Приведенный в предыдущей статье пример помощи евреям со стороны духовенства русского Западно-Европейского экзархата во Франции является далеко не единственным. Так, например, протоиерей Борис Георгиевич Старк (2 июля 1909, Кронштадт – 11 января 1996, Ярославль), служивший в 1941–1952 гг. помощником настоятеля русской Успенской церкви при кладбище и Свято-Николаевской церкви при русском старческом доме в г. Сент-Женевьев-де-Буа, в своих воспоминаниях об отце Димитрии Клепинине писал: «Вечная память незабвенному о. Димитрию. Запомнился мне очень один с ним разговор... Мы шли из церкви РСХД по улице Оливье-де-Серр (РСХД – это Русское Студенческое Христианское Движение, к которому до вой­ны мы оба были очень близки). О. Димитрий говорит мне: “Ты видишь, какие начинаются гонения на евреев? Еще нет того, что делается в Германии, но надо ждать, что и у нас будет нечто подобное, и мы заранее должны знать, что нам делать!” Мы оба были убеждены, что в случае нужды надо будет помогать евреям, как крещеным, так и некрещеным, но ищущим нашей помощи. Мне, как живущему в Русском Доме Сент-Женевьев-де-Буа, меньше было поводов и воз­можностей это намерение применить в жизнь (хотя и в Сент-Женевьев кое-что делалось в этом плане), а вот о. Димитрий, живший в центре Парижа и служивший в церкви общежития “Православное Дело”, основанного ма­терью Марией, был в самой гуще событий, и ему с матерью Марией пришлось не только много делать, чтобы спасать ев­реев во время оккупации, но и погибнуть за это»[i]. К сожалению, отец Борис скромно умолчал, в чем конкретно заключалась его деятельность по спасению евреев в Сент-Женевьев-де-Буа.

Уже упоминался и настоятель Свято-Троицкого храма в г. Клиши протоиерей Константин Замбржицкий, крестивший в Компьенском лагере Илью Фондаминского (в 1946 г. отец Константин перешел в юрисдикцию Московского Патриархата, 10 октября 1948 г. уехал в СССР, служил настоятелем церкви в Костроме, публиковал статьи в «Журнале Московской Патриархии», в 1949 г. принял монашество с именем Стефан, но не выдержал советских условий и в 1950 г. повесился)[ii].

Несколько парижских православных священнослужителей, активно помогавших евреям, уже в период Второй мировой войны находились в юрисдикции Московского Патриархата. Так, совсем недалеко от улицы Лурмель ложные свидетельства о крещении выдавал евреям настоятель Трехсвятительского подворья на улице Петель архимандрит Афанасий (Нечаев)[iii]. Во время оккупации Парижа он помогал преследуемым евреям, за что 31 сентября 1942 г. был арестован во время молебна в церкви и подвергнут допросам геста­по. Умер архимандрит Афанасий от «изнеможения» (последствий заключения и пыток) 14 декабря 1943 г. в Париже[iv].

Другой священнослужитель Московского Патриархата – иерей Михаил АндреевичБельский[v], основатель и первый настоя­тель франкоязычного прихода Скорбященской церкви в Париже, – во время немецкой оккупации города активно помогал преследуемым евреям, за что 26 августа 1942 г. был арестован ге­стапо перед началом литургии и приговорен к девяти­месячному заключению в крепости Ромэнвиля под Парижем, где находился в заключении с ав­густа 1942 по апрель 1943 гг.[vi]

Еще один священнослужитель Московского Патриархата иерей Димитрий Николаевич Соболев[vii], помощник насто­ятеля Трехсвятительского подворья на улице Петель, во время оккупации Парижа немцами также помогал преследуемым евреям, за что был в начале 1943 г. арестован и заключен в Компьенский лагерь. Именно ему священномученик отец Димитрий Клепинин оставил свой антиминс для продолжения богослужений в лагерной церкви перед отправкой 16 декабря в немецкий концлагерь Бухенвальд. Однако в начале 1944 г. иерей Димитрий Соболев тоже был отправлен Бухенвальд, а затем переведен в концлагерь Дора, где прошел через му­чительное заключение в подземелье. Чудом оставшись в живых, он весной 1945 г. вернулся в Париж, снова став помощником настоятеля Трехсвятительско­го подворья[viii].

16 января 2004 г. Священный Синод Константинопольского Патриархата и Вселенский Патриарх Варфоломей II причислили погибших в германских концлагерях монахиню Марию (Скобцову), священника Димитрия Клепинина, Юрия Скобцова и Илью Фондаминского к лику святых. 1 мая 2004 г. в Александро-Невском соборе в Париже состоялся торжественный акт канонизации новопрославленных святых, участников «Православного дела». Вопрос о канонизации четырех православных страсто­терпцев, превращенных нацистами в горсти седого пепла, был рассмотрен Синодом Константинопольского Патриархата по просьбе архиепископа Команского Гавриила (де Вильдера), экзарха приходов русской традиции в Западной Европе[ix].

В то же время отношение части евлогианских священнослужителей к иудаизму отличалось своеобразием. Некоторые из них, в том числе мать Мария, полагали, что в условиях небывалых ужасов мировой войны начинается неизбежная эпоха перехода евреев в христианство. Наиболее глубоко разработал эту концепцию в своих статьях «Гонения на Израиль» и «Расизм и христианство», написанных в оккупированном Париже зимой 1941–1942 гг., знаменитый православный богослов протоиерей Сергий Булгаков. В еврейском народе, избранном Богом для воплощения Спасителя, он видел «ось мировой истории»; избранничество Божие почиет на еврействе, даже не принявшем Христа; окончательное разрешение еврейского вопроса наступит только с возвещанным апостолом Павлом обращением всего еврейства ко Христу, поэтому всякий антисемитизм изобличался как антихристианство и тем самым исключался: «С одной стороны, в состоянии антихристианства и христианоборчества Израиль представляет собой лабораторию всяких духовных ядов, отравляющих мир и в особенности христианское человечество. С другой – это есть народ пророков, в которых никогда не угасает дух пророчества и не ослабевает его религиозная стихия. Однако в состоянии ослепления это есть христианство без Христа и даже против Христа, однако, Его лишь одного ищущее и чающее… Ясны те выводы, которые могут быть отсюда сделаны относительно гонителей Израиля: они гонят Самого Христа в нем, так же, как и сами евреи, поскольку последние христоборствуют, противясь своему собственному избранию»[x].

Отец Сергий чрезвычайно резко осуждал и разоблачал нацистскую идеологию, утверждая, «что гитлеризм, как религиозное явление, есть еще более отрицательное даже, чем воинствующий атеизм большевизма», и подчеркивая центральное место вражды к иудаизму в «духовном оборудовании» германского расизма: «…весь расизм есть не что иное, как антисемитизм, есть сублимированная зависть к еврейству и соревнование с ним, притом не в положительных, но отрицательных его чертах… Такова тайна расизма, его источник. Гитлер и зелоты антисемитизма суть религиозные, точнее антирелигиозные… маньяки… По духу своему, как и в своем практическом осуществлении антисемитизм есть не только искушение, но и прямое противление христианскому духу». При этом протоиерей Сергий Булгаков писал и об антихристианских преступлениях самих евреев: «Еврейство… доселе остается в состоянии поклонения золотому тельцу и отпадения от веры, даже и в Бога Израилева. Все эти новые бедствия являются для него не только как последние, может быть, испытания для его обращения ко Христу и духовным воскресением, но и как неизбежная кара за то страшное преступление и тяжкий грех, который им совершен над телом и душой русского народа в большевизме». Заключительный же вывод богослова полон веры в осуществление пророчества апостола Павла: «В историческом христианстве явится новая силы, которая и станет духовным его средоточием, как было это и в первые дни его: иудео-христианство»[xi].

