Иероним Стридонский, один из Отцов церкви, почитается в православии как блаженный, а в католичестве как святой. Известен он как знаток и толкователь Священного писания, как переводчик Библии на латинский язык, как основоположник христианской историографии, автор «De viris illustribus», и, наконец, что особенно важно в контексте данной статьи, Иероним был монахом и распространителем монашества.
Родился он в христианской семье, но сам по традиции тех лет долго оставался некрещеным. Поэтому говорить о возникновении интереса к аскезе можно не ранее его обучения в Риме, где он получил классическое образование, учась у прославленного грамматика Доната (Hier. Chron, 358)[1]. Одновременно с получением классического (языческого) образования, или, по выражению Иеронима, когда он «занимался изучением свободных наук, то вместе со своими сверстниками и товарищами имел обычай по воскресным дням посещать гробницы апостолов и мучеников, и часто ходил в пещеры, вырытые в глубине земли, в стенах которых по обеим сторонам лежали тела погребенных» (Comm. In Ezechielem. XL, 5-13). Учитывая то, что подобные прогулки Иероним вспоминает через много лет, можно предположить, что посещение катакомб заставило молодого человека задуматься о путях спасения и о своем образе жизни, который был далек от идеального.
По окончании обучения молодого человека ожидала служба в суде, но, как пишет С. Ребенич, предназначенная карьера, которая обещала достаток, престиж и возможность продвижения по карьерной лестнице, была резко прервана через религиозное пробуждение[2]. Иероним решил порвать со светской жизнью и начал изучать основы христианства, для чего приобрел ряд христианских текстов[3]. Факт его крещения можно было бы считать обычным событием для юноши, имеющего христианское происхождение. Но степень увлечения христианством и растущий интерес к аскетизму заставляют поставить вопрос о мотивации данных поступков Иеронима. Однако в его произведениях нет прямого ответа. Остается предположить, что совокупность факторов повлияла на его решение: упомянутые выше прогулки по римским катакомбам, появившийся интерес к христианскому учению, выразившийся в покупке соответствующей литературы, благоприятное окружение, также интересовавшееся христианством.
Вскоре после крещения Иероним и его друг Боноз отправляются в путешествие по римским провинциям. Возможно, первоначально у Иеронима были цели, связанные с реализацией профессиональных амбиций, ведь, например, в Трире, в одном из пунктов путешествия, находился установленный Валентинианом I и Грацианом имперский суд, отмечает Келли[4]. Во время этой же поездки он знакомится с произведениями о монашеской жизни (Келли называет сочинения Афанасия и Иллария Понтийского, которые Иероним не только читает, но и копирует во время путешествия)[5]. Одновременно происходит его знакомство с аскетично настроенными христианами. С. Ребенич приводит в качестве примера знакомство с Хроматиусом, который жил с родственниками в неофициально организованном монашеском сообществе. Овдовевшая мать Хроматиуса отвергала второй брак, а сестры жили в безбрачии и девстве. Брат его просвещал друга Иеронима Руфина по вопросам крещения[6]. Заметим, что подобные квазимонашеские сообщества были распространены в то время в северной Италии, и они не могли не оказать влияния на формирующиеся взгляды Иеронима. Данное путешествие можно определить как ознакомительный этап с зарождающимися монашескими формами христианской жизни. Далее путь Иеронима лежит на восток, в Палестину к Святым местам.
Что заставило Иеронима не только прекратить светскую карьеру, но и стремиться к отшельническому образу жизни? Любой ответ на этот вопрос будет носить гипотетичный характер, так как сам автор не дает на него прямого ответа. Например, он неоднократно отмечает рост популярности христианства: «Позолоченный Капитолий грязен. Все храмы Рима закоптились сажей и покрылись паутиной. Рим сдвинулся со своих оснований, и народ, наводнявший прежде полуразрушенные капища, спешит к гробам мучеников» (Ep. CVII, 1). В то же время, Иероним замечает, что церковь, укрепившись, возросла во время гонений и увенчалась мученичеством, но после того как стала под покровительство христианских императоров, усилившись могуществом и богатством, ослабела добродетелями (Hier. Vita Malchum. Prol.). Возможно, он отправился на восток в поисках образца совершенной церковной жизни.
