ВВЕДЕНИЕ: доступ к познанию и наши ограничения

Пропасть, которая отделяет нас от Аристотеля, существует не только из-за временного разрыва: во всяком случае, шестнадцать веков не помешали св. Фоме Аквинскому обращаться с аристотелевскими трудами с грациозной легкостью и глубочайшей простотой. Помимо очевидного гения, присущего обоим отцам Церкви[1], демократизация высшего образования в современном обществе усугубила пропасть между нашим мировоззрением и мировоззрением двух ученых мужей в степени, сравнимой лишь с ущербом, нанесенным крайним релятивизмом. Из-за отмены классического образования в большинстве стран, имеющих традиции, укорененные в греко-латинской культуре, стало немыслимым требовать познания «мертвых» языков даже на магистерском и докторском уровне в релевантных дисциплинах, поэтому даже обзор, представленный в этой статье, будет ограничиваться условностями перевода. Имея столь слабые инструменты в наших руках, мы вынуждены лавировать между размышлениями двух великих людей, будучи практически брошены на милость нашего полу-реализованного среднестатистического интеллектуального потенциала. А насколько реализованным может быть наш потенциал в рамках публичной образовательной системы, нацеленной на времяпровождение тридцати скучающих ребят со школьной учительницей, находящейся в эмоциональной коме?

Признав поэтому ограничения нашего интеллекта в потенциальном и актуальном аспекте, эта статья не стремится озарить мир новой гипотезой или критически проанализировать одного из великих мыслителей, но, следуя принципу академической скромности, она смиренно попытается пролить свет на то, что Аристотель подразумевал под душой, руководствуясь в этом нелегком труде Комментариямисв. Фомы. Конкретнее, я сфокусируюсь на четырех главах третьей книги трактата ΠερὶΨυχῆς (О душе),где философ говорит об интеллектуальном аспекте души[2]. Интеллект – это то, что отличает души людей от душ животных и растений, и то, что соединяет нас с Божеством.

В то же время, упомянув о наших ограничениях, нужно тут же оговориться: несмотря на то, что стиль Аристотеля может показаться неудобоваримым для современного читателя, Цицерон назвал его «золотой рекой»[3]. Это правда, что Аристотель предполагает и подразумевает многое имплицитно, особенно сказанное ранее в других трудах или очевидное для его среды (впрочем, как и любой другой мыслитель). Возможно, что мы даром надрываемся, пытаясь осмыслить то, что не позволяют осмыслить потерянные частицы головоломки – до двух третей сочинений Аристотеля были утеряны. Может быть, вместо того, чтобы стараться навязать наши представления текстам с недостающей информацией, мы должны смиренно признать свои ограничения и тот факт, что то, чего мы не понимаем, мы просто не можем понять?

Но не будем сдаваться слишком быстро. Разделяя ту же человеческую природу, что и Аристотель, мы не должны терять надежду. Возможно, ключ реальной близости к аристотелевским трудам – в надлежащем разумном устройстве, в душевном устроении. Под этим термином я не подразумеваю ничего мистического, но лишь наследие философского познания: так же, как Аристотель не создал свою философию на ровном месте, но основывал ее на духовных размышлениях своих предшественников, мы в большой степени являемся теми, кто мы есть, благодаря огромному влиянию, который Аристотель оказал на Западный мир. Если мы только подумаем о том, что мы знаем (или что мы знали до эпохи «Просвещения»), шаг, который отдаляет нас от Аристотеля, не покажется таким большим. И это тем более верно для христианского Востока, который не знал тысячелетия разрыва этого наследия: Восток никогда не терял Аристотеля[4]. Мы обладаем доступом к истине через правильное познание, которое возможно благодаря правильному душевному (умственному) устроению. Философская истина, которой мы обладаем сейчас, – по сути та же, которая была доступна Аристотелю две с половиной тысячи лет назад и, возможно, какому-нибудь неизвестному сегодня философу за две тысячи лет до него. Философская истина не знает развития, лишь точность выражения, потому что, как и в случае моральных законов, – меняется только содержание, зависящее от времени, но не структура самого закона.

Что касается интеллекта, возникает вопрос, выраженный в Комментарияхсв. Фомы: как мы понимаем, что интеллект «отделим»? А также несколько вопросов, которые вытекают из этого вопроса: если он отделим, как происходит познание? И что это означает для нас в отношении жизни после смерти?

Аргументация св. Фомы была направлена прежде всего на интерпретацию Аристотеля двумя арабскими комментаторами – Авиценной и Аверроэсом (ибн Руштой), которые истолковали силу интеллекта в Пери Псюхес как имеющую самостоятельное от души существование и чья трактовка повлияла на некоторых богословов того времени. Тут становится ясно, что одни только умственные способности не могут иметь решающего веса для правильного прочтения текста, – несомненной становится роль правильного умственного устроения. Можно поспорить, что арабские ученые читали текст согласно своей духовной традиции, но ради правды нужно возразить, что не существует миллиона возможных вариантов прочтения одного и того же текста. Некоторые вещи можно предположить, не идя на сделки с совестью, к примеру, что Аристотель не был атеистом. Однако следует ли из этого, что он верил в бессмертие души – большой вопрос. Предмет реинкарнации еще более неясен. Возможно, он верил, что по-крайней мере какая-то часть души[5] бессмертна до определенной степени, но научный трактат, коим является О душе– не место для досужих спекуляций о вещах, которые могут быть известны лишь через веру (откровение), это место для эмпирических наблюдений и логики. Может быть, что когда Аристотель не говорит что-либо эксплицитно, он, вероятно, предполагает наиболее распространенное верование его времени, что-то, что было признано разумным в его кругу. Другими словами, что он не критикует, он разделяет[6]. Вот почему св. Фома прибегает к помощи Анаксагора и Платона для освещения Аристотелевых размышлений и вот почему он беспрестанно проделывает перекрестный анализ других работ Аристотеля для объяснения О душе.Все равно, даже у вторичных вопросов, которые мы задаем, есть последствия, имеющие влияние на отчет Аристотеля о душе.

