Православная Церковь Румынии и церковная жизнь на занятых румынскими войсками территориях с 1918 по 1940-е гг. Часть 3
Вниманию читателей предлагается 3 часть статьи М.В. Шкаровского, в которой рассказывается о политике, проводимой Румынской Православной Церковью в годы Второй мировой войны, о ее деятельности на территории Бессарабии, а также о попытках румынизации населения на оккупированных территориях.    
Статья

Значительная часть русского населения, в основном старообрядцы, с конца XVIII века проживала на румынской территории, главным образом в устье Дуная и Добрудже (административные области Констанцы и Галаца). Среди румын Добруджи они были известны как «липоване» (по неофициальным данным их и сейчас проживает там 100-150 тыс.). В довоенной Румынии (с Бессарабией и Северной Буковиной) старообрядцы имели около 70 приходов и 8 монастырей (4 мужских и 4 женских). Кроме того, еще до Октябрьской революции в Румынии были построены две православные русские церкви. Одна из них была сооружена в конце 1880-х — начале 1890-х гг. в с. Розново вблизи г. Яссы по проекту известного петербургского архитектора Н.В. Султанова в стиле московских церквей XVI - XVII веков (за эту работу зодчий был награжден румынским орденом), однако как русский храм, видимо, действовал только до 1917 г.[i]

Вторая церковь, свт. Николая Чудотворца. была построена в 1905-1909 гг. для служащих российского посольства в Бухаресте по инициативе российского посланника М.Н. Гирса. Храм возвели на подаренном румынским правительством участке в русско-византийском стиле (с пятью луковичными куполами) по проекту академика архитектуры М.Т. Преображенского. 26 ноября 1909 г. Никольский храм освятил глава Румынской Православной Церкви митрополит Анастасий и епископ Кронштадтский Владимир (Путята) в присутствии представителей двора и дипломатического корпуса. Настоятелем церкви с ноября 1909 г. был протоиерей Иоанн Иоаннович Полистов, но в 1916 г. в связи с приближением австрийских войск, временно захвативших Бухарест, о. Иоанн с диаконом и большей частью церковной утвари были эвакуированы из румынской столицы.[ii] В конце I Мировой войны в Румынии появилось несколько тысяч русских военнопленных и оставшихся в стране солдат Румынского фронта.

Вся румынская политика по отношению к русским эмигрантам после Октябрьской революции во многом определялась проблемой присоединения Бессарабии и Буковины, так как русские политические круги в эмиграции осуждали этот захват. В результате приток русских беженцев в страну всячески ограничивался, а их права ущемлялись. Их первая значительная группа пришла в Румынию под натиском Красной армии в апреле 1919 г. из Одессы через приемный пункт г. Тульча: 12330 солдат и офицеров из бригады генерала Н.С. Тимановского и несколько тысяч гражданских лиц. К концу года в результате политики румынских властей из этой группы в стране осталось 1619 человек. Еще летом 1919 г. был запрещен прием новых беженцев из России, что привело к трагедии в феврале 1920 г. При уходе белых войск из Одессы около 13 тыс. человек, среди которых были женщины и дети, попытались пешком перейти границу, но были встречены огнем пулеметов с румынской стороны. В результате много людей погибло или попало в плен к красным, а в Румынию попало лишь 1800 беженцев. Кроме того, под давлением Франции румынское правительство в декабре 1920 г. согласилось принять 1650 русских эмигрантов, перевезенных из Константинополя в г. Текер-Гиола в районе Констанцы.[iii]

Общие цифры проживавших на территории Румынии русских беженцев сильно отличаются в разных источниках. Так, в 1920 г. они колеблются от 2 до 10 и более тысяч, в 1922 г. — от 2 до 40 тыс. (румынское правительство признавало цифру в 20 тыс. беженцев), в 1930 г. — от 7 до 15 тыс., в 1934 г. равняются 6284, а в 1937 г. — 11 тыс. При этом общее число всего русского населения, проживавшего в границах «старого Румынского королевства» до 1918 г. (в основном старообрядцев), составляло в 1920-1921 гг. около 100 тыс., в 1924 г. — 80 тыс., в 1929 г. (по официальным данным Лиги Наций) — 70 тыс. В 1930 г., по сведениям председателя Главного совета Объединения русского меньшинства в Румынии Г.М. Цамутали, в стране проживало 1200 тыс. русских: 800 тыс. в Бессарабии, 300 тыс. в Буковине и около 100 тыс. на остальной территории (в этом году по другим источникам только в Добрудже жило 57, 2 тыс. русских старообрядцев — липован).[iv]

В результате дискриминационной политики румынских гражданских и церковных властей церковь свт. Николая при российском посольстве в Бухаресте, как и русские храмы в Бессарабии, сталкивалась в своей деятельности с большим количеством затруднений. 26 июля 1920 г. российский посланник в Бухаресте с довоенных времен С.А. Поклевский-Козелл, получив распоряжение Совета русских послов в Париже о необходимости образовать приход при церкви свт. Николая, сообщил председателю совета М.Н. Гирсу, что в Бухаресте нет ни одного русского священника с тех пор, как в 1916 г. о. Иоанн Полистов был эвакуирован из румынской столицы, в связи с чем формирование прихода трудноосуществимо. В ответном письме от 16 августа Гирс посоветовал посланнику путем переговоров с иерархами Румынской Православной Церкви выяснить, не согласилась бы она взять на себя временную заботу о русских церковных интересах в стране, если церкви свт. Николая будет грозить закрытие в случае признания Румынией Советской России.[v]

В связи с политикой румынских властей такое решение оказалось неприемлемым. Поэтому русские беженцы к 1922 г. все-таки сформировали приходской совет, который с большими сложностями содержал церковь. Ее настоятелем был назначен протоиерей Игнатий Коневский. Храм свт. Николая много лет был единственным местом, где могли собираться русские жители Бухареста, так как румынские власти не позволяли им создавать свои общества, советы, им даже не разрешалось открыть Русский дом, общежитие или столовую.[vi]

После начала в 1927-1928 гг. разделений в Зарубежной Русской Церкви бухарестский приход во главе с настоятелем о. Игнатием остался в подчинении митрополита Евлогия (Георгиевского) и в дальнейшем до своей ликвидации в 1933 г. находился в составе возглавляемого Владыкой Западно-Европейского экзархата (в юрисдикции Вселенского Патриархата).

Право на свою церковь (правда под юрисдикцией Румынского Патриархата) стало и программным требованием русского национального движения. 5 июля 1930 г. руководитель Объединения русского меньшинства в Румынии Г.М. Цамутали в своем заявлении полиции писал, что между Русской и Румынской Православными Церквами «создались следующие отличия:

1. Мы совершаем богослужение на славянском языке, то есть на нашем национальном церковном языке, что является отличием не по существу, а лишь по форме.

2. Мы пользуемся в Церкви старым календарем. Тем не менее, мы полагаем, что вместе с Румынской Церковью мы исповедуем ту же Восточную Православную Веру. Поэтому мы просим Румынскую Церковь принять нас в свое каноническое приклонение, конечно, при условии сохранения указанных выше особенностей, из которых вытекают с несомненностью следующие права:

1. Иметь свои отдельные церковные Общины, в которых служба совершалась бы на славянском языке и по старому календарю;

2. Избирать членов клира, что допускается Церковными канонами, и что имеет место в некоторых Православных Восточных Церквах...

Вместе с тем мы заявляем, что будем непоколебимо защищать свое право на свою национальную Православную русскую церковь, право, которое гарантировано нам международными договорами, Конституцией Румынии и вообще современными понятиями о свободе совести».[vii]

9 июня 1933 г. были установлены дипломатические отношения Румынии и СССР, и в качестве русской церковь свт. Николая временно перестала существовать (о. Игнатий Коневский к тому времени умер). По соглашению с советским представительством Патриарх Мирон передал храм сербской общине. В своих воспоминаниях митрополит Евлогий (Георгиевский) отмечал, что «карловчане» пытались осесть в Румынии, «но их арестовали и посадили в тюрьму».[viii]

14 января 1938 г. Архиерейский Синод заслушал обращение к нему проживавших в Бухаресте русских эмигрантов, которые сообщали, что у них мог бы быть открыт приход в юрисдикции РПЦЗ, если бы было дано согласие на совершение в нем богослужений по новоюлианскому календарю. Учитывая прежний горький опыт, Синод принял очень осторожное решение: «В виду того, что из обращения не видно, велись ли уже определенные переговоры с Патриархом Мироном и имеется ли его принципиальное согласие на открытие в Бухаресте прихода русской юрисдикции, признать всякое решение по сему вопросу преждевременным, предложив Русскому Комитету при ведении сих переговоров настоятельно просить Патриарха Мирона о согласии на совершение богослужений для русского прихода по старому стилю».[ix] В результате приход РПЦЗ в Бухаресте так и не был создан, однако русская община в этом городе все-таки открыла свой домовый храм, действовавший до 1942 г.

