Вскоре после разгрома и оккупации Югославии под эгидой III рейха было создано так называемое «независимое государство Хорватия». В это государственное образование, общей площадью 102 тыс. кв. км, были включены и обширные области Боснии, Герцеговины и Санджака, населенные преимущественно православными сербами и боснийскими мусульманами. Численность населения Хорватии весной 1941 г. по германским сведениям составила 6300 тыс. (около 40 % общего населения Югославии): из них 1925 тыс. были сербами (31% всего населения новой страны), 3300 тыс. хорватами и 700 тыс. боснийцами[i].

По данным Сербской Православной Церкви на территории «независимого государства Хорватия» оказалось полностью или частично девять епархий: Дабро-Босанская, Захумско-Герцеговинская, Зворничско-Тузланская, Баня-Лукская, Горно-Карловацкая, Пакрачская, Загребская, Далматинская и Белгородско-Карловацкая митрополия (2404 тыс. верующих, 1047 церквей и 33 монастыря)[ii]. При этом православие имело давние традиции даже на собственно хорватских землях. Так, в Загребе православная община официально существовала с 1781 г., а с 1794 г. она имела свой храм Преображения Господня.

К власти в Хорватии пришла военно-политическая профашистская организация усташи (в переводе «повстанец»), созданная в 1929 г. секретарем Хорватской партии Анте Павеличем. Для этой организации была характерна расистская идеология, предусматривавшая массовое уничтожение сербов, евреев и цыган, а также террористические методы. 7 октября 1934 г. усташи убили в Марселе короля Югославии Александра I и министра иностранных дел Франции Барту, в дальнейшем они поддерживали тесные контакты с Абвером и IV управлением Главного управления имперской безопасности Германии (РСХА). Кроме того, усташи пользовались финансовой поддержкой и покровительством правительственных структур Италии, Болгарии и Венгрии.

10 апреля 1941 г. немецкие войска заняли Загреб, и в тот же день было провозглашено создание «независимого государства Хорватия» (официально 12 апреля). «Поглавником» (вождем) этого государства был объявлен приехавший 15 апреля из Италии в Загреб А. Павелич, на следующий день он вместе с членами правительства принес присягу в присутствии католического священника, загребского муфтия и священнослужителей протестанских церквей[iii]. 15 июня Хорватия присоединилась к Тройственному пакту и стала военной союзницей Германии. При этом немцы фактически хозяйничали в стране, оккупировав Загреб и другие наиболее развитые районы Хорватии. Во второй половине 1941 г. Павелич даже отправил небольшие хорватские воинские части на советско-германский фронт (они воевали в Крыму и под Сталинградом, где погиб хорватский пехотный полк).

Правовые и идейные основы «независимого государства Хорватия» были довольно близки корпоративной системе фашистской Италии, однако в политике его руководства проявились такие специфические особенности, как экстремистский шовинизм и клерикализм. Созданное усташами правительство, стремясь создать «этнически чистое государство», приняло антисербское законодательство, которое ориентировалось на нацистскую политику в отношении евреев. 30 апреля был принят закон «О чистоте арийской крови и чести хорватского народа». Уже 24–25 апреля хорватские власти выпустили указы о запрещении употребления кириллического шрифта и обложении Сербской Патриархии социальным налогом. 8–10 мая сербы в Загребе были выселены из центра города на окраины (в отведенные ранее евреям кварталы, то есть в гетто), им запретили выходить из жилищ после 6 часов вечера.

3 июня были закрыты все православные школы и детские сады; 26 июня сербам приказали носить на рукаве голубые повязки с литерой «Р» (сокращенно от pravoslavac – православный), вскоре после этого сербам и евреям запретили ездить в общественном транспорте; 18 июля термин «сербская православная вера» оказался запрещен и заменен на «греко-восточную веру»; 9 августа запретили совершение церковных обрядов в «греко-восточных» храмах; 20 сентября 1941 г. была конфискована собственность православной Белгородско-Карловацкой митрополии; законом от 4 апреля 1942 г. все православным запретили употреблять в церковной жизни юлианский календарь; сербские имена заменяли на хорватские и т.д. С целью разрушения единой церковной организации православным общинам еще летом 1941 г. запретили связь с Сербской Патриархией[iv].

25 февраля 1942 г. в своей программной речи на заседании Хорватского государственного собора (парламента) министр юстиции и культов Мирко (Мирослав) Пук заявил, что в стране вообще официально признаются только три конфессии: католики западного или восточного обряда (униаты), мусульмане и верующие евангелического вероисповедания. Существование православных в Хорватии министр прокомментировал следующим образом: «Что касается Греко-Православной Церкви, я разъясняю, что в Хорватии эта конфессия не преследуется, но Сербская Православная Церковь не может быть признана. Православная Церковь вообще известна только как орган соответствующих государственных властей без какой-либо свободы, таким образом, в ее организациях доминируют миряне. Допущение существования Сербской Православной Церкви в стране означало бы предоставление правительству Сербии государственно-правовой базы на территории Хорватии, что государство не может разрешить.

Относительно греко-православного населения известно, что оно появилось на территории Хорватии лишь после захвата власти турками. Часть католического населения, прежде всего в юго-восточной Герцеговине и в южной Боснии, как и в других областях Боснии, Сирмии и Словении, в XVI–XVII веках было перекрещено в результате террора греко-православных священников при поддержке турок, что признают и сербские историки. Поэтому хорватское правительство способствует возвращению этих греко-православных жителей к вере своих отцов, в результате чего будет восстановлено единство хорватского народа в той сфере, где оно было насильственно ослаблено. Кто не признает эту историческую данность, может покинуть территорию государства». Таким образом, хорватские власти, по мнению начальника германского отдела пропаганды “S” в Юго-Восточной Европе Липперта, фактически приравняли сербов к евреям, цыганам и коммунистам[v].

Часть чиновников отстаивала тезис о неславянском происхождении хорватов. В официальной идеологии присутствовали три основные идеи: сербам нет места в независимом государстве Хорватия; существование сербов представляет постоянную опасность для хорватского народа; сербы всегда играли негативную роль в истории хорватского народа. Немецкий посланник в Загребе Зигфрид Каше сообщал в Берлин, что во время его переговоров с Павеличем и Кватерником в конце августа – начале сентября 1941 г. с хорватской стороны говорилось о «политических средствах» стабилизации ситуации в Хорватии и заодно об избавлении от православного населения в стране[vi].

Католическая Церковь в Хорватии получила ярко выраженное привилегированное положение, в связи с чем активно поддерживала установившийся в стране режим. Архиепископ Загребский Алоизий Степинац первоначально считал неудачей связь «независимого государства Хорватия» с III рейхом, к секулярному режиму которого он питал отвращение. Архиепископ также «оплакивал» участь отошедшей к Италии Далмации, однако все же 12 апреля посетил командующего «хорватской армией» фельдмаршала Славко Кватерника, чтобы принести присягу верности новому режиму, поздравил правительство усташей с созданием независимой Хорватии и 16 апреля (еще до подписания акта о капитуляции Югославии 17 апреля) нанес официальный визит Павеличу[vii].