Каждое общество имеет своих героев, говорит А. Гуревич. Идеальный человек античного полиса — всесторонне развитый гражданин, а идеал средневекового общества — монах, святой, аскет, человек, максимально отрешившийся от земных интересов, забот и соблазнов и потому более всех остальных приблизившийся к Богу[7]. Иероним жил на грани двух эпох, когда античный идеал уже перестал быть идеалом, а новых норм и правил еще не сложилось. И значение деятельности Иеронима, в числе прочих отцов Церкви, заключается не только в становлении церковной доктрины, но и в формировании общественных нравственных норм, ценностей и устремлений.
Иеронима, как и всех верующих современников, не могла не волновать тема второго пришествия Христа и спасения. Как замечает К. Сейм, аскетизм часто связывался с ожиданием конца света и страшного суда[8]. Критикуя Рим и предвещая скорое падение империи, Иероним пытается найти критерии спасения и донести их до остальных христиан. «Христос не придет, — утверждает он, — пока не будет разрушена римская империя и не придет антихрист» (Ep. CXXI, 11). Во многих произведениях мы видим попытку ответа на вопрос: кто же удостоится спасения? И один суммарный ответ — тот, кто ведет праведный образ жизни. Богатство и социальное положение при этом не играют решающей роли: «Епископ или мирянин, военачальник и господин, или воин и раб, одетый в пурпур и шелк, или прикрытый жалким рубищем и занимающий низкое положение, — всякий будет судим не по степени занимаемого им более или менее почетного положения, а по качеству его произведений» (Comm. In Osee Prophetam. Lib.2, 1-4).
Иероним пытается перечислить конкретные личностные качества, которым необходимо следовать. «И мы думаем, что наследуем царство Божие, если будем чисты от блуда, идолослужения и колдовства. Но вот вражда, споры, гнев, ссоры, несогласия, а также пьянство и прочее, что мы считаем незначительным, удаляют нас от царства Божия» (Comm. In Ep. Beati Pauli Ad Galatas. Lib.I, 19-22). В произведениях Иеронима мы неоднократно находим примеры «наказания» за гонения на христиан. Так, в толкованиях на пророка Аввакума, он вспоминает случаи, когда императоры и вожди проливали кровь христианскую, а потом последовало возмездие, и конкретизирует: «...что недавно мы видели в Юлиане, а раньше его в Максимиане, а еще раньше в Валериане, Деции, Домициане и Нероне» (Comm. In Abacuc Prophetam. Lib. II, 1-4).
Впрочем, и среди христиан он находил множество пороков. Идеалом же христианской жизни для Иеронима было монашество, принципы которого он начинает активно пропагандировать.
Это был первый учёный-богослов, который не только хвалил, но и вёл монашеский образ жизни. Длительное путешествие на восток, смерть некоторых спутников и тяжелая болезнь не явились препятствием для Иеронима. Еще в пути он начинает переписку со своими новыми, аскетично настроенными знакомыми, а в пустыне еще глубже погружается в изучение истории монашества и начинает сам писать теоретические произведения по данной тематике. Они стали важным источником распространения аскетических идей и знаний о монашестве, все еще редких на латинском западе. Иероним поселяется в Холцидской пустыне. Холцида была важным стратегическим пунктом и экономическим центром в 55 милях от столицы Сирии — Антиохии.
