка Малахии (Мал. 4:5-6), согласно которым приготовит евреев к приходу Мессии явившийся прежде Него пророк Илия. Затем «Господь здесь повторяет вопрос учеников, раскрывая его смысл. “Если правда то, что Илия должен приготовить евреев к принятию Меня как Мессии, то как — в этом суть вашего недоумения — сообразовать с этим то, что сказано в Писании о Сыне Человеческом, именно те пророчества, в которых говорится о враждебном отношении евреев к Мессии, о Его великих страданиях и уничижении?”.Чтобы покончить с недоразумением, в котором пребывали ученики, Христос говорит: “Да, так сказано! Но я объясняю вам, что и с самим Илией, Моим предтечей, который уже пришел, люди, Мне враждебные, поступили жестоко. Они сделали с ним, что хотели — именно так, как в Писании предсказано о Сыне Человеческом, об отношении к Нему людей”»[2].
Итак, прием толкования текстов Священного Писания посредством параллельных мест имел широкое применение у представителей Антиохийской экзегетической школы с ее типологическим методом толкования, через который они стремились установить особую связь между событиями и лицами Ветхого Завета и новозаветными событиями и лицами, «в связи с имеющимися особенностями ветхозаветного текста и по определенным правилам»[3]. По-своему интерпретировали ветхозаветные образы и толкователи-александрийцы, основным методом которых была аллегория. Обращаясь к ней, толкователи предлагали «рассматривать библейские лица и события в качестве образов, символизирующих собой либо философские и богословские идеи, либо законы духовной жизни и понятия из нравственной сферы»[4]. Богословская и нравственная аллегории пользовались большой популярностью у подвижников христианской Церкви.
Особую роль играет использование параллельных мест, а точнее самого принципа параллельного представления языкового материала в области перевода или сравнения текстов на различных языках, что способствуют более глубокому их пониманию, так как в таком случае проявляется все богатство перевода. Одним из ярких богословов, работавших в этом направлении, является дидаскал Александрийской школы ― Ориген. Он первым подошел к тексту Священного Писания с позиции такого широкого критического рассмотрения. Наличие разночтений между списками «официального» церковного текста Ветхого Завета — Септуагинты (LXX), неизбежное при рукописном существовании книг Священного Писания, ставило перед христианами задачу критической оценки данных разночтений, исправлению ошибок и выявлению правильных чтений. Активная работа по редактированию и закреплению текста Септуагинты велась в ранней Церкви и до Оригена, однако александрийский богослов стал проводить такую работу на качественно ином уровне.Прием толкования текстов Священного Писания посредством параллельных мест имел широкое применение у представителей Антиохийской экзегетической школы, которая стремилась установить особую связь между событиями и лицами Ветхого Завета и новозаветными событиями и лицами
Ориген создал колоссальный труд «Гекзаплы» (др.-греч. Ἑξαπλᾶ ‘шестикратный’) — свод шести различных текстов Ветхого Завета. Текст он помещал в шесть колонок для удобства сличения. В «Гекзаплах» были представлены следующие тексты: еврейский, записанный еврейскими буквами, еврейский, записанный греческими буквами, что уже представляло собой интерпретацию, потому как в то время еврейский текст существовал без огласовки. Огласовка появилась позднее трудами ученых масоретов, причем эта огласовка тоже была интерпретацией, потому что в зависимости от того, какая огласовка избиралась, зависел смысл текста.
Далее Ориген в своих «Гекзаплах» поместил четыре греческих перевода Ветхого Завета, наряду с Септуагинтой (в редакции Оригена) он привел три других перевода: Симмаха, Акилы и Феодотиона, которые возникли как альтернатива «переводу семидесяти», с целью исправить в нем то, что представлялось еврейским эрудитам ошибочным[5].
Ориген очень внимательно сличил текст Септуагинты с еврейским текстом и отметил особыми значками разночтения между «переводом семидесяти» и еврейской Библией. То, что не доставало в Септуагинте против еврейского подлинника, Ориген заимствовал чаще всего из Феодотиона и присоединял к тексту LXX, обозначая звездочками (астерисками), а что находил излишнего против подлинника, обозначал знаком обела (или обелиском). Это произведение было одним из самых грандиозных проектов в области библейской текстологии (а в древности — не имеющим аналогов и непревзойденным), и объем его достигал около 6500 страниц.