Несколько иначе, чем у евлогиан, можно охарактеризовать позицию священнослужителей Русской Православной Церкви Заграницей (РПЦЗ). Ее руководство, настроенное резко антисоветски, неоднократно выступало с воззваниями против еврейско-большевистского господства в России. Так, например, в послании к православным русским людям, принятом Архиерейским совещанием Зарубежной Русской Церкви 25 октября 1943 г. в Вене по поводу избрания Московским Патриархом митрополита Сергия (Страгородского), говорилось: «Давнее тесное сближение с коммунистическим правительством, во главе которого стоит кровавый тиран Сталин и в котором участвует достаточное количество евреев, фанатически ненавидящих христианство и беспощадно истребляющих русский народ, набрасывает особенно мрачную тень на облик нового патриарха, которого наша совесть не позволяет нам назвать своим истинным отцом и духовным вождем»[xii].

А в Пасхальном послании 1942 г. председателя Архиерейского Синода Русской Православной Церкви Заграницей митрополита Анастасия (Грибановского) ощущался и другой акцент: «Напрасно враги Христовы – иудеи, не переставшие преследовать Его и по смерти, запечатали Его тело в погребальной пещере и приставили к Нему нарочитую стражу, стремясь удержать Его во гробе»[xiii].

В печатном органе Архиерейского Синода журнале «Церковная жизнь» в период германской оккупации Белграда изредка выходили антиеврейские статьи, и все они, по всей видимости, вышли из-под пера управляющего делами Архиерейского Синода Г.Г. Граббе (происходившего из российских немцев). В одной из них (от 1 мая 1942 г.), подписанной инициалами Г.Г. и посвященной последнему периоду жизни Ленина, говорилось: «Теперь не приходится доказывать еврейское происхождение большевизма, как равно и то, что в созданной Лениным тюрьме для Русского народа тюремщиками по преимуществу являются именно евреи. И вот тут интересно вспомнить, что по талмудическому учению все не евреи – гои, акумы, как они там называются, – это не люди, а человекообразные существа, созданные для служения евреям. Те гои, которые не желают выполнять это служение, подлежат избиению. Эта вера получает яркое проявление в т.н. Протоколах Сионских Мудрецов, рисующих план создания для неевреев некоторого подобия той тюрьмы, о которой мечтал Ленин. Но если можно понять, что о такой тюрьме для прочих народов мечтают талмудисты, приходящие к этой мысли на основании своей сатанинской религии, то нееврей может придти к такой мысли только на почве расстроенного атеизмом и одержимостью мозга»[xiv].

Впрочем, Г. Граббе был в подобных взглядах не одинок. Служивший в период оккупации Югославии настоятелем прихода протоиерей Владимир Востоков в своем написанном 30 мая 1943 г. как бы от лица Сталина памфлете писал: «Мы развратили часть наших, особенно юных красноармейцев до нераскаянного соединения с нами в нашем организованном преступлении, и они-то в полном умственном помрачении и неисцелимом сердечном исступлении, сейчас защищают упорно под видом Родины жидовскую вотчину в России и злейших врагов народа... Они-то и замедляют кровопролитнейшую войну, страшную не только России, но и всему человечеству… И мы знали все эти планы адские и злодеяния сатанинские интернационального иудо-масонского коммунизма и работали с ним подло, злобно, долго, сознательно под его контролем, помощью и защитою.

При последних словах товарищ Джугашвили-Сталин, естественно, должен горько заплакать, стать на колени перед народом и воскликнуть: “Падаю пред тобою, великий страдалец, долготерпеливец – русский народ! Не прошу у тебя ни пощады, ни милости… Не смею просить, ибо до сих пор я был не человек, а червь кровосос, – поношение и унижение человеков. Сейчас я весь, вместе со своей правящей тобою 26 лет жидо-масонской бандой в твоей власти…”. Вот если так скажет и сделает Джугашвили-Сталин, то и я поверю ему, бывшему зверю. Что скажет ему в ответ на покаянный вопль народ? Думаю, что народ поймет: коммунизм в России действительно падает, пропадает…»[xv]

В подобных произведениях, несомненно, присутствовал определенный антииудаизм, имевший политическое и религиозное содержание. Однако в идеях русской церковной эмиграции совершенно отсутствовал характерный для нацизма расизм. Холокост руководство Русской Православной Церкви Заграницей никогда не одобряло. Среди прихожан этой Церкви в Германии были лица еврейского происхождения, которые участвовали в движении сопротивления. Например, Лиана Берковиц принадлежала к берлинской группе Риттмейстер организации сопротивления «Красная Капелла». В 16 лет она начала участвовать в нелегальной работе, распространять листовки, но 30 марта 1943 г. оказалась арестована, а 5 августа 1943 г. казнена в Берлинской тюрьме Плетцензее[xvi].

И РПЦЗ в целом, и подавляющее большинство ее архиереев преследовали цель возрождения Великой России и воссоздания единой сильной Русской Церкви и уже поэтому находились в непримиримом противоречии и глубинной враждебности с нацистской Германией, преследовавшей цель порабощения народов России, хотя первоначально и питали некоторые иллюзии в отношении политики III рейха. Известен лишь один явно прогермански настроенный архиерей Русской Православной Церкви Заграницей – митрополит Западно-Европейский Серафим (Лукьянов)[xvii], но и он в своем «Плане организации высшей церковной власти Православной Церкви в России» от 9 сентября 1941 г., отправленном германским ведомствам, писал: «Для восстановления России необходимо сразу после свержения советской власти и образования национального русского правительства организовать единую высшую церковную власть Православной Церкви»[xviii].

Тогда этот митрополит не подозревал, что никакого создания русского правительства нацистское руководство допускать не собиралось. В дальнейшем и у митрополита Серафима по мере узнавания правды наступило отрезвление и раскаяние (в 1945 г. он перешел в Московский Патриархат). Уже к 1943 г. Владыка передал практическое руководство митрополичьим округом в руки своего ближайшего помощника – англофильски настроенного протоиерея Василия Тихоновича Тимофеева (настоятеля Знаменской церкви в Париже, члена Епархиального совета и благо­чинного приходов РПЦЗ в Парижском районе)[xix], дочь которого была заключена нацистами в концлагерь. Этот священник к июню 1943 г. крестил шесть юных евреев, спасая их от уничтожения. Митрополит Берлинский и Германский Серафим (Ляде) в своем письме Первоиерарху РПЦЗ митрополиту Анастасию (Грибановскому) от 18 июля 1943 г. сообщал, что митрополит Серафим (Лукьянов) на словах является антисемитом, но фактически ничего в этом плане не делал, а о. Василий Тимофеев крестит евреев и даже выдает им свидетельства об арийском происхождении[xx].

К счастью, отец Василий остался жив, однако другой ближайший помощник Владыки Серафима (Лукьянова), настоя­тель храма Воскресения Христова в г. Виши, епархиальный миссионер Западно-Европейской епархии РПЦЗ и уполномоченный митрополита в неоккупированной зоне Франции протопресвитер Андрей Иеремеевич Врасский[xxi], участвуя в движении Сопротивления и спасая евреев, погиб. В 1942 г. отец Андрей, по поручению Владыки Серафима, совершил мис­сионерскую поездку на оккупированную немцами территорию Рос­сии и в том же году, несмотря на короткий срок священства и на отсутст­вие разрешения на это со стороны Архиерейского Синода, был возведен в сан протопресвитера митрополитом Серафимом, кото­рый получил за это выговор от Синода. О быстром продвиже­нии отца Андрея в сан протопресвитера редактор журнала «Церковное Обо­зрение» И.Е. Махараблидзе писал: «Очевидно, о. Врасский в сане священника оказал “особые сверхвыдающиеся заслуги”, что митр. Серафим признал себя вправе возвести его за такой короткий срок службы в столь высокий сан, присвоив себе в данном вопросе прерогативу Зару­бежного Собора архиереев»[xxii].

