На защиту вынесены следующие положения
1. Роль ислама в этнонациональных процессах онтологически обусловлена, то есть ислам естественно вплетается в этнонациональную жизнь исповедующих его народов. Реализация национальных интересов - верно или ошибочно понятых национальной политической элитой — не может осуществляться вне участия «национальной» религии. Подтверждением тому служат события на Северном Кавказе и в целом — России, где отчетливо проявилось влияние политического радикализма на процесс радикализации ислама и этнонациональных отношений.
2. Радикализация ислама на Северном Кавказе стала не причиной, а следствием радикализации политической обстановки в регионе и внутренней политики Федерального центра. Как известно, среди многих так называемых мусульманских республик и регионов в составе Российской Федерации наиболее проблемным в последние десятилетия стал Северный Кавказ. Обострение политической обстановки в Чеченской Республике, Республике Дагестан и других северокавказских республиках в 90-е годы прошлого века российские политики и СМИ неизменно связывали с усилением «исламского экстремизма», игнорируя резкое обострение в регионе этнических, социально-политических проблем.
3. Либерализация государственно-конфессиональных отношений и процесс суверенизации северокавказских народов привели не только к росту этнического самосознания, пробуждению здорового интереса к национальной истории, традициям, языку и религии, но и проявлениям сепаратизма, этнического национализма. В условиях социально-экономической и политической нестабильности религиозно окрашенный сепаратизм и национализм привели к военно-политическому конфликту.
4. Процесс радикализации ислама в России (на Северном Кавказе) происходил сложно, неоднозначно, противоречиво. Этот процесс не был единым, а включал в себя два основных направления. Во-первых, радикализация местного ислама в форме суйфийского тарикатизма (например, кадирийского тариката в так называемую первую чеченскую войну, наряду с проникновением радикальных форм ислама извне), который в последние полтора столетия никак не проявлял политической активности (тем более - воинственности), но накопил большой опыт приспособления к самым неблагоприятным политическим условиям, к любой власти, даже такой, как советская, политика которой была изначально антиисламской; во-вторых, политический фактор (власть, государственная политика) был главным, определяющим в двуедином процессе радикализации ислама на Северном Кавказе. Востребованность радикального ислама нетрадиционного для Северного Кавказа (в условиях политической ангажированности местного ислама) стала следствием широкомасштабных военных действий.
5. Одной из главных причин извращений в понимании исламской доктрины и мировоззрения ислама является привнесение чуждых исламской теологии терминов, которые не используются в исламских источниках: «исламский фундаментализм», «исламизм», «политический ислам», «ваххабизм» и др.
6. Неадекватное восприятие учения Мухаммада ибн Абд аль-Ваххаба в России (запрет распространения в ряде республик Северного Кавказа, антиваххабитская пропаганда в российских СМИ) связано с несколькими обстоятельствами: во-первых, с войной в Чеченской Республике, во-вторых, с распространением на Северном Кавказе в основном радикального крыла этого учения, и, в-третьих, особенностью национального менталитета горских народов, которые не привыкли следовать строгим нормам шариата, руководствуясь в повседневной жизни национальными традициями и обычаями — адатами. Учение Мухаммада Абд Ибн аль-Ваххаба строго следует букве Корана и Сунны и не приемлет никаких нововведений — бида и тем более — национальных традиций и обычаев.
7. По мере усиления ваххабизма и нарастания противоречий между его сторонниками и суфийскими братствами, власть однозначно приняла сторону последних, объективно способствуя тем самым их (братств) усилению и радиккализации. Так называемый традиционный ислам не мог противостоять влиянию ваххабизма, не радикализируясь, не конкурируя с ним в политических устремлениях антироссийской направленности. В результате Россия (Чеченская Республика) получила не только радикальных ваххабитов иностранной выучки, но и деформированный, радикализированный местный ислам в форме суфизма - тарикатизма, своего рода неомюридизм XXI в., запретить или вытравить который из сознания горских народов невозможно, как невозможно административными или силовыми методами лишить народ его национальных традиций и менталитета. Местный традиционный ислам политизируется в качестве оппозиции радикальному ваххабизму и этот процесс будет нарастать, по существу подменяя один радикализм — другим, при поддержке местных властей.
8. Противоречия между суфизмом и ваххабизмом носят не столько догматический, сколько этнокультурный характер, что усиливает позиции первого.
9. Вмешательство государства в сферу внутрирелигиозных отношений (законы о запрете ваххабизма в ряде национальных республик Северного Кавказа, силовые акции против сторонников ваххабизма) не способствовало искоренению исламского радикализма как такового в регионе, наоборот, осложнило религиозную ситуацию, загнав радикальный ваххабизм в подполье и обеспечив одностороннюю государственную поддержку радикализирующемуся местному исламу в форме суфизма.
10. Отсутствие постоянно действующего исламо-православного диалога ведет к напряжению между двумя конфессиями, затрудняет в целом процесс гармонизации этноконфессиональных отношений, преодоления этнополитических конфликтов в стране.
11. Ислам на доктринальном уровне не знает дихотомию - деление на мирское и духовное. Он не только религия, но и право, и политика, и государство, то есть ислам изначально политизированная религия, а потому не может не претендовать на политическую власть. В разные периоды политический аспект ислама то усиливается, то ослабевает в зависимости от социально-экономических условий. Поэтому следует говорить об усилении или ослаблении политического аспекта ислама, а не о «политизации ислама».
12. Будущее ислама в России связано с развитием реального федерализма. Только в условиях подлинного федерализма ислам может быть субъектом социума и иметь возможность реализовать свой богатый гуманистический, социально-политический потенциал.