Жильбер Дагрон (фр. Gilbert Dagron; 26 января 1932 — 4 августа 2015, Париж, Франция) — французский историк, известный византинист, профессор Коллеж де Франс (1975—2001), президент Международной ассоциации византийских исследований, член Академии надписей и изящной словесности. В 1956 г. окончил Высшую педагогическую школу (École Normale Supérieure) по специальности «классическая литература». В 1956—1957 гг. преподавал в лицее в Лане. С 1960 г. сотрудник дирекции по культуре и технике МИД Франции. В 1962—1964 гг. работал атташе по культуре посольства Франции в Москве. С 1969 г. доцент истории средних веков в университете Сорбонна. В 1972 г. получил ученую степень д-ра филологии и гуманитарных наук. С 1975 г. профессор истории и цивилизации визант. мира в Коллеж де Франс. C 1994 г. ординарный член франц. Академии надписей и изящной словесности. В 1997—2000 гг. администратор Коллеж де Франс, президент ассамблеи профессоров. Президент Академии надписей и изящной словесности (2003). В 1991 году Афинским университетом присвоено звание доктора honoris causa. Член Афинской академии, Национальной академии деи Линчеи (Рим), Американской академии искусств и наук, почетный доктор Афинского университета, член французских научных ассоциаций поздней античности, медиевистики. Скончался 4 августа 2015 года.

Жильбер Дагрон являлся специалистом в самых разных областях византиноведения преимущественно времени ранней и средней Византии. Основные исследования были посвящены истории и культуре Константинополя, становлению византийской столицы в IV—V вв. как нового центра эллинистической и римской культуры (Naissance d’une capitale: Constantinople et ses institutions de 330 à 451. P., 1974), а также восприятию Константинополя и его прошлого самими византийцами, жителями города (Constantinople imaginaire: Études sur le recueil des «Patria». P., 1984).  Он различные аспекты религиозности в Византии, ментальность средневекового православного общества, положение различных религиозных общин в империи, взаимоотношения византийской традиции с Востоком и Западом.

Опубликовал архива актов монастыря великомученика Пантелеимона на Афоне, житий св. Феклы и т. д. В монографии «Император и священник» (Empereur et prêtre: Étude sur le «césaropapisme» byzantin. P., 1996) проанализировал историю взаимоотношений светской и церковной властей в Византии, соотношение духовного и мирского в культуре Византии, а также в античной, западноевропейской и русской общественно-политических традициях.

Ему принадлежат следующие труды:

• Naissance d’une capitale. Constantinople et ses institutions de 330 à 451 (Bibliothèque byzantine), Paris, Presses universitaires de France, 1974, 578 p.
• Leçon inaugurale au Collège de France, 30 janvier 1976, Paris, 1976.
• Ed., Vie et miracle de sainte Thècle, texte grec, traduction et commentaire, Bruxelles, Subsidia Hagiographica, 1978, 456 p.
• Ed., avec P. Lemerle et S. Cirkovic, Archives de l’Athos. Tome II : Actes de saint Pantéléèmôn, Paris, 1982, 238 p.
• La romanité chrétienne en Orient : héritages et mutations, Londres, Variorum Reprints, 1984, 330 p.
• Constantinople imaginaire. Études sur le recueil des Patria, Paris, Bibliothèque byzantine, 1984, 358 p. Prix Diane-Potier-Boès 1985
• Ed., Le traité sur la guérilla de l’empereur Nicéphore Phocas (963—969), Paris, 1986, 358 p.
• Ed., avec D. Feissel, Inscriptions de Cilicie, Paris, Travaux et mémoires du Centre de recherche, d’histoire et de civilisation byzantines, 1987, 297 p.
• «Le christianisme byzantin du VIIe au milieu du XIe siècle», in Histoire du christianisme. Tome 4, Paris, Desclée de Brouwer, 1993, pp. 7-371.
• Empereur et prêtre. Étude sur le «césaropapisme» byzantin, Paris, Gallimard, 1996, 435 p.
• Ed., avec J. Beaucamp, La transmission du patrimoine. Byzance et l’aire méditerranéenne, Paris, Travaux et mémoires du Centre de recherche, d’histoire et de civilisation byzantines, 1998.
• «L’organisation et le déroulement des courses d’après le Livre des cérémonies», in Travaux et mémoires du Centre de recherche, d’histoire et de civilisation byzantine, Paris, 2000, pp. 1-200.
• Décrire et peindre. Essai sur le portrait iconique, Paris, Gallimard, 2007, 298 p.
• L’hippodrome de Constantinople, Paris, Gallimard, 2011, 448 p.