Степинац также выступил по радио и 28 апреля выпустил воззвание, в котором призвал католических священников своей епархии к всеобъемлющему сотрудничеству с правительством Павелича и выразил радость по поводу установления нового режима: «Наш народ повстречался лицом к лицу со своей давней, долгожданной мечтой... Нетрудно увидеть, что здесь имел место Божий промысел». 4 мая соответствующие обращения выпустили и все другие католические архиереи Хорватии[viii]. Таким образом, Католическая Церковь фактически легитимизировала власть усташей.

Еще 27 апреля официальная хорватская католическая газета «Nedelja» («Неделя») в редакционной статье писала: «Господь, который вершит судьбы народов и держит в своих руках сердца королей, подарил нам Анте Павелича и призвал Адольфа Гитлера, вождя дружественного и союзного нам народа, дабы использовать свою непобедимую армию для разгрома наших угнетателей и помощи нам в создании независимого хорватского государства. Да приумножится слава Господня, вечная благодарность Адольфу Гитлеру и беспредельная верность нашему поглавнику Анте Павеличу»[ix].

Отвечавший за религиозную политику в Главном управлении имперской безопасности штурмбанфюрер СС Карл Нейгауз на одном из послевоенных допросов в советском плену дал следующую характеристику архиепископу Степинацу: «Его отношение к созданному после 1941 года хорватскому правительству было лояльным, также как и в отношении оккупационных немецких властей. Я никогда не слышал, чтобы Степинац хоть раз, подобно своим голландским бельгийским и французским коллегам открыто выступил с более или менее резким заявлением против немцев. Степинац поддерживал хорошие отношения с Ватиканом, его церковь представляла собой один из папских форпостов для наступления на православный мир. Немногие годы самостоятельного государственного существования Хорватии характеризуется беспощадной кровавой борьбой усташей против православных сербов, в которой вековая ненависть католицизма к православию нашла свое безудержное выражение. Степинац несет моральную ответственность за зверства усташей по отношению к сербам, ибо многие из его священников были не только членами этой организации, но и окружными руководителями усташей»[x].

Правда следует отметить, что некоторые из архиереев, например архиепископ Сараевский Янко Шарич, оказывали гораздо более активную, чем Степинац, поддержку усташам. Из 12 хорватских католических архиереев только один – архиепископ Мостарский Алоизий Мишич – публично критиковал некоторые действия нового режима, в частности выступал за терпимость к православным. 26 июня собравшиеся на конференцию в Загребе католические иерархи (Мишич на нее не поехал) вместе отправились к Павеличу, чтобы засвидетельствовать свое доверие, и Степинац от имени всех архиереев выразил поглавнику «самое искренне приветствие вместе с обещанием нашей преданности и сотрудничества во имя светлого будущего нашей родины»[xi].

18 мая 1941 г. Павелич в ходе частной аудиенции в Риме у Папы Пия XII добился фактического признания Ватиканом «независимого государства Хорватия». В тот же день Пий XII провозгласил архиепископа Алоизия Степинаца военным викарием хорватской (усташской) армии и итальянских войск на территории Хорватии. Своим заместителями (провикариями) Степинац назначил бывшего главного духовника военного министерства Хорватии священника Стипу Вучетича и заместителя главного духовника этого министерства священника Вилима Цецелю[xii].

13 июня Папа назначил своим апостольским легатом в Хорватии доминиканца монсеньора Иосипа Рамиро Марконе, который с 5 августа 1941 г. до конца войны находился в Загребе. Степинац трижды удостаивался аудиенции Папы: в мае 1941, апреле 1942 и мае 1943 гг., а в начале 1942 г. Пий XII назначил его апостольским викарием в Хорватии[xiii]. Хотя формального признания независимости этой страны со стороны Ватикана так и не произошло, по некоторым сведениям Папа охарактеризовал усташское «независимое государство Хорватия» как  Civitas Dei (Град Божий)[xiv]. При этом Ватикану удалось во время войны сохранить дипломатические отношения с эмигрантским королевским правительством Югославии в Лондоне и своего апостольского нунция монсеньора Феличия в Белграде, находившегося там в ранге посла.

Усташи начали истреблять и изгонять сербов фактически сразу же после прихода вермахта – с конца апреля. Немецкие историки Л. Хори и М. Бросцат справедливо отмечают: «Вопреки пропагандистским заявлениям, что большая часть православного населения в независимом государстве Хорватия является хорватами по национальности, оно в значительном количестве стало мишенью фанатичной мести. Захват власти усташами и создание усташских организаций в стране повсеместно приняло форму затяжного восстания против сербов, в котором выплеснулось чувство ненависти к православному сербскому «старшему брату», сложившееся у вождей нелегальных усташей до 1941 г. в югославских тюрьмах и эмиграции»[xv].

Начало репрессий со стороны усташей получили полное удобрение нацистского руководства. 16 мая 1941 г. Гитлер одобрительно отозвался о стремлении к «сокращению чрезвычайно сильного сербского меньшинства в Хорватии», указав министру иностранных дел Рибентропу на возможность вместо изгнанных сербов депортировать в Хорватию около 200 тыс. словенцев из германизируемых Нижней Штирии и Южной Каринтии.

6 июня во время встречи с Павеличем в Бергхофе Гитлер рассказал об этом плане и дал рекомендацию: «Если хорватское государство действительно хочет быть долговечным, оно должно в течение 50 лет проводить политику национальной нетерпимости». Таким образом, фюрер фактически санкционировал массовое уничтожение сербов[xvi].

Вскоре после возвращения поглавника, 22 июня, хорватский министр образования доглавник (то есть заместитель вождя) Миле Будак (позднее посол в Берлине) заявил на публичном собрании, что треть сербов будет депортирована из страны, другая треть уничтожена, а оставшаяся обращена в католичество (и этим охорвачена). При этом Будак подчеркнул, что «каждый хорват в первую очередь преданный верующий католик», а «для сербов, цыган и евреев у нас найдется три миллиона пуль»[xvii].

Массовая депортация сербов началась вскоре после окончания 4 июня 1941 г. германско-хорватской конференции в Загребе, согласно решениям которой выселение планировалось провести в три этапа с 4 июля по 31 октября 1941 г. 26 сентября этого года шеф Главного управления имперской безопасности Р. Гейдрих сообщил в телеграмме германскому министру иностранных дел Рибентропу о том, что из Хорватии было депортировано в Сербию 118110 человек. Кроме того, к осени 1941 г. 15250 сербов были заключены в лагеря (в Славонской Пожеге, Беловаре и Цапраге) с целью последующей высылки. 1 августа в Белград прибыл первый транспорт с депортированными православными священниками (из лагеря Цапраг). К этому времени помимо выселенных в Сербии уже находилось около 200 тыс. беженцев из Хорватии.

