В последнее время документ «Отношения Православной Церкви с остальным христианским миром», опубликованный 28 января 2016 года, привлекает значительное внимание православной общественности. Уже неоднократно проводились его разборы, причем на достаточно высоком уровне. Однако, к сожалению, временами трезвое богословское взвешенное отношение подменяется страстями. Раздаются упреки в адрес Патриарха и ОВЦС, временами – с обвинениями в ереси, в ответ следуют резкие окрики с обвинениями в расколе. Подобные эмоции чужды автору данного анализа. Наша задача отвечать не на традиционный русский вопрос: «Кто виноват», а на другой – не менее привычный «Что делать»? В преддверии Великого Собора существуют следующие позиции относительно данного документа.

1. Данный документ является совершенным и не требует никаких доработок. Такова позиция его разработчиков и руководства Константинопольского Патриархата.

2. Данный документ требует доработок. Такова позиция священноначалия Болгарской, Грузинской Церквей, а также РПЦЗ. Склонность принять подобную позицию обозначилась и на совещании 19 апреля в Свято-Тихоновском институте.

3. Данный документ негоден и требует кардинальной переработки.

Ввиду близости Всеправославного собора, необходимо определяться между этими тремя позициями.

С этой целью проведем анализ документа с точки зрения его богословской и исторической точности и верности Священному Писанию и Священному Преданию и, прежде всего, святым Догматам. Текст дается по электронному изданию и выделен курсивом. Комментарии даны обычным шрифтом.

В целом следует отметить, что текст написан на т. н. конвенциональном языке, может быть, и пригодном для экуменических диалогов, но, как показала практика, совершенно неуместном для внутрицерковных документов, для выражения догматических и вероучительных истин. Проблемы начинаются с первого же пункта.

1. Православная Церковь, будучи Единой, Святой Соборной и Апостольской Церковью, в глубоком церковном самосознании твердо верит, что занимает главное место в процессе движения к единству христиан в современном мире.

Здесь сразу мы входим в область богословского тумана, противоречий и неопределенности. Как говорится, «каждая вещь – или есть, или нет». С чисто богословской точки зрения либо Православная Церковь является Единой, Святой Соборной и Апостольской Церковью по определению, но тогда и речи не может идти о движении к единству христиан, а только о воссоединении инославных с Православной Церковью, либо необходимо движение к единству, но тогда его нет в Православной Церкви, и она не может именоваться Единой, Святой и Апостольской. Далее, с чисто богословской точки зрения христианин – это тот, кто пребывает в Церкви: «Кто вне Церкви, тот не христианин» (свят. Киприан Карфагенский). Если же (с богословской точки зрения) есть некие христиане вне Церкви, то либо Ее нет, либо Она – невидима, что является протестантской точкой зрения. Что же касается историко-культурного и конвенционального понимания данного текста, во-первых, не совсем понятно, на чем основана исключительность Православной Церкви как Святой Соборной и Апостольской Церкви: ведь и другие т.н. церкви именуют себя святыми и апостольскими (например Армянская Апостольская, или даже Новоапостольская) и даже соборными, или кафолическими (например – Римско-Католическая Церковь). Во-вторых, что следует понимать под процессом движения к единству? Если экуменическое движение, то значительная часть Поместных Православных Церквей вплоть до 1961 года активно воздерживалась от участия в нем и даже осудила его на Московском совещании 1948 года. Втягивание Русской Православной Церкви, Грузинской Православной Церкви, Болгарской Православной Церкви, Румынской Православной Церкви во Всемирный Совет Церквей оказалось возможным благодаря мощному давлению атеистической коммунистической власти и устранению препятствовавших тому иерархов (напр. митрополита Николая Ярушевича). Следовательно, и с исторической точки зрения данный пункт оказывается неверным.

2. Православная Церковь основывает свое единство на факте ее основания Господом нашим Иисусом Христом и общении во Святой Троице и таинствах.

Формулировка, до конца непонятная и могущая быть понятой в том смысле, что Святая Троица – всего лишь некий агент и некая среда для нашего общения, и Таинства есть нечто инаковое по отношению к Ней. Подобный взгляд, к сожалению, весьма актуален для т.н. «богословия общения», увы, весьма популярного в либеральных кругах.