Из писем его жизнь в данный период предстает в опаленной солнцем пустыне, в борьбе с внутренними страстями (например, Ep. XXII). Но насыщенная переписка свидетельствует о сохранении обширных социальных связей. Вообще, как утверждает Келли, «его самоналоженное уединение имело ряд необычных особенностей», а именно, перевозка постоянно растущей библиотеки, да и несоответствие образа жизни тому монашескому идеалу, который мы находим в его письмах. Главными занятиями Иеронима в пустыне стали чтение книг и их копирование, изучение Библии, изучение и улучшение знания языков[9]. У некоторых авторов мы встречаем мнение, что «жизнь отшельника, даже с библиотекой, секретарями и наставниками по языкам была не для него»[10]. Тем не менее, большую часть своей сознательной жизни он провел в монашестве.
Возможно, уже в первый год своего пребывания в пустыне Иероним пишет «Жизнь Павла Фивейского», представляя его как первого отшельника. Чуть позже он становится автором «Жизни Иллариона», если верить Иерониму — основателю сирийского монашества. Из жизнеописаний Павла и Иллариона вырисовывается социальный портрет монаха, возможно, идеализированный. Так, и Павел, и Илларион изображены людьми грамотными: первый владел греческим и египетским языками, второй — учился в Александрии у грамматика, проявил себя в красноречии и знал наизусть Священное Писание (Vita S. Pauli Eremitae, Vita S. Hilarionis). Возможно, Иероним изображал монахов не такими, какими они были на самом деле, а такими, какими он желал бы их видеть, ставя цель не достоверного изображения фактов, а пропаганды монашеского образа жизни и воспитания на идеальных примерах.
Уже в первых своих произведениях он противопоставляет монахов тем, кто живет в роскоши: «Хочется спросить тех, кто не знает счета своим доходам, которые одевают мрамором свои дома, которые на одну нитку нанизывают имущества целых городов: — чего когда-нибудь недоставало этому обнаженному старцу? Вы пьете из драгоценных сосудов: он удовлетворял жажду из пригоршней, вы имеете златотканые туники: у него не было самой дешевой одежды вашего раба. Но зато ему бедному открыт рай, а вас ожидает ад» (Vita S. Pauli). Эти слова можно воспринимать как одно из первых наставлений о монашеской жизни.
Еще сильно было арианство, поддерживаемое зачастую императорами. При этом, как отмечает С. Ребенич, арианский конфликт имел сильное воздействие на аскетическое движение[11]. Действительно, на примере Афанасия, неоднократно укрывавшегося в пустыне от гонений, мы видим не только борьбу за никейское христианство, но и рост авторитета монахов, поддержавших ортодоксальные взгляды и дававших приют епископу, когда тот был в опале. Иероним, являясь борцом с еретиками, неоднократно выступает против них, сравнивая их с язычниками (Напр., Comm. In Osee Prophetam. Lib. 2, VII, 14 - 16).
Мелетианский конфликт разгорелся в Антиохии. Не желая примыкать ни к одной из партий, он в свойственном ему экспрессивном стиле пишет папе Дамасу: «Здесь церковь, разорвавшаяся на три части, спешит привлечь меня к себе. Мелетий, Виталий и Павлин говорят, что они заодно с тобой». Там же говорится о поддержке арианства императорской властью (Ep. XVI.2). Спустя несколько лет, в силу различных причин, в том числе из-за разногласий епископов, Иероним покидает пустыню. В это же время (378 - 382 гг.) его рукополагают в пресвитеры, правда он продолжает следовать образу жизни странствующего монаха.
Вскоре мы увидим его в Константинополе. Поездку в столицу восточной империи можно рассматривать и как образовательную, поскольку он познакомился с такими видными богословами, как Григорий Назианзин и Григорий Нисский, и как практическую, поскольку он принимает участие в соборе 381 года (один из немногих западных богословов). С другой стороны, эта поездка явилась своеобразным трамплином для его дальнейшей карьеры. Иероним вскоре по приглашению Дамаса едет в Рим и становится секретарем Папы Римского.