Насильственное выселение сербов продолжалось и после 31 октября 1941 г., хотя немцы пытались ограничить его размеры. Так, когда начальник хорватской полевой комендатуры Загреба в середине августа 1942 г. попросил германскую администрацию о содействии высылке 12 тыс. человек, главным образом женщин и детей, в Сербию, немецкий командующий ответил отказом, ссылаясь на то, что в Сербии и так уже имеется 400 тыс. депортированных и беженцев из Хорватии, и новых переселенцев негде размещать. При этом командующий выразил готовность к приему единичных заявок[xviii].

Архиепископ Степинац, крайне негативно относясь к православию, активно способствовал переводу сербов в католичество и униатство. Еще до разгрома Югославии, 27–28 марта 1941 г., он записал в своем дневнике: «Дух Византии – т.е. Восточной Православной Церкви – это что-то такое ужасное, что лишь Всемогущий и Всеведущий Бог может терпеть это… В конце концов хорваты и сербы – это два разных народа, северная и южная половины, которые нельзя соединить иначе, разве что чудом Господним. Схизма Восточной Православной Церкви – величайшее проклятие Европы, большее зло, чем протестантизм! В нем нет места ни морали, ни принципам, ни истине, ни справедливости, ни честности»[xix]. Эту позицию разделяли и многие другие католические архиереи Хорватии.

Газета «Nedelja» 6 июня 1941 г. писала: «Христос и усташи, Христос и хорваты маршируют вместе через историю… новые усташи-хорваты будут принадлежать Христу и нам и больше никому». В докладе своему начальству о положении в Хорватии от 26 апреля 1942 г. немецкий капитан в Загребе А. Хёффёр сообщал: «Носительница движения усташей в Боснии и Герцеговине - исключительно Католическая Церковь… Еще активнее, чем архиепископ Шарич в Сараево, в Боснии и Герцеговине действуют в качестве руководителей движения усташей священники и монахи францисканского ордена, которым вообще поручено там привлечение к католичеству населения»[xx].

Хорватские власти всячески содействовали окатоличиванию православных. Уже 3 мая 1941 г. появился закон «о переходе из одной веры в другую» (т.е. в католическую веру), в основу которого были положены правила Австро-Венгерской империи. Католическая Церковь быстро отреагировала на него, и 15 мая канцелярия архиепископа Степинаца издала окружное послание, в котором говорилось, что принимать в католичество разрешено тем, кто переходит с уверенностью, искренней радостью и убежденностью в истинном свете веры. 30 июля был издан закон о переходе православных в католичество, минуя униатство[xxi].

Специальную государственную комиссию, которая с ноября 1941 г. занималась обращением в католичество, первоначально возглавлял личный капеллан Павелича – францисканский священник Дионисий Юричев (до этого времени работавший в Министерстве юстиции и культов), а после его смерти в 1943 г. – другой францисканский священник (доверенное лицо поглавника, окормлявшее усташей), начальник отдела культов Радослав Главаш. Впрочем, 17 ноября 1941 г. в Загребе состоялась конференция католических архиереев Хорватии, которая в своей резолюции по вопросу перехода сербов в католичество отметила: «Чтобы распространять миссию Церкви среди народов восточного обряда, только Церковь имеет право выделять и направлять миссионеров». Для проведения этой акции на конференции был избран совет из трех членов: архиепископа Алоизия Степинаца, Всенского епископа Виктора Бурича и апостольского администратора униатской Крижевачской епархии епископа Янко Шимрака. С целью проведения практической «работы» был также создан «рабочий исполнительный совет» из пяти членов[xxii].

По свидетельству Заместителя Сербского Патриарха митрополита Иосифа, Сербский Синод выразил протест в связи с решениями указанной конференции и написал меморандум, который нелегально пересылался в различные страны Европы и мира[xxiii]. Однако это не помешало созыву второй конференции католических архиереев Хорватии, на которой было решено, что для перехода несовершеннолетних сербов в католичество достаточно разрешения одного из родителей или воспитателя, так как многие родители погибли или были отправлены на принудительные работы[xxiv].

В течение 1941 г. было перекрещено более 100 тыс. сербов (наиболее активно эти акции проводились в мае–сентябре). Только в Баня-Лукской епархии к сентябрю 1941 г. католические священники с помощью вооруженных отрядов усташей перекрестили около 70 тыс. сербов. Временно затихнув в первой половине 1942 г., окатоличивание в дальнейшем вновь активизировалось. Согласно докладу немецкого посольства в Загребе от 26 октября 1942 г. своему начальству, в окрестностях Славянского Брода в сентябре–октябре православное население принуждали к переходу в католичество, а сопротивлявшихся заключали в концлагерь с конфискацией имущества. В Босанском Броде 17 октября 1942 г. был издан приказ о смене веры православных жителей. В результате в местной католической церкви священник С. Кошич с помощью усташей совершил массовое перекрещивание сербов и т.д.[xxv]

В другом докладе немецкого посольства от 22 октября 1942 г. говорилось о массовом участии низших членов хорватского католического клира и особенно францисканцев во враждебных православию акциях. При этом далеко не все выступали за перекрещивание, некоторые считали подобную практику вредной[xxvi]. При смене веры применялся латинский, а не униатский обряд.

Следует отметить, что перекрещивали, как правило, небогатых и малограмотных крестьян. Принятые в июне–июле 1941 г. законы Хорватии запрещали повторное крещение сербов, имевших среднее и высшее образование, а также профессоров, учителей, торговцев, зажиточных ремесленников, богатых крестьян и православных священников. Эти группы населения считались носителями «сербского сознания», неспособными превратиться в истинных хорватов; им предстояло или покинуть страну, или умереть.

14 июля 1941 г. начальник отдела культов Р. Главаш впервые написал католическим епископам о запрещении перекрещивания образованных и богатых сербов. Этот указ подрывал авторитет Католической Церкви в духовных делах, в связи с чем епископ Лах письменно выразил несогласие с ним, как противоречащим «духу и учению Церкви». Другие архиереи выразили определенное согласие с указом: «Хотя мы знаем, какой позиции придерживались сербы до начала войны, в частности, сербы, занимавшие высокие посты в обществе, тем не менее, мы знаем исторические примеры, что были сербы из высшего общества, которые своим переходом в католичество и примером личной жизни подтвердили, что они – настоящие католики, и этим привлекли других сербов в католичество. Но если это было возможно тогда, почему подобному не быть сегодня?» Однако хорватские власти проигнорировали возражения и 30 июля издали циркуляр, утверждавший ограничение состава обращаемых[xxvii].

Согласно докладу архиепископа Степинаца Римскому Папе, на 8 мая 1944 г. 240 тыс. сербов перешло в католичество. Другие источники, в том числе Сербской Православной Церкви, говорят о примерно 350 тыс. перекрещенных за весь период войны (после мая 1945 г. большинство из них вернулось в православие). Некоторые католические священники, желая спасти сербов от уничтожения, выдавали свидетельство о перекрещивании без совершения соответствующего таинства, однако таких случаев, вероятно, было немного[xxviii].

