Цыгане-мусульмане на пороховой бочке Европы
События

– Ксения Павловна, чем ислам, который исповедуют цыгане-мусульмане, отличается от ислама их соседей – албанцев и славян?

– Корректнее говорить об особенностях локализации ислама, контекстах, в которых формируются его традиции. Даже в одной семье представления об исламе могут очень разниться. В основном цыгане на Балканах придерживаются суннитского ислама, есть суфийские братства. При этом цыганскую среду отличает межкультурный характер и сохранение разнообразных традиций. Например, сохраняются паломничества мусульман к христианским святыням (и наоборот) – это культурный и социальный опыт поликонфессиональных Балкан. Вокруг разных христианских святынь на Балканах формируются представления о чудесных свойствах храмов и мощей, которые оказываются значимы и за пределами христианской среды. Так, на протяжении многих лет христианские монастыри и церкви в Косово принимали паломников, в том числе мусульман. В СФРЮ паломничество приобрело условно легальный статус: например, в документальном фильме «Gospa Letnicka» подчеркивалось, что оно символизирует единство югославских народов. Позже, во время войны в Косово центрами таких паломничеств вынужденно стали места, прежде находившиеся в тени. Например, католическая часовня святого Иосифа в столице Македонии Скопье, куда после землетрясения 1963 года, разрушившего местный костел, были перенесены уцелевшие статуи. Ранее она привлекала только тех, кто не мог отправиться в косовскую Летницу, но война сделала ее крупным центром паломничества цыган-мусульман, которым она остается и сегодня. А в Нише на юге Сербии такие паломничества ограничиваются клиром.

Конфессиональная идентичность цыган-мусульман открыта внешним влияниям, в том числе – исламским. Переломный момент для развития ислама в цыганской среде на Балканах – вторая половина ХХ века, когда они получают широкий доступ к светскому и религиозному образованию. Это способствует формированию в среде местных мусульман различных нормативных систем, которые также сильно связаны с позициями лидеров.

– Насколько тяжело женщине работать с такими респондентами?

– Важнее то, что я – чужая. У цыган много конфессионально смешанных семей, но дифференциация своих и чужих важнее религии. Даже если бы я была цыганкой, я все равно была бы представителем другого сообщества. Но меня как исследователя помещают в центр внутренних конфликтов: каждый духовный лидер склонен монополизировать свое влияние, и каждому важно рассказать, что наследником подлинной традиции является именно он. Цыганская среда – это среда наследников, и вопросы аутентичности постоянно обсуждаются. В любом углу цыганского квартала можно услышать разговор на религиозную тему. Здесь на самых разных уровнях существуют различные трения, например, в отношении погребальных обрядов, критикуемых за «неисламскость», или суфийских телесных практик. Объектом критики может стать даже громкий зикр. Эту практику совершают в основном мужчины, но мне позволено ее наблюдать.

– А как в общинах цыган-мусульман осуществляется религиозное просвещение?

– Наряду с обучением в медресе и высших учебных заведениях сегодня религиозное образование оказывается доступно как никогда прежде благодаря социальным сетям. Почти все лидеры, которых я знаю, обсуждают вероучительные вопросы в Facebook. Это может быть видеочатом религиозных авторитетов, где комментарии являются площадкой для реакции со стороны слушателей. В цыганских мечетях и суфийских текке на Балканах и в западной Европе на цыганском языке читаются хутбы, ведутся уроки, открываются школы Корана, реализуются разные социальные проекты. У них может быть различный формат: снимаются, например, мини-сериалы, касающиеся вопросов вероучения.

При этом имамы, которые направляются официальными исламскими объединениями служить в цыганских поселениях, чаще всего не являются выходцами из цыганской среды. В поселениях силами местных жителей строятся и открываются новые мечети, и им бывает сложно прикрепиться к официальным объединениям и найти официальное финансирование.

– Почему? Официальные объединения опасаются чего-то?

– Возможно, связей с экстремистскими организациями или недостаточного уровня образования лидеров локальных общин.

– Что воспринимается цыганскими общинами и государствами как источник распространения экстремизма?

– Сложно говорить о специфике экстремизма в цыганской среде – подобные идеи распространяются в разных сообществах. Многие цыганские поселения – это территория миссионерства для самых разных конфессий, духовных течений и толков, в том числе фундаменталистских. Пути их распространения обычно витиеваты, связаны с организациями из разных стран и регионов. Некоторые местные религиозные авторитеты включаются в активные дискуссии с последователями фундаменталистских идей. Но одно дело – это распространение идей, а совсем другое – практика. Активная критика традиции посещения гробниц святых и внешнего вида мусульманок еще не говорит о призывах к экстремистским действиям. Но ассоциативно фундаментализм воспринимается как потенциальная опасность для среды, спокойствие которой очень легко нарушить.