О ДУШЕ: что такое душа?

1.     Перводвигатель. Терминология

Как представляет себе душу среднестатистический современный человек, если предположить, что он(а) вообще верит в ее существование? Я думаю, с достаточной долей уверенности можно утверждать, что он(а) верит, что это – некая тень, которая следует за нами повсюду и испытывает широкий ряд эмоций[7]. Повторю, это будет типичным взглядом на душу, находящуюся в теле. В чем различаются люди, так это в том, что происходит с душой после смерти тела.

Как видит душу Аристотель? Для него это – принцип жизни. Но поскольку слово «принцип» само нуждается в интерпретации и вряд ли может быть использовано для успешного объяснения чего бы то ни было, допустим пока, что душа – это жизненная сила. Чтобы понять, как душа может оживлять тело, нужно взглянуть на первичную жизненную силу, что-то, что Аристотель называет по-разному в зависимости от контекста (т.е. бог, недвижимый двигатель, интеллект), и что-то, что в этой работе я буду называть перводвигателем. Мы должны иметь ясное понятие о перводвигателе, поскольку он послужит парадигмой жизни как таковой, а также, в известном смысле, парадигмой человеческой души. Само существование, бытие, неразрывно связано для Аристотеля с жизнью. Чтобы понять онтологию бытия, понять, что означает быть живым и каким образом живое тело несет в себе потенцию жизни, нужно взглянуть на некоторые работы Аристотеля, где он определяет фундаментальные концепты своей философии жизни.

В трактате Περὶ οὐρανοῦ (О небе,кн. I, гл. 9) Аристотель говорит об уникальности этого мира и доказывает, что существовать может лишь одно небо и не может быть никаких других небес, кроме того, о котором мы знаем. Под небом он подразумевает все тело Вселенной, весь мир, окутанный внешней сферой. Вне неба не может быть ни пространства, ни пустоты, ни времени, потому все эти понятия существуют только при условии наличия физических тел. Поэтому все тела, существующие там (и Аристотель подразумевает существование там тел, т.к. он говорит о божественном мире), совершенны, т.е. являются завершенными, вневременными, не подверженными ничему и неизменяемыми. Они проводят свой век ( αιων ) в полном блаженстве, счастье и самодостаточности. Аристотель не упоминает ни о каких других характеристиках первого и высшего божества, за исключением следующих: безвременность, неизменность и неподверженность или бесстрастие ( απάθεια ). Также важно отметить, что в небе не существует ни времени, ни движения.

В Τὰμετὰτὰφυσικά (Метафизика)Аристотель продолжает говорить о сущности, которая божественна, вечна, недвижима и отделена от мира, – другими словами, о сущности, которая отличается от чувственной Вселенной; эта сущность не обладает величиной, не имеет частей и не может делиться. Здесь он называет сущность Богом и интеллектом. Во Вселенной существует нечто, что вечно движется постоянным круговым движением. Поэтому должно быть нечто, что приводит его в движение. Поскольку то, что движет и что движимо, занимает срединное положение, существует нечто, что движет и при этом само остается недвижимым. Это нечто, которое движет, но не приводится само в движение, вечно и является сущностью и действием (Кн. XII, гл. 7).

По необходимости нам приходится выбирать отдельные аспекты этой философии для объяснения. Поскольку Бог, будучи живым существом и животворительной силой, не является новостью для христиан (термин «животворящий» содержится даже в Символе веры), концепт, нуждающийся в объяснении, будет «сущность»[8]. Сущность ( οὐσία ) для Аристотеля – сердцевина, субстанция вещей и может быть как материей или формой ( λογος ), так и тем и другим одновременно. Тогда как материя – сущая возможность, форма – актуальность, реализация потенции ( εντελέχεια ). Сущности (или субстанции) – начала всех тел, тех, которые естественные и живые, и тех, которые естественные и неживые. Εντελέχεια – это реализация потенциала вещи ( Φυσικὴ , 1048a:35). Св. Фома объясняет, что именно Аристотель имеет в виду, когда он определяет душу как «акт потенциально живого тела». «Потенциально» может быть сказано о вещи в двух значениях: а) как о не имеющей силы действовать; б) как об имеющей силу, но не действующей. Тело, он пишет, потенциально живо только во втором смысле: «Поэтому, когда он называет тело потенциально живой вещью, он не имеет в виду, что оно потеряло душу, которую имело и теперь не обладает самим принципом жизни; он говорит о чем-то, что все же обладает таким принципом» (1994:24)[9].  

Теперь я хотела бы затронуть разницу между действием ( ενέργεια ) и движением (κινήσεις). В МетафизикеАристотель предоставляет следующее размышление: есть действия (πράξεων), обладающие пределом (πέρας) в них самих, и есть такие, у которых нет предела, например в случае потери веса при диете: предел был бы достичь определенной степени похудения (действие, имеющее предел), а в случае хорошей жизни или похудания без цели предела не существует. Первая группа действий определена Аристотелям как не имеющая цели или конца (τέλος), хотя они и относятся к концу и потому правильно было бы назвать их не действием (или не завершенным действием), но движением (потому что они движутся к цели); вторая группа действий, которая содержит конец в себе (цель – жить, поэтому я живу), правильно будут называться действием (πρᾶξις). У этих действий нет цели, и они не могут прийти к завершению или остановке, как в случае с похуданием для того, чтобы потерять вес. Аристотель называет первую группу движением (κινήσεις), а вторую группу – действием (ἐνεργείας) ( Τὰμετὰτὰφυσικά, кн. IX, гл. 6 1048b:18-35). Последняя группа характеризуется полнотой и завершенностью: это целое в настоящем моменте, как видение, которое кажется полным в любое время и не нуждается ни в чем, что могло бы завершить его в другое время ( ἨθικὰΝικομάχεια , кн. X, гл. 4 1174a 14-19, 1174b 7-10). Что такое движение, будет подробно объяснено позже.