Еще несколько тысяч сербов, желая избежать гибели, перешли в униатство, так как в Хорватии существовала небольшая униатская Крижевачская епархия с центром в Загребе и во главе с прогермански настроенным членом Хорватской народной партии епископом Янко Шимраком (во всей Югославии к 1941 г. имелось 41, 2 тыс. греко-католиков). В Сараево (где до войны проживало 15–20 семей униатов-украинцев из Галиции) усташи после убийства сербских священников кафедральный православный собор не разрушили, а передали специально для этого приехавшему в город униатскому священнику о. Биляку. Ватикан не одобрял насильственного характера окатоличевания, но признавал его пользу для значительной части православного населения, так как переход в католичество предоставлял определенную защиту от гонений[xxix].

Мусульмане стали считаться правительством Павелича хорватами, принявшими ислам – «по крови хорватским народом». В стремлении добиться поддержки боснийских мусульман министр образования М. Будак заявил: «Независимое государство Хорватия является исламским государством повсюду, где только люди исповедуют мусульманскую веру. Я особо подчеркиваю это, поскольку необходимо знать, что мы являемся государством двух религий – католичества и мусульманства... Мы, хорваты, должны быть счастливы и горды тем, что у нас есть наша вера, и в тоже время нам необходимо помнить, что наши братья – мусульмане – те же самые чистокровные хорваты, как уже заявил наш почитаемый вождь Анте Павелич»[xxx]. При личном участии Будака в годы войны в Загребе была даже построена мечеть. В результате значительная часть мусульман помогала усташам в борьбе с сербами; известны и отдельные факты участия в убийствах православных мусульманских духовных лиц. В 1943 г. под руководством немцев была создана боснийско-мусульманская дивизия СС, но часть мусульман активно участвовала и в партизанском движении.

Массовые репрессии против сербов, евреев (их проживало в Хорватии 80 тыс.) и цыган (их насчитывалось 30 тыс.) начались в июне 1941 г. Иногда православные храмы становились местом расправ с сербским населением. Историк И. Вертц писал: «Во многих деревнях бойня проходила по следующему сценарию. Усташи приходили и собирали всех сербов. Затем они приказывали им переходить в католичество. Тем, кто отказывался, а таковых бывало большинство, приказывали собраться в их местной приходской церкви. После этого они закрывали их в церкви и поджигали ее. Множество сербских православных мужчин, женщин и детей пострадали, таким образом, в сербских селениях»[xxxi]. 10 августа 1941 г. в Дабро-Босанской епархии вместе со священником Реле Спахачем в церкви было убито 26 прихожан и т.д.

В докладе германской службы безопасности (СД) от 25 июля 1941 г. приводится несколько характерных случаев с указанием, что иногда даже согласие на перекрещивание не спасало сербов от уничтожения. Так, например, в районе Глины усташи обратились к разбежавшимся от них по лесам крестьянам с обещанием полной свободы тем, кто перейдет в католичество. Однако 250 человек, которые пришли в местную православную церковь для перекрещивания, были приколоты заостренными палками к земле, а затем убиты. В Довой репрессии начались в конце июня с арестов и расстрелов православных священников. В окрестностях Плитивичерского озера уже в конце июня были разрушены православные храмы в восьми населенных пунктах. В Берниче, как и в Глине, сербская церковь стала использоваться в качестве тюрьмы и места казни мужчин и женщин и т.д.[xxxii]

О таких случаях писал и служивший в годы войны в Берлине архимандрит (будущий архиепископ Сан-Францисский Американской Православной Церкви) Иоанн (Шаховской): «Членом церковного совета моего Берлинского прихода была православная сербка Душанка Ш., жена профессора Берлинского университета. Отец ее, престарелый православный протоиерей, жил на покое в одном из городков Хорватии. Когда начался погром православных в этой стране, старцу-пастырю было предложено перейти в римо-католичество или лишиться всего имущества и быть изгнанным из своих родных мест и страны. Тысячи православных сербов в те дни были замучены, убиты. Много церквей разрушено. Многие тогда пополнили ряды коммунистов-партизан»[xxxiii].

Вскоре даже в информационных сообщениях германских служб появилась критика подобной политики. Так, военный представитель III рейха в Хорватии генерал Гляйзе фон Хорстенау в июне 1941 г. писал, что «согласно надежным источникам, по сообщениям бесчисленных немецких военных и гражданских наблюдателей, за последние несколько недель как на селе, так и в городе усташи совершенно обезумели». 10 июля Хорстенау вновь сообщал о «совершенно бесчеловечном обращении с живущими в Хорватии сербами» и замешательстве немцев, которые имея шесть батальонов пехоты, не могли ничего с этим поделать и лишь наблюдали «черную слепую ярость усташей». В докладе из Загреба немецкого капитана А. Хёффёра от 27 августа 1941 г. о политическом положении в Хорватии указывалось, что усташами уже убито 200 тыс. сербов, и эта нереалистичная политика настраивает население против германского вермахта и увеличивает движение сопротивления сербов[xxxiv].

Об этом же говорилось и в одном из немецких полицейских отчетов: «Зверства усташских подразделений по отношению к православным на хорватской территории должны рассматриваться как главная причина вспышек усиливавшегося партизанского движения. Отряды усташей направляли свои зверства не только против взрослого православного населения мужского пола – то есть против тех, кто способен держать оружие, но с особой, извращенной жестокостью – против беззащитных женщин и детей... Именно вследствие этих зверств бесчисленное количество православных беженцев в Сербию и их рассказы разбудили возмущение среди сербского населения»[xxxv].

В конце лета 1941 г. усташи начали отправлять сербов в концентрационные лагеря смерти, самым известным из которых был Ясеновац, находившийся на северном берегу реки Сава. Он был основан в августе и включал в свою структуру пять лагерей: Крапье, Брочице, Кожара, Циглана и Стара Градишка. В этом концлагере с августа 1941 до конца апреля 1945 гг. постоянно содержалось от трех до шести тысяч узников, в среднем не более трех месяцев – затем заключенных убивали; таким образом, в Ясеноваце погибло, скорее всего, от 60 до 90 тыс. человек (персонально известно 50002 убитых), а по сведениям некоторых сербских историков даже 500–600 тыс.[xxxvi] Среди ясеновацких убийц имелось шесть францисканских священников, самым жестоким из которых был о. Мирослав Филиппович-Майстрович; он являлся организатором большинства массовых казней и лично убивал своих жертв почти каждую ночь. В июле 1945 г. о. Мирослава повесили прямо в монашеской сутане.

Следует отметить, что и в Ясеноваце сербов заставляли переходить в католичество, а отказавшихся убивали после жестоких мучений, например, святого старца Вукашина из с. Клепаца (в концлагере также погибли тысячи хорватов-антифашистов, евреев и цыган). Даже Степинац в письме Павеличу от 24 февраля 1943 г. осудил Ясеновацкий лагерь, «как черное пятно на репутации независимого хорватского государства... и позор всей Хорватии». Но это личное осуждение архиепископ высказал лишь когда обнаружилось, что среди узников концлагеря находились католические священнослужители: семь высланных немцами в Хорватию словенских священников и хорватский священник Франьо Рихар. Отец Франьо был приговорен 20 апреля 1942 г. к заключению в лагерь на три года за отказ совершить торжественную мессу в годовщину основания «независимого государства Хорватия» и погиб после трехмесячного пребывания в Ясеноваце. Когда партизаны Тито в ночь со 2 на 3 мая 1945 г. заняли этот лагерь, они нашли там только развалины и мертвые тела[xxxvii].