– А случаи участия цыган в террористических группировках известны?

– Тема активно обсуждалась, когда в связи ближневосточными военными конфликтами ряд балканских государств стали пытаться контролировать и пресекать участие в них своих граждан. На волне этого мониторинга обнаружилось, что среди воевавших были и балканские цыгане, единицы. Сведений о них было очень мало. Чуть больше информации было по болгарским кейсам, где, например, зафиксирована экстремистская деятельность местного цыганского имама.

– Как цыганская община воспринимает историю насилия последней четверти века?

– Ключевой нарратив – «это была не наша война». Ни один из балканских конфликтов последних десятилетий они не воспринимают как межрелигиозный, только как межэтнический и политический. Участие в нем зависело от того, какие отношения у цыган развивались в макросреде. Брат одного из моих респондентов погиб, защищая Сараево, – его имя высечено на памятнике защитникам города. Боснийская война разделила группы цыган, и с теми, кто остался на территории, подконтрольной боснийским сербам, и никак не воспрепятствовали конфликту, отношения были разорваны – об этом мне рассказывали пережившие блокаду. В Сараево христиане и мусульмане умирали вместе. Для сараевских цыган был важен не религиозный маркер, а то, по какую сторону военного рубежа находились другие цыгане.

Рассказы о косовском конфликте совсем иные: «их война» и «наша жизнь» четко разделены. Свидетельства косовских цыган-беженцев – это опыт постороннего, втянутого в военный конфликт. Многие вспоминают, как цыганские поселения оказывались под перекрестным огнем, как солдаты расстреливали гражданских, не глядя, кто перед ними. Беженцы воспринимают войну как борьбу за власть, из-за которой цыгане оказались меж двух огней и были вынуждены оставить свои дома. Огромный поток беженцев шел в Македонию, Сербию.

– Каковы, по вашему опыту, основные ситуации, провоцирующие конфликт именно с цыганами-мусульманами?

– Прежде всего это стигматизация и дискриминация. На окраине Сараево существует небольшое поселение косовских цыган-переселенцев. В 2013 году я наблюдала одну семью, которая была сильно ограничена в доступе к воде и не могла часто купать детей. Подростки из этой семьи стремились включиться в сообщество, тянулись к религиозному просвещению. Но местный имам не пускал их в мечеть, мотивируя это тем, что дети недостаточно чисты. На мой взгляд, это хотя и редкий, но довольно показательный случай: вместо того, чтобы дать детям возможность приобщиться к религиозной жизни и тем самым интегрироваться в общину – он предпочел «умыть руки».

Часто встречается представление, что цыгане не могут быть хорошими мусульманами, что они «недомусульмане». В воспоминаниях присутствуют представления о напряжении, дистанции, агрессии. В Скопье бытует история о неком цыгане, якобы убитом в мечети после пятничной молитвы за то, что он, обуваясь, задел кого-то. В то же время высок уровень взаимного недоверия и в среде самих цыган-мусульман. «Как я могу молиться там, где каждый не доверяет друг другу? Где, приходя на молитву, заворачивают обувь в пакет и ставят перед своим ковриком?» – заметил один респондент в ответ на вопрос, посещает ли он намаз в цыганском поселении.

– А насколько такая ситуация нормальна для цыган?

– Здесь очень разные нормы, разные представления о том, насколько ислам присущ цыганам исторически, или же сообщество цыган-мусульман только формируется. Кто-то делает акцент на том, что их семьи хранили ислам между войнами и в социалистический период, другие – на том, что ислам входит в среду только в последние двадцать лет. И религиозные лидеры из цыганской среды по-разному строят отношения со своим сообществом. Некоторые демонстративно дистанцируются от него, участвуя в жизни небольшой группы последователей, и отмечают, что зачастую отказываются от проведения обрядов в «загрязненной» среде, ведь далеко не все цыгане-мусульмане строго следуют религиозным предписаниям.

– Это проявление того самого представления о необразованности цыган?

– Да. Подчеркивается, что множественные попытки религиозного просвещения не дают результата. Особенности погребальных обрядов, совместные паломничества – все это сталкивается с «нормативными» практиками ислама, как они предписываются духовными лидерами. Бывает, что имамы признаются в неэффективности собственной работы: например, когда многолетние попытки очистить погребальный обряд от элементов, которые они считают противоречащими исламу, ничем не заканчиваются. Случается и так, что лидеры отказываются от участия в похоронах, даже не спрашивая, каким образом проводится обряд – и община находит имама, который или легитимирует эти отступления, или закроет на них глаза. 

Источник: www.ng.ru


Другие публикации на портале:

Еще 9