Если коснуться историографии вопроса о происхождении  религиоведческой гипотезы о первобытном монотеизме (нем. Urmonotheismus) в западноевропейском религиоведении начала XX в., то следует сказать совершенно определенно, что она возникла на основе анализа представлений о мана[i]. Одним из исследователей кто пытался интерпретировать это понятие был немецкий ученый Карл Бет (1872-1952). В отличие от Р. Маретта и других английских антропологов, занимавшихся этим вопросом, он настаивал на глубокой противоположности религии и магии между собою. Он считал, что хотя «вера в силу не была еще никакой верой Бога в тесном смысле слова, но она может быть при всем том корнем возвышенной веры в Бога»[ii].

Далее исследователь жизни аборигенов Австралии Альфред Хауитт (1830-1908) открыл, что они верят в существование «Высших богов». Это факт был подхвачен и развит шотландским исследователем Эндрю Лэнгом. Вначале он считал себя последователем Тайлора и даже защитником его теории от всяческих нападок, но впоследствии, под влиянием новых фактов становится ее критиком. Свою критику господствующих в его время религиоведческих теорий Лэнг проводит в работе «Становление религии» (1898 г.). Он считал, что они не могут объяснить генезиса высшего Существа в религиях целого ряда наиболее архаических народов. «Бог не может быть отражением человеческих королей, там, где не было королей; не может быть президентом, избранным из политеистического общества богов, там, где и сейчас нет политеизма; ни идеальным первопредком, там, где люди не чтят своих предков; в то время как, с другой стороны, дух умершего человека, реальный или идеальный, не отвечает обычному дикарскому представлению о Творце»[iii]. Лэнг пришел к выводу о присутствии двух раздельных, но наряду с этим параллельных направлений в религии, которые можно проследить в ее истории. «Есть два течения, религиозное и мифическое, текущие вместе через религию. Первое течение, религиозное, даже и у низших дикарей чисто от магических обычаев умилостивления духов. Второе течение, мифологическое полно магии, обмана и скандальных легенд… Худшая сторона религии менее священна и поэтому более заметна. Оба элемента находятся сосуществующими почти у всех рас, и никто, при нашем полном недостатке исторических данных о происхождении, не может сказать который элемент является более ранним, какой произошел из другого и является ли вообще один из них более ранним»[iv]. Следом он пытается сделать предположение насчет происхождения идеи высшего Существа[v]. Оно, главным образом, заключалось в том, что первобытный человек исходя из того факта, что все вещи в мире имеют своего создателя, дошел до мысли, что и сам мир в целом должен иметь Создателя.

Идеи Э. Лэнга в дальнейшем как раз и были развиты католическим священником, миссионером, этнологом и лингвистом, создателем Венской этнологической школы Вильгельмом Шмидтом (1868-1954), посвятившим обоснованию концепции первобытного монотеизма свой двенадцатитомный труд «Происхождение идеи Бога»[vi]. Первобытная религия, как полагал В. Шмидт, нигде не сохранилась в первозданном виде. «Остается делом трудоемкого исследования постепенно снова составлять картину  этой религии из многих фрагментов»[vii], писал он.

Шмидт считал, что, возможно, реконструировать первоначальную религию на основе исследований религиозности наиболее архаических народов: племен юго-восточной Австралии, пигмеев, некоторых народов севера Азии и Америки. Это стало основой религиоведческого метода В. Шмидта. Что касается проблемы происхождения представлений о Высшем Существе то с одной стороны, Шмидт разделял взгляд вышеупомянутого Э. Лэнга, что идея Высшего Существа явилась следствием присущей человеку интеллектуальной потребности в осознании происхождения и причины вещей. С другой, - он допускал божественный ответ на человеческие поиски в виде откровения. Как пишет российский этнолог Г.Е. Марков в своей работе «Немецкая этнология»: «Согласно учению Шмидта, в истории религии могут быть выделены 3 этапа, причем независимые один от другого и не являющиеся следствием эволюционного развития чего-то исходного. Каждый из этих этапов возникал, по Шмидту, как результат Божественного откровения. На заре человеческой истории – в виде первобытного монотеизма, далее – как иудаизм и, наконец, - как христианство. При этом первобытные религии были подвержены «обратной эволюции»»[viii].

Американский религиовед румынского происхождения М. Элиаде использовал идеи Шмидта в своей полемике с религиоведческим редукционизмом. Как и Шмидт, Элиаде полагал, что «не вызывает никаких сомнений, практически универсальное верование в Небесное Божественное Существо, Которое сотворило мир и которое обеспечивает плодородность земли, посылая на нее дождь. Это Существо наделено даром безграничного предвидения и мудрости. Оно установило моральные законы»[ix]. М. Элиаде также пишет о том, что «ни в одной из первобытных религий мы не найдем Верховного Небесного Существа, Которое бы играло ведущую роль в религии»[x].

В свою очередь и В. Шмидт и М. Элиаде указывают на изменения в материальной жизни и культуре как подоснову религиозных изменений. Оба считают таковой причиной возникновение земледелия. Так Шмидт выделяет «Материнско-правовых земледельцев» - третий тип, так называемых «продвинутых культур»[xi]. М. Элиаде также полагает, что в результате возникновения земледелия и соответствующей ментальности Боги неба повсюду заменяются богами плодородия. Другим аспектом материальной жизни, повлиявшим на изменение жизни религиозной, по мысли Элиаде, было возникновение металлургии. В металлургии, как и в земледелии, полагает Элиаде, главной фигурой выступает жертва, новое творение осуществляется, именно, через нее.

