Православная Церковь Румынии и церковная жизнь на занятых румынскими войсками территориях с 1918 по 1940-е гг. Часть 2
Во второй части статьи доктора исторических наук М.В. Шкаровского о Румынской Православной Церкви с разных сторон показаны действия Румынского Патриархата, ведшего борьбу со всем русским и славянским под предлогом противостояния большевизму, а затем изменившей свою прогерманскую позицию на прорусскую. Также раскрыты жестокие гонения старостильников и приверженцев богослужебной традиции Русской Церкви в Бессарабии. Об одной из страниц румынской истории читателям предоставляется возможность сформировать собственное мнение.
Статья

Осенью 1942 г. в румынскую печать проникли сведения об уходе Патриарха Никодима со своего поста, но они не подтвердились. В это время при Патриархе были учреждены лишь два викариатства, что было связано с его большой загруженностью делами. В ноябре 1942 г. под председательством Патриарха в Бухаресте состоялся Архиерейский Собор, который выразил верноподданнические чувства королю и приветствовал маршала Антонеску, преподав ему благословение «на успешное водительство румынского народа к славе и процветанию» и успешное руководство румынской армией, «борющейся за Родину и Крест до полной победы». На Соборе были также приняты три проекта, внесенные министром по делам религий: проект нового порядка замещения священнослужительских должностей, их наименования и распределения, проект закона о Патриархе, предусматривавшего расширение Патриаршей власти, и проект закона о церковных выборах как в Румынии, так и в «освобожденных от большевиков местностях», подпадавших под влияние румынских властей. При этом Собор выработал порядок принятия в молитвенное общение украинских самосвятов и обновленцев.[i]

В начале 1944 г. в румынских общинах были введены «советы примирения» в составе местного священника и двух членов общины, назначаемых мировым судьей. Советы собирались по воскресеньям для разрешения возникающих в общине конфликтов, в том числе по имущественным вопросам; теперь мировые судьи не должны были принимать подобных дел, если они на были рассмотрены новыми органами.[ii]

Следует упомянуть, что ежегодно 8 ноября в бухарестском кафедральном соборе Патриарх Никодим совершал праздничное богослужение по случаю дня рождения и тезоименитства короля Михая.

В ходе войны целый ряд румынских церквей и обителей пострадали от бомбардировок и артиллерийских обстрелов (только в Бухаресте англо-американские бомбардировки уничтожили 10,5 тыс. зданий), например, разрушению подвергся основанный в 1806 г. монастырь Гичиу в районе г. Плоешти (он был восстановлен в 1952 г.). Лишения войны усилили религиозные чувства румын. Так, на торжественном богослужении в Яссах 14 октября 1942 г. по случаю дня св. Параскевы, особо почитаемой местным населением, присутствовало более 200 тыс. паломников из Молдавии и Транснистрии. Богослужение и крестный ход возглавлял Молдавский митрополит.[iii]

И в годы войны не прекращались межконфессиональные контакты Румынской Церкви. Так, в марте 1943 г. архиепископ Кентерберийский Вильям Темпл, нанес дружеский визит и посетил румынскую часовню в Лондоне.[iv] 13 июня 1943 г. в экуменическом богослужении в лондонском Вестминстерском аббатстве на праздник Троицы участвовал представитель Румынской Православной Церкви.[v] А когда в 1943 г. в оккупированной немцами Франции возникло движение «Недели молитвы о единстве христианского мира», первое молитвенное собрание с участием католиков и протестантов было устроено православными в румынской церкви Парижа, причем молебен отслужил русский митрополит Евлогий (Георгиевский). Тогда же в Париже был основан Межправославный комитет для объединения отдельных православных, желавших участвовать в Неделе молитвы под председательством настоятеля румынского храма архимандрита (позднее архиепископа) Феофила (Ионеску).[vi]

Из Поместных Православных Церквей наиболее тесные связи в годы войны поддерживались с Болгарской Церковью, Синод которой регулярно посылал Патриарху Никодиму поздравления с церковными праздниками.[vii] 4 июля 1941 г. Болгарский Священный Синод принял к сведению просьбу Румынского Патриарха не предоставлять помощи венгерскому правительству для рукоположения епископа неканоничной Венгерской Православной Церкви, «так как она имеет задачу денационализации оставшихся в Венгрии румын».[viii]