Но что является действием перводвигателя? Это мышление (Метафизика,кн. XII, гл. 7). Перводвигатель является объектом своего собственного желания и мышления, что означает, что он мыслит себя самого. Так же как ощущение всегда является ощущением себя, мышление – это мышление о мышлении. Перводвигатель думает только одно – себя самого, и в этом смысле он косвенно думает обо всех вещах, которые зависят от него. Он знает мир опосредованно. Перводвигатель не может мыслить ни о чем, кроме как о себе. Противное было бы несовместимо с его бытием, потому что это означало бы потенцию и пассивность.

Аристотель пишет, что перводвигатель наслаждается самой лучшей жизнью, которая существует, путем постоянного непрерывного размышления. Этот род жизни известен и нам, людям, но только в редчайшие моменты ( Ibid., 1072b:24). Это мышление и жизнь являются и нашим мышлением и нашей жизнью в лучшие моменты. Это – та же самая деятельность. Перводвигатель – чистая энергия, и потому он постоянно мыслит. И поскольку он мыслит, он живет: «Если же богу всегда так хорошо, как нам иногда, то это достойно удивления; если же лучше, то это достойно еще большего удивления», – пишет философ ( Ibid., 1072b:27-30).

Деятельность интеллекта – жизнь, и перводвигатель – деятельность, поэтому перводвигатель – это сама жизнь. Жизнь в форме мышления. Слово, использованное здесь –ζωή, – то же самое, которое Аристотель использует для обозначения животной жизни. Сущность Бога – в деятельности жизни, вечности и мышлении.

Недвижимое – цель и причина всего. Движимый космос вызывает движение (изменения), но сам двигатель остается при этом недвижимым и неизмененным. Он вызывает первую локомоцию, передвижение в пространстве, которое является круговым движением, и оно в свою очередь приводит в движение все последующие. Первопричина локомоции – ее необходимая сущность и начало всего. Это начало вызвало существование неба и всей природы (Метафизика,кн. XII, гл. 7). Деятельность для Аристотеля – первостепенный смысл бытия, деятельность – это жизнь, и бытие – деятельность. Перводвигатель проводит свой век в мышлении, в блаженной жизни, которую мы испытываем иногда в отдельные моменты. Мы не говорим о чем-то исключительном или сложном, когда речь идет о душе. Мы говорим о связи: жизнь продолжает означать в отношении людей то же самое в О душе, что она означает в Метафизике, когда мы говорим о перводвигателе.  

2.     Человеческая душа

Хотя Аристотель не говорит о мировой душе и не пишет, что человеческая душа – часть мировой души, как то делает Платон ( Τιμαῖος , 41d), мне видится некая параллель между перводвигателем и душой человека. Во-первых, из-за вышеупомянутого места в Метафизике(кн. XII, гл. 7: 1072b:14 и 25), а во-вторых, Аристотель, насколько мне известно, не опровергал убеждение Платона. Другой аргумент для  меня – это тезис из православной духовности, утверждающий, что человек един с Богом в энергии, а не в cущности (напр. Григорий Палама). Поэтому мои выводы основываются частично на чтении Аристотеля и частично на том, что я называла душевным (умственным) устроением в Предисловии. Когда Аристотель сравнивает деятельность перводвигателя с деятельностью человека, мне видится тот же процесс, происходящий в сфере людей. Когда мы видим объект, мы становимся тождественны с этим объектом, но не в материи, разумеется, иначе наши глаза стали бы бумагой, когда мы смотрим на бумагу. Мы становимся одним предметом по форме. Когда мы пробуем что-то сладкое на вкус, то между объектом и субъектом (нами) нет разницы. То же происходит в сфере мысли: когда мы думаем о предмете, мы становимся идентичны ему. Или, другими словами, как только мы перестаем смотреть на книгу и начинаем думать о том, что мы смотрим на нее, наше зрение перестает быть воедино с ней, наши чувства отделяются от объекта ощущения. Когда мы абстрагируемся от конкретных вещей и начинаем думать об универсалиях, нам уже трудно представить себе, как мы могли быть воедино по форме с чувственными предметами, потому что как только наш разум перенесся от конкретного предмета, наши чувства потеряли его. Одно из самых больших различий в параллели между процессом ощущения и процессом мысли – это то, что ощущение всегда требует внешнего предмета для своей реализации, тогда как для активации мысли не нужен никакой предмет, т.к. воображение занимает место мыслимого предмета. Это наводит Аристотеля уже с первой главы трактата на попытку выяснить, что же может быть присуще самой душе. Другими словами, существует ли часть души, которая может иметь независимое от тела существование. Т.к. «если душа имеет функцию, свойственную ей самой, она может быть отделена… потому что то, что может функционировать само по себе, может существовать само по себе» (Св. Фома, 1994:21):

Вызывает затруднение и [изучение] состояний души: все ли они принадлежат также и тому, что обладает ею, или есть среди них нечто присущее лишь самой душе. Это, конечно, необходимо выяснить, хотя и не легко. В большинстве случаев, очевидно, душа ничего не испытывает без тела и не действует без него, например: при гневе, отваге, желании, вообще при ощущениях. Но больше всего, по-видимому, присуще одной только душе мышление. Если мышление есть некая деятельность представления или не может происходить без представления, то и мышление не может быть без тела. Если же имеется какая-нибудь деятельность или состояние, свойственные одной лишь душе, то она могла бы существовать отдельно от тела ( ΠερὶΨυχῆς, 403a:3-11).