Однако М. Элиаде отнюдь не во всем соглашается с точкой зрения В. Шмидта на генезис Высших Существ. Относительно теории прамонотеизма он более осторожен в выводах, чем В. Шмидт. «Вера в высшие Существа характерна для самых древних культур, но в этих последних мы находим другие религиозные элементы; это заставляет нас думать, что при данном состоянии наших знаний о самом отдаленном прошлом, самое надежное – исходить из гипотезы, будто религиозная жизнь с самого начала была достаточно сложной и что «возвышенные» концепции сосуществовали здесь с более «низменными» формами культа и верования»»[xii].

В своем труде «Мифы, сновидения, мистерии» М. Элиаде говорит: «Схема, предложенная историко-культурной школой, нуждается в коррекции и модификации. Мы, скорее, должны говорить о тенденциях,а не об исторических реалиях.Мы больше не можем сомневаться в существовании верховного Существа, но следует добавить, что это первобытный монотеизм, понимаемый на уровне умственного развития архаического человека, а не в рамках теизма восемнадцатого столетия. А это означает, что для символического мышления – единственного типа мышления, которое является жизненно важным и созидательным на этой архаической стадии человечества – Высшее Существо может вполне выступать в форме Животного и при этом совсем не терять своей небесной божественности. Наряду с верой в такое Высшее Существо имели место также и другие религиозные верования. То есть, насколько мы можем судить по имеющимся данным, в то время еще не было «чистой религии», а лишь тенденция некоторой формы религии стать предоминирующей»[xiii].

Крупнейшим религиоведом, который также пытался дать оценку проблеме генезиса идеи Высшего Существа был Рафаэль Петтацони (1883-1959). Итальянский религиовед решал эту проблему в полемике с теорией В. Шмидта. Он считал, что общая для всех верований идея Высшего Существа сформировалась на основе фундаментальных экзистенциальных потребностей человека. Так, Петтацони пишет: «В представления о Высшем существе всегда привносятся смыслы, жизненно важные для человеческого существования. Небесный Отец есть Высшее Существо типичных кочевников, которые живут благодаря своим стадам, а те, в свою очередь, зависят от влаги, пролитой с неба на пастбища. Мать Земля есть Высшее Существо типичных земледельцев, кормящихся плодами земли. В более отдаленные времена, предшествовавшие земледелию и скотоводству, Высшее Существо было Владыкой животных. От этого Владыки зависел исход охоты. Следовательно, представления о Высшем существе развились не столько из интеллектуальных потребностей, сколько из озабоченности условиями существования»[xiv].

При решении вопроса о происхождении идеи Высшего существа Р. Петтацони опирается на свой историко-феноменологический метод. Ученый считает, что «экзистенциальная озабоченность является общим корнем структуры Высшего Существа, но эта структура исторически облекалась в различные формы: Владыки животных, Матери Земли, Небесного Отца. Все эти структуры имеют глубокие связи с разными культурными реальностями, которые обуславливали их и в которых то или иное Высшее Существо находило свое выражение»[xv].

По мнению М. Элиаде, религия также не является чем-то, открываемым посредством «логического поиска причины», как полагал В. Шмидт. Об этом писали и ученики самого В. Шмидта, например, Пауль Шебеста – католический священник, этнолог и исследователь религий  первобытных народов. «Мы соглашаемся, что В. Шмидт  слишком сильно выдвинул на передний план причинно-логичное мышление и слишком пренебрег, нерациональным моментом в религии»[xvi].

Также Элиаде считал, что человек посредством своей встречи с Сакральным спасается от своего экзистенциального кризиса. Это верно и в отношении поведения человека к Высшим Существам. В этом он во многом сходится во взглядах с Р. Петтацони. Осмысляя переход архаического сознания от прамонотеизма к политеизму, Элиаде останавливается на проблеме соотношения духовного и материального, на некоем упоении первобытного человека, как и современного, одними земными ценностями и перспективами. Элиаде замечает: «Один из главных факторов принижения Бога в глазах человека, это все возрастающее значение жизненных ценностей и жизни как таковой в менталитете человека практики. Люди вспоминают о небе и о Верховном Божестве, лишь, когда им непосредственно угрожает опасность с Неба; в остальное время их набожность уходит в повседневные нужды, а религиозные действа и поклонение направлены на те силы, которые этими нуждами «владеют»»[xvii].

Таким образом, прамонотеизму М. Элиаде и Р. Петтацони, нужно дать условное название созерцательно-экзистенциального в противовес логически-причинному прамонотеизму Э. Лэнга и В. Шмидта. Можно сказать, что хотя мнения этих ученых в большей мере гипотетичны, но могут рассматриваться как важный вклад в философское освещение религии, так как их точка зрения исходит из непосредственных жизненных установок религиозного человека, именно из религиозного переживания».          Думается, что можно сгладить противоречия между ними в оценке генезиса Высшего Существа, поскольку разум архаического человека вновь открывал, позабытого Творца через логический поиск причины, а  экзистенциальные потребности человека не давали угаснуть в сердце религиозным переживаниям связи с Ним. Нужно также отметить, что в святоотеческих творениях нет такого разделения. Генезис идеи Бога в человеческом уме  объясняется там и естественным откровением, и работой человеческого разума (например, свт. Григорий Богослов, свт. Феофан Затворник).