3. Ответственность Православной Церкви в отношении единства, равно как и ее вселенская миссия, были выражены Вселенскими Соборами. Они особенно подчеркивали наличие неразрывной связи между правой верой и общением в таинствах.

Как раз Вселенские соборы занимались более проблемой истины, чем единства, и после большинства из них всегда образовывались группы или даже большие сообщества отпавших от церковного единства, что не вызывало особого смущения.

4. Непрестанно молясь «о соединении всех», Православная Церковь всегда развивала диалог с отделенными от нее, ближними и дальними, первенствовала в поиске путей и способов восстановления единства верующих во Христа, принимала участие в экуменическом движении с момента его появления, и вносила свой вклад в его формирование и дальнейшее развитие. Кроме того, Православная Церковь, которой присущ дух вселенскости и человеколюбия, в согласии с божественным произволением «чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1 Тим. 2:4), всегда трудилась ради восстановления единства христиан. Вот почему участие православных в движении за восстановление единства христиан нисколько не чуждо природе и истории Православной Церкви, так как последовательно выражает апостольскую веру и Предание в новых исторических условиях.

Кроме того, Православная Церковь, которой присущ дух вселенскости и человеколюбия, в согласии с божественным произволением «чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1 Тим. 2:4), всегда трудилась ради восстановления единства христиан.

Выше было показано, что с догматической точки зрения идея «восстановления изначального единства» является нонсенсом, поскольку Церковь едина всегда. С культурно-исторической точки зрения она также выглядит неоправданной, потому что история Церкви с внешней стороны выглядит цепью расколов и отпадений. Уже в первом веке появляются гностики, которые, однако, называли себя христианами. В своем Первом послании, написанном в 90 г. первого века, Евангелист Иоанн так говорит о них: «Они вышли от нас, но не были наши: ибо если бы они были наши, то остались бы с нами; но [они вышли, и] через то открылось, что не все наши» (Иоан. 2, 19). За ними следуют монархиане, савеллиане, ариане, несториане, монофизиты, затем католики и протестанты. Достаточно часто политические союзы с иноверцами (например, с мусульманами) для некоторых христианских сообществ выглядели предпочтительнее, чем с другими христианами (например, для египетских монофизитов в VII в.). Соответственно, если и можно фиксировать изначальное внешнее единство христиан, то разве что на момент Пятидесятницы.

Утверждение о том, что Церковь принимала участие в экуменическом движении с момента его появления,не соответствует действительности. Как мы уже отмечали выше, Русская Православная Церковь, как и ряд других Православных Церквей, воздерживалась от участия в экуменическом движении. На московском всеправославном совещании 1948 года Антиохийская, Александрийская, Грузинская,Сербская, Румынская, Болгарская, Албанская, Польская и Русская Православные Поместные Церкви в резолюции «Экуменическое движение и Православная Церковь» отметили, что «принуждены отказаться от участия в экуменическом движении, в современном его плане».

В утверждении пункта 4 присутствует тонкая подмена Вселенской Церкви Константинопольским Патриархатом, поскольку только он принимал деятельное участие в экуменическом движении почти с самого начала. Так, в январе 1920 года местоблюститель Константинопольского патриаршего престола митрополит Прусский Дорофей Мамелис выпускает обращение под названием «К Христовым Церквам всего мира», в которой заявляет, что считает возможным взаимное сближение и общение различных «христианских церквей», несмотря на догматические различия между ними. Эти Церкви названы в обращении «сонаследниками, составляющими одно тело». Митрополит Дорофей предлагает основать «Общество Церквей» и в качестве первого шага для сближения принять «единый календарь для одновременного празднования главных христианских праздников». В 1923 году был проведен печально известный т.н. «Всеправославный конгресс» во главе с Патриархом Мелетием Метаксакисом, который ввел новый стиль, выдвинул идею женатого епископата, возможность священству жениться после рукоположения, приветствовал решения обновленческого лжесобора в Москве и, вместе с обновленцами, осудил арестованного большевиками Патриарха Тихона. Плоды экуменического сознания, как говорится, налицо.