В трактате О душеАристотель называет несколько частей (аспектов) души согласно их функциям (способностям): растительная, свойственная растениям и животным; осязательная; функция воображения и, наконец, функция желания или стремления (ὄρεξις ) (Кн. II, гл. 9). Каждое живое существо обладает растительной частью души от рождения до смерти. Это – фундаментальная способность, принадлежащая всем живым существам на планете. Душа животных (включая нас, грешных) отличается двумя способностями: способностью различения (происходящей путем мышления и ощущения) и способностью к движению в пространстве. Необходимо помнить, что для того, чтобы тело было живым, нужно, чтобы оно обладало по-крайней мере одной из следующих характеристик: разумом, ощущением, движением и покоем в пространстве, а также движением в смысле питания, разложения и роста. Поскольку некоторые из вышеназванных характеристик могут существовать независимо от других, как ощущение (типичное для животных) или рост (типичный для растений), Аристотель рассматривает эти способности одну за другой и берет примеры из природы. Он приходит к наблюдению, что душа – это начало вышеназванных способностей (т.е. то, что приводит в движение все эти способности). Другими словами, душа обладает способностью к самопитанию, ощущению, мышлению и движению. Так же как части некоторых растений продолжают жить после того, как их расчленили, как будто бы они обладали множеством душ (в теле) в потенциале, каждая часть души обладает способностью ощущений и движений в пространстве. Поскольку существует ощущение, существует и желание, стремление и воля. Что же касается разума и теоретического мышления, создается впечатление на данный момент, что они принадлежат к другому роду души и что только эти интеллектуальные способности могут иметь отдельное существование. В двух словах, душа – это причина, по которой мы живем, чувствуем и думаем.

Что же отличает душу человека от растительной и животной души? Это интеллект, который люди разделяют с перводвигателем. Душа – сущность и в каком-то смысле душа – все, что существует, т.е. либо осознанное через чувства, или с помощью интеллекта. Душа – субстанция в смысле формы естественного тела, которое потенциально обладает жизнью. Материя – потенциальность, потому что сама по себе она не может быть чем-либо; она становится чем-то завершенным, как бесформенная масса, вылитая в форму, становится объектом с названием. Благодаря форме она становится тем, чем она является, и поэтому мы говорим, что форма – энтелехия,и поэтому душа – энтелехияоживленного тела.

Душа идентична не материальным объектам, но их формам. Поскольку нет объектов кроме тех, которые воспринимаются через ощущения, даже то, что мы воспринимаем с помощью интеллекта, находится в формах, которые воспринимаются через ощущения. Но нам необходима помощь воображения ( φαντασία ), т.к. представления ( φαντάσματα ) похожи на объекты ощущений ( αἰσθήματα ), но без материи именно они и используются интеллектом  ( ΠερὶΨυχῆς, кн. III, гл. 8).

Мы сказали выше, что Аристотель назвал перводвигатель самодвижущим телом. Сейчас нам необходимо некоторое объяснение, которое мы возьмем из его Φυσικὴ. Движение состоит из трех частей: а) двигателя, б) того, чем он движет, и в) того, что приводится в движение. То, что приводит в движение (двигатель) может быть подвижно, неподвижно или и то и другое. Неподвижный двигатель (то, что приводит в движение что-либо) – это то благо, которое нужно реализовать[10]. То, что движется, и то, что приводится в движение, – это способность желания. То, что приводится в движение – живое существо.

Живое тело отличается способностью быть причиной своего собственного движения. Движение возможно лишь тогда, когда мотор движения, находящийся в теле, имеет две составляющие – одну движущую и другую движимую. Этот принцип легко понять, если мы представим себе лодку, которую мы пытаемся сдвинуть в море, стоя на чем-то устойчивом, типа берега; или же если мы представим себе человека, ходящего по твердой поверхности, отталкивающегося ногами от твердой поверхности, в отличие от песка. Ни одно из этих движений не будет возможно, если как точку сопротивления мы будем использовать мягкую, поддающуюся поверхность. Говоря о животном в общем и целом, то, что позволяет ему двигаться, – это нечто вне его, поверхность, которая настолько тверда, что не поддается, поэтому у животного есть точка опоры, от которой он может отталкиваться при шаге. Говоря о частях животных, то, что позволяет нам сгибать руку, к примеру, это стабильность одного сустава, позволяющего противному суставу двигаться ( Περίζώωνκινήσεως ).

Итак, душа, как принцип движения, движет тело посредством интеллекта, воображения, цели, желания и склонности. Все это может быть сведено к разуму (более точно, к воображению) и желанию, и из этих двух желание более важно. Объект желания или интеллекта вызывает (инициирует) движение. Воображение движет желание, желание движет эмоции и таким образом органы приходят в состояние аффекта. Аристотель утверждает, что без воображения нет стремления ( ΠερὶΨυχῆς, 433b:29), которое попадает под категорию интеллекта (433a:11). Движение исходит от души, но при этом не имеется в виду, что движение происходит в душе, объясняет св. Фома (1994:156), указывая на шесть аргументов, которые использует Аристотель для доказательства, что душа не испытывает движения ( Ibid .,74). Вся Вселенная мыслится Аристотелем аналогично. Поэтому он написал в трактате О небе, что то, что приводит его в движение, должно быть вне его и обязательно должно быть недвижимо. Поэтому перводвигатель – не что иное, как недвижимый двигатель, неподвижный и апатичный (неподверженный эмоциям).

Интеллект

3.     Виды интеллекта

Теперь я хотела бы выделить одну способность души и уделить ей особое внимание. Поскольку главы четвертая и особенно пятая третьей книги О душевызвали столько споров из-за своей двусмысленности и имплицитных допущений, обратимся вначале к тому в тексте, что ясно из него самого, а затем рассмотрим то, что менее очевидно.