 В это же время отец Андрей крестил и прятал евреев во Франции, активно участвовал во французском движении Сопротивле­ния, за что 25 января 1943 г. был арестован гестапо и заключен в Компьенский лагерь под Парижем. Здесь он служил в лагерной церкви вместе со священномучеником отцом Димитрием Клепининым, который 18 сентября 1943 г. из заключения очень уважительно писал об отце Андрее митрополиту Евлогию (Георгиевскому): «Объединяющим началом [в лагерной церковной общине] является о. Андрей, который пользуется в лагере уважением, как русских, так и французов. За несколько месяцев совместной жизни я хорошо его узнал и очень его ценю, как человека, заслуживающего доверия». 16 декабря 1943 г. протопресвитер был депортирован в германский концлагерь Бухенвальд, где и погиб (оказался замучен) в феврале 1944 г. Позднее отец Андрей Врасский был признан «умершим за Францию»[xxiii].

Среди клириков митрополита Серафима (Лукьянова) был российский еврей, сын раввина, перешедший в Православие в 16-летнем возрасте, архимандрит Сергий (Пфефферман). В 1941–1942 гг. он исполнял обязанности настоятеля Свято-Серафимовской церкви в Шелле, а в 1942–1955 гг. служил настоятелем Воскресенской церкви в Медоне под Парижем. В 1940–1944 гг. отец Сергий был лишен немецкой оккупационной властью права проповеди и совершения богослужений, одновременно ему вменили в обязанность ношение желтой звезды Давида, однако Епархиальное руководство спасло его от гибели[xxiv].

Прихожанин римской церкви святителя Николая Чудотворца, находившейся в юрисдикции Русской Православной Церкви Заграницей, российский эмигрант Алексей Николаевич Флейшер сражался с немцами в составе югославской армии, после ее капитуляции был интернирован в Албании, где некоторое время после ареста находился в концлагере, а в августе 1942 г. поселился в Риме. В сентябре 1943 г. он устроил в итальянской столице в пустовавшем здании Тайландского посольства – «Вилле Тай» – тайный госпиталь и приют для бежавших из лагерей советских военнопленных, которые затем вступали в партизанские отряды. По некоторым сведениям А.Н. Флейшер оказывалась помощь и евреям (всего из проживавших в Италии в начале 1942 г. 58 тыс. евреев в дальнейшем немецкие нацисты уничтожили 7600, кроме того 600 погибло в оккупированной итальянцами Албании).

В деле спасения военнопленных и других жертв нацистского режима А.Н. Флейшеру с декабря 1943 г. вплоть до освобождения Рима от немцев 4 июня 1944 г. помогали не только православные, но и русские католики восточного обряда: создавший по решению Восточной конгрегации Ватикана Комитет покровительства русским военнопленным князь С. Оболенский и священник Коллегии Руссикум Дорофей Захарович Бесчастный, добывавший для подпольщиков средства. Через «Виллу Тай» прошли сотни военнопленных, затем их распределяли по сорока конспиративным квартирам в Риме или переправляли в соседние горы, где были созданы три русских партизанских отряда. Свою позицию А. Флейшер определял так: «Не красный, не белый, а русский». После освобождения Рима англо-американскими войсками штаб «Виллы Тай» был преобразован в Комитет покровительства бывшим военнопленным Красной армии, Флейшер некоторое время был его секретарем. Когда в итальянскую столицу прибыли представители советского правительства, для их встречи во дворе «Виллы Тай» выстроились 182 бывших военнопленных[xxv].

Особо следует остановиться на деятельности архиереев, управлявших Берлинской и Германской епархией Русской Православной Церкви Заграницей – до 1938 г. архиепископа Тихона (Лященко) и в 1938–1945 гг. митрополита Серафима (Ляде)[xxvi]. Первый из них до 1937 г. имел своим секретарем и адвокатом Н.Н. Масальского, высланного в конце концов из Германии за частично еврейское происхождение. Причем архиепископ Тихон всячески старался оставить Масальского при себе до последней возможности. В автобиографической книге полковника К. Кромиади сообщается, что, стараясь помочь евреям, «архиеп. Берлинский и Германский Тихон приходивших к нему с просьбой русских евреев крестил и выдавал им свидетельства о крещении. К сожалению, это им не помогло и гестапо потребовало от Синода убрать Тихона из Германии. В результате архиеп. Тихон был отозван в Сремские Карловцы, а его ближайшие сотрудники были репрессированы»[xxvii]. Правда, это сообщение не совсем точно. Существовал целый комплекс различных причин отставки архиепископа, и сведений о репрессиях его «ближайших сотрудников» в архивах обнаружить не удалось.

Сменивший Владыку Тихона митрополит Серафим (Ляде) благожелательно относился к евлогианам, зачастую спасая их от репрессий гестапо. 28 июля 1938 г. должно было состояться его первое совместное богослужение в Берлине с евлогианскими священнослужителями, в частности с архимандритом Иоанном (Шаховским). Накануне к Владыке Серафиму и в гестапо поступило анонимное письмо с требованием «защитить нашу Церковь от вторжения в нее иудо-масонских сил, старающихся замаскировать себя путем совместного служения с нашим духовенством». Но богослужение все-таки состоялось, что явилось одной из причин, спасшей архимандрита Иоанна от высылки[xxviii].

Еще более характерно дело евлогианского архиепископа Брюссельского и Бельгийского Александра (Немоловского). В 1938–1940 гг. он неоднократно в своих проповедях и обращениях к пастве резко осуждал деятельность нацистов. Например, 31 июля 1938 г. в своей проповеди говорил: «Нам посланы страшные испытания… В Германии жестокий варвар Гитлер уничтожает Христианскую веру, одновременно насаждая язычество. Мы молим Бога, чтобы он спас эту страну от этого ужасного человека, так как там еще хуже, чем в советской России». В других выступлениях Владыки осуждалась также и расовая теория Гитлера. После оккупации Бельгии архиепископ был 4 ноября 1940 г. арестован гестапо. С укрепленной на груди табличкой с надписью «Враг № 2» он оказался перевезен в тюрьму Аахена, а затем Берлина. Митрополит Серафим (Ляде) сумел вызволить Владыку Александра из заключения, взяв его на поруки и поселив при русском храме в Тегеле, где последний оставался до конца войны[xxix].

В то же время митрополит Серафим в своей официальной переписке с ведомствами III рейха иногда использовал антисемитскую риторику, хотя не одобрял нацистскую политику и не разделял ее целей. В частности, в октябре 1940 г. он писал в Министерство церковных дел о своем противнике украинском профессоре И. Огиенко, в дальнейшем ставшем архиепископом Холмским Иларионом в юрисдикции автокефальной Православной Церкви генерал-губернаторства: «Тот, кто еще недолгое время назад клялся в верности польскому правительству… или тот, кто только четыре года назад поставил общественность в известность о том, что он состоял в дружбе с евреями, учитывал их интересы, обещал им основать в университете Каменец-Подольска кафедру по изучению еврейства и 25% еврейских студентов принимать в этот университет, убедил еврейского раввина в том, что этот университет принесет еврейству огромную материальную и духовную пользу – подобным людям я не могу подарить свое доверие, даже если они пользуются в настоящее время милостью высоких и высших инстанций»[xxx].

После оккупации нацистами в сентябре 1939 г. Польши, часть ее территории была включена в состав III рейха. Находившиеся на ней православные приходы вошли в Германскую епархию Русской Православной Церкви Заграницей. По архивным документам известно, что некоторые священники таких приходов, например протоиерей Михаил Борецкий, настоятель церкви в г. Лодзь (закончивший в 1928 г. Православное отделение богословского факультета Варшавского университета), крестили евреев, спасая их.

Один из бывших священнослужителей Польской Православной Церкви, перешедших осенью 1939 г. в юрисдикцию РПЦЗ, архимандрит Григорий (в миру Григорий Перадзе)[xxxi], спасая евреев, даже погиб от рук нацистов. Начало Второй мировой войны застало отца Григория в Варшаве, и во время германской оккупации Польши он активно помогал преследуемым ев­реям и польским партизанам. 5 мая 1942 г. архимандрит был арестован гестапо и заключен в тюрьму Павиак, а затем отправлен в концлагерь Аушвиц (Освенцим), где 6 декабря 1942 г. погиб. Отец Григорий являлся автором многочисленных статей по истории Церкви и агиографии, опубликованных на грузинском, немецком, француз­ском и польском языках. 18 сентября 1995 г. он был причислен к лику святых мучеников Гру­зинской Православной Церковью и Польской Православной Церковью[xxxii].