Творчески соединил оба основных толковательных подхода Константинопольский святитель ― Иоанн Златоуст: «Экзегетический принцип Златоуста лежит в рамках толковательной практики антиохийцев»[6], при этом он не отвергает и александрийской традиции. Как и для Оригена, ярчайшего представителя Александрийской школы богословия, для Иоанна Златоуста «нет не только ни одного места, но даже ни одной буквы, ни одного титла, где бы не скрывалось особого таинственного смысла, <…> поэтому священнейшая обязанность всякого толкователя Писания — более и более углубляться в него, искать в нем высшей таинственной мудрости и рыться в нем исследующею мыслию, как в неистощимом богатом руднике, чтобы выносить из глубоких недр его сокрытые в нем и незримые миру сокровища золота или божественной, небесной истины»[7].
Обращаясь к вопросу о перемене имени Савла, ставшего апостолом Павлом, и о его самоименовании рабом Иисус Христовым, святитель Иоанн Златоуст использует широкое цитатное поле, демонстрируя необходимость указания важных параллельных мест. «Для чего Бог переменил ему имя и бывшего Савла назвал Павлом? Для того чтобы ему и в этом отношении не быть меньше апостолов, но какое преимущество имел верховный из учеников, такое же приобрел и Павел, и получил основание для большего с ними союза. Не без намерения же называет он себя рабом Христовым. Рабство имеет многие виды. Есть рабство по сотворению, о котором сказано: ибо все служит Тебе (Пс. 118:91), и еще: раб мой Навуходоносор (Иер. 25:9), потому что всякая тварь порабощена своему Творцу. Другой вид — рабство от веры, о котором говорится: Благодарение Богу, что вы, быв прежде рабами греха, от сердца стали послушны тому образу учения, которому предали себя. Освободившись же от греха, вы стали рабами праведности (Рим. 6:17-18). Наконец, есть рабство по образу жизни, о котором сказано: Моисей раб Мой скончася (Нав. 1:2); хотя и все иудеи были слугами, но Моисей преимущественно сиял жизнью. А так как Павел был рабом во всех видах рабства, то вместо самаго почетнаго титула употребляет наименование: раб Иисус Христов»[8].
ТВОРЕНИЯ СВЯТЫХ ОТЦОВ КАК ОСНОВА ПЕРЕВОДА АРХИЕПИСКОПА МЕФОДИЯ (СМИРНОВА)
Именно святителя Иоанна Златоуста архиепископ Мефодий (Смирнов) избирает в качестве примера истинного и духоносного толкователя. В Предисловии «К Римлянам посланию Святого Апостола Павла с толкованием» иерарх, церковный историк, филолог и переводчик, отмечает: «Сколь побудителен должен быть для нас пример Богомудрых отцев, поучавшихся в законе Господни день и нощь! Весьма бы мы не знали истинной чести, если бы не восхотели поревновать просвещению их: а конечно бы и безответны остались, если бы обленились почерпать живую воду из открытых ими источников. Других церквей писатели, коих великое множество, что ни имеют изящнейшего в своих толкованиях, все то почерпнули из святых отцов, почитаемых нашею Церковию. Писания Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоустого, Феодорита, Амвросия Медиоланского, Августина и других церковных учителей, да будут нам и примером, и приобретением нашим! Читатель ощутит все то в приведенных мною к истолкованию Павлова послания изречениях; ощутит не разумение токмо, но и духовный вкус отцов во Святом Писании»[9]. Архиепископ Мефодий
Далее архиепископ Мефодий дает пространную сноску, в которой пишет: «Здесь, во-первых, называет себя Апостол рабом Иисус Христовым, показывая тем, что он, по благодати Божией освободился уже от тягостного бесплодного раболепствия закону, через Моисея преданному, а напротив того, поработил себя или вседушно предался Иисусу Христу, достоверно познав в Нем Всеблагого Господа, Начальника веры и Совершителя, — совершившего и закон Моисеев. Второе, Апостол говорит о себе, что он зван Апостол, избран в благовестие Божие, то есть, Богом призванв апостольство (в посольство проповедания веры), а не восхитил, не сам себе присвоил сие великое звание. И сие избрание описывается Деян. Св. Апостол в девятой главе, где о Павле Бог ко Ананию рек: яко сосуд избран ми есть сей»[10].