Аристотель рассуждает о части души, которая разумеет, судит и учится. Важно, что он сразу же упоминает и затем повторяет несколько раз (429a: 23, 24, 27, и т.д.), что речь не идет о совершенно отдельном органе или способности, но о части души. Он желает выяснить, может ли эта часть быть отделена от души и отделена не в пространстве ( κατὰ  μέγεθος ), но в мысли ( κατὰλόγον ). Интеллект не подвержен влиянию предметов ощущения, таких как чувства. Даже чувства не подвержены влиянию своих объектов, кроме редких случаев, когда пропорции не были соблюдены и орган чувства претерпевает изменение (повреждение)[11]. Тем более это касается интеллекта, который действует не в теле, но сам по себе (Св. Фома, 1994:688). Задача интеллекта – воспринимать формы. В этом смысле он зависит от воображения, т.к. воображение для разума то же, что цвета – для зрения ( Ibid. , 19). Интеллект ни с чем не смешан, т.е. не связан с телом, не имеет ничего телесного. Если бы интеллект был смешан, он бы обладал неким качеством, которое бы вынуждало его сливаться с объектом мысли, вызывая помехи в познании. Поэтому интеллект – не больше, чем чистая способность. И мышление, и ощущения не поддаются воздействию, но сила нуса ( νους ) не находится в каком-то конкретном органе. Св. Фома объясняет: «[...] душа – «местонахождение» форм ( locusspecierum ) – подразумевается, что она воспринимает их в себя. Это высказывание было бы ложным, если бы каждая часть души имела свой телесный орган, потому что тогда формы воспринимались бы сочетанием души и тела, а не только душой; потому что не зрение воспринимает видимые формы, но глаз…» ( Ibid. , 686). Таким образом, не вся душа – место форм, но только интеллектуальная часть, которая обладает ими потенциально. Природа разума потенциальна.

Ключевой момент здесь такой: у чувства есть ограниченное количество объектов в распоряжении, тогда как мышление обладает любым объектом, может принять любую форму, т.е. потенциально оно имеет любую форму, но пока не реализовано – оно абсолютно бесформенно. У разума нет действительного существования (нет энергии), он – ничто до начала деятельности мысли. До того, как он начал думать, он – ничто и местонахождение всех форм. Аристотель пытается выяснить, каким образом происходит процесс мышления: разумеет ли душа суть дела благодаря способности, независимой от способности ощущения, и находится ли интеллект в активном или пассивном состоянии во время мышления. Откуда мы знаем, что νους – чистая возможность? Осязание – тоже потенциально и нуждается в реализации. В случае чувств, как было сказано, это реализуется через внешние предметы. Объекты чувств – единичное, а объекты мысли – универсалии. Откуда появляются объекты мысли? Как реализуются мысли? Когда мы абстрагируемся от индивидуальных объектов мысли, когда происходит трансформация от конкретного объекта к общему? В четвертой главе мы еще не можем ответить на эти вопросы, но Аристотель отвечает на них в пятой главе, где он привносит второй тип (аспект) интеллекта: активный созидающий интеллект.

В конце трактата О душемы ожидаем встретиться с недвижимым перводвигателем, который способствует появлению совершенной жизни – теоретическому мышлению и познанию. Поэтому нам необходим составной элемент, который соединял бы потенциальную и актуальную часть. Последнее – это причина и действующее начало души как таковой. Аристотель пишет, что этот тип интеллекта существует независимо и не смешан ни с чем другим, будучи деятельностью. Знание в действительности – это то же самое, что его объект (по форме). Поскольку оно – чистая деятельность, оно никогда не прекращает мыслить, и является бессмертным и вечным[12]. «Что [касается] нематериальных объектов, способность [актуального интеллекта] позволяет ассимилировать вещи, т.е. делать их невещественными», – пишет св. Фома (1994:739).

Итак, в главе пятой мы имеем бесстрастный νους. Он отделен, не подвержен, не смешан; он постоянно мыслит, т.к. его сущность – деятельность[13]. Он мыслит себя постоянным, вечным и бессмертным образом. Эта способность души «даже с первого взгляда [...] показалась бы иной природы по сравнению с другими частями души, и иного бытия; и  [...] только она отделена от остальной души (и может существовать отдельно от любого телесного органа), как то, что бессмертно, от того, что смертно…», – пишет св. Фома (1994:268). Этот νους не является страдательным по отношению к чему-либо.  Но как же он может мыслить, если он ничему не подвержен? Он не подвержен в смысле, что он не может быть подвержен никакому другому качеству (быть красным, сильным, и т.д.), в отличие от всех воспринимаемых чувствами объектов, которые одновременно являются и материей и формой, потенцией и актуальностью. Чувства потенциальны, потому что объекты ощущений актуальны. То же верно и для мысли: νους может быть бесстрастным, потому что наши мысли потенциальны. Пока ум не начал мыслить о чем-то актуально, он потенциален. Что же является объектом мысли актуально? Как он может мыслить сам себя?

Уже было сказано, что нам необходимы оба элемента – и пассивный, и активный – для результата (в данном случае, для познания). Как воск, который принимает форму печати, пассивный νους – бланк, а активный интеллект – это то, что на этом бланке пишет. Он создает и актуализирует объект мысли; пассивный νους воспринимает их. Чистая энергияне может воспринимать ничего, поэтому у нее нет памяти. Нам необходимы оба аспекта нусадля полноты функциональной деятельности. Мышление имеет место, когда мы устанавливаем тождество с объектом мысли. Вот почему нам пригодилась параллель между чувствами и мыслью. Активный интеллект напоминает свет. Свет позволяет проявиться потенциальным цветам. Активный интеллект делает потенциально познаваемое актуально познанным. В пятой главе не указаны конкретные механизмы этого процесса, но думается, что аналогия со светом проясняет этот процесс достаточно хорошо.