В Риме, в беседах с Папой Дамасом, Иероним определил для себя направление всей оставшейся жизни: он поставил цель сделать полный перевод Священного Писания и его объяснения. Но не только этим прославился Иероним, живя в «Вечном городе», он становится популярным благодаря пропаганде нравственного образа жизни и аскетических идей. Здесь он с энтузиазмом защищает монашество, которое ещё слабо было распространено и встречало сопротивление. С одной стороны, он быстро нашёл соратников среди богатых и уважаемых слоёв приходящей в упадок римской аристократии. С другой, критикуя неправедный образ жизни многих христиан, он нажил себе и несметное количество врагов, так что после смерти своего высокого покровителя вынужден был чуть ли не бежать из Рима.
Что же это была за критика? Не вызывает сомнения то, что христианство — религия с высокими моральными требованиями. Христианская нравственность для Иеронима укладывалась в рамки аскетизма. Но опрометчиво было бы утверждать, что каждый христианин этим принципам соответствовал и их придерживался. Особенно в конце IV века, когда быть христианином стало более выгодно, чем быть нехристианином. Именно в отношении данного этапа можно говорить о так называемой формальной христианизации, которой противился Иероним.
С особенно острой критикой он обрушивается на служителей Церкви, призывая к изгнанию из «обширных палат и от великолепных пиршеств» тех, кто «утопает в увеселениях и думает, что среди пиров и забав они сохраняют целомудрие»; и добавляет: «...если мы занимаем место апостолов, то будем подражать не только слову проповеди их, но и обращению и воздержанию их» (Сomm. In Micheam Prophetam. Lib.I, II, 9-10).
Иероним считает, что к подбору священнослужителей надо подходить очень внимательно: «Многие строят стены и ставят колонны церковные; белеет мрамор, потолки блестят золотом, алтарь украшен дорогими камнями, а о выборе служителей нет заботы» (Ep.LII.10).
Иероним отмечает, что некоторые хотят принять рукоположение, «чтобы с большей свободой видаться с женщинами» (Ep.XXII.28). Вот как описывается день одного из духовных наставников: «С восходом солнца он поспешно встаёт, составляет план поздравительных визитов, выбирает кратчайшие дороги, и наглый старик пробирается даже в спальни к постелям спящих. Увидит изголовье, изящное полотенце или что-нибудь другое из домашней рухляди — ощупывает, удивляется, хвалит и, жалуясь, что он нуждается в этом, не выпрашивает, а просто вымогает...» (Ibid.). Иероним смело обличал духовных пастырей, которые вели слишком изнеженную и мирскую жизнь. Нарисованная картина развращённого духовенства (модная одежда и обувь, завитые волосы, перстни на пальцах) приводит к пониманию того, почему он с недоверием относится к клиру и выступает за более скромный образ жизни.
Клирик должен быть бедным — неоднократно повторяет Иероним, на «Христовой службе» не ищут прибыли и не делают новых приобретений в имуществе, «бесчестие для всех священнослужителей — собирать богатства для себя» (Ep.LII.5,6). К указу Валентиниана, запрещающему клирикам и монахам принимать наследство, он относится двойственно. С одной стороны, несправедливо, что «жрецы идольские, комедианты, возничие» получают наследство, а имеющие отношение к христианской церкви — нет. С другой стороны, Иероним понимает, что они заслужили этот закон все усиливающимся стремлением к богатству и теперь будут вынуждены следовать указу императорскому, потому что «мы законов боимся, а Евангелием пренебрегаем» (Ibid.).
При этом важно, чтобы слова не расходились с образом действий, ведь можно «с полным животом рассуждать о посте», а «обличать любостяжание может и разбойник» (Ep.LII.7). В целом, советы, даваемые клирикам, во многом совпадают с теми, которые Иероним дает монахам (скромность в одежде, умеренность в еде, чтение Библии). Не случайно они изложены в письме «Об образе жизни клириков и монахов», адресованном Непоциану (Ep. LII ).
Вообще, разного рода правила поведения и образа жизни мы встречаем в произведениях Иеронима регулярно, и на их основе можем сделать определенные выводы не только о взглядах самого автора, но и о фактическом положении разного рода церковнослужителей и монахов.