Владыка Серафим (Ляде) до сентября 1940 г. управлял и Православной Церковью на территории генерал-губернаторства, образованного из другой части Польши, но затем был вынужден оставить этот пост из-за враждебности генерал-губернатора Франка и украинских националистов. Нацисты всячески стремились разжигать национальную рознь и в этой связи иногда передавали закрытые синагоги украинцам под православные храмы. В частности, в декабре 1941 г. подобный акт передачи произошел в Кракове[xxxiii]. К несчастью, такая политика порой приносила свои ядовитые плоды.

Но помощь православным со стороны властей генерал-губернаторства была лишь частным эпизодом. Существуют архивные документы о том, что нацистское руководство считало саму Русскую Церковь «пронизанной еврейскими догматами» и поэтому планировало создание для оккупированных восточных территорий новой псевдорелигии. В одной из нацистских инструкций 1941 г. (раздел «Актуальные задачи в Восточных областях») подчеркивалось, что необходимо «изолировать» духовенство в связи с их взглядами на богоизбранный народ и заняться подготовкой новых кадров. Более подробно об этом говорилось в подписанной Р. Гейдрихом директиве Главного управления имперской безопасности от 31 октября 1941 г.: «Следовало бы установить, что ни при каких обстоятельствах не надлежит преподносить народным массам такое учение о боге, которое глубоко пустило свои корни в еврействе и духовная основа которого заимствована из такого понимания религии, как понимают ее евреи. Таким образом, надо проповедовать во всех отношениях свободное от еврейского влияния учение о боге, для чего надлежало бы найти проповедников и, прежде чем выпускать их в массы русского народа, дать им соответствующее направление и образование… Поэтому крайне необходимо воспретить всем попам вносить в свою проповедь оттенок вероисповедания и одновременно позаботиться о том, чтобы возможно скорее создать новый класс проповедников, который будет в состоянии после соответствующего, хотя и короткого, обучения толковать народу свободную от еврейского влияния религию. Ясно, что заключение "избранного богом народа" в гетто и искоренение этого народа, главного виновника политического преступления Европы, являются принудительными мероприятиями, которые способствуют делу освобождения восточных областей Европы. Ясно также, что эти мероприятия, особенно в зараженных евреями областях, ни в коем случае не должны нарушаться духовенством, которое, исходя из установки православной церкви, проповедует, будто исцеление мира ведет свое начало от еврейства. Из вышесказанного явствует, что разрешение церковного вопроса в оккупированных восточных областях является чрезвычайно важной в интересах политического освобождения этих областей задачей, которая при некотором умении может быть великолепно разрешена в пользу религии, свободной от еврейского влияния, эта задача имеет. Однако, своей предпосылкой закрытие находящихся в восточных областях церквей, зараженных еврейскими догматами»[xxxiv].

Тотальный расизм директивы не оставляет сомнения в судьбе Православия в случае победы гитлеровской Германии. Его стали бы уничтожать, насаждая «новую религию», лишенную многих основных христианских догматов. Можно согласиться с утверждением авторов фундаментальной «Истории христианства», что Г. Гиммлер мечтал вместо Советского Союза «после истребления евреев и устранения руководящих сил, христианских и прочих, как и после порабощения верующих, действительно создать здесь "арийскую" территорию господства»[xxxv]. Подобным отношением во многом определялась практическая германская церковная политика на Востоке в 1941–1945 гг.

Несмотря на ожесточенные репрессии, проводившиеся против Русской Православной Церкви в 1930-е гг., ее священноначалие, с первого же дня Великой Отечественной войны, выступило в поддержку государства. Местоблюститель Патриаршего престола митрополит Сергий (Страгородский) уже 22 июня 1941 г. написал послание к «Пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви», в котором осудил нападение нацистов на Советский Союз и их политику варварскому обращению с гражданским населением: «Фашиствующие разбойники напали на нашу Родину... Жалкие потомки врагов православного христиан­ства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени перед неправдой... Но не первый раз приходится русскому народу выдержи­вать такие испытания. С Божией помощью и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу... Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей Родины. Гос­подь нам дарует победу». В своем обращении митрополит Сергий нигде не упомянул ни Советский Союз, ни его правительство. Он писал: «...мы, жители России, надеялись, что пожар войны, охвативший почти весь земной шар, до нас не дойдет...» (в этих словах можно найти упрек советским властям, еще в июне 1941 г. уверявшим, что войны не будет). Патриарший Местоблюститель призывал священников не оставаться мол­чаливыми свидетелями и тем более не предаваться «лукавым соображениям» о «возможных выгодах» по другую сторону фронта, что бы­ло бы, по его словам, «прямой изменой Родине и пастырскому дол гу»[xxxvi]. Это пастыр­ское послание было разослано по всем приходам страны и уже вскоре читалось после богослужений.

26 июня в Богоявленском соборе митрополит Сергий отслужил молебен «о даровании победы». С этого времени во всех храмах Московского Па­триархата стали совершаться подобные молебствия по специально для них составленным текстам: «Молебен в нашествии супостатов, певаемый в Русской Православной Церкви в дни Отечественной войны»[xxxvii]. В проповеди, произнесенной Патриаршим Местоблюстителем после молебна 26 июня, также содержалось прямое указание на то, что положение в СССР перед войной было неблагополучно: «Пусть гроза надвигается. Мы знаем, что она приносит не одни бедствия, но и пользу: она освежает воздух и изгоняет всякие миазмы. Да послужит и наступающая воен­ная гроза к оздоровлению нашей атмосферы духовной... Мы уже видим некоторые признаки этого очищения»[xxxviii]. Так началось активное уча­стие Русской Православной Церкви в патриотической борьбе. Позднее, в речи на Архи­ерейском Соборе 1943 г., митрополит Сергий, вспоминая июнь 1941 г., гово­рил: «О том, какую позицию должна занять наша Церковь во время войны, нам не приходилось задумываться...»[xxxix].

Послания главы Московского Патриархата носили не только призывный и консолидирующий характер, но и имели разъяснитель­ные цели. В них определялась твердая позиция Церкви по отношению к захватчикам и войне в целом независимо от положения на фронте. Так, 4 октября 1941 г., когда Москве угрожала смертельная опасность и население переживало тревожные дни, митрополит Сергий выпу­стил послание к московской пастве, призывая к спокойствию верую­щих[xl]. В ноябре 1941 г., уже находясь временно в Ульяновске, митрополит Сер­гий издал новое обращение, укрепляющее в народе уверенность в близ­ком часе победы: «Премудрый же и Всеблагий Вершитель судеб чело­веческих да увенчает наши усилия конечной победой и да ниспошлет успехи воинству русскому, залог нравственного и культурного пре­успевания человечества»[xli].

Таким образом, Московская Патриархия заняла ярко выраженную антинацистскую позицию, и в первую очередь в отношении зверств, совершаемых гитлеровцами против мирных жителей страны. В целом ряде своих проповедей и выступлений в печати митрополит Сергий осуждал злодеяния оккупантов «над безоружным населением». В январе 1942 г. в специальном обращении к право­славным людям на временно оккупированной немцами территории Па­триарший Местоблюститель напомнил, чтобы они, находясь в плену у врага, не забывали, что они – русские, и сознательно или по недомы­слию не оказались предателями своей Родины. Одновременно митропо­лит Сергий призывал содействовать партизанскому движению. Так, в послании было подчеркнуто: «Пусть ваши местные партизаны будут и для вас не только примером и одобрением, но и предметом непре­станного попечения. Помните, что всякая услуга, оказанная партиза­ну, есть заслуга перед Родиной и лишний шаг к нашему собственному освобождению от фашистского плена»[xlii]. Всего за годы войны Патриарший Местоблюститель обращал­ся к верующим с патриотическими посланиями 24 раза, откликаясь на все основные события в военной жизни страны.