Вероятно, представители Константинопольского Патриархата, писавшие этот документ, слишком серьезно восприняли титул Константинопольского Патриарха «Вселенский» и сочли свой Патриархат Вселенской Церковью либо, в крайнем случае, выразителем ее сознания и самых сокровенных чаяний.

5. Современные двусторонние богословские диалоги, которые ведет Православная Церковь, равно как и ее участие в движении за восстановление единства христиан, основываются на ее православном самосознании и духе вселенскости, и имеют целью поиск утраченного единства христиан на основе веры и предания древней Церкви семи Вселенских Соборов .

Опять-таки поиск утраченного единства христиан на основе веры и предания древней Церкви семи Вселенских Соборов является богословской бессмыслицей, явно противоречащей догмату об изначальном и ненарушимом единстве Церкви. Тем более бессмысленно при этом ссылаться на предание древней Церкви и семь Вселенских соборов, которые учили совершенно иному. Более того, опыт исследования богословского диалога с монофизитами (т. н. Девневосточными Церквями) показал грубое игнорирование решений Четвертого, Пятого и Шестого Вселенских соборов, в частности ряд моноэнергетических и монофелитских формулировок в Шамбезийских соглашениях. Коптский Патриарх неофициально заявил православным представителям: «Вы прекрасно можете обойтись без ваших четырех соборов. Обходимяся же мы тремя».

6. Единство, которым обладает Церковь по своей онтологической природе, не может быть нарушено. Православная Церковь констатирует существование в истории других не находящихся в общении с ней христианских церквей и конфессий, и в то же время верит, что ее отношения с ними должны строиться на скорейшем и более правильном уяснении ими всей экклезиологической тематики, особенно в области учения о таинствах, благодати, священстве и апостольском преемстве в целом.

Данный пункт представляет собой либо явную богословскую путаницу, либо очень тонкое проведение экуменической (и в конечном счете протестантской) теории ветвей.

С одной стороны, как бы провозглашается правильный тезис: «Единство, которым обладает Церковь по своей онтологической природе, не может быть нарушено». И немедленно за этим следует тезис, по сути дела опровергающий предыдущий: «Православная Церковь констатирует существование в истории других не находящихся в общении с ней христианских церквей и конфессий». Или Церковь единственна как Тело Христово, или существует несколько Церквей, могущих не находиться в общении друг с другом, но тогда не стоит и говорить о вере во «Едину Святую Соборную и Апостольскую Церковь». Впрочем, есть возможность примирения этих двух парадоксов через так называемую «теорию ветвей», согласно которой Единая Церковь существует, но является невидимой. Все существующие Церкви лишь отчасти обладают истиной и могут противоречить друг другу, но тем не менее, принадлежат к единой Церкви, если обладают апостольским преемством. Об этом может говорить следующий пункт: «и в то же время верит, что ее отношения с ними должны строиться на скорейшем и более правильном уяснении ими всей экклезиологической тематики, особенно в области учения о таинствах, благодати, священстве и апостольском преемстве в целом».

Отметим, что речь не идет о ложных положениях еретиков и об истине православия, а лишь о «более правильном уяснении». Иными словами, истина относительна и нет противопоставления истины и лжи, есть лишь более-менее относительные истины. Характерно и следующее: речь идет не о покаянии еретиков, даже не об усвоении ими православного учения, а всего лишь об усвоении ими экклесиологической тематики, которая, естественно, не обязывает к согласию и к принятию. «Усвоение» может означать «принятие к сведению». Следовательно, и данный пункт выглядит неудовлетворительным.

Переходим к 7 пункту.

7. В свете вышеизложенного понимания все Поместные Святейшие Православные Церкви активно участвуют сегодня в официальных богословских диалогах, и большинство также в работе различных национальных, региональных и международных межхристианских организаций, несмотря на возникший глубокий кризис в экуменическом движении. Такая многогранная деятельность Православной Церкви проистекает из чувства ответственности и убеждения, что основополагающее значение имеют взаимопонимание, сотрудничество и общие усилия по достижению христианского единства, «дабы не поставить (нам) какой преграды благовествованию Христову» (1 Кор. 9:12).