Летом и осенью 1941 г. на территории Румынии стали появляться советские военнопленные, часть которых использовали в качестве рабочих. Для них румынское духовенство проводило особые богослужения.[x]

В феврале 1942 г., узнав, что румынские власти отняли у русской общины храм в Бухаресте, Болгарский Синод дал согласие русской колонии окормляться в болгарской посольской церкви свв. Кирилла и Мефодия. Следует отметить, что в это время в Румынии проживало несколько десятков тысяч болгар (только в Бухаресте 10 тыс. и в Банате 12 тыс.) и существовали три болгарских прихода. Первый из них, при посольском храме в Бухаресте, с 8 октября 1940 г. возглавлял священник Владимир Михайлов (возможно, русский по национальности). В церковном хоре этого храма пели русские певчие, кроме того, в церкви служил русский протодиакон Алексий Могилин. Отец Владимир преподавал Закон Божий в болгарской бухарестской гимназии им. Христо Ботева, входил в руководство культурно-благотворительного общества «Братство» и, помимо Бухареста, окормлял болгарское население Баната, Олтении и части Мунтении.[xi]

Второй болгарский приход существовал в г. Браилове (Брэила). Настоятель местной церкви Вознесения Господня священник Метей Станчев окормлял болгарское население Северной Добруджи и части Мунтении. Третий приход имелся в г. Галаце при церкви свт. Вмч. Пантелеимона. Его настоятель, священник Николай Попов, преподавал Закон Божий в болгарском училище Галаца и окормлял болгарское население Внутренней Молдавии и Бессарабии. В Браилове также существовало болгарское училище, но оно было закрыто румынскими властями в марте 1944 г.[xii]

Кроме того, в Румынии имелась еще одна болгарская церковь свт. Николая в г. Кюстенджа, построенная в 1898-1907 гг., однако последний болгарский священник уехал оттуда в сентябре 1940 г., в 1941-1944 г. общину обслуживал румынский священник (в этом городе также имелось болгарское училище). В 1944 г. богослужения в церкви прекратились, и она была разграблена. В своем докладе болгарскому послу от 13 августа 1947 г. о. В. Михайлов отмечал «единственное счастливое обстоятельство»: храм свт. Николая «попал в квартал, занятый русскими войсками, и те починили его здание».[xiii]

В годы Великой Отечественной войны в Румынию вывезли с оккупированной территории СССР (в основном принудительно) тысячи так называемых восточных рабочих, однако власти всячески препятствовали их окормлению у русского духовенства. Осенью 1943 г. настоятель находившегося в Словакии монастыря прп. Иова Почаевского (в юрисдикции РПЦЗ) архимандрит Серафим (Иванов) попросил болгарского посла в Братиславе помочь доставить монастырские издания в Румынию, где находились русские и украинские рабочие (цензура препятствовала распространению любой русскоязычной литературы). В случае согласия со стороны румынского правительства религиозная литература раздавалась бы священником болгарской посольской церкви в Бухаресте. Узнав об этом, председатель Болгарского Синода митр. Неофит 26 ноября также обратился к послу своей страны в Словакии с просьбой оказать необходимую помощь.[xiv]

20 декабря Министерство иностранных и религиозных дел Болгарии известило Синод, что болгарский посольский священник в Бухаресте Владимир Михайлов уже получил из Словакии церковные издания и распространяет их, но встречает в этом деле различные препятствия. В ответном письме от 7 марта 1944 г. Синод Болгарской Церкви обратился в министерство с просьбой заключить с Румынией соглашение о доставке и распространении среди русских рабочих финансируемой Болгарской Православной Церковью и издаваемой в Словакии религиозной литературы, подобно тому, как это было в Германии. Однако, судя по всему, такое соглашение заключить не удалось.[xv]

Подобная ситуация в годы Великой Отечественной войны существовала и на временно захваченных Румынией территориях. 28 июня 1940 г. Румыния была вынуждена передать Бессарабию и Северную Буковину (большинство населения которой составляли украинцы) Советскому Союзу, 30 августа 1940 г. (по 2-му Венскому арбитражу) Северную Трансильванию отдать Венгрии, и в том же месяце Южную Добруджу — Болгарии. На территории Северной Буковины 7 августа была образована Черновицкая область в составе Украинской ССР. После включения Бессарабии в состав СССР ее южная часть отошла к Одесской области (и епархии), а из остальной части, с присоединением прежней левобережной Молдавской АССР (Приднестровья), в августе 1940 г. образована Молдавская ССР.

Вскоре на территории республики была учреждена епархия Русской Православной Церкви, и в декабре того же года ее временным управляющим назначили епископа Тульского Алексия (Сергеева). 12 мая 1941 г. Владыку утвердили на Кишиневской кафедре с присвоением титула архиепископа Кишиневского и Бессарабского, оставив в его управлении Измаильскую и Белецкую епархии, и временно возложили на него общее попечение о самостоятельной Черновицкой епархии. Титул архиепископа не соответствовал ни дореволюционному (Кишиневский и Хотинский), ни установленному в декабре 1944 г. (Кишиневский и Молдавский). Титул, присвоенный в 1941 г., был максимально приближен к привычному для слуха местного верующего народа. В начале лета 1941 г. Московской Патриархией был назначен епископ Черновицкий и Хотинский Дамаскин (Малюта).[xvi] После прихода советских войск значительная часть духовенства Бессарабии и Северной Буковины, около 500 священнослужителей, уехали в Румынию, их временно распределили по всем епархиям как помощников настоятелей.[xvii] Во всех приходах был вновь введен юлианский богослужебный стиль.

Уже в 1940 г. в Бессарабии начали проводиться антицерковные акции: были ликвидированы некоторые монастыри, закрывали церкви, отбирали церковное имущество. В частности, насельницы Жабского Вознесенского монастыря были выдворены за стены обители, а все монастырское имущество конфисковано. Жизнь религиозных общин была поставлена под контроль уполномоченным ЦК ВКП(б) и СНК СССР по Молдавии С.А. Гоглидзе и органами НКВД. В августе 1940 г. по распоряжению Совнаркома на территории западных областей Украины, Белоруссии, Бессарабии и Северной Буковины началась опись церковного имущества, прежде всего предметов из драгоценных металлов. Порой это вызывало конфликты с местным населением. Так, 8 мая 1941 г. в с. Раковец Сорокского уезда около 400 крестьян участвовали в массовом выступлении против проведения описи имущества местной церкви. Подобные случаи были и в Кишиневе. А в июне 1941 г., накануне войны, из республики выселили тысячи «антисоветских элементов», в том числе священнослужителей.[xviii] В 1943 г. в румынской газете «Раза» был опубликован большой список репрессированного в 1940-1941 гг. бессарабского и буковинского духовенства.[xix]

Вскоре после начала 22 июня 1941 г. Великой Отечественной войны архиепископ Алексий (Сергеев) был эвакуирован в Центральную Россию и назначен управляющим Орловской и Курской епархиями, а 14 октября 1941 г., после занятия немцами Орла, ему был присвоен титул архиепископа Тамбовского.[xx] В Молдавию Владыка уже не вернулся. В ходе боевых действий, прежде всего в результате немецких бомбардировок, были разрушены некоторые православные храмы в Кишиневе, Бельцах и других городах, погибли сотни верующих.[xxi]

Занятая румынскими войсками Кишиневская епархия была вновь включена в состав Румынской Православной Церкви. В период войны на территории Молдавии действовали не менее 950 православных церквей, 15 мужских и 10 женских монастырей (в том числе возобновленная Жабская обитель) с общим числом насельников около 2 тыс. человек. При этом число поступающих в монастыри постоянно росло: в 1941 г. — 27, в 1942 — 39, в 1943 — 45, в 1944 — 50, в 1945 — 86.[xxii]

В 1941-1944 гг. власти Румынии и Православная Церковь этой страны вновь предпринимали меры для румынизации Бессарабии, куда вновь было направлено значительное количество румынских священнослужителей. Посетивший в апреле 1942 г. г. Бельцы И. Антонеску заявил: «В церкви правительство видит прежде всего орган национальной пропаганды». При этом среди местного духовенства наблюдалось определенное разделение: одна часть активно сотрудничала с румынскими органами власти, а другая оставалась верной русской православной традиции, всячески сопротивляясь румынизации.