Занимая антинацистскую позицию, Московская Патриархия осуждала и преследования евреев, однако позиция государственных властей СССР не позволяла сделать это официально, как и дистанцироваться публично от начинавшего проявляться советского антисемитизма. Владыка Сергий (Страгородский) ни разу публично не говорил об уничтожении евреев. Митрополит Киевский Николай (Ярушевич), назначенный 2 ноября 1942 г. одним из десяти членов Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию злодеяниях немецко-фашистских захватчиков и их пособников, имел исчерпывающую информацию о преступлениях оккупантов на захваченной территории, но он также не упоминал советских евреев как отдельную категорию жертв. С церковного амвона осуждались все акты террора и насилия, совершенные оккупантами, однако о том, кого нацисты истребляли в первую очередь, Московская Патриархия была вынуждена молчать (хотя в Русской Православной Церкви традиционно имелась группа священников-евреев).

В результате, как справедливо отметил в своем докладе на II международной конференции «Богословие после Освенцима и Гулага» (Санкт-Петербург, 1998) протоиерей Сергий Гаккель, многие возможности сбора информации об участии православных священнослужителей и мирян в спасении евреев в годы Великой Отечественной войны были упущены: «Так, например, глава безбожных преследователей церкви, сам из коренной православной среды, Иосиф Сталин назначил представителя Русской Православной Церкви митрополита Николая Ярушевича членом государственной комиссии по расследованию преступлений, совершенных нацистами на оккупированных территориях Советского Союза. Митрополиту Николаю разрешено было ужасаться зверствами фашистов, но почти исключительно антиправославным. Так требовала советская политика того времени. Говорить о массовых уничтожениях евреев на той же территории и в то же время ему не полагалось. Даже этот свидетель был лишен возможности обратить внимание общественности на праведников из языков»[xliii].

Поэтому сейчас, более чем через 65 лет после окончания войны, бывает так сложно установить имена многих русских, белорусов, украинцев – священнослужителей и мирян Московского Патриархата, спасавших евреев от уничтожения. Эти сведения приходится по крупицам собирать в архивных документах, воспоминаниях очевидцев событий, публикациях периодической печати. Об одном из таких случаев автору книги рассказал петербургский профессор И. Левин[xliv]. В годы оккупации он проживал в г. Печоры Псковской области. Сын диакона местной православной церкви был застрелен нацистским солдатом, так как мальчик внешне походил на еврея. После этого священник в храме произнес резкую проповедь против действий оккупантов. Сам И. Левин, как и некоторые другие евреи Печор, остался жив при содействии православного духовенства.

В Белоруссии бежавших из гетто подростков скрывали православные священнослужители под Брестом и в г. Борисове. В г. Пинске православный священник отдал свой золотой крест, чтобы узники гетто смогли выплатить наложенную на них контрибуцию. Заслуживающее особенного внимания упоминание можно встретить в статье церковного журнала, посвященной кончине архиепископа Филофея (Нарко)[xlv]. В годы войны Владыка управлял Могилевской, Смоленской и Минской епархиями, а в июне 1942 – апреле 1943 гг. по поручению арестованного в этот период нацистами митрополита Минского Пантелеимона (Рожновского) даже фактически управлял всей Белорусской Православной Церковью. В статье подчеркивается: «Особенная заслуга его – спасение тысяч еврейских детей, которых он крещением сберегает от смерти в гитлеровских газовых камерах»[xlvi].

В судьбе белорусских евреев активное участие приняли и другие православные священнослужители и миряне, некоторые из которых погибли от рук нацистов за оказываемую помощь. Одни руководствовались при этом религиозными убеждениями, другие проявляли человеческое участие. Так, например, священник Иван Строк в г. Борисове взял в свою семью и этим спас еврейского мальчика Толю Шахвалова[xlvii]. Священник Игнатий Ермолюк был арестован нацистами за крещение евреев и выдачу им метрик, пастыря отправили в концлагерь, откуда он уже не вернулся[xlviii].

Семидесятидвухлетний п ротоиерей Павел Сосновский был зверски замучен нацистами за помощь евреям вместе с одиннадцатилетним мальчиком[xlix]. Священника Петра Бацяна, служившего настоятелем в церкви деревни Кобыльники Мядельского района Минской области, за помощь в спасении евреев арестовали агенты СД. Над шестидесятилетним иереем жестоко издевались в Минской тюрьме: запрягали в плуг, заставляя пахать тюремный огород, травили собаками до тех пор, пока отец Петр не умер[l].

Православная верующая Мария Семенович, работавшая до войны няней в Минске в еврейской семье, забрала к себе Мирру и Эллу Мишулиных, потерявших своих родителей. 23 июня 1941 г. отца призвали в армию, а матери девочек сказали, что детей отправили из санатория в эвакуацию. Взяв на руки родившегося недавно младенца, она ушла с родственниками на восток. Однако детей вывезти из Минска не удалось, и они оказались одни в пустой квартире на попечении няни. М. Семенович вставала рано утром, запирала детей и уходила просить милостыню у церкви. Прихожане подавали ей, как нищей, куски хлеба, картофелины, немного денег. Этих подаяний хватало, чтобы девочки не голодали. Когда соседи, поселившиеся в еврейских квартирах, стали требовать, чтобы Мария отвела детей в гетто, они втроем ушли из Минска. Имена девочек она изменила на Галю и Нину. Сначала вынужденные беженцы долго скитались по деревням, а потом вернулись в Минск и обратились в детский дом. Девочек Маня записала на свою фамилию Семенович, под видом дочерей брата, арестованного большевиками. Там они благополучно дожили до освобождения города[li].

Еврейскому мальчику Боре Гальперину помогли православные верующие Марченковы. Утром 5 октября 1941 г. в г. Шклов прибыли нацистские каратели, и Борис бросился к Днепру, где оставался единственный шанс на спасение. Он добрался до д. Старый Шклов и постучался к Марченковым, где его накормили и спрятали в зарослях бурьяна. Там он проводил световой день, а ночью мальчика пускали в сарай. Так продолжалось пятеро суток, затем Иван Марченков надел Боре на шею крестик и пожелал счастливого пути[lii].

Монахиня по фамилии Чубак в Пружанах передала своей знакомой доктору Ольге Гольдфайн литр водки и 300 немецких марок для подкупа часовых и бегства из гетто вместе с дочерью. О. Гольдфайн воспользовалась этим в январе 1943 г. Послушница монастыря Кевюрская привела подводу, и они отправились в г. Бельск, а затем поездом в г. Белосток и дальше – до Ловича, где жили родственники Чубак. Там женщины пробыли 16 месяцев, все это время никто из соседей не знал, что рядом с ними прятались евреи. Когда после освобождения Ольга Гольдфайн и ее дочь вернулись в Пружаны, люди пугались, считая, что они пришли с того света[liii].

Конечно, от рук нацистов в Белоруссии погибали и православные священнослужители – евреи, которых там было немало. Так, в братии Жировицкого монастыря Гродненской епархии к лету 1941 г. состояло шесть монахов еврейского происхождения. Монашеский постриг они приняли давно и пользовались всеобщим уважением. Когда в конце июня 1941 г. г. Слоним и пос. Жировицы заняли немецкие войска, монастырь был окружен, всем его насельникам приказали выстроиться и из них отобрали евреев. Несмотря на протесты находившегося в монастыре митрополита Пантелеимона (Рожновского), нацисты расстреляли шесть монахов евреев на месте[liv].