Наставлением в монашеской жизни можно назвать письмо Иеронима одной из своих подопечных, Евстохии (Ep. XXII). В нем он описывает три рода монахов: киновиты, или общежительные; Анахореты, живущие по одному и «ремоботы», угрюмые, неопрятные. Последних Иероним советует сторониться, т.к. они «видятся с девицами, поносят священнослужителей; а когда настаёт праздничный день, они пресыщаются до рвоты», а, кроме того, часто спорят между собой по поводу постов и живут в городах и замках (Ер.XXII. 34). Высоко оцениваются подвиги отшельников, но с особым вниманием Иероним описывает жизнь в монастыре.
Можно утверждать, что Иероним наряду с Евагрием Понтийским и Руфином Аквилейским являлся одним из лучших теоретиков монашества на западе. Он был знаком с монашеством как на собственном опыте, так и на основе опыта авторов различных произведений. В частности, он перевел на латынь монастырский устав Пахомия и, описывая монастырь Евстохии, использует пахомианский монастырь как некую образцовую модель.
Из произведений Иеронима мы видим, что подвижничество, а точнее исключительно подвижничество он отождествляет с истинной христианской жизнью и утверждает, что стремиться к ней нужно любым путём, даже если при этом идешь против желания родителей. Таким образом, монашество вступает в конфликт с любовью к родственникам, усложняет отношения родителей и детей. Иероним, и не он один, слишком буквально понимает заповедь Иисуса оставить всё ради него. В итоге он совершенно искренне пишет: «Писание повелевает повиноваться родителям; но кто любит их более, чем Христа, губит душу свою» (Ep.XIV.3) или «...пусть отец ляжет на пороге, ты перешагни седовласого отца и с сухими глазами воспари к знамени креста» (Ep.XIV.2). Привязанность к близким Иероним сравнивает со «стенобитным орудием, потрясающим веру» (Ер.XIV.3).
Все три монашеских обета (нестяжательство, целомудрие и абсолютное послушание) он считает важными, но первым условием киновитов называет повиновение старшим и исполнение всех их приказов (Ep.XXII.35). В монастырях, несмотря на отсутствие в то время единого Устава, уже складывается чёткая структура, монахи поделены на десятки и сотни, имеют четкий распорядок дня. Иероним описывает монастырскую жизнь, основываясь, видимо, как на своём монашеском опыте, так и на изучении устава монастырей св. Пахомия (который часто использовался в то время наряду с уставом Василия Кесарийского), и он был хорошо знаком с предметом, о котором пишет.
Основные принципы монашеской жизни (бедность, труд, пост, молитва) Иероним излагает неоднократно. В письме к Илиодору, которого он призывает разорвать мирские узы, он высказывает свои воззрения на совершенство и пытается донести до адресата смысл монашеских обязанностей. Иероним пишет: «Боишься ли ты бедности? Но Христос называет блаженными бедных. Ужасаешься ли труда, но никакой борец не увенчивается, не быв покрыт потом. Заботишься ли о пище? Но вера не боится голода. Неприятно тебе сложить измождённые постом члены на голую землю? Но Христос возляжет с тобой. Не понравится тебе иметь непричесанные волосы на невымытой голове? Но глава твоя есть Христос. Ужасает тебя неизмеримая обширность пустыни? Но ты мысленно переносись в рай. Не пользуясь баней, кожа, скажешь ты, покроется струпами? Но кто однажды омылся во Христе, тому нет нужды во вторичном омовении» (Ep.XIV.10).
Аскетическая святость у Иеронима несовместима с чистотой телесной. Многие монахи того времени отказывались мыться и стричься. Хотя в современном христианском понимании именно чистота близка к благочестию.
Иероним в это время начинает изучать еврейский язык. Знание языка поможет ему и при переводе Библии и в деле толкования священного писания. Иерониму свойственно сочетать труд, аскетические упражнения и богословские исследования.