Однако, каковы последствия этого рода нуса? Ответ содержится в шестой главе. Активный интеллект имеет отношение к истине: и хотя аллюзия Аристотеля к стиху Эмпедокла напоминает мне монстров С.-Петербургской Кунсткамеры, она помогает понять, каким образом разум соединяет все и почему с каждой деталью, добавленной к познанию сущности, мы рискуем совершить ошибку. Интеллект соединяет мысли и позволяет проясниться правильному мнению. Оплошность в комбинации мыслей приводит к погрешности, как в примере с бледным лицом, которое не ассоциируется с нужным человеком, или ассоциируется с тем, с кем нужно, но в неправильное время. Как только мы вступаем в сферу делимого и во временную сферу, начинают возникать ошибки. Пока разум остается направленным на сущность вещей, он свободен от ошибок. Мне думается, что этот тип познания на постоянной основе возможен только перводвигателю, чей интеллект реализован и активен. Ни один человек не может обладать полнотой истины, только перводвигатель может обладать абсолютным знанием.

4.     Что означает отдельное существование нуса?

Необходимо выделить три проблемы, которые появляются с этим определением интеллекта. Во-первых, мы должны понять, значит ли «отдельно» независимость от тела, или независимость от души. Св. Фома настаивает, что «отдельно» значит трансцендентность человеческой души от телесной материи (1994:699). Более того, он считает, что сам Аристотель указывает, что интеллект с его потенциальной и активной частью являются силой души (1994:695-698, 736). Затем он сравнивает интеллект и душу с королем и его управляющим, который действует по инструкциям короля. В конце богослов делает следующий вывод:

Но агент практически не может существовать независимо от того, агентом кого он является формально и непосредственно; и это потому, что действие только проистекает от агента в той мере, в какой последний находится в состоянии актуальности. Из этого следует, что агент и свойственный ему непосредственный принцип его деятельности должны со-существовать в одном действии; что не могло бы иметь место, будь у них независимое друг от друга бытие. Отсюда проистекает невозможность разделения в бытии агента от его формального принципа деятельности ( Ibid. , 690).

Таким образом, св. Фома указывает ложность мнений тех, кто полагал, что интеллект и воображение – одна и та же способность, или рассматривали интеллект как силу, отделенную от тела  ( sicutunadesubstantiisseparatis ) ( Ibid. , 689).

Вторая проблема – определить, имел ли Аристотель в виду наградить эту часть души бессмертием.

[...] в соответствии с тем, что он сказал в начале книги, что душа может быть отделена от тела, если какая-либо из ее деятельностей будет свойственна ей самой, он теперь делает вывод, что интеллектуальная часть души бессмертна и вечна. Это то, что он сказал в книге II, а именно, что этот «род» души был отделен от других, как вечное от смертного, [268] – вечное в том смысле, что она будет жить вечно, а не в смысле, что она всегда существовала; поскольку, как он показывает в книге XII Метафизики , формы не могут существовать до своей материи. Душа, таким образом (не вся душа, но только интеллектуальная ее часть) переживет свою материю ( Ibid. , 743).

Действительно, в главе 82 своей Суммы «О том, что души бессловесных животных не бессмертны», св. Фома имплицитно, но убедительно доказывает бессмертие человеческой души по Аристотелю: наши души обладают способностью, которая может быть отделена от тела, и эта способность может быть активно познана, как может быть актуально познаваема всякая форма, отделённая от материи; мы имеем стремление к благу (для духовного совершенства) и к удовольствию. Поэтому, наши души не погибнут со смертью тела[14].

Третья проблема формулируется следующим образом. Активный нусотделен, не подвержен и не смешан в самом своем бытии (энергии). Он существует в актуальности и само его бытие – актуальность. Пассивный нусразрушаем, поэтому когда активный нусотделен, мы не можем ничего вспомнить. Этот вопрос относится к бессмертию, потому что мы справедливо можем спросить: какой же смысл от потусторонней жизни, если у нас не будет памяти? Конечно, это не будет вопросом православного человека, потому что, согласно православной духовности, после смерти душа не обладает сознанием, и потому отсутствие памяти у души после смерти не является большой новостью для православных, но все же допустим, что есть кого-то, кто желает усомниться в самом существовании бессмертия души, не обладающей сознанием. Даже если эта часть души выживет, мы не будем ничего помнить – бланк бумаги потерян. Выжившая часть не может быть идентична умершему человеку, т.к. ничто более не указывает на его индивидуальность. Ответ св. Фомы следующий:

Итак, теперь он добавляет, что то, что мы знали в жизни, не будет храниться в памяти после смерти; потому что «она бесстрастна», т.е. та часть интеллектуальной души, о которой он говорит; [...]  не подвержена страстям, таким как любовь или ненависть или воспоминание и т.п., которые зависят от телесных изменений. Поскольку «пассивный интеллект» – часть души, которая зависит от вышеназванных страстей – она, конечно, смертна, т.к. принадлежит чувственной природе. [...] Из этого следует, что после смерти тела душа больше ничего не будет знать таким образом, как она это знала раньше. Но как она будет знать, не является частью нашего теперешнего исследования (1994:745).

Разъяснения святого на оба вопроса мне видятся удовлетворительными. Однако посмотрим теперь на четвертую проблему: если активный интеллект настолько отделен от материи, будет ли это означать, что он может быть воплощен в любое тело? Платон верил в перевоплощение, может быть и Аристотель тоже? Впрочем, что говорит Фома Аквинский? Он пишет против перевоплощения в нескольких местах:

[...] душа – это субстанция в виде формы, которая определяет или характеризует определенный тип тела, т.е. потенциально живое физическое тело. (221) [...] Но не стоит думать, что души – актуальность в смысле только случайных форм, потому он [Аристотель] дополняет, что это субстанциальная актуальность или форма. И поскольку каждая форма имеет свойственную ей материю, душа должна актуализировать только этот конкретный вид тела. [...] душа – первичная актуальность физического телесного организма (1994:223).

Убедительно? Так точно. Тут есть только одна загвоздка.