Опять мы сталкиваемся с противоречиями. В данном случае констатируется глубокий кризис экуменического движения, связанный, на наш взгляд, с одной стороны, с бесплодием диалогов, в результате которых к православию пришли (если пришли) считанные единицы, с другой стороны, с нравственной и догматической деградацией протестантского мира. И тем не менее, несмотря на грандиозный провал экуменического движения[1], нам предлагают героически наступать на те же грабли и идти бесполезным и искусительным путем экуменизма, который, кстати говоря, является «преградой благовестию». Участие в экуменическом движении и участие в тех или иных диалогах подразумевает отказа от т.н. прозелитизма по отношению к той или иной конфессии (см. пункт 23), то есть от проповеди православия и от призывов присоединиться к нему.

Переходим к 8 пункту.

8. Конечно, ведя диалог с прочими христианами, Православная Церковь не недооценивает трудностей, связанных с этим делом, но и понимает, какие препятствия лежат на пути к общему пониманию предания древней Церкви. Она надеется, что Святой Дух, Который «весь собирает собор церковный» (стихира на вечерне Пятидесятницы), «восполнит оскудевающая» (молитва на хиротонии). В этом смысле в своих отношениях с остальным христианским миром Православная Церковь опирается не только на человеческие силы их участников, но, по благодати Господа, молившегося: «Да будут все едино»(Ин. 17:21), уповает прежде всего на помощь Святого Духа.

Привлечение текстов Пятидесятницы в контексте «обретения утраченного единства» может навести на мысль, что первая Пятидесятница оказалась несостоятельной и, следовательно, необходима другая Пятидесятница, которая вернула бы нам утраченное единство. Не нужно и говорить, что такая позиция напоминает ересь Иоахима Флорского о наступлении новой эры Святаго Духа. Следовательно, данный пункт не представляется удовлетворительным

Переходим к 9 пункту.

9. Участие в нынешних двусторонних богословских диалогах, о которых было объявлено на Всеправославных совещаниях, является результатом единогласного решения всех Святейших Поместных Православных Церквей, долг которых — активно и постоянно участвовать в их работе, дабы не препятствовать единодушному свидетельству Православия во славу Триединого Бога. В том случае если какая-то Поместная Церковь решит не назначать своих представителей на какой-либо диалог или сессию диалога, при том, что это решение не является всеправославным, диалог продолжается. Перед началом диалога или сессии диалога отсутствие какой-либо Поместной Церкви следует обязательно обсудить на Православной Комиссии и тем самым выразить солидарность и единство Православной Церкви.

Данный пункт в лучшем случае является противоречивым, в худшем – лукавым. С одной стороны, утверждается принцип консенсуса в участии в экуменической деятельности: «Участие в нынешних двусторонних богословских диалогах, о которых было объявлено на Всеправославных совещаниях, является результатом единогласного решения всех Святейших Поместных Православных Церквей...» С другой стороны, принцип консенсуса куда-то пропадает, когда речь идет о выходе какой-либо Поместной Церкви из диалогов и из экуменического движения в целом: «В том случае если какая-то Поместная Церковь решит не назначать своих представителей на какой-либо диалог или сессию диалога, при том, что это решение не является всеправославным, диалог продолжается. Перед началом диалога или сессии диалога отсутствие какой-либо Поместной Церкви следует обязательно обсудить на Православной Комиссии и тем самым выразить солидарность и единство Православной Церкви». Составители документа по-видимому не отдают себе отчета в том, что если даже одна Поместная Церковь выходит из диалога, то это автоматически лишает диалог всеправославного статуса, поскольку Вселенское Православие немыслимо без Болгарской или, к примеру, Грузинской Церкви, поскольку тогда оно теряет свою идентичность. Принцип «большинства голосов» здесь также не работает, поскольку, как мы пытались показать в наших предыдущих работах[2], только принцип консенсуса может дать достаточные основания для того, чтобы сказать: «Изволися Духу святому и нам».