На всей территории оккупированной Европы только в Хорватии существовали детские концлагеря, в которых было уничтожено более 50 тыс. детей, в том числе 10 тыс. – в Ясеноваце. Одно из самых жестоких преступлений было совершено осенью 1942 г. в Козарском крае: там из 23 тыс. сербских детей 11 тыс. убили, а остальных отправили в Загреб для воспитания в католическом духе в приютах и сиротских домах, при этом много детей умерло по дороге.

Всего за время войны по данным Сербской Православной Церкви усташи уничтожили в «независимом государстве Хорватия» около 750 тыс. человек. Епископ Николай (Велимирович) вписал этих мучеников в церковный календарь под 31 августа, как «семьсот тысяч пострадавших за православную веру от рук римских крестоносцев и усташей во время II Мировой войны. Сии суть новые Сербские мученики»[xxxviii].

Правда, большинство современных исследователей дают меньшее число убитых: хорватский ученый В. Зерьявич писал, что за весь период войны погибло 530 тыс. сербов, немецкий историк Л. Штайндорф – около 500 тыс., еще один хорватский исследователь Ю. Бателя – 488 тыс., сербский историк Б. Косович – 487 тыс., а английский исследователь М. Альмонд указывал, что усташи убили около 325 тыс. сербов[xxxix].

По данным Сербской Церкви на территории «независимого государства Хорватия» из примерно 700 православных священников и монахов гонениям подверглись 577, из них были убиты 217, депортированы в Сербию 334 (вместе с 720 женами и детьми), арестованы 3, бежали от преследований 18 и 5 умерли после издевательств. Погибло и большинство сербских архиереев: арестованного 12 мая митрополита Дабро-Босанского Петра (Зимонича, 1866-1941) и схваченного 17 июня епископа Горно-Карловацкого Савву (Трлаича, 1884-1941) усташи заключили в концлагерь Госпич, а затем расстреляли в конце июля (до другим сведениям в середине августа) 1941 г.; выпускник Московской Духовной Академии епископ Баня-Лукский Платон (Йованович, 1874-1941) был арестован 5 мая и убит 25 мая 1941 г. после жестоких пыток (ему отрезали нос и уши, вырвали глаза, а на груди развели костер)[xl].

В начале мая 1941 г. усташский комиссар Боснии, католический священник Божидар Брале, позвонил митрополиту Петру (Зимоничу) и потребовал, чтобы он дал распоряжение своему духовенству и церковным общинам не использовать кириллицу и срочно заменил надписи на официальных документах и печатях на латиницу. При этом о. Б. Брале заявил, что если в назначенное время это не будет сделано, ответственность ляжет непосредственно на владыку. Однако митрополит мужественно ответил: «Кириллица не может исчезнуть за 24 часа, а кроме того, война еще не окончена». Твердая позиция владыки Петра проявилась и в его отказе совершить благодарственный молебен в честь А. Павелича. Многие предлагали владыке покинуть епархию и уехать в Сербию или Черногорию, однако он отказался, заявив: «Я, как народный пастырь, обязан делить с моим народом не только добро, но и зло. Поэтому я разделю судьбу, которая его ожидает, какой бы она не была». Рекомендации оставаться со своими прихожанами он дал и священникам митрополии[xli].

12 мая владыка Петр был арестован в Сараево по приказу министра внутренних дел Андрия Артуковича, 17 мая доставлен в Загреб и помещен в полицейскую тюрьму. По свидетельству одного из его сокамерников, несмотря на преклонный возраст, митрополит держался мужественно, и своим поведением влиял на настроение других арестованных. Из Загреба владыку перевели в концлагерь Керестинац, где его обрили, отняли мантию и подвергли различным издевательствам, а позднее отправили в лагерь Госпич. Как уже говорилось, в конце июля или середине августа 1941 г., после жестоких пыток и издевательств, митрополит Петр был убит, точную дату его смерти установить не удалось. В 1942 г. Сербский Священный Синод несколько раз пытался узнать о судьбе владыки, но безрезультатно; о его мученической кончине стало известно только после окончания войны[xlii].

Выпускник Московской Духовной Академии митрополит Загребский Досифей (Васич) был арестован усташами 7 мая 1941 г. Когда полураздетого владыку вели по улицам Загреба, толпа издевалась над ним и била его. Митрополит был заключен в тюрьму городской полиции на Петриньской ул., где снова подвергался жестоким избиениям и пыткам. Затем его почти без сознания временно поместили в больницу католических сестер милосердия, однако и там издевательства продолжались. Этого владыку считали в Германии дружественным немцам[xliii], и, вероятно, поэтому его в тяжелом состоянии через несколько недель все-таки перевезли в Белград.

По свидетельству одного из белградских тюремных врачей, однажды два эсэсовца в форме привели в его кабинет человека в лохмотьях, который тяжело дышал и не мог говорить, все его тело было в синяках и кровоподтеках; немцы сказали, что нашли этого человека в полицейской тюрьме Загреба и, узнав, что это сербский епископ, решили перевести его в Белград. Здесь владыку сначала поместили в санаторий Живкович, откуда он 23 мая написал архиерейскому наместнику в Загребе протоиерею Димитрию Витковичу, что поправляется после мучений. Однако здоровью архиерея был нанесен непоправимый ущерб, из санатория его перевели во Введенский женский монастырь Белграда, где митрополит Досифей скончался от последствий истязаний 13 января 1945 г. и был похоронен на монастырском кладбище. Владыка был прославлен Сербской Церковью в 2000 г.

Епископа Зворничско-Тузланского Нектария (Круля), епископа Захумско-Герцеговинского Николая (Йокановича) и пребывавшего на покое престарелого епископа Печского Иерофея усташи изгнали из их епархий в Сербию, причем владыка Николай позднее скончался там от последствий побоев. На первой после начала войны конференции Сербского Синода осенью 1941 г. епископ Нектарий был назначен администратором четырех оставшихся без своих архиереев епархий: Дабро-Босанской, Баня-Лукской, Пакрачской и Загребской[xliv].

Почти все православные монастыри и большинство церквей были закрыты, 18 обителей (Рмань, Возуча, Озрен, Житомислич, Гомирйе, Раковац, Крушедол, Бешеново, Велика Ремета, Мала Ремета, Йазак, Гргетег, Хопово, Старо Хопово, Шишатовац, Кувеждин, Бипша, Привина Глава), 255  храмов (по другим сведениям 312 или 330) и 50 часовен сожжены, разрушены или серьезно повреждены, около 430 церквей разграблены и осквернены, около 50 храмов переданы католикам и униатам. На территории Боснии и Герцеговины действовал особый отдел по разрушению сербских церквей, а весной 1942 г. при Хорватском государственном музее в Загребе была создана комиссия для отбора конфискованного имущества православных церквей. Весь период войны простоял закрытым кафедральный православный собор в Загребе[xlv].