«Безбрачие или девственность — один из самых трудных подвигов в числе других аскетических самолишений», — считает церковный историк А.П. Лебедев[12]. Это чисто христианское явление, утверждает он[13]. Древнее язычество и иудейство не знало подобного рода аскетизма. Иероним был одним из самых ярых сторонников девственного образа жизни и посвятил этой теме не одно произведение.
Он не скупится на аргументы против брака. Замужняя женщина, по словам Иеронима, раскрашивает себя перед зеркалом, чтобы предстать к приходу мужа более красивой, чем она рождена, вынуждена присматривать за прислугой, следит за детьми и ведет домашнюю бухгалтерию. В итоге, она «дни и ночи проводит без молитвы, без постов» (De Virginitate Beatae Mariae).
Причем проповедь безбрачия ведется не только среди женщин, но и среди мужчин. В книгах против Иовиниана мы находим множество объяснений, адресованных мужчинам, почему не следует жениться. Причем эти аргументы отличаются от тех, что даются женщинам, и подкрепляются не христианскими постулатами и Священным Писанием, а бытовыми примерами. В своих рассуждениях Иероним говорит, что когда мы приобретаем лошадь, осла, быка или иную самую дешевую вещь, она прежде может быть испробована. Только «приобретая» жену, мы о ней ничего не знаем. «Сердита ли она, глупа ли, непристойна, надменна, зловонна, имеет ли другой какой недостаток, обо всем этом мы узнаем после брака» (Ibid.). При этом требуется звать ее госпожою, хвалить ее красоту, праздновать день ее рождения и вскоре уступить ей управление целым домом. Позже появятся ненависть и ссоры.
Правда бывают и исключения. И если вдруг жена попалась добрая и милая, то муж страдает, когда она мучается родами и терзается, когда находится в опасности (Ibid.). Критика брака была настолько резкой, что Иероним вынужден был оправдываться. Ведь даже такое трагическое событие, как падение Рима, он использует в качестве довода в пользу девственной жизни. «Скажи мне, — пишет он Агерухии в 409 году, — неужели ты хочешь выйти замуж среди таких обстоятельств? За какого ты выйдешь мужа? За такого ли, который убежит, или за такого, который будет сражаться? Что следует за тем или другим — ты знаешь» (Ep.CXXIII.18).
Конечно, Иероним понимает, что институт брака был, есть и будет. «Если все будут девственниками, то не будет брака, погибнет род человеческий, дети не будут плакать в колыбелях, повивальные бабки останутся без работы...», — признает он (Contra Vigilantium). Более того, он готов признать, что ценность не в безбрачии как таковом, а в образе жизни в целом. «Без дела никакой пользы не приносит и безбрачие, и супружество, даже вера, и притом исключительно свойственная христианкам, называется мертвою, если не сопровождается делами; в противном случае могли бы считаться святыми девы Весталки и одномужние служительницы Юноны» (Ep.XLVIII.6). Поэтому, видимо, так много у него произведений обучающего, методического характера.
