Вопрос самоактуализации в современном обществе стоит как никогда остро. В контексте гуманистически-экзистенциальной парадигмы несамоактуализированный человек воспринимается практически «неудачником», как в личном, так и в профессиональном плане. С актуализацией связывается общепринятое представление о прогрессе, пути в жизнь, реализации индивидом и обществом своего предназначения. На выявление матрицы раскрытия потенциала самоактуализирующейся личности направлены колоссальные усилия науки, образования, различные социальные и политические проекты.

Остается только один вопрос: что же представляет собой эта самая «самоактуализация»? Вопрос самоактуализации, согласно определению А. Маслоу, – это всегда вопрос «acme», представляющего собой вершинную реализацию «талантов, способностей, потенций» индивидуума в контексте избранного им смысла жизни, онтологии, а учитывая то, что вопрос смысла жизни – это вопрос в конце концов религиозный, и некоей «психотеологии» [см. 8]. К самоактуализации более всего приложимы лозунги: «Так стань же тем, кем можешь стать!» (Ницше) [13], «По плодам их узнаете их» (Мф.7,20).

В этом нет ничего удивительного. Христос призывал учеников подражать Себе, ап. Павел призывал христиан возрастать «в меру… возраста Христова» (Эфес.4,13); Будда, Мухаммед, Зороастр, Лао-Цзы формировали вполне определенный социотип своих последователей.

Но, приобщаясь идеям гуманистической психологии, не следовало ли бы также иметь в виду, что и у А. Маслоу, автора идеи самоактуализации, существовали вполне определенные критерии «актуализированности» личности? Например, он пишет, что для него актуализированными личностями являются: банкиры, президенты, политики, поэты, живописцы, композиторы, ученые и философы с мировым именем, и т.д. Все остальные – «среднестатистические» «неудачники», «невротики». Сюда входят, между прочим, и так называемые «кликуши и религиозные проповедники» [13], в том числе христианские святые, отшельники, мученики, праведники. То же самое определение традиционной духовности мы встречаем у З. Фрейда, в индивидуации К. Юнга, А. Адлера, Э. Фромма и т.д. [21] [5] [9] [22]. Понятно, что критерии «самоактуализированности» в традиционных обществах – в мусульманских странах, христианской средневековой Европе, Африке, Ближнем и Дальнем Востоке, – естественно, будут несколько отличаться от тех, что декларируют последователи гуманистической мысли.

При этом в каждой религиозно-идеологической системе отдаются предпочтения вполне определенным моделям поведения, чертам характера, личностным акцентуациям. Сам А. Маслоу признает, что «эти люди исповедуют – должны исповедовать – разные ценности» [13]. Например, в ближневосточных религиях Древнего мира, с их склонностью к магическому мировидению и экстатической чувственной ритуальности, ведущими являлись неустойчивая и шизоидная акцентуации характера. Практически такая же характеристика, за небольшими исключениями в области аскетики, у религий Индии. Религии Дальнего Востока, с их пантеистической тенденцией к рассмотрению человека и общества как упорядоченной формы спонтанного бытия Космоса (Дао, Тенгри и т.д.), культивировали послушание, служение обществу вплоть до ритуализма, и шизоидность в форме созерцания, культа долголетия, выражаемого посредством дыхательных и гимнастических тренингов, а также внутренней алхимии [19].

Для античных и эллинистических мистерий времен появления христианства характерен эклектизм религиозных влияний, особенно из Ближнего Востока и Индии. Ритуализм, магизм, эзотеризм, использование психоделических средств вывели в «уважаемые» акцентуации не только шизоидность и неустойчивость, о чем говорят священные обязательные иерогамии при храмах, но и гипертимность, с лозунгом: «Станем есть и пить, ибо завтра умрем!» (1Кор.15,32), и эпилептоидность мистиков, выражаемую в «крайнем физическом и эмоциональном напряжении, высокой агрессивности, крайних эмоциональных и физических муках с диким чувственным порывом», в «мощных побуждениях сексуальной природы», что воспринималось обществом как некая «священная болезнь» [15] [9].

Авраамическая религиозность, признающая откровение одного Личного Бога и полагающая недопустимым в своей практике использование магических и оккультных приемов, резко контрастировала с остальными религиозными системами в плане выбора культивируемых акцентуаций характера. Так, ветхозаветный иудаизм, с его ортопраксией, т.е. тщательным исполнением закона Моисеева, резко отвергал в своих последователях неустойчивую акцентуацию, предпочтя ей простоту веры, послушание, надежду, служение, кротость и радость в Боге. Восточное христианство, воспринимающее себя как «Новый Израиль», плод благодатного возобновления Богом нарушенного ветхозаветным Израилем теократического союза с человечеством, помимо прочих акцентуаций иудаизма особое внимание уделяет смирению и чистоте сердца от страстей, т.е. тех самых акцентуаций, которые культивировались в неавраамических религиозных системах, как единственному средству познания «святого» Бога [9].