Некоторые подробности уничтожения усташами сербских святынь приводили в своих отчетах Первоиерарху РПЦЗ митрополиту Анастасию воинские священники воевавшего на территории Югославии Русского корпуса. Так, иеромонах Викторин (Лябах) 25 февраля 1945 г. написал владыке, что в православной церкви с. Мирковцы иконы были повреждены ударами, все облачения порваны в куски, церковные книги лежали «во дворе рваные и употреблялись на хозяйственные нужды», остальная утварь оказалась или уничтожена или непригодна к употреблению; о священнике же местные жители не могли и мечтать. Подобным образом писал митрополиту Анастасию в 1945 г. иеромонах Никодим (Нагаев) о православном храме боснийского г. Жепче. Эта церковь стояла закрытой с весны 1941 г., сначала в ней была казарма немецких солдат, затем кинотеатр и, наконец, казарма усташей; «священник бесследно пропал» и т.д.[xlvi]

Сильно пострадал «сербский Сион» – знаменитая Фрушкая гора с 12 монастырями и духовным центром Сербской Патриархии Сремскими Карловцами. Еще до начала войны русский библиотекарь Патриаршей библиотеки (самой древней библиотеки Сербии, созданной в конце XVII века), совместно с настоятелем монастыря Крушедола, представили проект вывоза самых ценных книг и предметов церковного музея в Белград, однако Патриарх Гавриил и Синод, к сожалению, не приняли этого предложения, не веря, что германские войска могут захватить область Срема (в октябре 1941 г. эта область была включена в состав Хорватии). В результате немцы и усташи разграбили уникальные церковные ценности, погиб музей в Крушедоле (где был похоронен сербский король Милан). Серьезно пострадала и Патриаршая библиотека, захватившие ее усташи хотели сжечь книги. Лишь благодаря заступничеству деятелей науки и культуры Загреба фонды библиотеки в основном были спасены и после окончания войны перевезены в Белград[xlvii]. Основанный в XIV веке Введенский мужской монастырь в с. Завала был в 1941 г. разграблен усташами и пустовал до 1953 г.

Весной 1941 г. прекратила существование известная Духовная семинария св. Саввы в Сремских Карловцах, где в 1920-е – начале 1940-х гг. читали лекции многие русские эмигранты.  Здание семинарии 17 апреля заняли усташи, а затем, в конце июня 1941 г., немецкие войска ее ректора известного богослова протоиерея Милоша Парента (в свое время выступавшего в «Гласнике» против учения о догмате искупления Первоиерарха РПЦЗ митр. Антония) тогда же выслали в Сербию (он скончался в Белграде 23 января 1944 г.)[xlviii]. В Сараевской Духовной семинарии, где в то время преподавал священник Борис Селивановский, немецкая часть разместилась 16 апреля, с 23 июня там находился лагерь интернированных сербов (тюрьма), 20 июля ректора выслали в Сербию, а имущество и библиотеку разграбили усташи[xlix].

14 апреля 1942 г. из закрытых фрушкогорских монастырей перенесли в Белград мощи святых князя Лазаря, царя Стефана Уроша и деспота Стефана Высокого Штиляновича (из монастыря Шишатовац). Это стало возможным после длительных переговоров между хорватскими, немецкими и сербскими деятелями, в том числе представителями Сербского Патриархата и хранителями музеев. Мощи в ковчегах перевезли на немецком транспорте под охраной частей вермахта до реки Сава, где их передали сербскому военному отряду. После прибытия в Белград мощи трижды обнесли вокруг кафедрального собора св. Архангела Михаила и затем поставили в нем на солее. На другой день заместитель Сербского Патриарха митрополит Иосиф в сослужении епископов Дамаскина и Валериана, а также Первоиерарха РПЦЗ митрополита Анастасия совершил перед ними торжественное молебствие, на котором присутствовали члены сербского правительства во главе с М. Недичем и многочисленные богомольцы[l].

Как уже отмечалось, православные храмы часто служили местами кровавой расправы над верующими. По свидетельству епископа Григория (Граббе) «по судоходной реке Саве спускались трупы замученных сербов в таком количестве, что иногда судоходство останавливалось»[li]. По другим свидетельствам усташи связывали несколько убитых сербов колючей проволокой, причем первым помещали градоначальника или священника, писали ему на груди: «Плывите в свою Сербию по Саве» и бросали в реку[lii]. Трудно писать об этой поразительной жестокости. И с прискорбием следует констатировать, что в преследовании сербов активно участвовали католические священнослужители, прежде всего францисканцы. Сербский историк Милан Булаич в своей монографии даже приводит список 575 католических священников с указанием совершенных ими преступлений[liii].

Английский историк Ричард Уэст в своем исследовании отмечал: «Францисканский орден явился виновником кровопролития в Боснии-Герцеговине... Центром всех операций стал монастырь в Широком Бреге – то была альма-матер многих усташских главарей. По личному распоряжению ее самого знаменитого воспитанника, министра иностранных дел Анте Артуковича, в мае 1941 года в его родном районе была устроена массовая резня сербов, жертвой которой стали около четырех тысяч человек. Один студент, изучавший в Широком Бреге право [во францисканской семинарии], вышел победителем в соревновании, перерезав специальным ножом горло 1360 сербам, за что удостоился награды». В округе Ливно францисканский проповедник обратился к пастве с речью: «Братья хорваты, идите и режьте сербов, и, прежде всего, зарежьте мою сестру, которая вышла замуж за серба, а затем убивайте всех сербов подряд. Когда вы закончите свое дело, придите ко мне, я выслушаю ваши исповеди и дарую вам отпущение всех ваших грехов»[liv].

Известно, что даже один из кардиналов (Тисеран) в разговоре с хорватским посланником в Ватикане Николой Русиновичем высказал порицание францисканцам за злодеяния, совершенные на территории независимого государства Хорватия[lv].

Особенно большая волна убийств прокатилась по Боснии и Герцеговине 28 июня 1941 г. – в день св. Витта. После нее только один католический архиерей – архиепископ Мостарский Алоизий Мишич –             распорядился, чтобы священники его епархии зачитали в церквах суровое напоминание о том, что запятнавшие себя грехом человекоубийства не могут обращаться за отпущением грехов. Мишич в принципе не возражал против обращения православных в католиков, так в ноябре 1941 г. он писал Степинацу, что при условии умелого проведения перехода к католицизму, число католиков может вырасти как минимум на 600 тыс.; в частности, в Боснии и Герцеговине их количество нужно увеличить с 700 до 1300 тыс. Однако Мостарский архиепископ осуждал применявшиеся грубые насильственные методы конвертирования, а тем более истребление сербов.