Уважение к принципу консенсуса и соборности должно побудить остальные Поместные Церкви разобраться в причинах выхода той или иной Поместной Церкви из того или иного диалога и, в случае признания их уважительными, последовать за ней. Между тем, в документе мы видим наивный экуменический триумфализм и полную убежденность в истинности экуменического пути и богословских диалогов: «В том случае если какая-то Поместная Церковь решит не назначать своих представителей на какой-либо диалог или сессию диалога, при том, что это решение не является всеправославным, диалог продолжается. Перед началом диалога или сессии диалога отсутствие какой-либо Поместной Церкви следует обязательно обсудить на Православной Комиссии и тем самым выразить солидарность и единство Православной Церкви». Иными словами, «отряд не заметил потери бойца и гимн диалогу пропел до конца». В этом параграфе настораживает также богословие «всеправославности», которая связана не с согласием всех православных Церквей, а либо с принципом большинства, либо с мнением «Вселенской», т.е. Константинопольской Патриархии.

Таким образом, этот пункт выглядит явно неудовлетворительным.

Переходим к пункту 10.

10. Проблемы, которые возникают в ходе богословских дискуссий в Смешанных богословских комиссиях, не всегда являются достаточным основанием для одностороннего отзыва представителей или окончательного прекращения какой-либо Поместной Православной Церковью своего участия. Как правило, следует избегать выхода какой-либо Церкви из диалога и на межправославном уровне прилагать необходимые усилия для того, чтобы участвующая в этом диалоге Православная богословская Комиссия была представлена полностью. Если одна или несколько Православных Церквей отказываются от участия в заседаниях Смешанной богословской комиссии определенного диалога на серьезных экклезиологических, канонических, пастырских и нравственных основаниях, эта Церковь или Церкви, в соответствии с общеправославной практикой, письменно оповещают Вселенского Патриарха и все Православные Церкви о своем отказе. В ходе последующего всеправославного обсуждения Вселенский Патриарх выявляет единогласный консенсус Православных Церквей в отношении дальнейших действий, включая и возможность переоценки хода конкретного богословского диалога, если это будет единогласно признано необходимым.

На самом деле те проблемы, которые возникают в ходе т.н. диалогов, всегда имеют серьезные экклезиологические, канонические, пастырские и нравственные основания.Примечательно, что в списке оснований отсутствуют догматические причины. Печальным примером являются т.н. Шамбезийские соглашения, до сих пор не ратифицированные ни одной Поместной Церковью, за исключением Румынской, поскольку в ней пересматривается догматика IV-VI Вселенских соборов и утверждается, что монофизиты и православные всегда имели общую веру. Отметим, что в этом пункте консенсус имеет весьма ограниченный характер и его отсутствие не препятствует дальнейшему проведению т.н. диалогов, несмотря на их бесперспективный и неискренний характер. Достаточно двусмысленный характер имеет следующая формулировка: «Как правило, следует избегать выхода какой-либо Церкви из диалога и на межправославном уровне прилагать необходимые усилия для того, чтобы участвующая в этом диалоге Православная богословская Комиссия была представлена полностью». Иными словами данная формулировка подразумевает ограничение богоданной свободы Поместной Церкви и наличие некоей инстанции, которая позволит избегать выхода какой-либо Церкви из диалога. По умолчанию такой инстанцией может являться Константинопольская Патриархия либо созданные ею надправославные структуры.

Таким образом, данный пункт не только является неудовлетворительным, но и представляет известную опасность для церковной свободы.

Переходим к пункту 11.

11. Методология ведения богословских диалогов направлена на разрешение традиционных богословских различий или выявление возможных новых разногласий и на поиск общих моментов христианской веры. Она предполагает соответствующее информирование церковной полноты о разных этапах развития диалога. В том случае, когда какое-либо богословское различие преодолеть невозможно, богословский диалог может продолжаться, а отмеченное разногласие по конкретному вопросу фиксируется и сообщается всем Поместным Православным Церквам для принятия в дальнейшем необходимых действий.

Начнем с того, что методологически неудовлетворительной выглядит следующая формулировка: «В том случае, когда какое-либо богословское различие преодолеть невозможно, богословский диалог может продолжаться, а отмеченное разногласие по конкретному вопросу фиксируется и сообщается всем Поместным Православным Церквам для принятия в дальнейшем необходимых действий». Даже в светских науках если какой-то промежуточный этап решения задачи не пройден, то дальнейшая работа над ней представляется бессмысленной, ибо невозможно выводить одно недоказанное из другого недоказанного. Тем более это справедливо для богословия, которое является точной наукой. Следовательно, авторы документа предлагают либо пренебрегать основами богословия как науки ради мнимого богословия «общения и любви», либо вести диалог ради диалога. Но в последнем случае это является явной бессмыслицей[3].