Кишиневским митрополичьим округом вновь управлял вернувшийся из Румынии архиепископ Ефрем. Он жестоко преследовал сторонников старого церковного календаря и с этой целью учредил «Секретную службу миссионеров», призванную наблюдать за населением. По требованию архиепископа уже к концу 1941 г. полиция выявила 2474 старостильника, а также около 8 тыс. сектантов: 5656 баптистов, 605 инокентьевцев, 535 адвентистов, 413 евангелистов, 257 молокан и т.д. Их заключали в тюрьмы и концлагеря, подвергали истязаниям и пыткам, разоряли принадлежавшие им крестьянские хозяйства.[xxiii]

Утверждая, что «большинство сектантов — коммунисты, которые под религиозной маской пропагандируют коммунистические идеи», архиеп. Ефрем требовал судебных расправ над ними и закрытия молитвенных домов. В 1942 г. были арестованы сотни противников перехода на новый стиль, в том числе многие старообрядцы. В январе 1943 г. 74 старостильника, по мнению губернатора Бессарабии, «главари духовного мятежа», были заключены в концлагерь Новые Онешты.[xxiv]

21 мая 1943 г. в Кишиневе, а 25 мая в Измаиле состоялись заседания Епархиальных советов, посвященные «состоянию национальной и религиозной жизни». На них обсуждались вопросы церковного устава, нехватки духовенства, борьбы с марксизмом и школьные дела, кроме того, участники заседаний почтили память погибших или умерших в советских тюрьмах священников.[xxv]

Так как создание богословского факультета в Одесском университете оказалось невозможным из-за возражений германских ведомств, особую актуальность приобрел вопрос воссоздания богословского факультета в Кишиневе. Однако маршал И. Антонеску во время своего посещения города в начале мая 1943 г. заявил, что это дело должно быть отложено до конца войны[xxvi] (в результате факультет так и не был открыт).

1 декабря 1943 г. архиепископ Ефрем созвал единственный за годы войны Епархиальный съезд, который решил провести выборы всех трех архиереев митрополичьего округа.[xxvii] На проходившем в Бухаресте Архиерейском Соборе Румынской Церкви 12 января 1944 г. Кишиневским митрополитом был избран Владыка Ефрем, на следующий день состоялись выборы Хотинского епископа, а 14 января — Измаильского. В своих приветственных речах министр просвещения и заместитель премьер-министра обратили внимание новоизбранного митрополита на значение его епархии не только для Румынии, но и для всей Европы, так как, «кто атакует укрепления Бессарабии, тот ломит видимые и невидимые укрепления Европы».[xxviii] 1 февраля 1944 г. был сформирован новый состав Кишиневского Епархиального совета.

31 октября 1943 г. архиеп. Ефрем освятил построенную в Кишиневе Свято-Троицкую церковь «в память о павших при отвоевании Бессарабии героях». Осенью того же года в епархии были освящены еще два ранее пострадавших от боевых действий и восстановленных храма.[xxix] Митрополия содержала два сиротских приюта и в декабре 1943 г. пожертвовала учившимся в кишиневской епархиальной школе сиротам 1 млн. лей. Одновременно в Измаильском округе был создан благотворительный фонд для помощи нуждающемуся духовенству. В то же время продолжалась дискриминационная национальная и религиозная политика. В ноябре 1943 г. было принято решение о поэтапном переселении православных болгар из Бессарабии в Болгарию, а в декабре кишиневский суд оштрафовал двух представителей секты на 10 тыс. лей.[xxx]

В начальный период войны (к 13 августа 1941 г.) румынские войска, помимо Бессарабии, оккупировали юго-западную часть Украины, получившую название Транснистрия («Заднестровье»). Согласно германско-румынскому соглашению в Бендерах от 30 августа 1941 г. территория между реками Днестром и Бугом общей площадью 42 тыс. кв. км передавалась Румынии в качестве вознаграждения за ее участие в войне с СССР. В Транснистрию вошли левобережные районы Молдавии, Одесская область и часть территории Николаевской и Винницкой областей; из 2,2 млн. жителей подавляющее большинство (около 75%) составляли украинцы и русские. Церковная жизнь в советский период здесь, как и везде в СССР, оказалась почти полностью уничтожена. Из 891 церкви, существовавшей на территории между Бугом и Днестром в 1917 г., к июлю 1941 г. 363 были закрыты, 269 частично разрушены, 258 разрушены полностью, и только одна действовала. Для возрождения церковной жизни в «Заднестровье» имелось гораздо больше возможностей, чем в немецком рейхскомиссариате «Украина». Организацию религиозной деятельности на территории между Днестром и Бугом взяла на себя Румынская Церковь, распространившая на них свою юрисдикцию без согласования с Московской Патриархией.

Уже в первом указе от 19 августа 1941 г., которым правительство маршала И. Антонеску регулировало отношения в Транснистрии, была отмечена необходимость открытия церквей. А в законе от 15 июня 1943 г. исповедание религии объявлялось свободным для всякого человека. Антонеску начал активно поддерживать Православную Церковь, рассчитывая использовать ее в качестве средства румынизации славянского населения, чтобы в будущем полностью включить новые области в румынское государство. С этой целью румынский язык вводился в качестве официального и обязательного для изучения в школах, вывешивались указатели с румынскими названиями улиц и городов, на занятые земли направлялись переселенцы, а Православная Церковь Румынии должна была, проповедуя Евангелие, действовать в румынском духе. При этом она рассматривалась как противовес Русскому Православию, считавшемуся «величайшей панславянской опасностью».[xxxi]

В бухарестских газетах в конце лета — начале осени 1941 г. писали, что Румынская Церковь должна чувствовать себя призванной снова пробудить православный христианский дух на Востоке и в этой связи имеет миссионерские обязанности и ответственна перед историей.[xxxii]

Назначенный 19 августа в качестве румынского губернатора провинции профессор Г. Алексяну наградил немецкого капитана, который по своей инициативе открыл церковь в Тирасполе, а позднее лично возглавил Пасхальный крестный ход 1942 г. в Одессе (оккупированной 16 октября 1941 г.).[xxxiii] Военное духовенство и офицеры румынской армии также активно способствовали открытию храмов. Так, по свидетельству командира одного румынского горного полка, их полковой священник освятил на Украине около 200 православных храмов и окрестил свыше 4 тыс. детей.[xxxiv]

Впрочем, значительная часть церквей в Транснистрии, как и на других украинских землях, была открыта местным населением и уцелевшими от репрессий священниками самостоятельно. Об этом, как и о румынской помощи, в частности говорится в сообщении полиции безопасности и СД от 1 октября 1941 г. В нем идет речь об округе г. Ананьева, где с 1935 г. не проводились богослужения: «Непосредственно после вступления германских войск были снова открыты церкви и два имеющихся священника начали в трех сохранившихся храмах свою деятельность... Вскоре откроется четвертая церковь. До настоящего времени оба священника крестили в Ананьевском округе около 600 детей в возрасте до 8 лет... С румынской стороны уже проявлена забота, чтобы церкви в Транснистрии были снабжены необходимым церковным инвентарем из Румынии. Доставка этих предметов была ускоренно проведена по указанию префекта. Правда, общины должны оплачивать предоставленные им вещи»[xxxv] (всего в Ананьевском округе в период оккупации действовали 44 православные церкви).

В другом подобном сообщении от 14 октября 1941 г. сообщалось, что румыны развернули особенно сильную церковную пропаганду с целью произвести впечатление на население, причем в первых богослужениях демонстративно участвовал высший румынский офицерский состав. Проходившие во многих местах румынские войска силами военных священников сооружали временные церкви и совершали богослужения.[xxxvi] Жителям областей западнее Буга (то есть уже за границами Транснистрии) было объявлено, что румынская сторона берет на себя заботу об организации Церкви, и при необходимости священники будут командированы из Бессарабии.[xxxvii]

Еще в одном сообщении полиции безопасности и СД от 31 октября 1941 г. отмечалось: «Исходя из того, что большевистское господство с государственно проводимой безбожной политикой не смогло серьезно поколебать религиозное чувство населения, и его приверженность Греко-Православной Церкви все еще прочно укоренена, румынская сторона собирается вести антикоммунистическую пропаганду и мировоззренческое воспитание через Церковь. Румынская Православная Церковь хочет командировать в новые области необходимое число священников. Там также создано новое Тираспольское епископство. Его главой назначен бывший румынский военный епископ Антал».[xxxviii]

В сентябре 1941 г. Румынский Патриархат направил в Транснистрию Православную Миссию, ее центр сначала был в Тирасполе, а потом в Одессе. Задача миссии состояла в жестком контроле и руководстве религиозной деятельности и назначении священников на вакантные места. Это позволяло румынскому духовенству занимать руководящие позиции в церковной жизни края. И. Антонеску лично давал указания, как вести миссионерскую деятельность в Транснистрии и как подбирать миссионеров. Не случайно они рассматривали себя как силу, которая постепенно должна была организовать церковную жизнь по всей России.[xxxix]

Первым руководителем Миссии и Одесской епархии был назначен декан богословского факультета Бухарестского университета архимандрит Юлий (Скрибан). Уже в августе Священный Синод по согласованию с Министерством по делам религии поручил ему совместно с Генеральным штабом начать организацию Православия на Украине, в первую очередь для румынского населения (под которым имелись в виду молдаване). Деятельность Украинской автономной (связанной с Московским Патриархатом) и Автокефальной Церквей в Транснистрии не допускалась, что нередко вызывало недовольство местных жителей.[xl]

Большинство руководителей Миссии приехало из Бухареста. В частности, оттуда прибыл руководитель Миссии, оба его заместителя — архимандриты Антим (Ника) и Антоний (Харгел), секретарь Миссии Василий Паша, секретарь по особым вопросам Григорий Ордеану и диакон Миссии Флореа Лавру. Функции инспекторов выполняли священники Феодор Рудиев, Грозу (оба из Кишинева) и Поповичи (из Балты). Шефом бюро Миссии являлся Флореску из Ясс, а вспомогательным миссионером Максим Пугачев из Измаила (в марте 1942 г.).[xli] В Одессе также находилась дирекция культуры (Serviciu Cultelor) при губернаторе Транснистрии во главе с Траяном Херсени, в ведении которой были и религиозные дела.