5.      Проблема с отделенным нусом

Даже наименее интеллектуально честный интерпретатор текста не искажает смысл всего, но только тех мест, которые для него важны. Поскольку св. Фома работал в рамках, установленных Католической Церковью, будет естественным ожидать, что рано или поздно он поскользнется и станет жертвой переноса своих собственных верований на аристотелевский текст. Однако этого в данном случае, насколько мне видится, не происходит. Св. Фома непогрешим в своих толкованиях. Он буквально вынуждает читателя согласиться с каждым своим утверждением, его логика безупречна, манера прочтения текста и следования аргументам Аристотеля безошибочны. Только одна вещь ускользает от моего понимания: если активная часть интеллекта такая особенная: отделенная, бесстрастная, бессмертная и самое главное – совершенная (завершенная), – что она делает в теле? Какой интерес она преследует? Зачем ручке чертить на бланке и почему свету необходимо включаться? Функция ручки – писать, разумеется, и сам смысл света – в том, чтобы светить. Без реализации своих способностей они не были бы завершенными. Однако, нусуже совершенен. Может быть, правильная аналогия должна быть не с чувственным миром, но с перводвигателем? Зачем нужно было Богу актуализировать мир? Разве Бог не может существовать без мира? Аргумент, что все стремится к благу своему собственному и общему недостаточно убедителен, потому что в каждом случае перводвигатель представляется здесь несовершенным. Наиболее совершенная вещь не может стремиться к чему-либо, потому что уже обладает полнотой бытия в себе самой. Она не может иметь желания законченности, которую она обретет при соединении с телом (при воплощении), потому что ее цель – в себе самой. Мы не можем допустить, что совершенство – это каким-то образом несовершенство. Любая субстанция, даже такая крохотная, как частица перводвигателя, должна иметь все атрибуты совершенства. Так может быть интеллект на самом деле отделен не только от тела, но также и от души? Но если он не является частью души, мы не только должны забыть про бессмертие души, но также мы не освободились от своего вопроса – что же заставляет этот интеллект быть связанным с телом? О каком количестве интеллектов мы говорим: один на всех или их столько же, сколько людей на свете (включать ли тех, которые скончались)? Размножаются ли они, как люди? Каким образом они появляются на свет? Может ли быть, что это вовсе не нус? В любом случае, он теряет свой блеск от соединения с телом. Вся идеальная картина, созданная св. Фомой, распадается, как картонный домик.

Было бы логичным, принимая во внимание написанное в начале описаний структуры души, обратиться к Метафизикедля того, чтобы проверить, может ли функционирование перводвигателя пролить свет на этот вопрос. В кн. XII, гл. 6 Аристотель пишет:

Однако если бы было нечто способное приводить в движение или создавать, но оно в действительности не проявляло бы никакой деятельности, то не было бы движения: ведь то, что обладает способностью, может и не проявлять ее. Значит, нет никакой пользы, даже если мы предположим вечные сущности, как это делают те, кто признает эйдосы, если эти сущности не будут заключать в себе некоторого начала, способного вызывать изменения; да, впрочем, и его недостаточно (как недостаточно предположить другую сущность помимо эйдосов): ведь если это начало не будет деятельным, движения не будет. И даже если оно будет деятельным, то этого недостаточно, если сущность его только возможность, ибо в таком случае вечного движения не будет, так как сущее в возможности может и не быть [в действительности]. Поэтому должно быть такое начало, сущность которого — деятельность (Метафизика, 1071b12-21).

Таким образом, перводвигатель думает по необходимости (1071b12-21, 1072b:10) и не может поступать иначе. Он мыслит сам себя, потому что все остальное свело бы этот нуск несовершенству: он не может зависеть от объекта мысли для своей деятельности, потому что это превратило бы его в пассивный разум, и он не может думать потенциально, как спящий человек, потому что это лишило бы его всякой заслуги (1074b:15 etpassim ). Также в десятой главе философ пишет, что перводвигатель не нуждается в своей противоположности (1075b:24). Вначале может показаться, что деятельность человеческого нусане нуждается в пассивном нусеи что для своей деятельности ему необходим объект мысли. Однако это не так. Активный нусв действительности – божественная субстанция, которая мыслит независимые первопричины как математические постоянные величины. Он думает их вне зависимости о того, воплощен ли он или нет. На самом деле, он никогда не воплощен. Он действует как искра для потенциального нусаи, таким образом, – для всей души. Само его существование – мысль и актуализация, и он не может действовать по-иному, однако это не делает его несовершенным.

Принимая во внимание сказанное выше, можем ли мы заявить, что душа продолжает жить после смерти тела или что она умирает? Думается, что можно утверждать как то, так и другое. В зависимости от перспективы, оба ответы будут верными. Но все же те, кто утверждает, что она умирает, будут более правы, потому что жизнь после смерти тела, как она видится в описании трактата, не попадает под аристотелевское определение жизни. Душа нуждается в теле, чтобы стать жизнью. Аристотель сам писал, что душа не может существовать без тела (О душе,414a:20-25)[15].

С другой стороны, Аристотель назвал перводвигатель живым существом. И св. Фома пишет, что у глагола «жить» есть два значения: «Оно может значить бытие живых существ, и в этом смысле Аристотель говорит, что жизнь – это бытие живых существ. А также оно может значить деятельность» (1994:209). Душа может вызывать движение, не будучи сама приведенной в движение. Жизнь принадлежит движению, но не является движением сама. Перводвигатель – жизнь, потому что он – чистая активность. И он активен, когда обладает объектом мысли. Рассудительная деятельность – самая лучшая и наиболее приятная жизнь, какая только существует (Метафизика,1072b: 23-28). В данном случае, мы не можем сказать, что интеллект несовершенен, тем более мы не можем утверждать, что жизнь после смерти несовершенна. 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ: выводы и надежда