Возьмём, для примера, только одно, хотя и весьма известное, его письмо о сохранении девства к Евстохии (Ep.22). Письмо это возбудило взрыв негодования, который отчасти был оправданным, так как написано оно в едком и резком тоне, как вряд ли подобает высказываться смиренному монаху. Кроме того, складывалось впечатление, что Иероним обвиняет абсолютно всех жителей в различных грехах. Кажется, что Евстохии нужно избегать каждого, дабы сохранить девство. Он предостерегает Евстохию от тех, «которые хотят казаться, но не быть девами» (Ep.XXII.15), от вдовиц, которые «ходят, подняв голову и игривыми шагами», и в то же время «принимают некоторое питие для бесплодия», а другие «принимают лекарства для вытравливания плода, при этом и сами умирают и отправляются в ад, виновные в трёх преступлениях — в самоубийстве, в прелюбодеянии, в детоубийстве ещё не рождённого чада» (Ep.XXII.13). Впрочем, взгляд Иеронима на перечисленные преступления укладывается в рамки христианского учения и не является чем-то, из ряда вон выходящим. Также в письме говорится, что нужно избегать некоторых вдов, ведущих неправедный образ жизни: «...у вдов раскраснелись щёки, разгладились морщины ток, что легко понять, что они не потеряли, но ищут мужей. Весь дом полон ласкателями, полон пиршествами» (Ep.XXII.16). Далее он не рекомендует своей ученице встречаться также и со светскими дамами: «Учись в этом случае святой гордости: знай, что ты выше этой знати» (Ibid.). Опасны и те, кто внешне выглядит более благообразно, чем есть на самом деле: «Траурное платье, пояс из грубой ткани, руки и ноги не вымытые, — один живот, так как его не видать, наполнен пищей» (Ep.XXII.27). Не только женщин должна сторониться Евстохия. «Избегай и мужчин, ...с отращенными наподобие женских волосами, ...с козлиной бородой, в чёрном плаще» (Ep.XXII.27). В письме описываются многие конкретные случаи, свидетелем которых был Иероним, например, как одна римлянка, раздавая милостыню, в конце дала одной старухе вместо динария — кулака. И хотя имена предусмотрительно не разглашаются, многие, читавшие это письмо, узнали в нём себя. Не приходится удивляться тому, что большинство римлян стали видеть в Иерониме чуть ли не врага.
Наряду с противниками и недоброжелателями у Иеронима в Риме появляется и немало соратников, которые восхищались им и во всём помогали. Особенно большим авторитетом святой пользовался у некоторых аристократок, которые, как и сам Иероним, были обеспокоены падением нравов. Представляется, что образование кружка сподвижниц вокруг него и их деятельность по распространению нравственных взглядов есть главный результат его духовного наставничества. Среди последовательниц Иеронима были Авентина, Марцелла, Азелла и другие, оставившие светскую жизнь и ставшие на путь праведной жизни, самым близким его другом и помощником стала Павла с дочерью Евстохией.
Остановимся ещё на нескольких положениях, проповедуемых Иеронимом. Посты составляют один из отличительных признаков аскетизма. Они не являются исключительной принадлежностью христианской Церкви. Иероним во многих произведениях восхваляет постящихся и предостерегает от чревоугодия. «Когда ты встанешь на ночную молитву, пусть будет тебе тошно не от несварения в желудке, но от голода», — поучает он Евстохию (Ep.XXII.17). В то же время он напоминает, что во всём нужно быть умеренным: «Я не предписываю тебе чрезмерных постов и непосильного воздержания в пище, быстро ослабляющих нежные натуры и скорее расстраивающих здоровье, чем полагающих основу святой жизни» (Ep.CXXX.11). Предостерегает Иероним от употребления вина и последствий опьянения. Вино можно использовать только для лечения боли желудка и частых недугов (Ep.XXII.8).
«Всего тщательнее избегай огня тщеславия, — советует подвижник. — Когда творишь милостыню, пусть видит один Бог. ...одежда твоя должна быть не очень чистая и не грязная и не выдающаяся ничем особенным» (Ep.XXII.27).
Аскеза подразумевает добровольную нищету. Все монастырские уставы говорят о том, что монах не должен иметь никакой собственности. Иероним сам придерживался этого принципа в жизни: единственной ценностью, с которой он не мог расстаться, была его роскошная библиотека. К этому он склоняет и других: «Избегай порока любостяжания и не только не присвояй чужого (ибо за это наказывают общественные законы), но даже не береги своего... Груды золота и серебра для нас чужие; наше имущество есть духовное» (Ep.XXII.31).
Нет единого произведения, где были бы раскрыты нравственные взгляды Иеронима, но в большинстве его трудов повторяются убеждения, которые мы попытались в общих чертах раскрыть.
Но вернёмся к наставнической деятельности подвижника. Она заключалась в личных беседах со своими знатными и влиятельными сподвижницами; кроме того, им были написаны несколько сочинений об аскетическом образе жизни.