Весной 1943 г. возник план создания на территории Молдавии Всеправославного университета, одной из главных задач которого должно было стать создание единого религиозного фронта Поместных Православных Церквей, направленного против «политического атеизма». Однако из этого ничего не вышло.[ix]

В 1943 — первой половине 1944 гг. Румынская Церковь еще пыталась с помощью своего авторитета поддерживать войну на Восточном фронте. Епископ румынской армии Парфений (Киопрон) в рождественском послании к сражавшимся под Сталинградом войскам (декабрь 1942 г.) подчеркнул свою тесную связь с ними и призвал крепко держать фронт: «Мы не можем вернуться домой пока дефинитивно не победим нашего смертельного врага. Мы в войне не с цивилизованным противником. У большевиков нет честного слова, которого они держались бы. Они хотят подъяремить всю Европу, они хотят завладеть всеми народами и разорить культуру, для развития которой человечество принесло столько жертв. Поэтому наше решение — жизнь или смерть. На полпути мы не можем остаться».[x]

Патриарх Никодим в сочельник этого года посетил короля Михая и преподнес ему в честь праздника украшенный бриллиантами крест, как символ победы. Король поблагодарил за подарок и сказал Патриарху, что румынский народ обнажил меч для обороны; согласно христианскому учению, народ на ненависть не отвечает ненавистью, но свои права защищает до победного конца. Однако уже вскоре, 7 февраля 1943 г., во всех храмах Румынии пришлось совершать заупокойные службы по «сталинградским борцам». В кафедральном соборе Бухареста такое богослужение совершил Патриарх.[xi]

18 апреля в газете «Раза» («Свет») появилась обширная статья священника Варлаама Бузиля о закрытии церквей и преследовании духовенства и мирян на отвоеванных советскими войсками территориях Украины и России, где доказывалось, что религиозная политика большевиков совершенно не изменилась.[xii]

В день поминовения павших воинов, 3 июня 1943 г., Патриарх Никодим обратился к румынскому народу с особым посланием, в котором назвал происходившую на Востоке борьбу священной войной, направленной на защиту народных ценностей и унаследованных территорий: «Земля Востока попрала ногами наше священное право, когда отняла у нас Бессарабию и Буковину и стала угрожать нашему существованию. Красная сила Востока, отрекшись от Христа и христианские принципы заменив разрушительным поганством, бросилась на соседние государства и насилием захватила было их. Поэтому мы должны бороться с ними всеми нашими силами и обороняться от опустошающего коммунизма — врага религий и цивилизации. Этим мы остаемся верны нашей вековой традиции, отдаем дань почтения воинам, погибшими за нашу землю и народ, и молим Бога помочь нам достигнуть победы в борьбе, которую ведем против нашего смертного врага совместно с нашими союзниками. И победа зависит от того, насколько крепче и теснее сплотимся мы около государственного знамени, около Короля и Маршала».[xiii]

В январе 1944 г. в связи с выборами на Архиерейском Соборе в Бухаресте шести новых епископов на вакантные архиерейские кафедры военный епископ Парфений заявил, что на этот раз он не будет выставлять своей кандидатуры ни на одну из свободных кафедр, так как «не хочет оставить борцов, пока не закончится война в стране, чтобы вместе с борцами разделить радость победы народа».[xiv] Через три месяца в своем Пасхальном послании еп. Парфений призывал солдат румынской армии к «стойкости в сражениях с красными полчищами».[xv]

В начале апреля 1944 г. Патриарх Никодим в связи с приближением советских войск к границам Румынии призвал священников оставаться на местах, чтобы укреплять и ободрять население, посетил пострадавший от англо-американских бомбардировок район столицы, а также приветствовал на бухарестском вокзале беженцев из северных областей страны.[xvi]