В Белоруссии православные священнослужители особенно активно участвовали в партизанском движении. На оккупированной территории они подчас являлись единствен­ным связующим звеном между населением и партизанами. Священни­ки укрывали отставших при отступлении от частей красноармейцев, сбежавших из лагерей военнопленных, вели патриотическую агитацию среди населения, сами вступали в ряды антифашистских отрядов. Де­сятки их были награждены медалью «Партизану Великой Отечествен­ной войны». Так, например, протоиерей Александр Романушко из Полесья с 1942 по лето 1944 гг. лично участвовал в боевых операциях, ходил в разведку. В 1943 г. он при отпевании полицая при большом скоплении народа и в присутствии вооруженной охраны пря­мо на кладбище сказал: «Братья и сестры, я понимаю большое горе матери и отца убитого, но не наших молитв и "Со святыми упокой" своей жизнью заслужил во гробе предлежащий. Он – изменник Ро­дины и убийца невинных детей и стариков. Вместо "Вечный памяти" произнесем же: "Анафема"». Подойдя к полицаям, он просил их искупить свою вину, обратив оружие против фашистов. Эти слова произ­вели на людей очень сильное впечатление, и прямо с кладбища многие ушли в партизанский отряд. Из письма отца Александра, посланного осе­нью 1944 г. Патриаршему Местоблюстителю митрополиту Ленинградскому Алексию (Симанскому), известно, что число священников в Полесской епархии уменьшилось на 55% в связи с рас­стрелами их нацистами за помощь партизанам[lv].

Вместе с тем были священнослужители Московского Патриархата, которые на оккупированной территории так или иначе сотрудничали с нацистами и участвовали в их пропагандистских мероприятиях антисемитского характера. Так, экзарх Латвии и Эстонии митрополит Литовский и Виленский Сергий (Воскресенский)[lvi] с самого начала немецкой оккупации Прибалтики занял активную антикоммунистическую позицию. Он ни разу не осудил еврейские погромы и массовые расстрелы, проведенные в крае полицией и частями СС, и неоднократно выступал с проповедью о поддержке немецкой армии в борьбе с «жидо-большевизмом». Проповеди митрополита Сергия, произнесенные в Рижском кафедральном соборе, публиковались на страницах печатных органов литовских коллаборационистов, где, как правило, размещались антисемитские статьи. При этом позиция митрополита Сергия была все же неоднозначной, в душе он негативно относился к нацистам; так, например, известно его высказывание по пово­ ду последних: «Не таких обманывали! С НКВД справлялись, а этих колбасников обмануть не трудно»[lvii].

К холокосту Владыка никак причастен не был. Следует упомянуть, что митрополит Сергий (Воскресенский) был убит 29 апреля 1944 г. в 40 км от Каунаса, при не выясненных до конца обстоятельствах, но скорее всего агентами СД по заданию Главного управления имперской безопасности за нежелание осудить избрание Патриарха Московского и всея Руси и выйти из его юрисдикции. В частности, руководитель по­ лиции рейхскомиссариата «Остланд» обергруппенфюрер СС Ф. Еккельн после ареста, на допросе 31 декабря 1945 г., показал: «Митрополит Сергий находился давно под наблюдением СД и гестапо... Фукс дал мне прочитать при­ каз о ликвидации митрополита Сергия за подписью Кальтенбруннера, из которого следовало, что Сергий должен быть убит таким способом, чтобы путем провокации его убийство можно было свалить на немец­ ких партизан. Так и было сделано фактически»[lviii].

[i] Жизнь и житие священника Димитрия Клепинина. С. 171.

[ii] Протоиерей Сергий Гаккель. Указ. соч. С. 157-158, 174; Нивьер А. Указ. соч. С. 207.

[iii] Афанасий (Нечаев Анатолий Иванович), архимандрит. Родился 31 апреля 1886 г. в Пензенской губернии в крестьянской семье. Окончил Духовное училище и Пензенскую Духовную семинарию, до революции работал железнодорожни­ком. В мае 1923 г. выехал из Советской России в Финляндию, рабо­тал в Армии Спасения, поселился в Париже и в 1925 г. поступил в Свято-Сергиевский богословский институт. 4 декабря 1926 г. пострижен в монашест­во, 6 декабря рукоположен во иеродиакона, а 30 октября 1927 г. – во иеромонаха митрополитом Евлогием (Георгиевским). С 27 мая 1928 г. служил священником при обители Нечаянной Радости в Ливри-Гарган под Парижем, с 15 сентября 1929 по 1 мая 1931 гг. – настоятель церкви в Монбаре. 13 мая 1931 г. отделился от митрополита Евлогия и вы­брал юрисдикцию Московского Патриархата. В 1931–1933 гг. служил помощником настоятеля храма Трехсвятительского подворья в Париже, в 1932 г. возведен в сан архимандрита. В 1933–1943 гг. – настоятель Трехсвятительского подворья и благочинный прихо­дов Московского Патриархата во Франции. Арестован за помощь евреям, скончался 14 декабря 1943 г. в Париже.

[iv] Нивьер А. Указ. соч. С. 87; Митрополит Антоний (Блум).Об архимандрите Афанасии Нечаеве // Вестник Русского Западно-Европейского Патриаршего Экзархата. Медон. 1981. № 105-108.

[v] Бельский Михаил Андреевич, митрофорный прото­иерей. Родился 13 ноября 1884 г. в г. Великие Луки Тверской губернии в дворянской семье. В 1904 г. окончил Александровское военное учи­лище в Москве, в ходе военную службу дослужился до чина полковника, участник Первой мировой войны, а затем гражданской войны в рядах белой Добро­вольческой армии, в 1920 г. попал в плен к полякам и эмигрировал в Герма­нию. В 1923 г. поселился во Франции, под впечатле­нием церковных раздоров русской эмиграции в 1927 г. присоединился к католикам восточного обряда, посещал лекции Католичес­кого богословского института в Париже, в сентябре 1930 г. рукоположен во диакона. В ноябре 1931 г. вернулся в лоно Православной Церкви, 17 декабря 1931 г. был принят епископом Вениамином (Федченковым) в клир Западно-Европейской епар­хии Московского Патриархата в сущем сане. 20 февраля 1933 г. рукопо­ложен митрополитом Ковенским Елевферием (Богоявленским) в сан иерея. С 20 февраля 1932 по 1 сентября 1934 гг. служил настоятелем церкви в Клуазонье, был основателем и первым настоя­телем франкоязычного прихода Скорбященской церкви в Париже (1 сентября 1934 – 14 марта 1963), с 1937 г. – благочинный и администратор приходов за­падного обряда Западно-Европейской епар­хии Московского Патриархата. После окончания Второй мировой войны, 26 августа 1945 г., был возведен в сан протоиерея, с 16 ноября 1946 г. – член правления Содружества русских добровольцев, партизан и участников Сопротивления во Франции, с 6 января 1954 г. – митрофорный протоиерей. Скончался отец Михаил 14 марта 1963 г. в Париже.

[vi] См.: И.Х.Протоиерей Михаил Бельский. Некролог // ЖМП. 1963. № 5; Нивьер А. Указ. соч. С. 95.

[vii] Соболев Димитрий Николаевич, протоиерей. Родился около 1890 г. в Москве. Среднее образование получил в России до революции, эмигри­ровал через Константинополь в Сербию (1921), в 1922 г. рукоположен во иерея епископом Вениамином (Федченковым), полковой священник в 1-м Кубанском полку (1923–1924), затем служил на сербских приходах Пакрачской епархии (1924–1925). В июне 1925 г. переехал во Францию и принят в юрисдикцию митрополита Евлогия (Георгиевского), настоятель Свято-Николаевской церкви в Лилле (30 июля 1925 – 1 марта 1926), член братства св. Фотия (1925), настоятель Свято-Николаевской церкви в Южине (1 апреля 1926 – 15 июля 1927), настоя­тель Свято-Тихоновской церкви в Риуперу (1 сентября – 1 июня 1928), уволен и приписан сверх штата к Александро-Невскому собору в Париже (1 июня 1928), слу­жил разъездным священником во Франции, помощник настоятеля Троицкой церк­ви в Кнютанже, обслуживающий общину в Ромба (10 мая 1931 – 29 июля 1931), законоучитель при детском приюте отца Ге­оргия Жуаньи в Шавонье (26 сентября 1931 – 16 февраля 1932). Перешел в юрис­дикцию Московского Патриархата, за что 16 февраля 1932 г. был запрещен в священнослужении митрополитом Евлогием, но этому запрещению, естественно, не подчинился. В 1936–1942 гг. служил помощником насто­ятеля Трехсвятительского подворья в Париже, был арестован за помощь евреям и заключен в концлагерь. Вернувшись в Париж, с 11 сентября 1945 по 1950-е гг. служил 2-м помощником настоятеля Трехсвятительско­го подворья, 5 мая 1954 г. возведен в сан протоиерея, настоя­тель домовой церкви при русском доме для престарелых в Нуази-ле-Гран (1950-е - 1961).