С именем Иеронима связано и распространение женского монашества на Западе империи. Монашество, возникшее в Египте, Палестине, Сирии, первоначально ассоциируется с мужскими именами: Павел Фивейский, Антоний, Пахомий. Впору задаться вопросом: «Есть ли женщине место в пустыне?» Главу с таким названием и попытку ответа на вопрос мы находим в книге французского исследователя, бенедиктинского монаха отца Люсьена Реньё[14]. Анализируя «Лавсаик» Палладия, автор находит несколько рассказов о «Матерях пустыни», а также упоминает о нескольких монахинях, которые жили, переодевшись в мужскую одежду. Среди прочих изречений «отцов» Реньё находит только два рассказа о подвижницах, живших в пустыне.[15] Правда автор справедливо замечает, что в местах менее суровых, чем пустыня, женщины, ведущие отшельнический образ жизни, встречаются чаще. Наш соотечественник П. Казанский, говоря о первых женских иноческих обителях в Египте, называет ещё несколько имён.[16]Тем не менее, следует признать, что женщины-монахини были редкостью.
Знатные женщины из круга, образовавшегося подле Иеронима в Риме, восприняли его аскетические наставления через беседы на темы Священного Писания. Марцелла, Азелла, Мелания, Фабиола, Павла — представительницы аристократических фамилий — стали вести монашеский образ жизни под влиянием Иеронима.
Итак, Иероним являлся практиком и теоретиком монашеской жизни, причем монашество в его произведениях предстает как противоречивое явление. Иероним призывает к бедности, к соблюдению постов, к оказанию помощи больным, к достойному поведению духовенства, к труду, чтению книг, скромности, безбрачию и девственности. То есть монашество, по крайней мере в лице Иеронима, способствовало облагораживанию духовной почвы и обучению людей.
Однако нельзя не отметить и отрицательных сторон: монашество распространяет равнодушие к семейной жизни (а Иероним и вовсе относится к браку крайне отрицательно), к служению государству; монашество, ставя целью личное спасение, часто мирится с отсутствием общественно полезной, социально значимой деятельности. Вот как передаёт подобную мысль Б. Рассел: «Иероним считает сохранение девственности делом более важным, чем организацию победы над гуннами, вандалами и готами. Ни разу мысли его не обращаются к каким-либо возможным мерам практической политики...»[17]. Иными словами, монашество в произведениях Иеронима — неоднозначное явление, нуждающееся в дальнейшем изучении.
[1] Ccылки на названия произведений Иеронима и нумерация писем (Ep.) приводятся в соответствии с: Patrologia cursus completes. Series latina, Paris. Migne.
[2] Rebenich S. Jerome. - L., N.-Y.,2002. - P.6.
[3] Ibid.
[4] Kelly N.J.D. Jerome: His Life, Writings, and Controversies. - L.,1975. - P.28.
[5] Ibid.
[6]Rebenich S. Op. cit. - P.10.
[7] Гуревич А. Избранные труды. Средневековый мир. - СПб.,2007. - С.192 - 193.
[8] Seim T.K. Ascetic Autonomy?//Studia Theologica. - №43. - 1989. - Р.135.
[9] Kelly N.J.D. Op. cit., Pp.48-49.
[10] Veronika E. Grimm. From feasting to fasting, the evolution of a sin: attitudes to food in late Antiquity. - P.149.
[11] Rebenich S. Op. cit. - P.10.
[12] Лебедев А.П. Рассказы по истории христианской аскетической жизни. - М.1882. - С.87.
[13] Там же.
[14] См. Реньё Л. Повседневная жизнь отцов-пустынников 4 века. - М. - Молодая гвардия. -2008. - 334с., перевод с французского, вступительная статья, послесловие, комментарии Войтенко А.А.
[15] См. Реньё Л. Ук. соч., с.39-41.
[16] Казанский П.С. История православного монашества на востоке. Т.1, М.2000, с.398-360.
[17] Рассел Б. История Западной философии. - Новосибирск, 2001 - Книга 2, С. 417.