Однако постепенно ранее прогерманская позиция Румынского Патриархата начала меняться. Своеобразным рубежом здесь стали разрешенные советским правительством выборы Патриарха Московского и всея Руси в сентябре 1943 г. В телеграмме немецкого посольства из Бухареста в МИД от 2 ноября сообщалось, что нажим на Румынскую Православную Церковь с целью заставить ее осудить избрание Московского Патриарха результата не дал.[xvii] Не помогла и отправка 3 ноября 1943 г. Патриарху Никодиму постановления Венского совещания архиереев РПЦЗ с осуждением избрания Московского Патриарха, а также аналогичного постановления совещания белорусских архиереев в Минске 14-16 мая 1944 г.[xviii]

Со временем эти изменения становились все более заметными. Так, 31 марта 1944 г. референт немецкого МИД Колреп в своей заметке написал, что в болгарском православии господствуют сейчас «просергианские» настроения, а позиция Румынской Церкви «едва ли существенно отличается».[xix]

15 июня 1944 г. другой чиновник немецкого МИД Круммхюбел в своей докладной записке отмечал, что наиболее влиятельный румынский митрополит Балан больше не уверен в победе немцев и поэтому приветствует сообщения о религиозных переменах в России; именно он, в первую очередь, воспрепятствовал реакции Румынской Церкви на венский протест архиереев РПЦЗ против выборов Патриарха Сергия. Румынский же Патриарх с удовлетворением воспринял высказывания Владыки Сергия против универсалистских претензий Римского Папы. Позиция Румынской Церкви, которая раньше была сильнейшей опорой маршала Антонеску, касаемо русского вопроса вообще чрезвычайно беспокоила немецкий МИД.

Круммхюбел также отмечал, что последние публикации митр. Балана содержали явную пропаганду в пользу англичан, и, по мнению посольства, он до сих пор был с ними связан. Кроме того, Румынский Патриарх отправил в Великобританию архиепископу Честерскому Беллу телеграмму с благодарностью за протест последнего против англо-американских бомбардировок Румынии, отметив, что если бы не война, он, несомненно, находился бы в тесных связях с Англиканской Церковью. В заключение Круммхюбел предлагал для усиления германского влияния на Румынскую Церковь срочно использовать межконфессиональные связи немецких лютеран, отметив, что неоднократные приглашения профессоров-теологов румынскими университетами блокировались ведомствами III рейха.[xx] Но никакие меры помочь уже не могли. К концу войны германское влияние на Румынскую Церковь было вытеснено русским.

Особую страницу истории Румынской Православной Церкви занимает ее деятельность на канонических территориях Московского Патриархата, в Молдавии и Украине. Через три месяца после того, как в январе 1918 г. румынские войска захватили Бессарабию, Румынский Священный Синод без согласования с Московской Патриархией распространил свою власть на территорию существовавшей с 21 августа 1813 г. Кишиневской и Хотинской епархии (преобразовав ее в Бессарабскую архиепископию, а в 1928 г. — в митрополию). По данным 1914 г. эта епархия насчитывала 1021 церковь, 1121 священника, 20 монастырей и около 1000 монашествующих, а к началу румынской оккупации — 1084 прихода, 27 монастырей, 7 скитов и 3 Духовных семинарии.[xxi]

В апреле 1918 г. председатель Румынского Синода митрополит Молдавский и Сучавский Пимен (Джорджеску) лишь телеграммой известил Патриарха Московского и всея России Тихона о том, что «вследствие состоявшегося политического присоединения Бессарабии к Румынии, православное население, живущее в означенном крае, канонически подчиняется юрисдикции Православной Церкви Румынского государства».[xxii]

В это время не менее трети населения Бессарабии составляли русские и украинцы: согласно переписи 1920 г., из 2686 тыс. жителей 742 тыс. назвали себя русскими.[xxiii] Православная Церковь имела большое влияние в многонациональном населении края и по замыслу захватчиков могла сыграть важную роль в оправдании румынского присутствия в Бессарабии, а затем помочь и в румынизации ее жителей. Однако подобная политика встретила активное сопротивление священнослужителей и мирян.

