Николай Казанский: Наука – это то, что можно объяснить ребенку
События

С микенцами мы бы легко поговорили на бытовые темы

– Когда вы изучаете микенскую культуру, у вас есть собственное понимание, какими были эти люди. А мы смогли бы с ними поговорить, если бы встретили их?

– Мы могли бы с ними, безусловно, завести разговор и достаточно легко поговорить на бытовые темы. Они любили составлять длинные описи всего, перечисляя вещи вплоть до кожи на пару сандалий, поэтому, с этой точки зрения, бюрократы любой страны немедленно нашли бы с ними общий язык.

Но были и отличия, связанные с общими культурными достижениями, которые легче показать на примере религиозных представлений. Мы довольно хорошо знаем микенский пантеон и понимаем, что это было многобожие и что этих богов было намного больше, чем 12 олимпийцев. Больше 80 богов нам известно по именам, но их функции мы не очень знаем.

В первом тысячелетии часть из этих божеств проявляется иногда на местном уровне, как местночтимые, какие-то такие меньшие боги, но народную религию первого тысячелетия мы знаем отнюдь не в деталях. Однако в этом направлении были проведены крупные исследования, в том числе Мартин Нильссон написал монографию о греческой народной религии. Она переведена на русский язык.

Мы понимаем, что микенцы строили и дворцы, и укрепления, мы понимаем, что у них была определенная организация общества, что во главе этого общества стоял ванакт, рядом с ним находился воевода, что засвидетельствовано во втором тысячелетии в двух областях Греции. И народ в одном из текстов выступает как юридическое лицо.

Это свидетельствует о том, что было что-то, похожее на общину, и ее представитель имел право выступать в суде от имени этой самой общины.

У них был десятеричный счет – с этой точки зрения, мы бы тоже друг друга легко поняли. Циркуль уже существовал. Мы были бы очень удивлены их представлениям об окружающем мире, о небесном своде. Микенцы клали в могилы своих родных весы, сделанные из тончайшей золотой фольги. Очевидно, для того, чтобы тому, кто будет их принимать в загробном мире, было легче оценить их дальнейшую судьбу.

– Они верили в загробную жизнь?

– Определенно верили. Об этом говорят микенские гробницы, включая так называемую монументальную гробницу Атрея. Судя по некоторым другим находкам, они считали, что то добро и зло, что совершается на земле, будет как-то взвешиваться на небесах, и, с этой точки зрения, по крайней мере, для второго тысячелетия, мы можем с уверенностью говорить, что существовали понятия добра и зла. Я бы даже не исключил, что для праиндоевропейского времени эти понятия можно восстанавливать.

– А поэзия тогда уже была?

– Я уверен в том, что была, хотя бы потому, что мы не знаем ни одного народа, у которого не было бы фольклорных поэтических текстов. Для микенского времени не исключена также и поэзия, которая могла записываться. Разумеется, нашим источником являются гомеровские поэмы, в которых обнаруживаются формы, отчетливо восходящие к микенскому времени. Есть и описания предметов, которые могут относиться только к микенскому времени, как, например, кубок Нестора.

Описание Гомера соответствует археологическим находкам, которые в восьмом веке до н. э. были неизвестны. В Греции архаического периода была достаточно скромная жизнь, никаких золотых кубков не было в употреблении, поэзия сохраняла воспоминания о былой роскоши, причем формы слов, описывающих древний предмет, сохраняют особенности языка микенского времени.

Мы знаем, что, когда специально описываются какие-то окружающие нас предметы, это свидетельствует о хорошо развитой поэтической традиции. Поэтому, с моей точки зрения, мы можем говорить о существовании поэзии у древних микенцев.

– А у вас есть понимание, был ли Гомер как таковой, или трудами Гомера назвали труды нескольких поэтов?

– Механического составления текста гомеровских поэм не было, что же касается общего замысла, то общий замысел мог обсуждаться несколькими людьми. Когда мы читаем Катулла, то у нас не возникает никаких сомнений в том, что Катулл был один и он один писал. С другой стороны, мы не должны забывать, что жили-были неотерики («новые поэты», молодые римские поэты I в. до н. э.), с которыми все это обсуждалось. Это была своя система взглядов, и многое из того, что мы оцениваем как авторскую находку того же Катулла, на самом деле могло быть плодом обсуждения со своими единомышленниками.

Мы знаем, что в Греции были школы певцов, я сейчас сижу напротив портрета Ивана Ивановича Толстого, который написал книгу «Аэды», посвященную именно этим школам. Мы знаем, что это творчество было очень традиционное и творчество устное. Другое дело, что в микенское время кому-то приходило в голову записывать поэзию, и это случай, когда в фольклор попадает литературный текст.

А такие случаи нам хорошо известны, когда фольклористы во время экспедиций записывают как фольклор стихи Кольцова, и все исполнители уверены, что это чистое народное творчество. Здесь перед исследователями стоит очень много проблем, но скепсис, что для микенского времени не могло существовать никаких литературных жанров, мне кажется избыточным.

По крайней мере, мы вполне вправе предполагать несколько вещей. До нас дошли записи судебных заседаний, купчие как жанр деловой письменности. Дошло на глине и нечто вроде погодных записей, но только чисто хозяйственных. В последнее время стало совершенно ясно, что писцов не учили писать на глине, их учили писать чем-то вроде кисточки по какому-то материалу, вроде хорошо выделанной кожи. И когда краской пишут на сосудах, то те же микенские знаки прорисованы намного более тщательно, и они сложнее, чем когда на глине они отражаются в огрубленной форме.

– До нас эти тексты, написанные кисточкой, не дошли?

– Дошли написанные краской на сосуде указания, что содержит или кому принадлежит сосуд. Мы можем сравнить, как выглядит текст курсивный, как его называют, и стандартный текст на глиняной табличке.

– Переводы Гомера на русский язык – «Илиады» и «Одиссеи» – вам кажутся идеальными? Лучше быть не может?

– Интерпретация гомеровского текста продолжается, уточняются и отдельные чтения, и понимание текста, поэтому современный русский прозаический перевод с обширным комментарием был бы удачной идеей.

Ставшие классическими переводы Гомера на русский язык старше, чем переводы древнегреческой трагедии Иннокентия Анненского, Ф. Ф. Зелинского, Вяч. Иванова. Тем самым с точки зрения русской культуры ситуация на самом деле идеальная. Мы имеем слегка архаизированный перевод «Илиады» и «Одиссеи», сделанный в первой половине XIX века, так что в русской языковой культуре мы наблюдаем что-то вроде имитации реальной истории греческого языка и греческого восприятия.

И, конечно, у поэм Гомера были исключительно талантливые переводчики Николай Иванович Гнедич и Василий Андреевич Жуковский. Сейчас опубликованы черновики переводов Жуковского, показывающие, как он работал над осмыслением двусоставных слов, взвешивая варианты, предложенные предшественниками. Все это результат исследований, проводившихся в Томском университете, где хранится архив и библиотека Жуковского.

В конце XIX – начале XX века над переводами работали такие замечательные поэты, как Иннокентий Анненский, Вячеслав Иванович Иванов. На самом деле, это позволяет нам лучше, чем кому-нибудь другому, видеть, что было в Греции. Это были люди с изумительной подготовкой в области классической филологии и с тончайшим чувством родного языка.

Читать статью полностью на сайте pravmir.ru


Другие публикации на портале:

Еще 9