Краткость, сжатость и двусмысленность пятой главы приводят нас к дилемме: как мы интерпретируем ее, такой ответ мы и получим на вопрос о бессмертии души. Интересно, как справляются с решением этой задачи современные ученые? Рональд Полянский (2007) дает довольно неожиданное разъяснение: «Знание служит агентом разума для Аристотеля, недвижимый двигатель»[16] (2007:464). Таким образом, из всех возможных объяснений Полянский выбирает наименее здравомыслящее: активный нус из пятой главы ничем не отличается от пассивного нусаиз четвертой главы – это знание. Знание, которым обладает пассивный нусиз четвертой главы. Однако ощущения могут быть пассивными, но мышление должно быть активным по крайней мере частично. Знание – продукт размышления, а не перводвигателя. Для Полянского знание вызывает мышление. Глава четыре описала то, что приводится в движение – пассивный, страдательный, потенциальный нус, но в пятой мы имеем перводвигатель, то в нас, что способно активировать пассивный нус.Иначе все, что у нас есть – объекты мысли и пассивный нус, – будут как материал для строительства и строитель, который потенциально умеет строить, но два пассивных предмета не дадут одну действительность. Нам необходим недвижимый двигатель, актуальность, которая сможет превратить стройматериалы в дом. У Полянского знание – даже не часть интеллекта. Его интерпретация пятой главы зависит от его чтения четвертой главы. Знание вызывает интеллект, по мнению Полянского.

В таком прочтении нус, с которым мы рождены и который определяет, кто мы есть – чистая потенциальность, возможность, неспособный мыслить, похожий на нусноворожденного, а другой нус – нус, способный мыслить, который вызывается знанием. Как же, по мнению Полянского,  мы переходим от этого новорожденного нусак знанию, ведь он даже не способен мыслить? Очевидно, что знание – вторично, не первично по отношению к нусу.Сравнение активного нусасо светом, которое Аристотель берет из платоновской Республики,  предполагает, что свет (активный нус)позволяет нам видеть, но не является сам светом.

Далее, в сноске №18 мелким шрифтом Полянский решает проблему бессмертия нусаследующим образом: «Вечное знание вероятно пре-существенно и существует после смертной жизни человека»[17] (2007: 468). Очевидно, что знание для Полянского существует независимо от души. Это противоречит всей МетафизикеАристотеля. И когда Полянский подходит к отсутствию памяти у души, он пишет: «Знание, полностью отделенное от человека, не может помнить жизнь человека…», что, конечно, вполне логично, т.к. знание не может помнить, как оно не может вообще ничего само по себе. Такое чувство, что Полянский, который предоставляет такую незаменимую интерпретацию трактату, на главах 4 и 5 просто сбивается с толку из-за нежелания признать существование еще одной части интеллекта. Потенциальный нусчетвертой главы для него – воображение, чему нет подтверждения нигде в тексте, а активный – знание. В результате на бессмертие души не остается и надежды.

Другой интерпретатор, Д. В. Гамлин (1993), дает более трезвую оценку пятой главе: он пишет, что активный интеллект играет такую же роль в нашей душе, какую недвижимый двигатель играет во Вселенной (1993:140). Эта параллель имеет гораздо больше смысла, хотя важно понимать, что аналогии Аристотеля не отождествляют сравнения со сравниваемыми предметами. Одно дело сказать, что активный интеллект выступает в роли перводвигателя в нашей душе, другое – что активный интеллект и есть перводвигатель в нашей душе. Еще дальше отдаляются от текста те, которые предполагают, что активный интеллект отделен, пока мы живы, но после нашей смерти он соединяется с перводвигателем.

Итак, мы рассмотрели взгляд Аристотеля на душу и увидели, что его взгляд сильно отличается от привычного нам представления. Душа – причина и начало живого существа. Причина понимается в нескольких смыслах: как источник движения, как цель и как сущность живых тел.

«Жизнь принадлежит… вещам, которые движутся и действуют сами по себе и не вызваны к этому извне», – объясняет св. Фома (1994:209). Душа – сила жизни, которая является причиной движения (чувств, эмоций и различной интеллектуальной деятельности), но не является движением сама. Другими словами, она не разделяет наши эмоции и не подлежит влиянию чувств и объектов мысли. Частью души, которая приводит все в движение, является активная часть интеллекта[18]. Она не смешана с телесной материей и в этом смысле она отделена (в мысли) от остальной души, будучи частью души; она бесстрастна и ее сущность – мышление. Она мыслит постоянно, не подвержена ничему преходящему, бессмертна и вечна. Все, что она мыслит – это себя саму. Она содержит знание абстрактной истины, которая существует до и вне всякой практической мысли. Поскольку она – чистая деятельность, она не имеет памяти. Так какого же рода ее жизнь? Аристотель называет ее лучшей, но это – концепт из области личной веры.

Мог ли св. Фома быть прав во всех своих размышлениях и выводах, будучи в то же время неправым в вопросе о бессмертии души? В таком случае, почему же так много людей отдают свою жизнь во имя идей различного рода? И может быть неслучайно Аристотель определяет жизнь активного нусасамой лучшей жизнью, которая существует?..

ИСПОЛЬЗУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

Аристотель (1976). Сочинения в четырех томах. Ред. В.Ф. Асмус. Т.1, 2, 3. Москва, Мысль.

Св. Фома [St. Thomas Aquinas] (1994 [1951]). CommentaryonAristotle’s De Anima. Trans. by K. Foster. Notre Dame, Indiana.

[Лоуб] Aristotle. (1957). On The Soul. Parva Naturalia. On Breath. Trans. W. S. Hett. Loeb Classical Library.

[Гамелин] Aristotle (1993). De Anima: Books II and III. Trans. D.W. Hamlyn. Clarendon Press.

[Полянский] Polansky, Ronald (2010). Aristotle’s De Anima: A Critical Commentary. Cambridge University Press.

Aristotle (1957). Physics Books I-IV. Trans. Wicksteed and Cornford. Loeb Classical Library.