Мусульманство отвергает христианскую кротость и смирение, и вместо них ценит в своих последователях эпилептоидность в форме нетерпимости к неверным и готовности свидетельствовать об Аллахе с оружием до смерти, но, с другой стороны, в исламе остается свойственная авраамическим религиям простота веры [9] [12].

Подобная простота веры остается и в современном так называемом мистическом иудаизме, разошедшемся с традициями Ветхого Завета в период появления христианства. Так, храмовое богослужение было заменено «раввинатом», т.е. синагогой; ожидание Мессии как пророка, долженствующего поведать волю Божью, сменилось жаждой установления в мире мира и общечеловеческих ценностей на основании исключительно еврейской нации; институт пророчества заменен кабалистикой, магической практикой воздействия на стихийных духов и исследования «бессознательного». Все вместе стимулировало культивирование таких черт характера, как вера, служение (миссия) и кротость, не различаемых, впрочем, с паранойей, эпилетоидностью и истероидностью [9] [12].

Другие поставраамические религии уже не имеют тенденции к хранению традиций (или Священного Предания, как говорит христианство). Так, гностицизм, склонный к смешению эллинистических и христианских образов, как и оккультные системы Ближнего Востока – религий Индии и античных мистерий, ценил в своих адептах неустойчивую и шизоидную акцентуацию характера, но от авраамических религий взял еще и нетрадиционно понимаемые веру и служение (миссию) в виде паранойи (стремление к мученичеству или самоубийству) и эпилептоидности (чрезмерный аскетизм или сексуальная йога) [2] [19].

Подобная картина свойственна и для нетрадиционного мистического ислама – суфизма, только вместо паранойи и эпилептоидности культивировались гипертимность в виде полного пренебрежения традиционными постами, приличиями и обрядностью, вплоть до вызывающих призывов «поклоняться сатане как единственному монотеисту», и истероидность, т.е. некоторая показательность чудес святых, среди которых гораздо значительнее количество кар для обидчиков и неверующих, нежели реальной помощи людям [12].

Отделившийся от восточного христианства римо-католицизм в эпоху крестовых походов на Востоке принял в себя серьезную инъекцию нехристианской духовности, главным образом гностицизма, и, по словам святителя Игнатия (Брянчанинова), оказался в состоянии «прелести» [См.: 17] [7]. Юридическое и ритуальное восприятие отношений с Богом, безоценочное отношение к нехристианской мистике, такой как использование медитаций, фантазий и визуализаций Игнатия Лойолы, вызывание видений сцен жизни святых или фигуры Христа, которые постепенно заполняют собой все сознание практикующего, привело к тому, что такие черты характера христианина, как надежда на Бога, смирение, радость, были заменены шизоидностью, психастеническим расстройством, дистимностью, которая стала почти доблестью в теории испанского мистика св. Иоанна Креста о «трагическом борении» и «ночи духа» подвижника в процессе Богопознания; с некоторой долей истеричности, как в феномене стигматизации и эмоционально-любовном мистицизме с эротической окраской у св. Терезы Авильской, Терезы Малой, Катарины Сиенской, Юлиана Норвичского и проч. [18] [11] [5]. Правда, ради справедливости стоит отметить, что в католицизме по-прежнему были «в цене» и вера, и служение, и кротость.

Подобный отход от авраамических ценностей хронологически совпадает со временем «Возрождения» античности на Западе, периодом массовой одержимости мистицизмом, оккультизмом, духовно-психических эпидемий и, как известно, инквизиции. Заканчивается данный процесс реформацией Церкви и появлением протестантизма, с его метанием между чрезмерным рационализмом, вплоть до фундаментализма лютеранства и кальвинизма, и оккультным мистицизмом ряда протестантских сект [См.: 9].

Протестантизм, сакрализировав общественное устройство в качестве некоего аналога Церкви, канонизировал законничество, бытовой и гражданский прагматизм и порядочность как некое сакральное служение, призвание индивида. Тем самым ключевыми акцентуациями становятся: гипертрофированное осознание своей миссии (паранойя и психастения), служение и истероидность, исходящая из необходимости доказать себе и всему миру свою «избранность» Богом, являемую в успешности осуществления избрания. Именно потому в американском обществе, которое в основной своей массе составляют потомки протестантских переселенцев из Европы, страшнейшим оскорблением является назвать кого-либо «неудачником» [10].