Уже в начале 1918 г. местное православное духовенство, надеясь на победу Белого движения, участвовало в создании Комитета освобождения Бессарабии, а владыка Анастасий (Грибановский), бывший с 10 декабря 1915 г. епископом Кишиневским (с 6 мая 1916 г. архиепископом Кишиневским и Хотинским), открыто осудил факт оккупации. Вскоре румынские церковные власти предложили архиеп. Анастасию и его викариям — епископам Аккерманскому Гавриилу (Чепуру) и Измаильскому Дионисию (Сосновскому) — отделиться от Русской Церкви, сохранив при этом свои кафедры (архиепископу даже предлагали войти в Свящ. Синод и обещали орден), но они категорически отказались. Тогда румынские военные власти арестовали епископов и в апреле 1918 г. выслали их за Днестр, причем еп. Дионисий был вскоре убит (Владыка Анастасий в тот момент находился на Всероссийском Поместном Соборе в Москве). Опасаясь расправы, члены Комитета освобождения Бессарабии, в том числе священнослужители, бежали в Одессу. 9 апреля 1918 г. собравшийся в Кишиневе в оцепленном румынскими войсками здании «Совет страны» («Сфатул цэрий») принял решение о присоединении Бессарабии к Румынии на условиях предоставления ей территориальной автономии.[xxiv]

В октябре 1918 г. с благословения Патриарха Тихона архиеп. Анастасий выехал из Москвы в Одессу в надежде восстановить прерванные отношения с захваченной румынами Бессарабией. К тому времени он был членом Священного Синода и одновременно Высшего Церковного Совета Российской Православной Церкви. Однако возвращение в Кишинев оказалось для Владыки невозможным, на границе Бессарабии его не пропустили румынские власти, верующим же Синод Румынской Церкви заявил, что архиепископ добровольно покинул епархию. Некоторое время Владыка Анастасий жил в Одессе, а весной 1919 г. вместе с отступавшими белыми войсками уехал в Константинополь (Стамбул).

Постановлением Румынского Синода от 14 июня 1918 г. на Кишиневскую кафедру был назначен епископ Хушский Никодим (Никулеску), встреченный враждебно многими священниками и мирянами. «Молдаване, — разъясняло выходившее в Кишиневе румынское официальное издание «Ромыния ноуэ», — должны знать, что они виновны в этом, так как не решились отречься от русского архиерея».[xxv] Управлявший епархией до 31 декабря 1919 г. епископ Никодим реорганизовал Епархиальное управление и ввел румынский язык в богослужебную практику многих приходских церквей. Во главе Кишиневской Духовной семинарии был поставлен архим. Виссарион (Пую), назначены новые преподаватели из Румынии, обучение происходило на румынском языке. В некоторых монастырях заменили настоятелей из русских и украинцев.[xxvi]

5 июня 1918 г. и в октябре этого года Патриарх Тихон отправил председателю Румынского Синода митрополиту Пимену два послания с протестом против антиканонических действий Румынской Церкви, которая «своим односторонним, предпринятым без согласия Русской Церкви решением не имела права определять судьбу Кишиневской епархии в смысле подчинения ее своей власти, после того как Православная Бессарабия в течение ста лет составляла нераздельную часть русского церковного тела». По словам святителя Тихона, «такой образ действий Румынского Священного Синода противоречит одинаково и духу христианской любви, и исконным каноническим указаниям, и священным обычаям Православной Церкви». Второе послание Первосвятителя заканчивалось предупреждением: «...если Румынская Церковь, невзирая на выставленные Нами возражения, попытается насильно закрепить за собой положение, мы вынуждены будем прервать всякое братское и каноническое общение с Румынским Синодом и принести настоящее дело на суд других Православных Церквей».[xxvii]

