- Раис Равкатович, как Вы оцениваете религиозную обстановку в Киргизии на нынешнем этапе развития?Возможно ли резкая радикализация в ближайшее время?
Из России Киргизия воспринимается как перевалочный пункт для исламских радикалов, отправлявшихся Афганистан или Вазиристан (Пакистан), а также как страна в Центральной Азии, где свободно действуют некоторые экстремистские организации, которые уже много лет в России как вне закона.
Ряд исламистских организаций, которые в России давно считаются как экстремистские, в Киргизии по-прежнему остаются в положении легально функционирующих. К примеру, «Нурджулар» с 2008 года и «Джамаат Таблиг» с 2009 года включены в список экстремистских организаций, ее деятельность вне закона в России. В Киргизии такого запрета нет (к примеру нынешний муфтий страны Максатбек Токтомушев сам выходец из «Джамаата Таблиг»). Соответственно, легальность их деятельности дает волю для их свободного функционирования. Ни в одной из стран СНГ «Джамаат Таблиг» не получил своего такого большого распространения, как в Киргизии
- Почему некоторые киргизские мигранты в России попадают под влияние террористических группировок уже после того как они приехали в РФ?
Здесь срабатывает часто психологический фактор в поведении мигранта вдалеке от родных мест. Мигранты оказываются в условиях прохладного и нередко настороженного отношения к ним принимающего российского общества и неопределенности с возвращением на родину, где нет работы. Настороженность россиян к мигрантам вызвана порой далеко не всегда достойным поведением со стороны приезжающих.У мигрантов возникают трудности с поиском временного жилья, обустройства быта, встречающиеся порой случаи конфликтов с работодателем. Все эти социальные трудности мигрантов стремятся эксплуатировать фундаменталисты. Морально ослабленные от жизненных трудностей, мигранты и становятся мишенью для вербовки со стороны террористов. Мигранту трудно отличить традиционный ислам от радикальных исламистских течений. Естественно этим охотно пользуются вербовщики, которые могут быть соплеменниками для киргизских мигрантов. Это располагает последних к доверию вербовщикам, срабатывает эффект этнической близости в условиях инокультурного окружающего большинства. На это и рассчитывают экстремисты.
- Значит ли это, что в Киргизии спецслужбы работают на высоком уровне? Ведь в стране было относительно немного террористических актов, несмотря на близость к Афганистану.
Поскольку терактов в, к примеру, с граничащими с Афганистаном Туркменистане и Иране со стороны афганских террористических группировок, насколько я могу судить, не было, влияние последних на распространение исламского экстремизма и терроризма не стоит обобщать и преувеличивать. Сегодня географическая близость (Киргизия территориально не граничит с Афганистаном, хотя и находится поблизости) не всегда означает влияние исламистских группировок из одной страны на другую. Та же Сирия и Ирак географически далеко находятся от Центральной Азии, однако, как магнит приманивают исламистов на «джихад» оттуда (и не только оттуда).
Но роль спецслужб в обеспечении безопасности всегда велика, поскольку на практике силовые методы в борьбе с терроризмом в общем комплексе противодействия экстремизму будут главными, а вот профилактика через систему образования, антиэкстремистская пропаганда в СМИ и в религиозных учреждениях, участие гражданского общества и духовенства в этом противодействии будут дополнять эту работу.
- Из задержанных террористов в России граждан или уроженцев Киргизии, часто, а возможно и большинство, оказываются этнические узбеки, которые в стране являются меньшинством (около 15%). Почему такой дисбаланс?
Полагаю, что это связано с тем, что в Узбекистане многие годы власти занимали достаточно жесткую позицию по отношению к исламистам. В результате последние покидали страну, уезжая в потоке трудовой миграции в Россию. Приезжающие также в этом потоке узбеки из Киргизии оказывались в России в общей среде мигрантов и объединялись со своими соплеменниками из Узбекистана. В их среде активно и работали эмиссары и вербовщики исламского радикализма. Отсюда и вероятно такой дисбаланс, что узбекское меньшинство из Киргизии, переезжая в Россию, оказывается более подвержено влиянию исламских радикалов, чем этнические киргизы. Также такую диспропорцию можно объяснить тем, что узбеки в Киргизии проживают преимущественно на юге страны, относящегося к Ферганской долине, где не только степень религиозности населения значительно выше, чем на севере, но и присутствует влияние радикальных организаций.
- Часть граждан Киргизии также отправилась воевать в Сирию и Ирак на стороне международных террористических группировок. Насколько велик риск, что их возращение приведёт к дестабилизации обстановки?