Масштабы церковного возрождения в Транснистрии примерно соответствовали преобразованиям в соседнем рейхскомиссариате «Украина». Первоначально главной проблемой являлась острая нехватка духовенства. К уцелевшим местным священнослужителям Миссия относилась очень осторожно. Так, к весне 1942 г. из сохранившихся 150 русских и украинских клириков были утверждены лишь 19 священников, 3 диакона и 8 псаломщиков. Значительная часть не могла быть утверждена из-за недостатка образования, принадлежности к обновленцам, так называемому липковскому расколу (самосвятам) или отречения в прошлом от веры. Обновленцев, рукоположенных законными епископами, принимали в общение через покаяние. Вопрос же о принятии «липковцев» и отрекшихся ранее от веры еще находился на рассмотрении Свящ. Синода. Учитывая нехватку священнослужителей, Синод распорядился рукополагать имевших необходимое образование русских и украинских мирян. Но славянские священники, которым пришлось служить в Транснистрии, впоследствии свидетельствовали, что члены Миссии подозревали их в русофильстве, а получение места требовало преодоления многочисленных искусственных препятствий.[xlii]

Прибывшие в «Заднестровье» из Румынии и Бессарабии священники делились на две части: миссионеры, по определенному плану объезжавшие несколько десятков населенных пунктов, которых весной 1942 г. насчитывалось 89, и назначенные на более продолжительное время настоятели приходов, общим числом около 70. Первоначально в большинстве случаев это были священники, присланные на шестимесячный срок из Кишиневского митрополичьего округа, где значительная часть населения знала русский язык. Управлявший округом Владыка Ефрем рекомендовал своим священникам именно полугодовую службу в Транснистрии, лишь холостые и овдовевшие могли служить несколько дольше (о своей деятельности они должны были посылать отчетные доклады в Епархиальную канцелярию).[xliii] Это соответствовало церковной политике румынских властей, препятствовавших установлению тесных контактов духовенства с населением юго-западной Украины. Если служивший в храме священник не знал русского, то богослужение нередко проводилось на двух языках — румынском и церковнославянском, а произносившаяся затем по-румынски проповедь переводилась на русский.

Чтобы побудить румынских священнослужителей к миссионерской деятельности на Востоке правительство предоставляло им разнообразные льготы. Согласившимся ехать на Украину выдавали тройное жалование, промтоварный и продовольственный пайки, кроме того, за миссионерами сохранялись доходы их прежних приходов. Служившие в Транснистрии румынские священники в среднем получали по 600 оккупационных марок в месяц, а местные русские, украинские и молдавские — только 200.[xliv]

В отчете о деятельности Православной Миссии в Транснистрии с 1 апреля по 30 июня 1942 г., составленном заместителем начальника Миссии архим. Антимом (Никой), говорилось о недостатке священников, количество которых следовало увеличить в четыре раза, массовом крещении детей и большом количестве венчаний. Архимандрит выражал сожаление, что при свободе всех вероисповеданий, в деревнях, где нет священников, развивается сектанство; в то же время Миссию осаждали делегации приходов, приезжавшие не только из Транснистрии, но и из-за Буга с просьбой прислать священников. Отец Антим также указывал, что румынские власти в ряде мест начали выделять землю для Церкви, по 5-10 гектаров на храм.[xlv]

Признанным центром религиозной жизни «Заднестровья» стала Одесса. 6 декабря 1941 г. здесь была открыта не действовавшая 24 года церковь Свято-Ильинской обители на Пушкинской улице. Она стала временным кафедральным храмом, который освятил приехавший из Бухареста архиепископ. 1 марта 1942 г. была освящена вновь открытая церковь свт. Пантелеимона Одесского Пантелеимоновского монастыря, 8 марта архим. Антимом освящен храм в районе Кривой Балки, а 14 марта передана верующим уже пятнадцатая церковь в городе — храм св. Михаила, перестроенный в 1930-е гг. под клуб. Еще несколько церквей ремонтировалось под руководством епархиального архитектора Мирошниченко и инженера Егорова, ставших членами Православной Миссии.[xlvi]

При этом порой гражданские власти оказывали финансовую поддержку. Так, бургомистр Одессы весной 1943 г. выделил около 5 тыс. марок на восстановление нового кафедрального храма Рождества Христова, а затем снизил расходы на его реставрацию еще на 11 тыс. марок.[xlvii] Впрочем, большинство необходимых для ремонта и строительства новых церквей средств собирали с населения, иногда насильственным образом. Кроме того, губернаторство Транснистрии предоставляло прихожанам специальные кредиты, которые нужно было обязательно вернуть после открытия храмов. Всего в 1941-1943 гг. в «Заднестровье» были отремонтированы 474 церкви; кроме того, открылось 119 молельных дома. В ремонте 19 храмов участвовали румынские солдаты, одну из православных церквей отремонтировали немецкие.[xlviii]

В 1942 г. начались богослужения в нижнем храме Успенского собора на Преображенской улице (отведенного в советское время под архив), а в 1943 г. был восстановлен сильно пострадавший от военных действий верхний храм. В мае 1943 г. возобновились службы в восстановленном соборе Вознесения Господня и т.д.[xlix] Весной 1942 г. в Одесском округе уже служили 45 православных священников, три диакона и 11 псаломщиков. В этом году специальная комиссия разделила районы Одессы на приходы. За весь период оккупации в городе было открыто 4 монастыря и более 30 православных церквей, а в Одесском округе — 45 храмов.[l] В их числе одна греческая церковь, о которой известно лишь, что 23 марта 1942 г. в ней состоялся духовный концерт в пользу бедных жителей Одессы.[li]

Горожане переполняли действующие храмы. Об этом свидетельствует письмо одного старого русского эмигранта, вернувшегося в город, направленное из Одессы за границу в январе 1942 г.: «Русский народ жив, жива и его душа. Одесса — чуть ли не интернациональный город по своему населению, славилась прежде «одесской специфичностью»... Казалось бы, для «души» места уже нет, а получается что-то совсем обратное: в праздники все подступы к церквам и соборам запружены толпой с обнаженными головами (несмотря на страшный холод). Состав молящихся: и молодые и старые, и первых, пожалуй, еще больше... Тишина все время; служба поразительная; даже дети, десятками приносимые для крещения, и те захвачены торжественной тишиной и молчат. Здесь, мой друг, можно молиться и будешь молиться, если даже и не хочешь. И все это в Одессе, чуть ли не в Содоме, по нашим прежним представлениям! Службы, конечно, на русском языке (т.е. на церковно-славянском, а не на румынском и не на украинском)».[lii]

С целью пополнить ряды духовенства 30 ноября 1942 г. в Дубоссарах была основана Духовная семинария с 80 учащимися под руководством ректора Д. Христеску. На нее возлагалась задача румынизации церковной жизни Юго-Запада Украины, поэтому занятия проводились на румынском языке. В Одессе в январе 1943 г. начала работу вторая после Дубоссарской Духовная семинария (ректор Феодосий Богач), которая уже в июле сделала первый выпуск из 26 человек. В число выпускников входил будущий игумен РПЦЗ Афанасий (в миру Владимир Георгиевич Могилев), еще в период учебы он был рукоположен во диакона в Свято-Ильинском кафедральном храме Одессы архиепископом Херсонским и Николаевским Антонием (из автономной Украинской Церкви), а 10 сентября 1943 г. там же епископом Трансильванским Василием во иерея (в дальнейшем о. Владимир был настоятелем церкви в с. Дальник Одесской области, в начале 1944 г. был эвакуирован в Румынию и затем служил в Русском корпусе в Югославии).[liii]

Подобная же судьба была у другого выпускника Одесской семинарии 1943 г. священника Иоанна Маслова. 14 октября этого года в Одессе он был рукоположен во иерея архиепископом Ростовским-на-Дону и Северо-Кавказским Николаем (Амасийским) и назначен настоятелем церкви с. Суклея Тираспольского уезда, откуда 1 апреля 1944 г. был эвакуирован в румынский г. Тимишару. В июне 1944 г. о. Иоанн подал ходатайство о принятии в юрисдикцию РПЦЗ и 5 июля был вызван в Белград для назначения военным священником Казачьей дивизии в Югославии.[liv]

