В эпоху морального релятивизма, когда отрицается обязательность каких-либо нравственных норм, человеку очень сложно найти и обосновать для себя объективность той или иной этической концепции. Почему это нужно определить как «добро», а это как «зло» – вечный вопрос этики. Вопрос Пилата, заданный Христу: «Что есть истина?» волновал и продолжает волновать многих на протяжении всей истории. Но только не тех людей, которые исповедуют христианство. Они знают ответ на этот вопрос, потому что твердо верят словам Спасителя: «Я есть путь и истина и жизнь» (Ин. 14,6).

Для христианина Истина, которая определяет его поступки, раскрыта в Священном Писании через Откровение. «Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности» (2Тим. 3,16), – говорит апостол Павел. «Все формы истины мы создаем, но не можем создать их истинность. Истинность не создается, она раскрывается. Истина не зависит от человека и человечества»[1]. В этой независимости от факторов изменчивых и временных коренится авторитетность источников религиозной этики.

Высота заповедей и нравственных идеалов, которые имеют абсолютное значение, свидетельствует о божественном происхождении этих максим. Они выходят за черту обыденного взгляда человека на действительность. Невозможно представить, чтобы люди сами создали для себя такую «строгую» религию с нравственными идеалами, явно превышающими человеческие силы. Чего только стоит заповедь Христа Спасителя: «Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Мф. 5,43-44). Это добродетели высшего порядка, которые без благодати Божией исполнить невозможно.

Блаженный Августин, размышляя о связи нравственности и веры, говорит: «Путь к добродетельной и блаженной жизни указан в истинной религии, в которой почитается единый Бог и с чистейшим благоговением познается Начало всех природ, от коего и начинается, и совершается, и сохраняется вселенная»[2]. Христианское учение говорит о том, что достижению истинного блаженства и совершенства препятствует жизнь, преданная страстям. Христиане научены этому через Божественное Откровение, которое является для них абсолютным авторитетом. Блаженный Августин размышляет, если бы Платону был задан такой вопрос: «Не признал ли бы он достойным божеских почестей такого великого мужа (если бы такой существовал), который внушил бы людям веру в это (что приобретению блаженства и совершенства препятствует жизнь, преданная страстям – прим. авт.), то, думаю Платон ответил бы, что это – дело для человека невозможное, разве что для такого, которого бы сама божественная Премудрость и Сила, изъяв из обычного порядка вещей и с колыбели просветив не умением человеческим, а внутренним светом, удостоила такою милостью, укрепила такою силой и, наконец, возвеличила таким достоинством, чтобы он своей высочайшей любовью и авторитетом мог обратить род человеческий к спасительной вере, презирая все, что желают развращенные люди, перенося все, чего они страшатся, делая то, чему они удивляются. Что же касается подобающих ему почестей, то об этом излишне и спрашивать, так как и без того понятно, какие почести приличествуют Мудрости Божией»[3].

Христианская этика лишена основной ошибки и главного недостатка других этических систем. В ее центре стоит не изменяющиеся научные обоснования мира, не стремление к удовлетворению эгоистических устремлений, не вера в поврежденный грехом человеческий разум, а сверхчеловеческий источник – вечный и неизменный Бог. «Бог не человек, чтоб Ему лгать, и не сын человеческий, чтоб Ему изменяться. Он ли скажет и не сделает? будет говорить и не исполнит?» (Чис. 23,19). «Никогда ни одна душа не могла и не сможет представить себе нечто, что было бы лучше Тебя, Который есть высшее и совершенное Добро»[4], – восклицает блаженный Августин. Христианскую этику отличает от всех других именно ее источник. Русский религиозный философ Николай Бердяев об этом говорит так: «Нравственное достоинство человека и нравственная его свобода определяются источником, из которого вытекает его нравственная жизнь и деятельность в мире»[5].

Из исторического опыта человечества можно увидеть, что никакие социальные устройства и самые развитые цивилизации не смогли создать для себя высшие критерии нравственности, согласуясь с которыми получилось бы организовать по-настоящему высокоморальный строй жизни. Человечество не сумело создать ничего подобного христианскому нравственному идеалу. «Источник нравственного закона в воле Божией (воля Божия, будучи законом для всего мира, служит основанием и нравственного закона для всех разумно-свободных существ). Отсюда легко объясняется и властный авторитет нравственных требований. "Един есть Законоположник и Судия" (Иак. 4,12), – говорит апостол Иаков. Воле Божией повинуется вся природа, ее исполняют ангелы, для ее исполнения приходил на землю Сам Христос, ее исполнять должны все люди»[6]. Подлинная нравственность и вера не разделимы и не могут существовать отдельно друг от друга.