Наконец, именно из протестантизма, а также из новых оккультных и гностических групп в середине XX столетия появляются так называемые Новые религиозные движения, New Age (Новый век), провозгласившие для человечества новую эру постхристианской, неоязыческой культуры («Эпоху Водолея»). Как известно, именно эта религиозность была признана А. Маслоу соответствующей его идеалам самоактуализации, т.е. реализации экзистенциальной и гуманистической «трансценденции» личности в духовных практиках трансперсональной психологии [14] [3]. Э. Фромм также признавался в своей знаковой работе «Бегство от свободы», что гуманизм – это новая религия «светскости», спонтанности, надкультурности, свободная от любых догматических и обрядовых норм традиционных религий [22] [9].

Собственно, глобализм и надкультуральность гуманистического подхода и Новых религиозных движений легко узнаваемы в современной культуре по культивированию в людях таких акцентуаций, как:

- гипертимность, воспринимаемая как определенная «спонтанность», свобода от всяких традиций и аскетизма («бери от жизни все») [16];

- неустойчивость, т.е. эклектизм в мировоззрении;

- паранойя в отстаивании прав общественных меньшинств;

- эпилептоидность и одновременно дистимность, вплоть до насилия или суицидального поведения в субкультурных образованиях сатанинской направленности, таких как «готика», «эмо» и прочие наследники «контркультурных» движений 60-х [1] [9];

- демонстративность постмодернистского самовыражения «Фабрики звезд», «Дома-2», «Мамы в законе» и прочих реалити-шоу;

- а также шизоидность в виде самомнения и самообособления индивида от любой традиционной религиозности, вплоть до невозможности, нежелания, а иногда и неспособности покаяния. При этом человек «свободно» выбирает для себя состояние зависимости от определенной субкультуры, компьютерного мира, психоактивных веществ.

В этом есть вполне определенный смысл: религиозность New Age, новых религиозных движений, по признанию представителей трансперсональной психологии, коррелирует с религиозностью античных мистерий Римской империи первых веков христианства [4] [20] [23]. Вспомним, что это было как раз время эклектизма и толерантности общества к элементам любых языческих систем, а вовсе не к христианству, которое находилось в состоянии гонения.

Учитывая то, что современное «светское» общество также оказывается вовсе не безрелигиозным, а скорее «полирелигиозным», т.е. вмещающим в себя самые различные религиозные элементы, и в то же время «неклерикальным», т.е. «нецерковным» [см. 8], неудивительным выглядит притеснение христианства на Ближнем, Дальнем Востоке, США, Западной Европе, когда христианское большинство не имеет права высказать критику таких реалий современной общественной жизни, как, например, гомосексуализм или ювенальная юстиция. Об этом говорил уже ап. Павел: «В последние дни… люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, непримирительны, клеветники, невоздержны, жестоки, не любящие добра, предатели, наглы, напыщенны, более сластолюбивы, нежели боголюбивы, имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся… всегда учащиеся и никогда не могущие дойти до познания истины… Таковых удаляйся... водимых различными похотями» (2Тим.3,1-7) и «постыдными страстями: женщины их заменили естественное употребление противоестественным; подобно и мужчины, оставив естественное употребление женского пола, разжигались похотью друг на друга, мужчины на мужчинах делая срам и получая в самих себе должное возмездие за свое заблуждение… Они исполнены всякой неправды, блуда, лукавства, корыстолюбия, злобы, исполнены зависти, убийства, распрей, обмана, злонравия, злоречивы, клеветники, богоненавистники, обидчики, самохвалы, горды, изобретательны на зло, непослушны родителям, безрассудны, вероломны, нелюбовны, непримиримы, немилостивы. Они знают праведный [суд] Божий, что делающие такие [дела] достойны смерти; однако не только [их] делают, но и делающих одобряют» (Рим.1,26-32). Ап. Иоанн Богослов характеризовал эти тенденции однозначно как «дух антихристов» (1Ин.2,18).

Таким образом, мы сталкиваемся с парадоксом: общество, воспринимающее «самоактуализацию» в гуманистическом смысле, может и не видеть реальной самоактуализации в других религиозно-идеологических системах, а самоактуализация гуманистическая в традиционных системах может восприниматься как разврат, деградация, «антихристианство»… Иными словами, сама актуализация является фактом жизни и призванности человека, но вот направленность и цель ее существенным образом зависит от религиозности, которая господствует в обществе.

В заключение хотелось бы сделать некоторые выводы:

1. Самоактуализация может пониматься совершенно по-разному в различных религиозно-идеологических системах.

2. Простое принесение в традиционную культуру гуманистического взгляда на самоактуализацию не только не обогатит ее, но и растворит в другой «религиозности» (глобализме, надкультурализме).