[viii] Нивьер А. Указ. соч. С. 455.

[ix] Кривошеина К.И. Канонизация монахини Марии // Независимая газета. 2004. 7 апреля.

[x] Протоиерей Сергий Булгаков. Христианство и еврейский вопрос. Париж, 1991. С. 156, 161.

[xi] Там же. С. 83, 84, 117, 137, 140.

[xii] Русское дело. Белград. 1943. № 23. 7 ноября.

[xiii] Православная Русь. Ладомирова (Словакия). 1942. № 9-10. С. 2.

[xiv] Г.Г. Одержимый тюремщик // Церковная жизнь. Белград. 1942. № 5. С. 69-70.

[xv] Церковное обозрение. Белград. 1943. № 7. C. 5.

[xvi] Gäde Kate. Russische orthodoxe Kirche in Deutschland in der ersten Hälfte des 20. Jahrhunderts. Köln, 1985. S. 246-247.

[xvii] Серафим (ЛукьяновАлександр Иванович), митрополит.Родился 23 августа 1879 г., в 1904 г. окончил Казанскую Духовную Академию. 7 сентября 1914 г. хиротонисан во епископа Сердобольского, с 1920 г. - архиепископ Финляндский и Выборгский. В 1927–1945 гг. возглавлял Западно-Европейскую епархию РПЦЗ, с 1938 г. в сане митрополита. 31 августа 1945 г. воссоединился с Московским Патриархатом, с 9 августа 1946 по 15 ноября 1949 гг.– экзарх Московского Патриарха в Западной Европе. С 17 мая 1954 г. проживал в СССР на покое. Скончался18 февраля 1959 г. в Гербовецком мона стыре.

[xviii] Bundesarchiv Berlin (BA), R 5101 / 22183, Bl .16.

[xix] Тимофеев Василий Тихонович, протопресвитер. Родился 1 января 1878 г. в Одессе в семье священнослужителя. Окончил Одесскую Духовную семина­рию (1898) и Санкт-Петербургскую Духовную Академию со званием кандидата богословия (1902), определен на церковную службу за границей в качестве певчего Лондонской посольской церкви (1903), с 25 февраля 1916 г. – псаломщик той же церкви. 29 мая 1922 г. рукоположен во диакона и 21 января 1923 г. – во священника, оба рукоположения совершил митрополит Евлогий (Георгиевский) в Александро-Невском соборе в Париже. С 21 января 1923 по 1 февраля 1926 гг. – 2-й помощник настоятеля Успенской церкви в Лондоне. В 1925 г. возведен в сан протоиерея, с 1 февраля 1926 по 7 мая 1929 гг. – настоятель Успенской церкви в Лондоне. В 1927 г. перешел в юрисдикцию РПЦЗ, с 7 мая 1929 по 1949 гг. – настоятель Знаменской церкви в Париже. С 9 марта 1934 по 31 августа 1945 гг. – член Епархиального совета Западно-Европейской епархии РПЦЗ, с 30 апреля 1934 г. – благо­чинный приходов РПЦЗ в Парижском районе. 31 августа 1945 г. вместе с митрополитом Серафимом (Лукьяновым) и Знаменским приходом пере­шел в юрисдикцию Московского Патриархата, возведен в сан протопресвитера патриархом Алексием I (1946). С 10 октября 1946 по 1949 гг. – председатель Епархиального совета Западно-Европейского Экзархата Московского Патриархата. 2 декабря 1949 г. вместе со своим приходом принят в юрисдикцию русского Западно-Европейского Экзар­хата Константинопольского Патриархата, утвержден в должности настоятеля Знаменской церкви. Скончался в Париже 3 июня 1952 г.

[xx] РГВА, ф.1470, оп. 2, д. 17, л. 96, 101.

[xxi] Врасский Андрей Иеремеевич, протопресвитер. Родился в 1894 г. в семье генерал-майора, директора кадетско­го корпуса, дворянин. После Октябрьской революции эмигрировал во Францию, в середине 1920-х гг. жил в г. Деказвиль, получил высшее образование, работал по специальнос­ти инженером в центральных районах Франции. В 1934 г. защитил доктор­скую диссертацию в Высшем богословском католическом инсти­туте во Франции в г. Тулуза. 7 июня 1941 г. рукоположен во священника архиепископом Серафимом (Лукьяновым) в Знаменской церкви Парижа. В 1941–1943 гг. – настоятель Воскре­сенской церкви в г. Виши и епархиальный миссионер Западно-Европейской епархии РПЦЗ. 14 февраля 1942 г. возведен в сан протоиерея, с 17 февраля 1942 г. – уполномоченный митрополита Серафима в неоккупированной зоне Франции. В 1942 г. возведен в сан протопресвитера. Крестил и прятал евреев, участвовал в движении Сопротивле­ния, за что был арестован гестапо, заключен в Компьенский лагерь, затем депортирован в лагерь Бухенвальд, где и погиб в феврале 1944 г. 

[xxii] См: От редакции // Церковное обозрение. Белград. 1943. № 5.

[xxiii] Черняев В.Ю. Указ. соч. С. 215-216; Нивьер А. Указ. соч. С. 140-141; Жизнь и житие священника Димитрия Клепинина. С. 140..

[xxiv] Нивьер А. Указ. соч. С. 437.

[xxv] Комолова Н.П. Русское зарубежье в Италии (1917-1945 гг.) // Русская эмиграция в Европе 20-е – 30-е годы XX века. М., 1996. С. 97-100; «Русское подполье» в Риме (1944-1945). Из воспоминаний и переписки А.Н. Флейшера / Публ. Н.П. Комолова, Л.Ф. Алексеева // Россия и Италия. Вып. 5. Русская эмиграция в Италии в XX веке. М., 2003. С. 101.

[xxvi] Серафим (Ляде Карл Георг Альберт), митрополит. Родился в Лейпциге в 1893 г. в протестантской семье. В 1904 г. перешел в Православие с именем Сера фим. В 1907 г. окончил Петербургскую Духовную семинарию, в 1912–1916 учился в Московской Духовной Академии, в 1919–1920 гг.– полевой священник в Белой армии. В 1923 г. принял монашеский постриг и хиротонисан обновленцами во епископа Ахтырского. В 1930 г. переехал из СССР в Германию. После принесения покаяния принят в РПЦЗ с титулом епископа Тегельского без епископских полномочий. В 1938 г. возглавил Германскую епархию РПЦЗ, в 1939 г. возведен в сан архиепископа, а в 1942 г.– митрополита. С 1942 г. возглавлял Средне-Европейский ми трополичий округ РПЦЗ. Скончался14 сентября 1950 г. в Мюнхене.

[xxvii] См.: Кромиади К. За землю, за волю… Сан-Франциско, 1980. С. 23-24.

[xxviii] РГВА, оп. 1, д. 17, л. 238, 242.

[xxix] Gäde Kate, a.a.O., S. 244-245; Никитин А.К. Указ. соч. С. 226, 367; Казем-Бек А. Знаменательный юбилей. К полувековому служению архиепископа Брюссельского и Бельгийского Александра в архиерейском сане // ЖМП. 1959. № 11. С. 13-16.

[xxx] Никитин А.К. Указ. соч. С. 303.