Святитель Иоанн Златоуст говорит: «Ни Адам, ни другой какой человек никогда, кажется, не жил без закона естественного; вместе с тем, как Бог сотворил Адама, Он вложил в него и этот закон, сделав его надежным сожителем для всего человеческого рода»[7]. Отвергая именно религиозную этику и ориентируясь на частную независимую мораль, человечество погружается в безнравственный хаос и вседозволенность, так как все другие нравственные основы изменчивы и несостоятельны. Нравственный идеал, предложенный человечеству в заповедях Христа Спасителя, имеет божественное происхождение и не подлежит изменению.

Немецкий физик Вернер Гейзенберг говорил: «Религия не просто фундамент этики, она есть прежде всего основа для доверия»[8]. Человек нуждается в объективной и непротиворечащей самой себе этике. Гарантией такой объективности в христианской этике есть Бог. Через Священное Писание Бог открывает человеку аксиологический ряд. «Прежде всего потому, что этот ряд открыт Богом, он представляет собой объективную "лествицу", в отличие от любых других, социальных или индивидуальных. Так обстоит дело и по самой практике нравственной жизни: те, кто сознательно и решительно поставил заповеди во главу своего делания, ощутимо признают помощь Божию, содействующую, а вернее сказать – действующую в них»[9].

Когда человек в центр жизни ставит Бога, а не что-либо другое, то это регламентирует весь образ его поведения совершенно особым образом и, главное, дает силы для исполнения нравственных норм. Во главе угла нравственных принципов человека могут стоять и другие положительные ценности, такие как честность, справедливость, сострадание и так далее, но они не способны охватить всю широту нравственной жизни человека. Честность, справедливость, сострадание не могут дать сами по себе человеку сил, например, исполнить заповедь любить своего врага. «Кто ставит заповеди в центр нравственной жизни, избегает главной ошибки: сознательно или несознательно поставить в этот центр что-нибудь другое, хотя бы и очень ценное… В таких нравственных кодексах главные заповеди могут не занимать не только главного места, но и вообще – никакого. Неизвестны какие-либо иные нормы, от которых совершенно был бы зависим весь строй нравственной жизни»[10].

Христианские заповеди поражают своей возвышенностью, что свидетельствует об их богодарованности людям. Святейший Патриарх Кирилл говорит: «Слова Господа заключают в себе образ некоего высшего нравственного идеала, подобного которому мы не находим ни в одной из известных этических, религиозных или философских систем, включая и Ветхий Завет. Слово Господне ни с чем не сравнимо и не похоже ни на какое иное»[11].

Кроме того, христианская этика имеет в своей основе не только Божественный закон, но и конкретный пример его воплощения в жизни. Весь нравственный идеал заключен в Богочеловеке Иисусе Христе. Господь сказал Своим ученикам: «Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам» (Ин. 13,15). Вера во Христа как Бога и Его личный высочайший нравственный пример являются первостепенными основаниями нравственной жизни христианина, которые определяют для него высший идеал и направляют его деятельность на доброделание.

Для христианина главным учителем нравственности является Христос, Который есть осуществление высочайшего нравственного идеала. Христос обращается к каждому человеку с призывом: «Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим» (Мф. 11,29). На пути к совершенствованию всякий человек, безусловно, нуждается в конкретном примере. Профессор Киевской духовной академии Маркеллин Олесницкий замечает: «Такой образец вселяет в нас веру в возможность истинно-нравственной жизни на земле, привлекает нас к добродетели и пролагает путь к такой жизни. Таковой образец мы имеем в лице воплотившегося и пожившего на земле Господа Иисуса Христа. В Священном Писании есть немало мест, призывающих нас к подражанию Христу. Например, в послании апостола Петра читаем: "Христос пострадал за нас, оставив нам пример, чтобы мы шли по следам Его" (1Пет. 2,21); "Кто говорит, что пребывает во Христе, должен поступать, как Он поступал" (1Ин. 2,6)»[12].

Таким образом, христианская этика основывается на евангельской морали как собственном высшем авторитетном источнике. По слову апостола Петра: «Мы имеем вернейшее пророческое слово; и вы хорошо делаете, что обращаетесь к нему, как к светильнику, сияющему в темном месте, доколе не начнет рассветать день и не взойдет утренняя звезда в сердцах ваших» (2 Пет. 1,19) .