3. Как говорил преп. Евагрий Понтийский, «кто что любит, тот того и желает, конечно, — а чего желает, то и улучить подвизается» [6]. Если для гуманистической психологии и религиозности Новых религиозных движений самоактуализация направлена в сторону стяжания личностных качеств, присущих неавраамической духовности, то для христианина, как представителя авраамической религиозности, реальной самоактуализацией и признаком душевного здоровья стал бы путь возрождения традиционной христианской культуры в своей жизни. И это тоже самоактуализация, только предполагающая достижение противоположных гуманизму ценностей: не спонтанности, а простоты; не неустойчивости, а послушания; не паранойяльности, а веры; не психастении, а надежды; не эпилептоидности, а служения; не уныния, а смирения; не тщеславия, а кротости; не гордости, а радости в Боге.

Литература

1.  Адливанкин И.А. Пути влияния тоталитарного сектантства и оккультно-мистических доктрин на демографическую ситуацию в России и в мире. // Плод духовный. Материалы научно-практической конференции «Основы духовной безопасности общества в XXI веке». М-Сергиев Посад – Щелково. С.124-135.
2. Болотов В.В. Лекции по истории Древней Церкви. В четырех томах. Т.2. М. 1994.
3. Гроф Станислав. Путешествие в поисках себя. Изд. АСТ. Институт трансперсональной психологии. Издательство К. Кравчука. 2008 г.
4.  Гроф Станислав. Священное и профанное. // Психология религиозности и мистицизма. Хрестоматия. Минск-Москва. «Харвест-Аст». 2001.
5. Даурли П. Джон. Болезнь по имени человек. Юнгианская критика христианства. // К.Г. Юнг и христианство. СПб. 1999.
6. Евагрий, авва. Наставления о подвижничестве. // Добротолюбие. Свято-Троицкая Сергиева Лавра. 1992. Т.1.
7. Игнатий, епископ Кавказский и Черноморский, святитель. Творения. Изд. Сретенского м-ря. 1998. Т.1.
8. Лагутов Н.В. Опыт теологического анализа места религиозности в структуре психического. // Современная научная психология и православная духовная традиция: содержательный диалог. Научные доклады и статьи. / Отв. за выпуск митрополит Хабаровский и Приамурский Игнатий, действ. чл. РАО, проф. В.В. Рубцов. / Сост., науч. ред.: Е.П. Гусевой, О.Е. Серовой. – М.: ПИ РАО, МГППУ, 2012 (XIX Международные Рождественские образовательные чтения «Церковь и государство: соработничество в решении общих задач»). С.70-93.
9. Лагутов Н.В. Теологический анализ стратегий и техник психотерапии.Монография. Сергиев Посад. Издательство Академии гуманитарных и общественных наук. 2012. – 296 с.
10. Легойда Владимир. In God we trust? – религиозность по-американски. // Психология религиозности и мистицизма. Хрестоматия. Минск-Москва. «Харвест-Аст». 2001.
11. Лосский В.Н. Очерк мистического богословия Восточной Цер­кви. М. 1991.
12. Максимов Ю., Смоляр К. Православное религиоведение: Ислам. Буддизм. Иудаизм. Изд. 2-е, исправленное. М. 2008.
13. Маслоу Абрахам Гарольд. Мотивация и личность. СПб. Изд. "Евразия". 1999.
14. Маслоу Абрахам. Новые рубежи человеческой природы. М. 1999.
15. Мень Александр. История религии. В 2-х кн. Кн. 1-я: В поисках Пути, Истины и Жизни: Учеб. пособие. — М.: Издательская группа «ФОРУМ-ИНФРА-М», 1997. — 216 с.: ил.
16. Николаева Олеся. Современная культура и Православие. М. 1999.
17. Осипов А.И. Путь разума в поисках истины. Лекции по православной апологетике. САТИС. СПб. 2007.
18. Плакида (Дезей), архимандрит. «Добротолюбие» и православная духовность. М. 2006.
19. Торчинов Е.А. Религии мира: опыт запредельного. Психотехника и трансперсональные состояния. СПб. 1998.
20. Уотс Алан. Космология радости. // Психология религиозности и мистицизма. Хрестоматия. Минск-Москва. «Харвест-Аст». 2001.
21. Фрейд З. Будущее одной иллюзии (1927).
22. Фромм Э. Бегство от свободы. Пер. с англ. А. Лактионова. — М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2009. — 284 с.
23. Хофманн Альберт. ЛСД Экспириенс и реальность. // Психология религиозности и мистицизма. Хрестоматия. Минск-Москва. «Харвест-Аст». 2001.