В некоторых других местах возникали пастырские курсы, во многих селах священники организовали религиозные кружки и общества «Ревнителей Православия». В некоторых округах были устроены курсы религиозного воспитания молодежи или миссионерские курсы, в Тирасполе их работой руководил опытный миссионер М. Пугачев, в Рыбницком округе — священник А. Подгурский; в г. Овидиополе настоятель совместно с городской администрацией организовал при церкви приходскую школу и т.д.[lv]

Во всех государственных и частных школах Транснистрии (их насчитывалось 2100) было введено изучение Закона Божия (обязательное с первого класса), причем многие миссионеры сопровождали эти уроки чтением румынской националистической литературы и заучиванием румынских гимнов и стихотворений. В тоже время проводилась чистка школьных учителей; занимавшихся ранее активной атеистической пропагандой постепенно увольняли. Летом 1942 г. в нескольких городах были устроены религиозные курсы для педагогов, в Одессе их посещало 200 человек, в Тирасполе — 150. В связи с нехваткой преподавателей некоторое количество учителей и профессоров-богословов приехало из Румынии. В 1942 г. Министерство по делам религии также стало посылать из Бухареста студентов, прежде всего богословского факультета, для добровольного проведения «румынской пропаганды» в Транснистрии. Они должны были вести летние курсы румынского языка в деревнях.[lvi]

Религиозное образование было также введено в Одесском университете, получившем при возобновлении его деятельности 7 декабря 1941 г. новое название «Университет Транснистрии». При этом удалось преодолеть препятствия, которые создавали немцы, не желавшие создания кафедры богословия (христианской морали). Заведующим этой кафедрой, образованной на факультете биохимии, стал профессор, румынский архимандрит Антоний (Харгел), кроме него лекции читал начальник Миссии архим. Юлий. При кафедре имелась библиотека с религиозной и националистической литературой.[lvii]

С 1 марта 1942 г. при университете начали функционировать богословские курсы для студентов всех факультетов, созданные совместно начальником Православной Миссии и ректором университета профессором Часовниковым, а в будущем планировалось образовать отдельный богословский факультет (он так и не был создан из-за противостояния германских ведомств).[lviii] 20 мая 1943 г. при Одесском университете был открыт антикоммунистический институт, который лично возглавил ректор Часовников. На открытии присутствовали представители военных, гражданских властей и руководитель Духовной Миссии.[lix]

Весной 1942 г. из 285 православных клириков Транснистрии 133 имели румынское или молдавское происхождение (115 священников, 5 диаконов и 13 псаломщиков), румынами были 7 настоятелей монастырей; остальные 88 священников, 10 диаконов и 54 псаломщика являлись украинцами и русскими. Все молдавские приходы уже имели своих священников, славянские же по-прежнему испытывали острую нехватку духовенства, так, в районе Веселиново (Березовского уезда) был только один священник на 50 деревень. К концу июня того же года в Транснистрии служили уже 287 священников, 18 диаконов и 106 псаломщиков. Осенью 1942 г. из 461 клириков, окормлявших население территории между Днестром и Бугом, 265 были направлены из Румынии. К началу 1944 г. число священнослужителей в «Заднестровье» достигло 617.[lx] Правда в одном из сообщений прессы осенью 1943 г. говорилось о назначении 1100 священников, но там речь шла о всех отвоеванных румынскими войсками землях, то есть, вероятно, о Транснистии, Северной Буковине и Бессарабии.[lxi]

В Транснистрии было официально введено несколько церковных праздников в качестве «национальных праздников румынского государства»: Рождество, Крещение, Пасха, Троица, Вознесение и Преображение, однако в случае срочной работы (например, во время уборки урожая) работникам могли запретить посещать богослужения в воскресные и праздничные дни.[lxii]

В Одессе Миссия имела довольно крупное издательство, которым руководил главный редактор А. Балясный, и собственную типографию. Здесь Миссия стала издавать газету «Православная жизнь» на русском и журнал «Транснистрия Хриштина» («Христианская Транснистрия») на румынском. Кроме того, с лета 1943 г. для широких слоев населения еженедельно выпускался специальный журнал «Христианский вестник» тиражом в 40 тыс. экземпляров, а в мужском монастыре Беренад по инициативе его настоятеля иеромонаха Варлаама (Кирицы) дважды в месяц издавалась газета «Воскресенье» с параллельным тестом на русском и румынском языках, также выходили молитвенники и церковные календари.[lxiii]

В самом конце своей деятельности Миссия начала издавать и «религиозную библиотеку», в октябре 1943 г. вышел ее первый выпуск «Происхождение мира и человека в изложении Библии и положительных наук» тиражом в 10 тыс. экземпляров. Можно упомянуть и выходивший в Кишиневе на румынском языке ежемесячный миссионерский журнал «Миссионарул». Издание подобной литературы нередко финансировали государственные органы.

Большое внимание уделялось и другим сферам культурно-просветительной деятельности: постоянно устраивались духовные концерты, религиозно-просветительные доклады и лекции, при храмах открывались приходские библиотеки, священники в селах стали создавать «кружки культуры» и т.д. В Одессе, Тирасполе, Рыбнице, Балте и ряде других городов были открыты дома христианской культуры — своеобразные церковные клубы, где миссионерами проводились собрания верующих, лекции и вечера с пением румынского гимна. Не осталась без внимания и религиозная пропаганда среди рабочих: на предприятиях устраивались специальные лекции, сопровождаемые чтением стихов, пением, музыкой. Миссионеры использовали в своих целях даже радио, кино и театр.

Например, 1 марта 1942 г. в Одессе состоялась апологетическая лекция профессора, священника Феодора Рудиева, на которой присутствовало более 2 тыс. слушателей, а через несколько дней лекцию об исторических доказательствах жизни Христа прочитал измаильский профессор, священник Михаил Мадан. В начале 1942 г. в Одессе возникло особое Братство, созданное для борьбы с атеизмом и нацеленное на православную апологетическую работу. 22 февраля оно организовало большой духовный концерт, прошедший под управлением бывшего регента Спасо-Преображенского собора профессора Пигрова. В 1943 г. часто устраивались духовные (в том числе детские) концерты в религиозно-просветительном зале при Успенском соборе с участием артистов знаменитой Одесской оперы и композиторов Ильницкого и Фоменко.[lxiv] Такого на оккупированных территориях СССР не было больше нигде.

Проводила Миссия и благотворительную работу: при многих приходских храмах возникли бесплатные столовые для бедных, детские сады, амбулатории. В детские приюты были назначены священники. Преследуя политические цели, Миссия вместе с Красным Крестом посылала к Пасхе пакеты с продовольствием на фронт румынским солдатам. Объектами внимания миссионеров являлись также тюрьмы, трудовые, концентрационные лагеря и лагеря для военнопленных. Специальные священники обслуживали Тираспольскую центральную тюрьму для политзаключенных и подобную тюрьму в Рыбнице.

Активно шло возрождение монастырей; к лету 1942 г. уже было восстановлено 7-9 мужских: Свято-Пантелеимоновский в центре Одессы в здании подворья Афонского Пантелеимоновского монастыря (7 насельников), Свято-Успенский под Одессой на Большом Фонтане (2 монаха), св. Антония Осиповца вблизи Дубоссар (6 насельников), Пресв. Троицы в г. Балта (6 братьев), Флоринский вблизи Балты (2 монаха), Шарогородский свт. Николая в 45 км от г. Могилев-Подольского (4 насельника), скит Липецкое в округе Рыбница (2 монаха), и два женских: св. Марии Магдалины (30 сестер) и Архангела Михаила в Одессе (3 монахини). В общей сложности в них проживало более 60 насельников. В дальнейшем (к январю 1944 г.) число обителей достигло 12, в частности был возрожден скит св. Михаила в с. Кошница вблизи г. Дубоссары. Особенно большой миссионерской деятельностью занимались монахи обители Пресв. Троицы г. Балта и Свято-Пантелеимоновского монастыря, которым управлял игумен Варлаам (Хирита), а затем игумен Василий (Солтици). Кроме того, насельники Успенского, Флоринского и Шарогородского монастырей вели приходскую работу.[lxv]

Сложнее подсчитать число открытых в Транснистрии храмов. К середине 1942 г. из 1150 дореволюционных приходов было возрождено около 30 в Одессе и 400 в сельской местности. В дальнейшем их общее количество, согласно советским архивным документам, составило примерно 600. Там, где восстановление или строительство церквей было невозможно, открывали молитвенные дома (к началу 1944 г. их насчитывалось 135). По данным дирекции культуры при губернаторе Транснистрии во всех 13 округах к июню 1943 г. было создано 607 приходов, в том числе 173 в левобережной Молдавии: 75 в Рыбницком округе, 50 в Тираспольском и 48 в Дубоссарском.[lxvi] Именно эти цифры кажутся автору наиболее близкими к истине.