Очевидно, что владыка Мефодий не цитирует Константинопольского святителя, как можно было ожидать, но дает свое толкование. Он также указывает на образ ветхозаветного праведника Моисея, но понимает его, скорее в аллегорическом смысле, как подателя закона. При этом закон как бы противопоставляется тому учению, которое преподано Самим Спасителем. В этом же косвенное свидетельство на причину изменения имени: Савл, живший законом, становится Павлом, предавшим себя в руки Господни. Такой подход может свидетельствовать об известном расположении владыки Мефодия к экзегезе Александрийской школы, но, конечно, не в чистом виде. По всей видимости, ему по духу был близок экзегетический метод святителя Григория Богослова, часто прибегавшего к приему аллегории, но с опорой на здравый смысл[11]. Неслучайно архиепископ указывает его в ряду тех толкователей, которые должны быть примером для христиан в деле исследования Священного Писания (см. выше).
Примечательно, что выделенное в издании курсивом именование Спасителя «Начальником веры и Совершителем» представлено таким образом неслучайно. Это выражение является цитатой из другого послания апостола Павла — послания к Евреям (Евр. 12:2). Свободное владение текстом Священного Писания свидетельствует об известной начитанности владыки Мефодия. Здесь уместно вспомнить, что митрополит Платон (Левшин) называл архиепископа Мефодия «умом проницательным и ученым»[12].Священнейшая обязанность всякого толкователя Писания — более и более углубляться в него, искать в нем высшей таинственной мудрости и рыться в нем исследующею мыслию, как в неистощимом богатом руднике, чтобы выносить из глубоких недр его сокрытые в нем и незримые миру сокровища золота или божественной, небесной истины
Приведенная цитата об именовании Спасителя важна для владыки Мефодия, как представляется, еще и потому, что она утверждает основание веры, теме которой и оказывается посвящено обращенное к верным Римлянам слово апостола. Святые отцы и толкователи, поясняя то значение, которое было заключено в словах апостола отмечали: «Да взираем не на людей, так как из них один достиг известной степени совершенства, другой не достиг, но да взираем на виновника веры, Иисуса Христа, Который соделался вождем и совершителем веры нашей: то есть тем, что начал Он на Иордане борьбу с врагом, происходившую в пустыне (Мф. 4:1 сл. и парал.), и окончил ее в Иерусалиме на кресте, воздвигнутом на Голгофе преследователями»[13]. Еще большую очевидность сказанного апостолом о Христе как основоположнике веры подчеркивает в своем толковании этого стиха послания блаженный Феофилакт Болгарский: «Что же значат слова: начальника и совершителя? То есть Сам Он и веру изначала внедрил в нас: ибо не вы Меня говорит, избрали, но Я избрал вас (Ин. 15:16). Сам же и усовершает, чтобы вы обладали верой совершеннейшей»[14].
Отметив, что оба толкователя при комментировании указанного стиха обращаются к соответствующим другим словам Священного Писания Нового Завета, следует обратить внимание, что их толкования вполне согласуются с тем значением слов, именующих Христа, которые употреблены в греческом тексте послания: ἀφορῶντες εἰς τὸν τῆς πίστεως ἀρχηγὸν καὶ τελειωτὴνἸησοῦν, где ἀρχηγὸς «являющийся изначальным, служащий первопричиной»[15], а τελειωτής «свершитель, осуществитель» ― уникальное слово, связанное именно с новозаветной эпохой и встречающееся только в указанном стихе[16].