Из воспоминаний о нем Сергея Иванова:

По нынешним понятиям Дагрон начал печататься невероятно поздно — в 36 лет. Тому причиной были и работа в школе, и долгая военная служба в Алжире, и дипломатический пост, и катастрофа — но все-таки главным было тогдашнее совершенно феодальное представление о науке, в рамках которого подмастерье мог годами ждать, когда мастер наконец позволит ему сделать самостоятельный шаг. Но зато когда Лемерль наконец разрешил Дагрону печататься — шедевры полились потоком. Оказалось, что этот «Илья Муромец» успел узнать о Византии абсолютно все, он умел издавать оригинальные тексты по рукописям, умел расшифровывать головоломные акты Афонских монастырей, умел читать почти стертые византийские надписи. Когда в 2012 году, к 80-летию, вышел двухтомник его лучших статей, «Византийские идеи», стало ясно, что почти нет такой сферы, где Дагрон не сказал бы своего веского слова. Перечислим просто названия разделов этой книги: «Причины, знамения, чудеса»; «Христианское пространство и время»; «Языки и народы»; «Война»; «Империя»; «Власть и величие»; «Право, обычаи и практики»; «Городская экономика»; «Восток — Запад»; «Память и забвение».

Дагрона занимала культура, но, чтобы понять ее, он не отлынивал ни от городской экономики, ни от истории административного устройства, ни от церковной догматики.

Главное в Дагроне не то, что он знал о Византии все, а то, с какой непередаваемой легкостью, с каким французским изяществом он нес этот груз чудовищной эрудиции. Ссылки никогда не выпирали из его текста, а словно вырастали оттуда, как цветы из бутонов. Историография вопроса всегда была изучена досконально, но это не касалось никого, кроме автора, — при желании ее можно было не заметить, он никогда не лез в полемику, ему был слишком интересен сам предмет; его текст органично тек, как органично текло в его изложении историческое развитие: даже иконоборчество для Дагрона — не судорога истории, не гражданская война, а «долгий и трудный компромисс», «последний эпизод длительного процесса аккультурации, в течение которого христианская Византия приняла все, что могла, из своего римско-эллинского прошлого».

Дагрона занимала культура, но, чтобы понять ее, он не отлынивал ни от городской экономики, ни от истории административного устройства, ни от церковной догматики. Его первая книга — «Рождение одной столицы: Константинополь и его учреждения с 330 по 451 г.» (1974) — это 578 страниц невероятной учености, которые, однако, читаются на одном дыхании — из-за четкой взаимоувязанности всех частей, из-за непреклонного развития авторской мысли. А в 1984 году следует вторая книга, «Воображаемый Константинополь» — глубокий и остроумный анализ городских легенд византийской столицы, от которых раньше серьезные ученые отмахивались как от глупых небылиц. Дагрон доказал, что в них-то и кроется суть византийского мировосприятия.

Перейдя к идеологии, он в 1996 году выпустил книгу «Император и священник (этюд о византийском “цезарепапизме”)», чей русский перевод вышел в 2010-м. Читайте ее — это лучшая прививка от поверхностных обобщений про соотношение духовной и светской властей и в Византии, и в мире вообще.

В 2007 году у Дагрона вышла книга на совершенно другую тему: «Описывать и писать: эссе об иконическом портрете». Да, человеку русской традиции не только история, но и сам язык позволяет разговаривать на темы иконописи с большей легкостью, чем французу, в чьем языке и самого слова «иконопись» не существует. Но Дагрон блестяще продемонстрировал, что этот изначальный гандикап преодолевается за миг, а дальше наступает главное — вчитывание в тексты, вдумывание в культуру, и тут не срабатывает самодовольное «первородство», якобы одному только православному позволяющее нутром чуять заветную истину. Иному ученому такой темы хватило бы на целую жизнь — но Дагрон был феноменально разносторонним исследователем: уже в 2010 г. вышла (в соавторстве) монография из совершенно иной сферы: «Евреи и христиане на византийском Востоке».

И все же центром его интересов оставался Константинополь как культурное явление. В 2011 году Дагрон выпустил книгу «Константинопольский Ипподром: игры, народ и политика». Это было частью гигантского проекта, завершения которого — комментированного издания циклопического по размеру сочинения «О церемониях византийского двора» императора Константина Багрянородного — мэтр уже не дождался. Этот том станет надгробным камнем Жильберу Дагрону. Неосуществленной осталась его мечта — написать воспоминания о своем самом травматичном опыте, о войне в Алжире, по его словам, «столь же бессмысленной, сколь и морально сомнительной».

Французский язык Дагрона, элегантный и метафоричный, но при этом и великолепно точный, как удар шпаги, трудно было переводить — я всегда ужасно мучился, когда мне доводилось этим заниматься. Напротив, разговаривать с ним было очень легко, он умел расположить к себе, создавал вокруг себя атмосферу веселой доброжелательности, при том что ты ни на секунду не забывал, что пред тобой мэтр. Его улыбка была совершенно обворожительна, его похвала ценилась на вес золота.

Сейчас, когда Византия вдруг оказалась в России в фокусе общественного внимания, разговор о ней почти неизменно срывается в некоторую истерику, в лучшем случае в борьбу клише. И тут очень важен опыт Дагрона. Казалось, у него вообще не было шор, слишком важно ему было понимание. Закончу одной характерной цитатой: «На поверхности у византийцев было “все или ничего”, но этот принцип скрывал под собой искусство избегать столкновения лбами. Сухое теоретизирование соединялось у них с изобретательной практикой, нахмуренные брови компенсировались заговорщическим подмигиванием. Копнув византийское православие, мы найдем греческий юмор».