Очевидное несоответствие действительности скрыто в следующей формулировке: «Методология ведения богословских диалогов направлена на разрешение традиционных богословских различий или выявление возможных новых разногласий и на поиск общих моментов христианской веры». К сожалению, богословские диалоги ведутся на т.н. конвенциональном языке, в котором происходит размывание традиционной православной богословской терминологии и мысли. Доказательством являются документы Шамбезийского и Баламандского соглашений, в свое время подвергавшиеся справедливой критике со стороны ряда богословов и монастырей Святой Горы Афон, которые, говоря византийским языком, будто написаны на воде. Как справедливо отмечал о.Олег Давыденков относительно Шамбезийского соглашения, «Русская Православная Церковь также признала, что эти соглашения недостаточны для восстановления евхаристического общения, поскольку в них содержатся неясности в христологическом учении. Требуется продолжение работы по устранению неясных толкований. Например, учение Соглашений о волях и действиях во Христе можно понять и дифизитски (православно) и монофизитски. Всё зависит от того, как читающий понимает соотношение воли и ипостаси. Рассматривается ли воля, как принадлежность природы, как в православном богословии, или она усвояется ипостаси, что характерно монофизитству. Второе Согласованное заявление от 1990 года, которое лежит в основе Шамбезийских соглашений 1993 года, не дает ответа на этот вопрос»[4].

Мы видим, что и этот пункт неудовлетворителен и не соответствует действительности.

Пункт 12.

12. Очевидно, что общей для всех целью богословских диалогов является окончательное восстановление единства в правой вере и любви. Однако имеющиеся богословские и экклезиологические разногласия позволяют выявить некую иерархию трудностей, существующих на пути к достижению поставленной на всеправославном уровне цели. Специфика проблем любого двустороннего диалога предполагает дифференцирование применяемых в них методологий, но не цели, потому что цель у всех диалогов одна.

Начнем со следующей неудовлетворительнойформулировки: «Однако имеющиеся богословские и экклезиологические разногласия позволяют выявить некую иерархию трудностей». Почему-то экклезиологические разногласия выводятся за рамки богословских, что выглядит, мягко говоря, непонятно, и единственным объяснением такой формулировки является попытка скрыть за туманнным словом «богословский» гораздо более серьезный и обязывающий термин «догматический». Еще одной двусмысленной формулировкой является следующая: «Очевидно, что общей для всех целью богословских диалогов является окончательное восстановление единства в правой вере и любви». Здесь опять-таки используется негодная формула «восстановление единства» (см. выше) и не указывается, кто все же содержит правую веру. Вместо того чтобы говорить о воссоединении с православием инославных и обретении ими правой веры, говорится весьма размыто и абстрактно об общем восстановлении единства в правой вере, как будто православным надо их обретать!

Мы видим, что и этот пункт является неудовлетворительным.

Переходим к пункту 13.

13. В случае необходимости, нужно прилагать усилия по координации работы различных Межправославных богословских комиссий, учитывая, что и в этой области должно раскрываться и проявляться неразрывное онтологическое единство Православной Церкви.

Достаточно странно выглядит мнение, что онтологическое единство Православной Церкви должно выражаться в координации работы различных Межправославных богословских комиссий, иными словами, различных бюрократических (в положительном смысле этого слова) структур. Соответственно, онтологическое единство Православной Церкви может мыслиться в рамках некоей бюрократической структуры, координируемой и возглавляемой Константинопольским Патриархом. В организационном главенстве Константинопольского Патриарха убеждает следующий 14 пункт:

14. Любой официально объявленный диалог заканчивается с завершением работы соответствующей Смешанной богословской комиссии, когда председатель Межправославной комиссии подает отчет Вселенскому Патриарху, который с согласия Предстоятелей Поместных Православных Церквей объявляет об окончании диалога. Ни один диалог не считается завершенным до того момента, пока на всеправославном уровне не будет объявлено решение о его окончании.