Представляется, что именно такое глубокое содержание настоящего стиха послания к Евреям и послужило причиной его включения в толкование иного апостольского писания, раскрывающего суть служения апостола Павла. Этот яркий пример экзегезы показывает, как архиепископ Мефодий сам, основываясь на святоотеческом, дает собственное достаточное толкование на слова апостола Павла. Возможно, владыка Мефодий — переводчик и толкователь — руководствовался теми же мыслями, что и апостол Павел при написании своего послания, а именно, желал подчеркнуть свое призвание для проповеди слова Божия. Интересно отметить, что архиепископ Мефодий будто бы следует логике толкования святителя Иоанна Златоуста, он, например, приводит цитаты из тех же книг Священного Писания, на которые было обращено внимание святителя Иоанна Златоуста, но приводит совсем другие параллельные места, что также свидетельствует о самостоятельности его толкования. Так, указывая на известные события книги Деяний, связанные с апостолом Павлом, он отсылает читателей к моменту его избрания, изложенного в девятой главе, и приводит центральное место речи Господа к Анании — о избранничестве Павла (Деян. 9:15). Примечательно, что об избрании же Павла говорил в своем толковании и святитель Иоанн Златоуст, свидетельствуя о повелении Святого Духа: отделите Ми Павла и Варнаву (Деян. 13:2)[17]. В своем толковании владыка Мефодий на полях также указывает на еще одно место раскрывающее суть апостольского служения Христу. Такова ссылка на второе послание к Коринфянам, ср. 2 Кор. 8:19, 23 и 15. Сложно сказать, почему перечисленные стихи следуют не в прямом порядке, но показательно, что 15 стих является цитатой апостолом Павлом книги Исход (Исх. 16:18), где повествуется о даровании Богом манны возроптавшим Израильтянам.
В некоторых случаях архиепископ Мефодий не прибегает к развернутым толкованиям, считая, что достаточно просто обратиться к Ветхому Завету. Однако он не просто указывает параллельное место, но и приводит его в сноске. Так, по поводу второго стиха той же первой главы: є4же прeжде њбэщA прbрHки свои1ми въ писaніихъ ст7hхъ (которое [Бог] прежде обещал через Пророков Своих, в святых писаниях) (Рим. 1:2) — архиепископ Мефодий замечает: «Как-то у Пророка Исаии в 52 главе сказано: Коль красны на горах ноги благовествующих мир и проч.»[18]. Стоит заметить, что данное параллельное место, необходимое для полноты понимания сказанного апостолом, не всегда приводится в современных изданиях Библии[19].
В то же время в третьем стихе первой главы: њ сн7э своeмъ, бhвшемъ t сёмене дв7дова по пlти (о Сыне Своем, происшедшем по плотскому рождению от Давидова роду) (Рим. 1:3) архиепископ Мефодий считает достаточным привести ссылку на параллельное место: 2 Цар. 7:12. Однако обращение к указанному стиху второй книги Царств: Когда же исполнятся дни твои и ты почиешь с отцами твоими, то Я восстановлю после тебя семя твое, которое произойдет из чресл твоих, и упрочу царство его — и далее: Он построит дом имени Моему, и Я утвержу престол царства его навеки (2 Цар. 7:13) ― позволяет говорить об определенном тяготении архиепископа Мефодия к типологическому толкованию. Обетование Господа Давиду обретает не конкретно-исторический (рождение от Давида сына, который построит дом Господень), а мессианский смысл: речь идет о происхождении Спасителя (ср. Ин. 7:42; Мф. 1:1; Лк. 2:4).
Комментируя двенадцатый стих первой главы послания апостола Павла к Римлянам: сіe же є4сть, соутёшитисz въ вaсъ вёрою џбщею, вaшею же и3 моeю (Яснее сказать: дабы и мне в вас утешиться общею верою и вашею и моею) (Рим. 1:12) — архиепископ Мефодий прямо обращается к толкованию святителя Иоанна Златоуста. «Св. Златоуст в толковании своем на Послание Павлово к Римлянам разумеет здесь утешение в злоключениях, каковым тогда подлежали верующие: притом замечает, что Апостол словом соутешитися,хотел умягчить слова ко утверждению вашему; т.е. (здесь архиепископ Мефодий дает пояснение от себя — Прим. авт.) Апостол приобщает и себя к числу учеников своих, требующих утверждения»[20].
Итак, можно отметить, что в своем толковании на послание святого апостола Павла к Римлянам архиепископ Мефодий по-разному решает вопрос о представлении параллельных мест. Он может указывать только адрес обращения,в другом случае приводит сам текст необходимого параллельного места. В ряде случаев владыка Мефодий обращается к толкованию святых отцов,присовокупляя к некоторым из них свой пространный перевод с элементами толкования и указаниями на требуемые параллельные места.
Анализируя особенности толкования Священного Писания архиепископом Мефодием (Смирновым) можно заключить, что он достаточно органично сочетает экзегетические подходы александрийской и антиохийской школ, проявляя свою начитанность и самобытность богословского мышления. Представляется, что отмеченные толковательные приемы могут найти свое применение и при выполнении толковательного перевода послания апостола Павла к Евреям. Комментарий, основанный на обнаружении сходных или тождественных по содержанию мест Священного Писания может еще раз засвидетельствовать апостольское происхождение Послания.