В церковной печати конца 1943 г. можно встретить утверждение: «на территории Транснистрии уже освящено более 2000 приходских храмов»,[lxvii] но это представляется явной ошибкой. Всего за два с половиной года восстановительных работ в условиях войны не мог быть значительно превышен дореволюционный уровень. Вероятно, в указанной публикации речь фактически шла обо всех восточных территориях, отошедших к Румынии. Из архивных документов известно, что в Бессарабии имелось 1100 церквей, в Северной Буковине 268 и, таким образом, на «Заднестровье» остается чуть больше 600 православных храмов.

В другой журнальной публикации конца 1943 г. говорилось об открытии свыше 900 церквей,[lxviii] но там речь шла обо всех отвоеванных румынскими войсками землях, то есть, вероятно, о Транснистии, Северной Буковине и Бессарабии. Кроме православных храмов, в Транснистрии действовали 56 католических и 14 лютеранских церквей.[lxix]

Церковное возрождение осложнялось политическими обстоятельствами, прежде всего попытками с помощью Православной Церкви румынизировать Одессу и все «Заднестровье». Радостное чувство от возобновления приходской жизни во многих общинах ослаблялось тем, что богослужения совершали румынские священники. Теперь не только богослужение велось на румынском языке, та же участь постигла и религиозные радиопередачи. Это вызывало недовольство местного населения, желавшего оставить в неприкосновенности все, сбереженное в период жестоких преследований. В 1942 г. славянское население протестовало, когда для возобновлявших свою деятельность монастырей и храмов привозили утварь из Румынии.

Особенно много возмущения вызывали гонения старостильников. Вскоре после своего назначения руководителем Миссии архим. Юлий, не затруднив себя даже пропагандистским обеспечением этого решения, перевел богослужение в «Заднестровье» на принятый в Румынии новый стиль. В упоминавшемся сообщении полиции безопасности и СД от 1 октября 1941 г. подчеркивалось: «По словам священников в Ананьеве население решительно отвергает какое-либо изменение богослужения... Богослужение хотят обязательно точно такое, как оно было раньше, с построенным на чисто внешних деталях церемониалом».[lxx]

Отношения между румынскими церковными и военными представителями в Транснистрии были довольно тесными. Высшие офицеры часто присутствовали на церковных праздниках, где произносили речи, военные оркестры играли во время церковных церемоний (в том числе национальный гимн), румынские части благословлялись духовенством Миссии и т.п. В июне 1942 г. маршал Антонеску во время инспекционной поездки в Транснистрию встречался с руководством Миссии, которое проинформировало его о состоянии церковных зданий и предстоящих восстановительных работах. С другой стороны, священнослужители также участвовали в политических мероприятиях, например митрополит Виссарион (Пую) в декабре 1942 г. был на акции памяти жертв «большевистской» диверсии, проходившей в парке им. Т.Г. Шевченко в центре Одессы. 14 марта 1943 г. в день торжества Православия был совершен чин Православия с преданием анафеме безбожников и гонителей Церкви. В это день служили митр. Виссарион (Пую), архиеп. Ефрем (Тигиняну) и еп. Поликарп.[lxxi] Церкви также использовались государственными органами как средство контроля населения.

Духовенство Миссии нередко освящало различные общественные здания. Так, архим. Юлий (Скрибан) 16 марта 1942 г. освятил в Одессе консервную фабрику, которая по его предложению была названа «Фабрикой имени маршала Антонеску» (ранее имени Ворошилова). Самому Антонеску лишь позднее сообщили об этом событии. Заместители начальника Миссии архимандриты Антим (Ника) и Антоний (Харгел) 15 марта 1942 г. освятили гостиницу «Пассаж». На следующий день, 16 марта, архим. Антоний совершил вместе с другими священниками молебен при открытии Одесской консерватории и т.д.[lxxii]

Добиваясь поддержки населения оккупационной политики, руководители Миссии и румынская гражданская администрация проводили специальные курсы и совещания, к участию в которых привлекали руководителей сельской администрации, священников и учителей. В храмах миссионеры продавали и раздавали портреты Гитлера, Муссолини и Антонеску. Годовщина нападения на СССР, даты захвата крупнейших городов, день рождения Гитлера отмечались как праздники. По погибшим на войне румынским солдатам служились торжественные панихиды. Духовенству было предложено по воскресеньям устраивать «религиозно-нравственные чтения» с прославлением «освободителей». В Одессе и Тирасполе во всех церквах имели место торжественные молебствия по случаю дня рождения и дня ангела губернатора Алексяну. Некоторые румынские священнослужители были вынуждены сотрудничать с сигуранцей; по их доносам полиция проводила аресты партизан, подпольщиков и патриотически настроенных прихожан. В Одессе местные власовцы во главе с Пустовойтовым получили флаг от руководства Миссии.[lxxiii]

В своей рукописи, написанной вскоре после окончания войны, епископ Сергий (Ларин) приводит многочисленные свидетельства одесских священников о неблагочестивом поведении румынских миссионеров. Многие из них занимались спекуляцией, скупали всевозможные ценности, в том числе золотые вещи и драгоценные камни; нередкими были случаи бессовестного вымогательства денег у верующих за совершение треб. Миссионеры курили на улице, открыто посещали рестораны, кафе и театры.[lxxiv] В конце апреля 1943 г. при депортации 3000 украинцев из Рыбницкого уезда румынский священник Калофетяну, служивший в церквах сел Вада-Турково и Белочи, собрал у жителей, подлежавших «переселению», ковры, одеяла, полотенца, подушки и другие вещи, а также 700 оккупационных марок, пообещав взамен ходатайствовать об отмене приказа об «эвакуации», однако депортация состоялась. В сообщении сигуранцы отмечалось, что «такое поведение Калофетяну произвело удручающее впечатление на местных жителей».[lxxv]

Даже Министерство по делам религии нередко оказывалось недовольно приезжавшими из Румынии за Днестр священниками. Согласно документам, моральные качества многих миссионеров были сомнительны, и они больше занимались своим обогащением церковной, чем службой, особенно активно такие миссионеры торговали фруктами и бензином. Кроме того, часто священнослужители приезжали в Транснистрию без официального разрешения Миссии или с большим опозданием. Чтобы устранить подобные явления и усилить контроль, начальник дирекции культуры Т. Херсени в письме губернатору Г. Алексяну от 5 ноября 1942 г. предложил увеличить число инспекционных поездок сотрудников Миссии и разделить территорию Транснистрии на два викариатства: Одесское на юге и Балтское на севере, что в дальнейшем и было сделано.[lxxvi]

Массовые репрессии евреев в Транснистрии румынские власти осуществляли, находясь под значительным давлением Германии (согласно переписи 1939 г. в Одесской области проживало 233 тыс. евреев). Уже в октябре 1941 г. началась их депортация из «Заднестровья», Бессарабии и Буковины в рабочие и концентрационные лагеря, а в феврале 1942 г. Одесса была объявлена свободным от евреев городом. Некоторые христианские священники пытались облегчить участь евреев или даже спасти им жизнь, крестя их в свою веру. Правда руководство Православной Миссии запретило своему духовенству крестить евреев, но представители других христианских конфессий продолжали это делать. В 1942 г. инспектор Миссии о. Феодор Рудиев жаловался Т. Херсени на подобные действия католических священников.

Официальная позиция Бухареста в отношении перехода в христианство евреев Транснистрии была сформулирована в указе Антонеску в августе 1942 г. Объявлялось, что выкрестов не будут репрессировать; однако перешедшие в протестантство или евреи-униаты должны были переселяться за Буг (где существовала опасность для их жизни со стороны немецких войск), а евреи-католики могли пока оставаться в Транснистрии. Вероятно, на такое решение повлияло желание румынского правительства сохранить хорошие отношения с Ватиканом.[lxxvii]

Между румынским военным командованием, Православной Миссией, с одной стороны, и германскими органами власти в Одессе, с другой, существовали значительные противоречия, так как Миссия активно реализовывала политические планы своего Министерства по делам религий. Такая миссионерская деятельность Румынской Церкви (в том числе военного духовенства) вызывала беспокойство германских ведомств. Начальник религиозной группы Рейхсминистерства занятых восточных территорий К. Розенфельдер в докладе «Церковное положение на Украине» от 1 декабря 1941 г. отмечал: «Православное духовенство румынских войск развивает на Украине активную деятельность. За этим кроется намерение как минимум в Транснистрии подчинить украинцев в церковно-правовом отношении Румынскому Патриарху и таким образом лишить их украинского влияния со стороны Украинской Церкви».[lxxviii]

Румынская Церковь стремилась распространить свое влияние не только на Транснистрию, но и на другие украинские территории. Так, в конце 1942 г. Патриарх Никодим послал специального делегата, протоиерея Димитрия Попеску, с целью ознакомиться с положением Православной Церкви на Украине, который четыре дня вел переговоры с местным духовенством в Днепропетровске.[lxxix]