Румынский Синод не отреагировал на протест Патриарха Тихона и 1 января 1920 г. поставил на Кишиневскую кафедру епископа Ботошанского Гурия (Гросу). По свидетельству митрополита Евлогия (Георгиевского), видевшего архим. Гурия в 1919 г. на приеме у митрополита Молдавского Пимена, это был, несмотря на молдавское происхождение и русское образование, воинственный румынский шовинист: «Родом из Бессарабии, он окончил Кишиневскую семинарию; высшее образование получил в Киевской Духовной Академии. Посвятив себя в монашеском сане учебно-педагогической деятельности, он на этом поприще не преуспел и был отправлен в монастырь; в последние годы он стал настоятелем одного монастыря в Смоленске. Во время беседы за чаем, он стал выражать свои румынские националистические чувства: «Как я счастлив, владыка! — сказал он, обращаясь к митрополиту. — Мечта моей жизни осуществилась: Бессарабия вошла в состав Румынии... Как это хорошо! Как приятно!..». По отношению к нам, русским епископам, эти слова были бестактны».[xxviii] После занятия Кишиневской кафедры Владыка Гурий был запрещен в священнослужении Русской Православной Церковью, к которой ранее принадлежал. 21 февраля 1920 г. он был избран архиепископом Бессарабским, а 28 апреля 1928 г. возведен в сан митрополита.

Шовинистический курс архиеп. Гурия вносил разлад в среду верующих молдавского и славянского происхождения. Хотя 17 августа 1918 г. был принят королевский декрет, провозгласивший право «каждой национальности, проживающей в Бессарабии, обучать своих детей на родном языке», и Румыния подписала соглашение Лиги Наций от 30 августа 1921 г. об охране прав национальных меньшинств, эти обещания не соблюдались.[xxix]

Уже в 1920 г. были ликвидированы все русские государственные начальные и средние школы. Русский язык получил статус иностранного и повсеместно заменялся румынским; все школьные библиотеки опечатывались, русские учебники из школ изымались, их ввоз в страну, наряду с доставкой любых периодических русских изданий (в том числе церковных), был строго запрещен. В 1921 г. была проведена «реформа» частной русской школы, а в следующем году — румынизация земских и городских учебных заведений. Таким образом, к 1923 г. русская школа в Бессарабии перестала существовать, и 85 тыс. русских детей школьного возраста были обречены на денационализацию.[xxx]

К этому же времени было ликвидировано русское городское и земское самоуправление, политическая жизнь в Бессарабии и Буковине полностью контролировалась сигуранцей (румынской службой государственной безопасности). На основании пояснений к закону о гражданстве от 24 февраля 1924 г. часть населения Бессарабии осталась без всякого гражданства.[xxxi]

Насильственное ограничение сферы употребления русского языка ярко проявилось и в церковной сфере. В Кишиневской Духовной семинарии и духовных училищах полностью отменили преподавание русского и церковнославянского языков, из храмов изымали книги на этих языках, священникам запрещали совершать богослужения на церковнославянском и проповедовать по-русски. Так, в сентябре 1924 г. командир Бендерской жандармской бригады приказал своим подчиненным добиться неукоснительного исполнения соответствующего распоряжения Министерства по делам религии. В Измаильском уезде, где русские и украинцы составляли 70 % населения, командующий румынскими частями с целью контроля приказал священникам не начинать богослужения до прибытия жандармов и совершать его только в их присутствии. Требование совершать службы на румынском языке распространялось и на чисто русские приходы, в начале 1920-х гг. на русском позволялось читать лишь епитимьи и одну молитву (позднее и это было запрещено). Одновременно начала проводиться этническая чистка духовенства: местные священнослужители заменялись на приехавших из Румынии.[xxxii]

Однако основная часть православных священнослужителей, в том числе молдаван, сопротивлялась румынизации. Первоначально они продолжали служить на церковнославянском языке и даже отказывались поминать за богослужением короля и Румынский Синод. Многие верующие до середины 1920-х гг. также бойкотировали богослужения на румынском языке. Так, в частности в 1919 г. полиция Бельцкого уезда сообщила своему начальству, что «молдаване враждебно относятся к румынской администрации, избегают румынского духовенства... священникам угрожают, когда они упоминают в церкви имя короля».[xxxiii]

По свидетельству румынского юриста В. Ербичану, работавшего в Бессарабии в 1918-1923 гг., «в церковной сфере... борьба выражалась в явной тенденции клира к независимости Бессарабской Церкви от Румынской, за сохранение славянского языка, церковных обрядов, за сохранение русского языка и русской истории в качестве главных предметов в духовных семинариях, за использование всех богатств епархии лишь в бессарабских интересах».[xxxiv]