ОСОБЕННОСТИ ПЕРЕВОДА АРХИЕПИСКОПА МЕФОДИЯ (СМИРНОВА) ПОСЛАНИЯ К РИМЛЯНАМ
Прежде всего, необходимо упомянуть исходные тексты, на которые опирается архиепископ Мефодий (Смирнов) при написании своего труда. Структура его богословского труда выглядела следующим образом: автор брал греческий текст за основу своего перевода, но этот перевод не приводился им. Могли даваться лишь отдельные греческие глоссы на полях и иные возможные способы перевода на русский язык[21]. При этом сам представленный русский текст был весьма своеобразен. Он даже именуется самим владыкой Мефодием «толкованием»[22]. Действительно, подготовленный русский текст не может считаться переводом в полной мере, так как в нем появляются реплики архиепископа Мефодия, например, в первой главе, для двенадцатого стиха: сiе1 же є4сть, соутэ1шитисz въ ва1съ вэ1рою o4бщею, ва1шею же и3 мое1ю (Рим.1:12) — предлагается следующий перевод: яснее сказать: дабы и мне в вас утешитися общею верою и вашею и моею (Рим. 1:12). Для сравнения можно предложить Синодальный перевод этого стиха: то есть утешиться с вами верою общею, вашею и моею (Рим.1:12). Вышеупомянутый пример свидетельствует о работе владыки над текстами Священного Писания не в буквальном, а в толковательном русле перевода.
Для знающих греческий язык писатель вносит комментарий для более подробного разбора слова. Так, например, к четырнадцатому стиху первой главы: И грекам, и варваром, и мудрым, и неразумным, одолжаюсь (проповедовать веру) (Рим. 1:14), архиепископ Мефодий приводит слова христианского писателя третьего века — Аммония Александрийского[23]: «βαρβαροντοεχεllηνικον, т.е. варварское то, что не (есть) Еллинское (не Греческое)»[24].Свободное владение текстом Священного Писания свидетельствует об известной начитанности владыки Мефодия ― митрополит Платон (Левшин) называл его «умом проницательным и ученым»
«Для большего удостоверения нашего в истине, приводил я и некоторые изречения и из языческих писателей, а особливо близких ко временам Апостольским»[25]. Например, к вышеупомянутому отрывку (Рим. 1:14) архиепископ Мефодий представляет параллель со Страбоном (греч. Στράβων; ок. 64/63 до н. э. — ок. 23/24 н. э.)[26] — греческим историком и географом, указывая на его 14 книгу, и с Фукиди́дом (др.-греч. Θουκυδίδης, ок. 460 — ок. 400 до н. э.)[27] — крупнейшим древнегреческим историком, автором знаменитого труда «История Пелопонесской войны».
Что касается церковнославянского текста, который представлен параллельно с переводом, то относительно него архиепископ Мефодий делает следующее замечание: «А как древний и высокий слог Славянский не малым есть затруднением ко уразумению Павлова писания, то я преложил текст гражданским толкованием или наречием, имея древнейшие на таковое дело примеры»[28]. Это ключевая мысль архиепископа Мефодия: недостаточная ясность славянского текста заставляет его осуществить толкование на русском языке. Примечательно, что подтверждение возможности такой работы владыка находит уже в Ветхом Завете: «И читали из книги, из закона Божия, внятно, и присоединяли толкование, и народ понимал прочитанное» (Неем. 8:8).
Итак, церковнославянский текст (исходя из того, что труд был представлен архиепископом Мефодием в 1792 году, следует, что он взят из Елизаветинской Библии, перевод которой был осуществлен в 1751 году) дается как единственно употреблявшийся в России в то время. Однако по достаточной его неясности архиепископ вынужден был представить толковательный перевод на русский язык.