[xxxi] Григорий (Перадзе Григорий), архимандрит. Родился 13 сентября 1899 г. в с. Бакурцише Тифлисской губернии в семье сельского священника (грузин). В 1913 г. окончил ду­ховное училище и в 1918 г. – Тифлисскую Духовную семинарию, затем командирован Грузинской Православной Церковью в ас­пирантуру в Западной Европе, учился на филологических факуль­тетах Оксфордского, Лондонского и Лувенского университетов, окончил богословский факультет Берлинского университета, в декабре 1926 г. за­щитил докторскую диссертацию на тему истории монашества в Грузии в Боннском университете. В 1929 г. основал гру­зинский приход в Париже и в 1931–1933 гг. был его настоятелем. В начале 1931 г. пострижен в монашество, 19 апреля 1931 г. ру­коположен греческим митрополитом Германом Фиатирским в Лондоне во иеромонаха. 31 мая 1931 г. совершил первую Божественную литургию в Парижском грузинском приходе. С 1933 г. – профессор Православного отде­ления богословского факультета Варшавского университета по кафедре патрологии, позднее декан православного отделения. Осенью 1939 г. принят в клир РПЦЗ. 5 мая 1942 г. за помощь ев­реям и польским партизанам арестован немцами и заключен в тюрьму, 6 декабря 1942 г. погиб в концлагере Освенцим.

[xxxii] Нивьер А. Указ. соч. С. 167; Protoierej Paprocki H.Archimandrite Grigol Peraze (1899-1942) // Revue des etudes georgiennes et caucasiennes. Paris, 1988. № 4; Protoierej Paprocki H.Kanonizacja otcaarchimandrita Grzegorza Peradze // Przeglad Prawoslawny. 1995. № 11 (125); Weise Ch.Peradze, Grigol/Gregor (1899-1942), Orientalist und Heiliger // Biographisc-Bibliographisches Kierchenlexikon. Band XVII. 2000.

[xxxiii] РГВА, ф. 500, оп. 3, д. 456, л. 247; Heyer Friedrich, Weise Gerdt. Kirchengeschichte der Ukraine. Göttingen, 1997. Manuskript. S. 216-217.

[xxxiv] Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 17, оп. 125, д. 92, л. 23-25.

[xxxv] Mayeur Jean-Marie. Die Geschichte des Christentums. Bd.12: Erster und Zweiter Weltkrieg-Demokratien und totalitäre Systeme (1914-1958). Freiburg-Basel-Wien, 1992. S. 976.

[xxxvi] Русская Православная Цер­ковь и Великая Отечественная война. М., 1943. С. 50.

[xxxvii] См.: Правда о религии в России. М., 1942. С. 87-92.

[xxxviii] Рар Г. (Ветров Л.) Плененная церковь. Очерк развития взаимоотноше­ний между церковью и властью в СССР. Франкфурт-на-Майне, 1954. С. 42.

[xxxix] ЖМП. 1943. № 1. С. 7.

[xl] Русская Православная Цер­ковь и Великая Отечественная война. С. 50.

[xli] Там же. С. 10.

[xlii] Там же. С. 12.

[xliii] Протоиерей Сергий Гаккель. Западное богословие после Освенцима и Рус-ская православная церковь // Страницы. Москва. 1998. Т. 3. Вып.3. С. 403.

[xliv] Устное свидетельство автору 25 января 1998 г. в Санкт-Петербурге.

[xlv] Филофей (Нарко Владимир Евдокимович), архиепископ. Родился 21 февраля 1905 г. в с. Заноточки Виленской губернии в семье священника. Окончил Виленскую Духовную семинарию (1924) и православное отделение богословского факультета Варшавского университета (1929). 22 декабря 1927 г. пост­рижен в монашество в Почаевской Лавре, в 1928 г. рукоположен во иеродиакона и иеромонаха, состоял в клире Польской Православной Церкви. В 1928–1929 гг. временно обслуживал русский приход в Мюнхене в юрисдикции РПЦЗ, наместник Яблоничского монастыря (1929–1931), отправлен в аспирантуру Патриаршей школы на о. Халки под Стамбулом (1931–1933), настоятель Яблоничского монастыря и благочинный приходов в Галиции (1933). 8 апреля 1934 г. возведен в сан архимандрита, преподаватель и инспектор Вар­шавской Духовной семинарии (1936), с 1937 г. – магистр богословия, доцент по кафедре нравственного богословия на Православном от­делении богословского факультета Варшавского университета (1938), ключарь Варшавского кафедрального собора (1938), настоятель бело­русского прихода в Варшаве (1940), член Епархиального совета Варшавской епархии (1941). С 9 сентября 1941 г. – член Белорусской церковной рады, 23 ноября 1941 г. хиротонисан во епис­копа Слуцкого, с 3 марта 1942 по 1944 гг. – епископ Могилевский, с 3 марта 1942 г. – член Архиерейского Синода Белорусской Православной Церкви. С 10 марта по 17 мая 1942 г. временно управлял Смоленской епархией, со 2 июня 1942 по 16 апреля 1943 гг. временно управлял Минской епархией, в 1943 г. возве­ден в сан архиепископа. 7 июля 1944 г. эмигрировал в Германию, 1 апреля 1946 г. перешел в юрисдикцию РПЦЗ, в 1946–1951 гг. – архиепископ Гессенский, викарий Гер­манской епархии. 7–10 мая 1946 г. был участником Архиерейского Собора РПЦЗ в Мюнхене. В 1951–1967 гг. – управляющий Северо-Западным викариатством Германской епархии, с 27 января 1953 по 24 сентября 1982 гг. – настоятель Свято-Прокопьевского храма в Гамбурге, со 2 июня 1967 г. – архиепископ Гамбургский и Северо-Германский на правах епархиального архи­ерея. В 1971–1982 гг. – архиепископ Берлинский и Германский, настоятель церквей в Дюссельдорфе и в Кельне, в 1982 г. уво­лен на покой по старости. Скончался 24 сентября 1986 г. в Гамбурге.

[xlvi] Со Святыми Упокой… Кончина архиепископа Филофея // Вестник Германской епархии Русской Православной Церкви Заграницей. Мюнхен. 1986. № 5. С. 9-11.

[xlvii] Гай Д. Десятый круг. М., 1991. С. 196, 199.

[xlviii] Силова С.В. Крестный путь. Белорусская Православная Церковь в период немецкой оккупации 1941-1944 гг. Минск, 2005. С. 49.

[xlix] Раина П. За Веру и Отечество. Л., 1990. С. 57.

[l] Силова С.В. Указ. соч. С. 53.

[li] Смиловицкий Л. Катастрофа евреев в Белоруссии, 1941-1944 гг. Тель-Авив, 2000. С. 54.

[lii] Еврейский камертон. 1998. 9 января.

[liii] Смиловицкий Л. Указ. соч. С. 54-55.

[liv] Силова С.В. Указ. соч. С. 53.

[lv] Якунин В.Н. Велик Бог земли Русской // Военно-исторический журнал. 1995. № 1. С. 37; Васильева О.Ю. Русская Право­славная Церковь в 1927-43 годах // Вопросы истории. 1994. № 4. С. 43.

[lvi] Сергий (Воскресенский Дмитрий Николаевич), митрополит. Родился 9 ноября 1897 г., учился в Московской Духовной Академии до 1920 г. В 1925 г. принял монашеский постриг, подвер гался арестам. В 1933 г. хиротонисан во епископа Коломенского, являлся ближайшим по мощником Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского). 24 февраля 1941 г. назначен митрополитом Виленским и Литовским и одновременно экзархом Латвии и Эстонии. Остался на оккупированной территории, создал и направил 17 августа 1941 г. в Псков Пра вославную Духовную Миссию. Убит29 апреля 1944 г. на шоссе между Вильнюсом и Каунасом.

[lvii] Алексеев В.И., Ставру Ф.Г.Русская Православная Церковь на оккупированной немцами территории // Русское Возрождение. Нью-Йорк-Москва-Париж. 1982. № 17. С. 133.

[lviii] Судебный процесс по делу о злодеяниях немецко-фашистских захватчи­ ков на территории Латвийской, Литовской и Эстонской ССР. Рига, 1946. С. 131.