Особенно оживленным был контакт Румынского Патриархата с обновленцами, которых другие Церкви отвергали. Очень ярко подобная миссионерская деятельность румын проявилась в Крыму, частично занятом румынскими войсками. По сообщениям СД от 12 декабря 1941 г. и от 2 января 1942 г. военное духовенство крестило в районе Симферополя (Карасубазаре) 200 тыс. человек, причем румынские солдаты были крестными отцами.[lxxx] Вероятно, эта рекордная цифра сильно завышена, хотя она могла включать и крещеных советских военнопленных. Всего в области было открыто 125 православных храмов. Немецкие власти изначально организовали для духовно-административного руководства церковный подотдел во главе с А.Д. Семеновым.[lxxxi]

Широкая миссионерская деятельность православного румынского духовенства, которая порой приводила и к конфликтам с местным населением (в Симферополе и Феодосии даже произошли столкновения из-за проведения церковных праздников по григорианскому календарю), вызывала сильную тревогу германских органов власти. В письме ведомства шефа полиции безопасности и СД в немецкий МИД от 4 января 1943 г. шла речь о сообщении командующего войсками в Крыму, в котором говорилось о том, что религиозное окормление православного населения будет проводиться только местными русскими священниками, а в обязанности румынского военного духовенства должно входить лишь обслуживание своих войск. Это совпадало с проводимой политикой, согласно которой въезд православных священников с целью окормления гражданского населения на занятые восточные территории категорически воспрещался. Поэтому не был разрешен и запрашиваемый въезд в Крым священников Армяно-Католической Церкви из Румынии.[lxxxii]

В 1942 г. в Крыму появились архиереи Украинской автономной и автокефальной Церквей, после чего церковный подотдел прекратил свое существование. Приехавший в Крым из Николаева епископ Серафим (Кушнерюк) (из Автономной Церкви) был весьма негативно встречен священнослужителями Румынской и Автокефальной Церквей, началась борьба, подобная существовавшей в это время на Украине. Вскоре бывший обновленец, а теперь состоявший в Автокефальной Церкви епископ Мелитопольский Викентий (Никопорчук) по указанию румынского командования подчинился Патриарху Румынской Церкви. В докладе генерального комиссара Крыма от 28 декабря 1942 г. говорилось, что о стремлении представителей двух направлений к объединению ничего неизвестно: «Напротив, вследствие подчинения автокефалистов Бухарестскому Патриарху противостояние усилилось». Сам генеральный комиссар отнесся к этому шагу еп. Викентия негативно и договорился с командиром полиции безопасности в Симферополе, что владыке будут препятствовать исполнять его службу.[lxxxiii]

Реакция вышестоящих германских ведомств также была резко отрицательной. Рейхсминистерство занятых восточных территорий 7 апреля 1943 г. написало в немецкий МИД, что еп. Викентий и его священники имеют постоянную поддержку румынских комендатур, а в германскую администрацию его невозможно принять из-за политического прошлого и сомнительной репутации. В связи с этим Восточное министерство просило оказать воздействие на румынское правительство. 21 апреля встревоженный МИД направил запрос в Главное управление имперской безопасности, отметив, что «необходимо предпринять все, чтобы воспрепятствовать этим устремлениям к объединению» и подчинению священнослужителей Крыма Румынскому Патриарху.[lxxxiv]

23 июня шеф полиции безопасности и СД выразил свое полное согласие с этой позицией и предложил направить в службу Восточного министерства при командующем войсками в Крыму просьбу донести до румынских частей, что с их стороны необходимо проявлять сдержанность по отношению к церковным делам. 2 июля 1943 г. референт МИД Колреп сообщил об этом Восточному министерству, подчеркнув неуместность непосредственного воздействия на румынское правительство в настоящий момент. Также Колреп отметил, что до сих пор продолжающееся назначение румынских священников (со ссылкой на недостаток епископов) в храмы на юге Украины и в Крыму является нежелательным, так как там уже имеется большое количество архиереев и существует нормальное церковное управление.[lxxxv]

Вскоре еп. Викентий был арестован и расстрелян, но не его контакты с Румынским Патриархом послужили причиной. В докладе протоиерея А. Архангельского Патриаршему Местоблюстителю Русской Церкви митрополиту Алексию (Симанскому) от 13 июля 1944 г. сообщалось, что протоиерей кладбищенской церкви Симферополя Николай Швец зачитал прихожанам воззвание Патриаршего Местоблюстителя Сергия, распространять его среди верующих помогал диакон А. Бондаренко. «Их патриотический подвиг поддерживал старец Викентий, бывший обновленческий епископ... Все они... были расстреляны немецким гестапо... о. Н. Швеца обвиняли еще в том, что он крестил евреев».[lxxxvi]

Другой же епископ, Владыка Серафим (Кушнерюк), и раньше занимавший антирумынскую позицию, стал открыто демонстрировать прогерманскую ориентацию, порвал с автономной Украинской Церковью и объявил себя самостоятельным епископом. В ноябре 1943 г. он и члены его благочиннического совета были вывезены в Германию.[lxxxvii]

Сходная ситуация экспансии Румынской Церкви имела место на Востоке Украины. В сообщении полиции безопасности и СД от 7 декабря 1942 г. говорилось: «Так как старая Православная Церковь (тихоновцы) в Ворошиловске принципиально отвергает объединение с так называемой обновленческой Церковью... обновленческая Церковь обратилась к Патриарху румынских православных в Бухарест с просьбой прислать епископа и других священнослужителей в сельские округа. Установление связи с Бухарестским Патриархом произошло через представителей румынского координационного штаба, которые посещали богослужения обновленческой Церкви и передавали большие денежные пожертвования. Упомянутый Патриарх также посылал подарки. Обновленческая Церковь Ворошиловска стремится оказаться в подчиненном положении по отношению к Бухаресту».[lxxxviii]

Подобные контакты существовали даже в районах Дона, Кубани и Северного Кавказа, в связи с чем К. Розенфельдер писал в меморандуме от 31 января 1943 г.: «Снова и снова случается, что Православная Церковь в районе боевых действий ищет возможности присоединиться к Румынскому Патриархату. Так как уже по чисто политическим причинам подобного рода усилия неприемлемы, я считаю необходимым срочно предоставить возможность представителям Православной Церкви в районе боевых действий установить связь с церковным управлением в области гражданской администрации».[lxxxix]

В конце 1943-1944 гг. целый ряд православных священнослужителей из России и Украины были эвакуированы в Румынию. Например, в ноябре 1943 г. был вывезен из Ростова-на-Дону архиепископ Николай (Амасийский), в дальнейшем он проживал в монастыре под Бухарестом, где и скончался в 1945 г.[xc] В целом же германским ведомствам удалось пресечь попытки Румынского Патриархата расширить сферу своего влияния на Восток.

Различие целей немецкой и румынской религиозной политики на оккупированных территориях СССР ясно прослеживается в материалах газет, издававшихся в годы войны в Одессе. Так, еженедельная газета «Немцы в Транснистрии» демонстрировала отсутствие всякого интереса к распространению религиозной пропаганды. В ней много писалось об основах национал-социалистического учения, но ни слова не говорилось о Церкви или религии. Даже Рождество рассматривалось как немецкий обычай, символизировавший силу, Пасха также лишалась своего религиозного значения.

Напротив, в официальных ежедневных газетах румынской администрации «Молва» и «Одесская газета» существовала постоянная рубрика «Церковная жизнь», где регулярно печатались сообщения о бурном религиозном возрождении, там, как правило, перечислялись ужасы большевистских гонений на Церковь[xci] (впрочем, подобную информацию содержал и журнал Миссии «Транснистрия Хриштина», например, осенью 1941 г. в нем была опубликована обширная статья священника Гавриила Хреновского о репрессиях одесского духовенства органами НКВД).[xcii] Кроме того, в русской одесской газете «Голос Днестра» периодически помещались написанные священниками статьи религиозно-нравственного содержания.

В конце 1942 г. руководитель Православной Миссии даже просил немецкие власти о рассылке газеты «Молва» дипломатической почтой в различные европейские города. В письме от 7 января 1943 г. германский консул в Одессе рекомендовал своему МИД удовлетворить эту просьбу, так как Церковь в Транснистрии активно поддерживает борьбу против большевизма, и «Молва» пишет в пронемецком духе, но Миссии в этом отказали.[xciii] 


[i] Русские храмы и обители в Европе. Авт.-сост. В.В. Антонов, А.В. Кобак. СПб., 2005. С. 197.

[ii] Там же. С. 196-197; Российский государственный исторический архив, ф. 796, оп. 189, д. 8336, ф. 1278, оп. 2, д. 1076.

[iii] Йованович М. Указ. соч. С. 87-88, 94, 115.

[iv] Там же. С. 116, 117, 121; Сабенникова И.В. Российская эмиграция (1917-1939): сравнительно-типологическое исследование. Тверь, 2000. С. 326.

[v] Йованович М. Указ. соч. С. 270-271; ГАРФ, ф. 5680, оп. 1, д. 126, л. 2-4.