В ряде случаев можно видеть, что владыка Мефодий не предлагает в столбце с русским переводом существенное изменение славянского текста, он приводит его почти дословно, а то, что кажется ему необходимо добавить к уже сказанному, он помещает в подстрочник, содержащий менее художественное, но более точное и подробное изложение высказанных апостолом истин. В связи с этим можно, например, обратиться к 18 стиху первой главы анализируемого послания: славянскому Tкрывaетсz бо гнёвъ б9ій съ нб7сE на всsкое нечeстіе и3 непрaвду человёкwвъ, содержaщихъ и4стину въ непрaвдэ соответствует предложенный владыкой Мефодием перевод: Напротив того, открывается с неба гнев Божий на всякое нечестие и неправду человеков, содержащих истину в неправде. Этот перевод снабжается комментарием: «Содержать истину в неправде, значит поступать несогласно с известною истиною, или делать совсем иное, нежели чего требует дознанная истина или правота закона»[29]. Такой подход позволяет переводчику именно прояснять те фрагменты стихов, которые требуют уточнения, не нарушая стилистики и звучания апостольского слова. Примечательно, что подготовленный уже в совсем другую эпоху Синодальный перевод не многим отличается от предложенного владыкой Мефодием, а обнаруживаемые разночтения выявляются именно в истолкованном им фрагменте: Ибо открывается гнев Божий с неба на всякое нечестие и неправду человеков, подавляющих истину неправдою (Рим. 1:18).
Подобный подход обнаруживает и следующий стих апостольского послания. Архиепископ Мефодий снова минимально изменяет славянский текст, лишь несколько выстраивая согласно с правилами русского языка синтаксис настоящего предложения, а остальное также выносится им в подстрочный комментарий. Так, славянскому занE є4же возм0жно разумёти њ бз7э ћвэ є4сть въ ни1хъ, бг7ъ бо kви1лъ є4сть и5мъ: (Рим. 1:19)находится следующее соответствие: Понеже то, что о Боге разуметь можно, явно есть в них; ибо Бог (то) явил им. Славянское занE, непонятное уже современникам архиепископа Мефодия, он изменяет на аналогичное по способу образования и этимологии[30] понеже «поелику, ибо, потому что»[31], известное и употребительное в его время. Изменение относительного местоимения є4же на указательное то, делает из простого предложения сложноподчиненное; указанное местоимение как дополнительное, проясняющее, включается и во вторую часть приводимого стиха. Вместе с тем, неокончательная ясность для читателей и слушателей того, о чем говорит апостол Павел, побуждает переводчика не только снова сделать подобающий тексту комментарий, но и снабдить его глоссой на полях, устанавливающей соответствие греческого γνωστὸν славянской «еже возможно разумети» и русской «разуметь можно» единицам. Об этом разумении архиепископ Мефодий также говорит особо: «Св. Златоуст, в толковании Послания к Колоссаем, в другом разуме протолковал слово γνωστὸν. — <…> древо разумительное доброго и лукавого (или, кое служит средством к разумению доброго и лукавого). — Василий Великий, в 1-ой книге «Против Евномия», говорит: “Что есть разумное Божие? То, что всем человекам Бог явил (разумеемым о себе сделал). А явил то, вразумляя нас видимыми тварьми”»[32]. Синодальный перевод довольно значительно отходит от славянского текста: Ибо, чтó можно знать о Боге, явно для них, потому что Бог явил им. В нем используется совсем иная глагольная единица — знать «1. Обладать знаниями о ком-, чем-либо, иметь какие-либо познания; 2. Располагать какими-либо сведениями; 3. Быть знакомым с кем-либо; 4. Проверять на личном опыте; испытывать, переживать; 5. Понимать, догадываться; 6. Считаться с кем-либо; признавать (обычно в отрицательных оборотах)»[33], не заключающая в себе в отличие от разуметь «1. Постигать умом, понимать; 2. Мыслить о содержании чего-либо, подразумевать, иметь в виду кого-, что-либо; 3. Иметь то или иное мнение о ком-, чем-либо, считать, признавать каким-либо»[34] дополнительного оттенка значения греческого слова, который, как представляется, принципиален, в том числе и в свете приведенных толкований для данного стиха: «доступный познанию, познаваемый»[35]. Речь также может идти об определенной динамике, заключенной в глаголе разуметь и статичности внутренней формы русского знать.
Подобные подходы к переводу библейского текста, как кажется, и выявляют специфику толковательного перевода, позволяющего, не нарушая строя богослужебного текста, сделать более доступным и ясным для понимания заключенный в нем смысл. Точечное обращение к греческому источнику дает возможность обозначить те понятия в приводимом переводчиком стихе, которые являются основными, принципиальными для автора и толкователя.