Иными словами, не все Предстоятели Поместных Церквей объявляют об окончании диалога, а Вселенский Патриарх, и именно ему подотчетен председатель Межправославной Комиссии. Соответственно, в этом документе проявляются контуры восточного папизма – соединения онтологического и бюрократического первенства не только чести, но и власти за Константинопольским Патриархом.

Пункты 16-21, посвященные Всемирному Совету Церквей, также вызывают целый ряд недоумений. В нем история ВСЦ подается исключительно в триумфально-позитивных тонах. При этом ничего не говорится о таких вопиющих чертах, как присутствие язычников во время Ванкуверской ассамблеи и совершение ими магических обрядов, членство в ВСЦ т.н. церквей, допускающих женское священство и гомосексуальные браки и т.д. Настораживает, что мнение Грузинской и Болгарской Церквей относительно ВСЦ не представлено и не изложены причины того, почему они покинули ВСЦ.

Крайнее недоумение вызывает 20 пункт:

20. Перспективы проведения богословских диалогов Православной Церкви с другими христианскими церквами и исповеданиями всегда исходят из канонических критериев уже сформировавшейся церковной традиции (7-й канон II-го и 95-й канон Пято-Шестого Вселенских соборов) .

Для ясности приведем 95 канон Трулльского (Пято-Шестого собора): Присоединяющихся к православию и к чести спасаемых из еретиков, приемлем, по следующему чиноположению и обычаю. Ариан, Македониан, Наватиан, именующих себя чистыми и лучшими, четырнадцатидневников, или тетрадитов, и Апполинаристов, когда они дают рукописания и проклинают всякую ересь, не мудрствующую, как мудрствует Святая Божия Кафолическая и Апостольская Церковь, приемлем, запечатлевая, то есть помазуя святым миром во первых чело, потом очи, и ноздри, и уста, и уши, и запечатлевая их глаголем: печать дара Духа Святаго. А о бывших Павлианами, потом к Кафолической Церкви прибегших, постановлено: перекрещивать их непременно. ... Такожде и Манихеев, Валентиниан, Маркионитов и им подобных еретиков. Несториане же должны творить рукописания и предавать анафеме ересь свою, и Нестория, и Евтиха, и Диоскора, и Севира, и прочих начальников таковых ересей, и их единомышленников, и все вышепоказанные ереси: и потом да приемлют святое причащение.

К сожалению, ни в одном из диалогов не шло и речи о покаянии инославных (т.е. еретиков). В диалоге с монофизитами не ставилось условия об анафематствовании ими Евтихия, Диоскора и Севира и их ересей. Напротив, говорилось о том, что «мы всегда исповедовали общую веру». Сама постановка вопроса о воссоединении с Православной Вселенской Церковью в этих диалогах отсутствовала. Соответственно, 20 пункт документа не имеет ничего общего с 95 каноном Трулльского собора.

Недоумение и известное беспокойство вызывает 22 пункт:

22. Православная Церковь считает, что любые попытки разделить единство Церкви, предпринимаемые отдельными лицами и группами под предлогом якобы охранения или защиты истинного Православия, подлежат осуждению. Как свидетельствует вся жизнь Православной Церкви, сохранение истинной православной веры возможно только благодаря соборному строю, который издревле представлял компетентный и высший критерий Церкви в вопросах веры.

В документе ощущается преизбыток любви к инославным и явный недостаток любви и понимания к своим единоверцам. Православные, озабоченные чистотой православия, огулом и чохом объявляются раскольниками и любая попытка защитить истинное православие подлежит осуждению. Удивление вызывает суждение, что сохранение истинной православной веры возможно только благодаря соборному строю, который издревле представлял компетентный и высший критерий Церкви в вопросах веры.

Как известно, в истории Церкви бывали разбойничьи соборы, такие как Эфесский, Иерийский, Лионский, Флорентийский, Брестский. Именно рецепция соборов верующим народом способствовала выяснению того, какой собор является подлинным и может быть критерием в вопросах веры. Как справедливо отмечали Восточные Патриархи в Послании 1848 г., «хранителями веры у нас являются не епископы только (отметим, из которых должен составляться Всеправославный собор), но весь народ Божий».

ВЫВОД