По опыту регионов России, в которых компактно проживают мусульмане, процент возвращающихся из Сирии составляет около 10 % от числа уехавших. Например, в Татарстане по данным МВД уехало на «джихад» порядка 80 человек на Ближний Восток, однако с 2014 года количество вернувшихся составляет 8 человек: все они были арестованы и осуждены по возвращению, т.е. мы видим, что из 80-ти уехавших 8 человек вернулись обратно. Остальные – либо погибли, либо продолжают там жить и воевать, либо решили не возвращаться домой, а уехали в какую-то иную страну.
Поэтому можно сказать, что и в Киргизию вернется лишь 10% от числа уехавших в Сирию на «джихад». И тут все будет зависеть от действий силовиков: по прибытию эти люди, многие имея за плечами боевой опыт, должны быть изолированы и понести наказание за участие в рядах террористических организаций. Однако я полагаю, что опасаться стоит не тех, кто уехал и вернулся (обычно таких быстро ловят и сажают в тюрьмы), а тех, кто не уехал, но завербовался дистанционно через Интернет и другие средства связи. По опыту России могу сказать, что все теракты последних трех лет, которые планировались и были вовремя обезврежены спецслужбами, и те, которые были осуществлены, среди их исполнителей были те, кто не был в Сирии, туда не выезжал, т.е. боевого опыта не имел. Однако к террористической организации присоединился через Интернет.
- Как так вообще получается, что сотни, а если брать все страны Центральной Азии, то и тысячи людей, зачастую вместе с семьями, решают уехать на чужую войну?
ИГИЛ предлагает манящую идею построения идеального, как кажется исламистам, государства, отсюда и его притягательность. Почему, например, в начале ХХ века многие люди, заметим, что даже из дворян, уходили в революционное движение, разделяли идеи социализма и коммунизма? То же самое – они наивно полагали, что таким способом создадут справедливое общество, идеальное государство. То, что это будет сопровождаться кровью невинных, их не волновало. Также и с ИГИЛ: халифатизм привлекателен в начале XXI века как коммунизм в начале ХХ века. Однако я бы не стал, несмотря на то, что уехало до 10 тысяч человек с постсоветского пространства в Сирию на «джихад», драматизировать ситуацию. Во-первых, 10 тысяч человек из нескольких десятков мусульман СНГ – это меньше 0,1%, т.е. остальные 99,9% не польстились на идею воевать и жить в «халифате, а, во-вторых, представьте себе, что было бы, если бы эти люди, отправившиеся на «джихад» в Сирию, с такими вот взглядами и убеждениями остались бы дома и жили бы с вами по соседству. Не очень приятная картина.
- Как нужно бороться с вербовщиками в террористические группировки?
Тут два способа: силовые методы (это прерогатива правоохранительных органов и спецслужб) и пропагандистские (обычно их именуют профилактическими). Важно понимать, что сочетание подобных методов могут гарантировать успех в противодействии вербовке в террористические организации.
Есть еще один профилактический метод – общение с человеком, который сам побывал в экстремистской организации, отбыл наказание, осознал свою наивность и глупость, раскаялся и исправился. Я заметил, что, когда такого человека приглашают для встречи с молодыми мусульманами, и он сам рассказывает свою жизнь, свою судьбу, делится своими личными впечатлениями, это действует гораздо более на молодежь, чем если пригласят религиоведа (научного сотрудника или преподавателя), который станет читать лекцию о том, что терроризм – это плохо. Например, в Таджикистане для бесед с мусульманской молодежью приглашают тех, кто уехал в Сирию на «джихад», вернулся, отбыл наказание в тюрьме, встал на путь исправления, и вот он пересказывает свою судьбу: как его завербовали, как он попался на удочку вербовщиков, что он пережил. Впечатлений будет в разы больше, чем если про ИГИЛ станет рассказывать какой-нибудь лектор.
У нас в Татарстане аналогично проводили встречи с бывшим членом «Хизб-ут-Тахрир аль-Ислами», отбывшим наказание в тюрьме, вышедшим на свободу и отказавшимся от своих прежних взглядов. Его пригласили в мечеть, собрали молодежь, и он стал простым языком рассказывать о том, что эта за организация, как там вербуют, что он пережил. И знаете, это было гораздо более эффективнее, чем рассказ профессионального лектора о том, что терроризм – это плохо. Слушавшие его ребята и девушки потом много задавали вопросов, расспрашивали, они не «спали» на его выступлении, как нередко бывает от лекций об экстремизме, которые воспринимаются порой как дежурные и нравоучительные.