Это сопротивление жестоко подавлялось. Например, в с. Речула монахинь местного монастыря за участие в богослужении на церковнославянском языке румынские жандармы высекли розгами, а пожилого священника с. Горешты, подозреваемого в сочувствии участникам антирумынского выступления, до потери сознания истязали мокрыми веревками; от пережитых мучений священник сошел с ума.[xxxv]

В результате гонений из страны уезжали русские монашеские общины. В августе 1920 г. переехали в Королевство сербов, хорватов и словенцев 62 сестры из разместившейся в 1917 г. по приглашению архиеп. Анастасия на территории Бессарабии общины женского Леснинского Свято-Богородицкого монастыря (эвакуированной в связи с приближением немцев из Седлецкой губернии). Владыка Анастасий предоставил им Жабский Вознесенский монастырь (в с. Жабка Сорокского уезда на севере губернии), но уже в 1918 г. в связи с развалом Румынского фронта эта обитель стала подвергаться нападениям и грабежам, и игумения Екатерина (Ефимовская) приняла решение ехать в Сербию по приглашению короля Александра.[xxxvi]

После отъезда леснинских сестер в Жабском монастыре еще оставалось больше 100 русских насельниц, на которых обрушались всевозможные невзгоды. Румынские власти заставляли сестер этой обители принимать румынское подданство, запрещали проводить богослужения на церковнославянском языке, читать русские книги, разговаривать на родном языке, а в начале 1924 г. арестовали рясофорных послушниц Лидию (Дохторову) и Ксению. Без всяких оснований их подозревали в шпионаже в пользу СССР, несколько месяцев держали под арестом в тюрьмах Бухареста и Кишинева, а в июне 1924 г. выслали в Королевство сербов, хорватов и словенцев. В знак протеста из 150 насельниц Жабского монастыря 20 сестер покинули обитель, некоторое время они проживали в Кишиневе, а летом 1925 г. переехали в Сербию к принявшей монашеский постриг матушке Диодоре (Дохторовой), которая получила в свое управление монастырь свв. Кирика и Иулиты в Цариброде.[xxxvii] Постепенно численность славянского населения в Бессарабии сокращалась: по официальным данным в 1930 г. молдаване составляли уже 64 % населения.

Недоверие к румынским иерархам стало причиной самоорганизации священников и мирян. В июле 1922 г. в Кишиневе был образован многонациональный по составу «Союз православных христиан Бессарабии», к созданию которого оказались причастны русские монархисты. Тогда же возникло объединявшее русскоязычных верующих «Общество Гроба Господня», руководимый священником Павлом Гучужной русско-молдавский «Союз православных клириков Бессарабии» и другие подобные объединения.

Особенно заметную роль играло основанное в Кишиневе еще в 1867 г. и перерегистрированное в 1924 г. Александро-Невское братство, председателем которого был гагауз, священник Николай Лашков (Лашку). Православная церковь на Армянском кладбище, где он служил, стала центром духовной оппозиции. В реферате сигуранцы отмечалось, что эта церковь «посещается известными русофилами и русифицированными лицами... Богослужение ведется только на русском языке [правильно — на церковнославянском], и ответы хора поются на этом же языке».[xxxviii] Митрополит Евлогий (Георгиевский) в своих воспоминаниях также отмечал, что в Бессарабии «славянское богослужение сохранилось лишь в одной кладбищенской церкви в Кишиневе».[xxxix]

В октябре 1924 г. Румынская Патриархия попыталась завершить подчинение себе бессарабских общин, введя в крае принятый Румынской Церковью новый календарь (григорианский стиль). Однако это вызвало новую волну сопротивления. «Союз православных христиан Бессарабии» немедленно осудил выполнившего распоряжение Священного Синода архиеп. Гурия и, опираясь на церковные советы, развернул агитацию в защиту старого календаря. Часть бессарабских священников поддержала протест мирян. По свидетельству сигуранцы проводившиеся по юлианскому календарю службы превращались в политические манифестации. Тысячи верующих собирались в дни церковных праздников у Чуфлинской церкви и у храма Александро-Невского братства, где богослужения еще совершались по старому стилю и на церковнославянском языке. Событием общественной жизни стал молебен, отслуженный в апреле 1926 г. в память императора Николая II в кишиневской греческой церкви свт. Пантелеимона.[xl]