[vi] ГАРФ, ф. 5766, оп. 1, д. 274, л. 2.

[vii] Шорников П.М. Политика румынских властей и кризис Православной Церкви в Бессарабии. 1918-1940 годы. С. 163-164.

[viii] Митрополит Евлогий (Георгиевский). Указ. соч. С. 400.

[ix] ГАРФ, ф. 6343, оп. 1, д. 17, л. 30об.

[x] BА, NS 15/629, Bl. 122.

[xi] ЦДА, ф. 791к, оп. 1, е. х. 68, л. 21, оп. 2, е. х. 163, л. 143-144, 156.

[xii] Там же, оп. 2, е. х. 112, л. 1-3.

[xiii] Там же, е. х. 163, л. 162.

[xiv] Там же, е. х. 166, л. 88-89.

[xv] Там же, л. 91-92.

[xvi] Галкин А.К. Указы и определения Московской Патриархии об архиереях с начала Великой отечественной войны до Собора 1943 года // Вестник церковной истории. Москва. 2008. № 2 (10). С. 58, 75, 102.

[xvii] Гласник. 1941. № 2. С. 46.

[xviii] Пассат В.И. Указ. соч. С. 295-297.

[xix] Raza. 12.12.1943. S. 4.

[xx] Галкин А.К. Указ. соч. С. 59.

[xxi] Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война: Сборник церковных документов. М., 1943. С. 81.

[xxii] Пассат В.И. Указ. соч. С. 297, 314-315.

[xxiii] Шорников П.М. Крестовый поход против Молдавии. Раунд второй: 1941-1944 годы.

[xxiv] Там же.

[xxv] Raza. 16.05.1943. S. 4, 30.05.1943. S. 3.

[xxvi] Там же. 9.05.1943. S. 2; Spuler B. Die orthodoxen Kirchen, in: Internationale kirchliche Zeitschrift 33 (1943), Heft 3/4, S. 167.

[xxvii] Raza. 25.12.1943. S. 4, 8.01.1944. S. 4.

[xxviii] Церковное обозрение. 1944. № 2-3. С. 10.

[xxix] Raza. 31.10.1943. S. 4, 7.11.1943. S. 4.

[xxx] Там же. 14.11.1943. S. 4, 25.12.1943. S. 4.

[xxxi] Boeckh K. Rumänisierung und Repression. Zur Kirchenpolitik im Raum Odessa/Transnistrien 1941-1944, in: Jahrbücher für Geschichte Osteuropas 45 (1997), Heft 1, S. 65-66.

[xxxii] AA, R 105169, Pol. XII 5.

[xxxiii] Heyer F., Weise Ch. Kirchengeschichte der Ukraine, Göttingen, 1997. Handschrift. S. 275; Dallin A. Odessa 1941-1944: A case study of soviet territory under foreign rule. Santa Monica/California, 1957. Р. 227-238.

[xxxiv] CA, д. 18/41, л. 22.

[xxxv] BA, R 58/217, Bl. 467-468.

[xxxvi] Ebd., R 58/218, Bl. 169.

[xxxvii] AA, R 105169, Pol. XII 5.

[xxxviii] IfZ, Fb 101/23, Bl. 99.

[xxxix] Якунин В.Н. Немецкие оккупационные власти и Русская Православная Церковь в Прибалтике, Белоруссии и на Украине // сайт pusoir.ru.

[xl] Сообщения и распоряжения Высокопреосвященнейшего Серафима митрополита Берлинского и Германского и Среднеевропейского митрополичьего округа (СР). Сентябрь 1942. С. 9; СА, д. 18/41, л. 21-22.

[xli] Boeckh K., a.a.O., S. 67.

[xlii] Heyer F., Weise Ch., a.a.О., S. 227; СР. Сентябрь 1942. С. 9, Декабрь 1943. С. 3; СА, д. 18/41, л. 20.

[xliii] Raza. 31.10.1943. S. 4, 28.11.1943. Raza. 12.12.1943. S. 4.

[xliv] Якунин В.Н. Указ. соч.

[xlv] Алексеев В.И., Ставру Ф.Г. Русская Православная Церковь на оккупированной немцами территории // Русское Возрождение. 1982. № 18. С. 107-108.

[xlvi] Церковная жизнь в Одессе // Православная Русь. 1942. № 21-22. С. 8; Одесская газета. 1941. 4 декабря. С. 4, 1942. 3 марта. С. 3, 17 марта. С. 4, 19 марта. С. 4.

[xlvii] Молва. Одесса. 1943. 13 апреля. С. 3.

[xlviii] Шорников П.М. Православная Церковь «Заднестровья» в годы румынской оккупации. 1941-1944 годы // Радонеж. 2007. 20 ноября. № 8 (184).

[xlix] СР. Февраль 1943. С. 3; Церковный вестник. 1943. 14 мая.

[l] Boeckh K., a.a.O., S. 66, 68.

[li] Одесская газета. 1942. 19 марта. С. 4.

[lii] Православная Русь. 1942. № 9-10. С. 6.

[liii] Преосвященный Феодор (Рафальский) архиепископ Сиднейский и Австралийско-Новозеландский, 1895-1955 и его эпоха. Сост. М. Протопопов. Мельбурн, 1999. С. 119.

[liv] СА, д. 41/43.

[lv] Церковное обозрение. 1942. № 11-12. С. 9.

[lvi] Православная Русь. 1942. № 17-18. С. 8, 1943. № 9-10. С. 16; Boeckh K., a.a.O., S. 71.

[lvii] Одесская газета. 1941. 13 декабря. С. 3; Spuler B., a.a.O., Heft 1/2, S. 167.

[lviii] Церковная жизнь в Одессе. С. 8.

[lix] Церковное обозрение. 1943. № 9. С. 5.

[lx] Церковная жизнь под румынской оккупацией // Церковная жизнь. 1942. № 9. С. 138; СР. Сентябрь 1942. С. 9; Поспеловский Д.В. Русская Православная Церковь в XX веке. М., 1995. С. 218; Heyer F., Weise Ch., a.a.О., S. 227.

[lxi] Deutsche Allgemeine Zeitung. 7.09.1943. S. 2.

[lxii] Boeckh K., a.a.O., S. 78.

[lxiii] Новое слово. 1944. 12 января. С. 3.

[lxiv] СА, д. 18/41, л. 20; СР. Октябрь 1943. С. 3, Декабрь 1943, С. 3; Церковная жизнь в Одессе. С. 8; Православная Русь. 1942. № 11-12. С. 5-6.

[lxv] Новое слово. 1944. 12 января. С. 3; Boeckh K., a.a.O., S. 68-69; СА, д. 18/41, л. 21.

[lxvi] Boeckh K., a.a.O., S. 66.

[lxvii] СР. Декабрь 1943. С. 3.

[lxviii] Spuler B., a.a.O., Heft 3/4, S. 166.

[lxix] Boeckh K., a.a.O., S. 66.

[lxx] BA, R 58/217, Bl. 468.

[lxxi] Церковное обозрение. 1943. № 9. С. 5; Одесская газета. 1942. 12 января. С. 3, 12 декабря. С. 3, 15 декабря. С. 3; Boeckh K., a.a.O., S. 69-70.

[lxxii] Одесская газета. 1942. 19 марта. С. 4.

[lxxiii] См.: Епископ Сергий (Ларин). Православие и гитлеризм. Одесса, 1947. Рукопись.

[lxxiv] Там же.

[lxxv] Молдавская ССР в Великой Отечественной войне Советского Союза 1941-1945 гг. Т. 2. Кишинев, 1976. С. 150.

[lxxvi] Boeckh K., a.a.O., S. 70.

[lxxvii] Еbd., S. 81.

[lxxviii] BA, NS 43/22, Bl. 203.

[lxxix] Жизнь Церкви. Ладомирова. Вып. 2. 1943. С. 39.

[lxxx] Архив Свято-Троицкой Духовной семинарии РПЦЗ в Джорданвилле, ф. В.И. Алексеева, папка 3.

[lxxxi] BA, R58/219, Bl. 291; Религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной войны (1943-1945 гг.) / Публ. М.И. Одинцова. М., 1995. С. 55.

[lxxxii] AA, Inland I-D, 4779.

[lxxxiii] Ebd.

[lxxxiv] Ebd.

[lxxxv] Ebd.

[lxxxvi] Религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной войны. С. 55.

[lxxxvii] Там же. С. 55-56.

[lxxxviii] BA, R 6/302, Bl. 78.

[lxxxix] Ebd., R 6/178, Bl. 56.

[xc] Церковная жизнь. 1943. № 12. С. 171; Raza. 21.11.1943. S. 4; Westfälishe Landeszeitung. 7.12.1943. S. 3.

[xci] Boeckh K., a.a.O., S. 78-79.

[xcii] BA, R 4902/7081, Bl. 5.

[xciii] AA, Inland I-D, 4777.

Комментарии ():
Написать комментарий:

Другие публикации на портале:

Еще 9