18 августа 1941 г. Мишич отправил Степинацу довольно резкое письмо: «Милостию Божией нам еще ни разу не представлялся столь удобный случай, чтобы помочь Хорватии спасти бесчисленные души людей доброй воли, добропорядочных крестьян, что живут бок о бок с католиками. Их обращение было бы вполне уместно и осуществимо. К несчастью, власти с их зашоренными глазами, сами того не подозревая, мешают осуществлению этой благородной цели... В тот час, когда вновь обращенные присутствуют на мессе, они хватают их, мужчин и женщин, и связывают их будто рабов. Из Мостара и Чаплина по железной дороге было отправлено шесть вагонов женщин, девочек и детей до восьми лет. Их довезли до станции Сурманцы, где выгнали из вагонов, завели в горы и живыми сбросили – матерей и детей – в глубокие пропасти. В приходе Клепца были перерезаны семьсот схизматиков из соседних деревень. Вице-губернатор Мостара, мусульманин, публично заявил…, что в одном только Любине 700 схизматиков были брошены в яму. В самом городе Мостаре их (сербов) вязали сотнями, загоняли за городом в вагоны, а затем расстреливали, словно животных»[lvi].

Ответ Степинаца был очень уклончив и сдержан. Загребский архиепископ переслал письмо Павеличу, фактически обвиняя при этом самих сербов в их несчастьях, в которых по его словам повинны «ненависть и схизма». Когда в феврале 1942 г. Мишич умер, вместо него на Мостарскую кафедру был поставлен преданный усташам епископ, страстно ненавидевший сербов.

В феврале 1942 г. протест архиепископу Степинацу написал бывший югославский министр католик Прибислав Гризогон: «Наша Католическая церковь двояко участвовала в этих, худших, чем у язычников, преступлениях; но что еще ужаснее, католические священники становились командирами лагерей и отдавали приказы или же не препятствовали совершать дикие пытки, убийства и зверства в отношении крещеных людей. Один католический священник перерезал горло православному сербскому священнику… Епископы дают свое согласие, по крайней мере, своим невмешательством… Один епископ открыто поносил судьбу невинных сербских христиан, пострадавших больше, чем евреи в Германии. Я пишу это, чтобы спасти свою душу, и предоставить вам искать способ спасти вашу»[lvii].

1 марта 1942 г. руководители Католической Церкви в Словении отправили католическому Белградскому архиепископу Иосифу Уйчичу письмо с предложением обратиться в Ватикан по поводу творящегося в Хорватии беззакония, отмечая, что хорватские власти «очень мешают переводить сербов в нашу Церковь. У них только одно желание, – полностью уничтожить сербов как народ. Они пользуются миссией, чтобы заставить сербов переходить в католичество, а если те отказываются, то их выгоняют и убивают. Так оскверняется образ нашей Церкви ради их желания полностью очистить свою страну от других конфессий, особенно от православия. Можно по пальцам пересчитать сербов, которые перешли в нашу веру по своему желанию»[lviii]. Архиепископ Иосиф обратился с соответствующим докладом к Пию XII, и тот в апреле 1942 г. отправил в Сербию 10 тыс. долларов для помощи православным беженцам из Хорватии.

Сам Степинац, по некоторым сведениям,  пытался прекратить массовые убийства, понимая, что они дискредитируют процесс «добровольного» перехода сербов в католичество.  Архиепископ неоднократно писал хорватским руководителям, выражая протест против поголовного уничтожения сербов. Так, в письме Павеличу от 20 ноября 1941 г. Степинац указывал, что власть мешает Церкви проводить дело перевода сербов в католичество, отмечая: «Видно, что многие сербы переходят в нашу веру, потому что их вынуждают, они находятся в ужасе и страхе от жестокого режима. Так одна группа сербов из города Вировитица говорила, что им непосредственно угрожали смертью и уничтожением, если они не откажутся от православия»[lix]. В июне 1943 г. архиепископ даже публично выступил против беззаконных преследований православных жителей Хорватии[lx]. Лично Степинац оказывал помощь отдельным сербам и евреям, особенно их детям, некоторые католические священники также помогали православным спастись от убийства.

При этом Степинац неоднократно оправдывал усташский режим перед Папой. Так, хорватский посланник в Ватикане Никола Русинович 9 мая 1942 г. писал министру иностранных дел Хорватии: «Его Преосвященство Степинац недавно вернулся в Загреб после двенадцатидневного пребывания в Риме. Он находится в прекрасной форме и воинственно настроен ко всем врагам государства! Степинац представил Святому Отцу отчет на девяти машинописных страницах. Он показал его мне, и я могу заверить вас в том, что он поддерживает нашу точку зрения. Выступая против сербов, четников и коммунистов, он обнаруживает доводы, которые мне и не приходили в голову. Никому не будет позволено нападать на Независимое государство Хорватия и представить хорватов в дурном свете». В мае 1943 г. архиепископ вновь встретился с Папой и затем сказал новому хорватскому посланнику в Ватикане Эрвин Лобковичу, что на приеме «молчал о некоторых вещах, с которыми не совсем согласен, для того, чтобы показать Хорватию в наиболее выгодном свете»[lxi].

18 мая того же года архиеп. Алоизий Степинац писал в послании Пию XII: «Восточная схизма пробивает ряды католиков и грозит достичь своей темной цели. Победа идеи Великой Сербии будет равносильна уничтожению Католицизма на Северо-западных Балканах, в государстве Хорватия… Нет сомнения, что такие фатальные события будут иметь значительные последствия далеко за границами Хорватии. Волны Православия и наступление Византизма беспрепятственно будут обуревать границы Италии, пока же они разбивались о передовую хорватскую стену. К тому же, благодаря работе хорватских клириков, особенно францисканцев, был заложен фундамент для возрождения Католицизма в Болгарии путем обращения многих павликиан, и остатки верующих в скандерберговской Албании были спасены, и уничтожение основной католической нации на вечно кипящих православно-мусульманских Балканах, пагубно отразится на других разрозненных группах… В отчаянной борьбе за свое существование Хорватия на каждом шагу показывает, что она готова пребыть верной католическим традициям, и готова создать более чистую и лучшую перспективу для Католической Церкви в этой части мира». Далее архиепископ писал об опасности для перешедших в католичество православных сербов: «…не только около 240.000 новообращенных из сербской православной веры погибнут тут, но также и все католическое население этой местности вместе с их церквами и монастырями. В естественном порядке вещей, если только Бог не сотворит великого чуда, прогресс Католицизма тесно связан с прогрессом государства Хорватия»[lxii].

В целом Католическая Церковь так и не высказалась явно против геноцида сербов. По справедливому мнению немецкого ученого Т. Бремера, «очевидно, что для католической иерархии преимущества привилегированного положения Церкви в независимом хорватском государстве перевешивали необходимость заступаться за некатолических граждан этого государства»[lxiii].