- Чем бы Россия и другие страны партнёры по ЕАЭС могли бы помочь Киргизии с данными угрозами?
Отсутствие должной координации между спецслужбами России,Киргизиии других стран-членов ЕАЭС в обмене информацией о религиозных фундаменталистах, уезжающих под видом трудовых мигрантов, приводит к тому, что о личности того или иного исламиста узнают только по факту совершения им преступления и его ареста российскими правоохранительными органами. Избежать этого возможно за счет усиления сотрудничества по линии спецслужб.
Другой способ – это преодоление ситуации, когда в одной стране экстремистскими признаются одни исламистские организации, а в другой стране они таковыми не считаются. Это и приводит к ситуации, когда в одной стране исламисты одного течения под запретом, но в другом государстве они легально функционируют и расширяют базу своих сторонников.
- Какова влияние Турции на религиозную обстановку в стране? Ранее в Киргизии было много турецких лицеев, которые президент Турции Реджеп Эрдоган попросил закрыть.
Турецкие лицеи выполняли на протяжении трех десятилетий постсоветского периода функцию «мягкой силы» Анкары. Несмотря на то, что на протяжении 2000-х и первой половины 2010-х годов между Эрдоганом и Фетхуллахом Гюленом, который через свое религиозно-политическое движение «Хизмет» как раз и создал сеть турецких лицеев по всему миру, были разногласия и противостояние, переросшее в итоге после неудавшегося государственного переворота в Турции летом 2016 года в открытую вражду, Анкара поддерживала такую «мягкую силу». Оно и неудивительно, потому что через сеть лицеев можно было подготовить поколение людей, которые будут комплиментарны к Турции. Потом они будут работать в госорганах, бизнесе и благодаря действительно неплохому полученному в этих лицеях образованию, смогут сделать успешную карьеру, занять руководящие посты. Однако Гюлен все-таки стремился через эти лицеи подготовить не только людей по всему миру, комплиментарных к Турции, но и лояльно к его движению и лично ему. Именно поэтому сейчас турецкие дипломаты по всему миру неожиданно стали выступать против функционирования таких лицеев, озвучивая официальную линию Анкары. Например, в Татарстане сам генконсул Турции на пресс-конференции открыто приветствовал российские власти, которые еще 9 лет назад признали «Нурджулар» экстремистской организацией и начали закрывать гюленовские лицеи, хотя в прежние годы турецкие дипломаты в России все же старались если не осуждать открыто российские власти за это, то как минимум, не поддерживать в этом. А вот теперь, как видим, турецкие консулы публично одобряют российские власти за это. В Киргизии «Нурджулар» и гюленизм пока остаются на легальном положении.
- Стоит ли опасаться деятельности саудовских и катарских фондов, которые финансируют в том числе и строительство новых мечетей?
Видите ли, благотворительность зарубежных стран не носит исключительно бескорыстный характер. Саудовская Аравия, Катар, Кувейт и другие страны с салафитской государственной идеологией, финансируя строительство мечетей и медресе по всему миру, стремятся использовать это как инструмент собственной «мягкой силы». Основное условие, которое предъявляют обычно саудиты при этом, это наличие имама-салафита в мечети, преподавателей-салафитов и салафитской учебной литературы. Поэтому саудовская благотворительность и щедрость преследует цель – распространить собственную идеологическую доктрину по всему миру. И несмотря на то, что сейчас между Саудовской Аравией и Катаром «холодная война», обе страны являются основными проводниками радикальных форм ислама: Эр-Рияд поддерживает ваххабитов, Кувейтчерез фонд «Общество социальных реформ» – «Братьев-мусульман» по всему миру.
- Как по вашему мнению изменится религиозная ситуация в Киргизии в ближайшие 5, 10, 20 лет?
Полагаю, что и дальше будет сужаться светский спектр общественной жизни и продолжиться ее исламизация. Государство пока стремится сдерживать это явление, ограничивая ее лишь духовной жизнью населения, однако исламизация многих сфер жизнедеятельности населения будет лишь нарастать. Может не резко, но постепенно и с увеличением оборотов.Достаточно сравнить с тем, что было, например, 15 лет назад и сейчас: исламизация заметно. Кто-то, наверное, на это будет смотреть и с положительной стороны, нов какой-то момент будет происходить исламизация политических институтов и силовых структур в государстве. Все это ведет к росту конфликтного потенциала клерикализации общества и усилению нетерпимости, когда сфера самореализации для светских людей и религиозных меньшинств будет сужаться и ограничиваться исламистским фундаментализмом.
Евгений Погребняк