Руководство Сербской Православной Церкви различными путями пыталось защитить свою паству. Уже в середине июня 1941 г. замещавший арестованного Патриарха митрополит Скопленский Иосиф указал начать сбор сведений о трагическом положении духовенства, мирян и церквей в Хорватии; для этого была образована специальная комиссия под председательством епископа Зворничско-Тузланского Нектария. В начале июля комиссия составила первый меморандум (в котором говорилось об убийстве в Хорватии с 10 апреля 1941 г. около 100 тыс. человек), и когда 8 июля церковная делегация во главе с митрополитом Иосифом посетила командующего немецкими войсками в Сербии генерала Шредера, она передала ему этот документ. Другой подобный меморандум был вскоре передан руководителю сербской администрации Милану Ачимовичу[lxiv].

После появления в Сербии сотен бежавших и высланных священников, митрополит Иосиф распорядился распределить их по епархиям, а некоторым предоставил административные должности в Патриархии. Священный Синод обратился к народу с призывом приютить изгнанников в своих домах. В посланиях Синода к пастве от 4 августа и 26 сентября 1941 г. открыто говорилось о насилии над сербами со стороны усташей, венгров и албанцев.

Вскоре после создания в конце августа контролируемого немцами сербского правительства генерала Милана Недича Священный Синод передал ему новый меморандум о положении в Хорватии, где говорилось о 300 тыс. жертв. В начале сентября Синод представил еще один меморандум с перечнем убитых сербов и разрушенных храмов новому командующему немецкими войсками в Сербии генералу Г. Данкелману. Копии последнего меморандума удалось переправить в Лондон, Стамбул и Каир. 9 октября этот документ был заслушан на заседании югославского правительства в изгнании в присутствии короля Петра, что даже вызвало кризис, приведший к отставке правительства генерала Симовича, а 5 декабря 1941 г. меморандум был передан президенту США Рузвельту[lxv].

Обращался Сербский Синод к генералу Недичу и с более конкретными протестами и просьбами. Так, в письме от 10 сентября 1941 г. он выразил протест против уничтожения немцами и усташами имущества Белградско-Карловацкой митрополии в Сремских Карловцах, затем протестовал в связи с тяжелым положением сербского духовенства в области Бачка и заключением 200 священников и монахов из фрушкогорских монастырей в лагерь Славонская Пожега. В ноябре 1941 г. Синод передал генералу перепись закрытых в Хорватии храмов, ликвидированных приходов и конфискованного церковного имущества.

24 января 1942 г. Недичу был передан более детальный меморандум о насильственном окатоличивании православного населения в Хорватии, уничтожении церквей и массовых убийствах сербов, где говорилось уже о 380 тыс. жертв. В конце этого документа Синод просил: 1. о признании Сербской Православной Церкви законной и равноправной конфессией в Хорватии; 2. о возвращении конфискованного церковного имущества; 3. об освобождении из заключения сербских епископов и священников и недопущении впредь их арестов; 4. о свободе совершения православных обрядов; 5. о сохранении в неприкосновенности канонов Православной Церкви и сербского церковного устава; 6. о прекращении официальных и неофициальных гонений на православных сербов, их перевода в католичество и о запрещении соответствующей пропаганды. В марте Синод передал Недичу еще один меморандум о положении в Хорватии, а 17 апреля третий и последний в 1942 г., прося защитить православных сербов от преследований. Однако глава сербского правительства ничем помочь не мог, он лишь передавал меморандумы представителю германского МИД в Белграде Феликсу Бенцлеру, от которого получал указания не допускать эти документы за границу[lxvi].

Первоначально обрушившиеся на сербов гонения коснулись и проживавших в Хорватии русских эмигрантов. Усташи отождествляли сербов с православными; если под угрозой уничтожения те переходили в Католическую или униатскую Церкви, то они больше не преследовались. Уже в апреле 1941 г. местные хорватские органы власти все ограничения, касающиеся сербов, распространили и на русских. Правда, 31 мая последовал указ МВД, разъяснявший, «что, хотя русские и православные, они не подлежат ограничениям, относящимся к сербам»[lxvii]. Но на практике эти преследования продолжались еще почти год.

Некоторые русские церковные деятели подверглись арестам. Так, в апреле 1941 г. в Сремских Карловцах был арестован бывший секретарь Сербского Патриарха Варнавы, библиотекарь Патриаршей библиотеки, русский эмигрантский писатель В.А. Маевский. Он содержался в заключении несколько месяцев и был освобожден с требованием не покидать Сремские Карловцы и ежедневно являться в полицию для регистрации (вскоре Маевский тайно уехал в Белград). Настоятель загребской церкви священник Серафим Купчевский в 1941 г. окормлял свою паству из тюремной камеры, согласно указу сербского архиерейского наместника протопресвитера Н. Витковича (также находившегося в заключении)[lxviii]. Священник Григорий Александрович Крыжановский, служивший в храме г. Баня-Лука, как нелояльно настроенный к Католической Церкви и не желавший переходить в нее, оказался интернирован и летом 1941 г. выслан в г. Княжевода (Сербия). В опубликованном в 1978 г. в «Журнале Московской Патриархи» некрологе о. Григория отмечалось, что он с 1940 по 1950 г. служил в Сербской Православной Церкви и во время войны в «офицерском звании участвовал в борьбе с фашизмом»[lxix].

На территориях, отошедших к «независимому государству Хорватия», существовали пять русских приходов (в Загребе, Земуне, Сремских Карловцах, Сараево и Цриквенице), несколько общин при часовнях, домовых храмах в учебных заведениях и благотворительных учреждениях (например, в г. Осиеке). Кроме того, были образованы два самостоятельных русских монастыря – мужской в Мильково и женский в Хопово, с 70 монахинями бывшего Леснинского монастыря, переселившимися в 1920 г. в Сербию[lxx].

В высших учебных заведениях Загреба в межвоенный период преподавали 20 русских профессоров и обучались сотни русских студентов, в столице Хорватии также существовали две довольно многочисленные казачьи организации во главе с несколькими генералами и атаманами. На городском кладбище Загреба был создан русский участок, где в 1930 г. построили православную часовню. В 1920 г. при активном участии русских эмигрантов был даже открыт православный богословский факультет в Загребском университете (ректор Владан Максимович). В 1922/23 учебном году из 30 его студентов 17 являлись русскими и лишь 13 сербами. Правда, в 1924 г. по финансовым и политическим причинам этот факультет оказался закрыт[lxxi]. В Сараевской Духовной семинарии преподавали: бывший крупный чиновник Российского Святейшего Синода, один из ближайших сотрудников обер-прокурора К.П. Победоносцева профессор Василий Скворцов (скончался и похоронен в Сараево в мае 1932 г.) и с 1938 г. священник Борис Константинович Селивановский[lxxii].

Значительное количество русских иноков пребывало в оказавшихся на территории Хорватии сербских обителях: Беочин, Раваница, Врдник, Язак, Гргетек, Крушедол и других. Так, в монастыре Гргетек жил и 9 сентября 1925 г. скончался член Архиерейского Синода Зарубежной Русской Церкви епископ Александровский и Ставропольский Михаил (в миру Михаил Иванович Космодемьянский, 1858-1925), а в монастыре Язак, при епископе Курском и Обоянском Феофане, до 1927 г. пребывала главная святыня русского зарубежья – чудотворная Курская Коренная икона Божией Матери[lxxiii].