Даже сами румынские власти констатировали наличие прочных традиций русского православия в бессарабском обществе и видели в этом основную причину массовости протеста. «Царское владычество в Бессарабии, — докладывала сигуранца, — придало Церкви в этой провинции "православный" облик... Вера окутана мистицизмом, свойственным славянскому народу, а церкви, за малым исключением, полны икон Казанских и Донских святых, принадлежащих к "русскому Православию", с надписями на славянском языке».[xli]

Сторонники старого стиля получили поддержку со стороны Зарубежной Русской Церкви. 30 ноября 1925 г. находившийся в Иерусалиме архиепископ Анастасий (Грибановский) прислал кишиневскому протоиерею Владимиру Полякову ответ на его письмо, в котором говорилось, что он и теперь считает себя каноническим главой Кишиневской епархии и ожидает удобного момента для возвращения на свою кафедру. Письмо Владыки было размножено на шапирографе и нелегально распространялось в Кишиневе и других городах и селах края. Кроме того, о. В. Поляков вместе с еще тремя священниками составил заключение против исправленного календаря, которое 1 января 1926 г. тайно раздавалось верующим Кишинева.[xlii]

Вскоре после этого целая группа священников решилась на открытое неповиновение церковным властям, служа, по сообщению полиции, «по старому стилю все праздники в соответствующих церквах перед большим числом верующих русофилов». В Кишиневе попытались построить церковь в юрисдикции Иерусалимского Патриархата, сохранившего верность старому стилю. Согласно заключению полиции, сопротивление церковной реформе оказывало большинство населения Бессарабии, лишь отдельные приходы перешли на новый стиль. Учитывая это обстоятельство, представители Кишиневской епархии на Соборе в Бухаресте 4 февраля 1926 г. сделали официальное заявление о недовольстве проведенной реформой и потребовали сохранения старого стиля, так как в этом году церковные власти даже Пасху пытались праздновать по григорианскому календарю.

После ввода нового календаря правительство сначала обещало разрешить отмечать церковные праздники по двум стилям. Однако Румынский Синод выбрал жесткий курс подавления сторонников старого стиля. В 1926 г. в условиях осадного положения в Бессарабии против них начались жестокие репрессии. Любая попытка сохранения русской православной традиции, сторонников которой называли в румынской прессе «коммунистами», пресекалась самым жестоким образом, вплоть до арестов, высылки и даже применения оружия. Священников, боровшихся против введения нового стиля, предали суду или отстранили от службы, часть их была вынуждена эмигрировать; был лишен своего прихода и о. В. Поляков. Указом Кишиневского митрополита всем клирикам-старостильникам грозило извержение из сана и изгнание из храмов с конфискацией имущества. В результате репрессий клир Бессарабии в основном был приведен в повиновение.[xliii]

Однако движение мирян сломить не удалось. По сведениям полиции, «Союзу православных христиан Бессарабии» платили членские взносы около 80 тыс. верующих. В одном из полицейских сообщений отмечалось: «Когда наступают праздники по старому стилю, крестьяне одеваются в чистые одежды и, хотя в храмах не проводится религиозная служба, собираются на застолья, устраивают танцы и т.п., а в дни праздников по новому стилю идут в поле и работают».[xliv]

Когда в 1928 г. в Румынии произошла либерализация режима и осадное положение в Бессарабии было отменено, многие сельские приходы и практически все монастыри вновь возвратились на старый стиль; несмотря на запрет, был даже издан соответствующий церковный календарь на русском и молдавском языках. Активную пропаганду против нового стиля вела газета «Гласул монахилор» («Голос монаха»), редактируемая иеромонахом Дионисием (Лунгу). Новый 1929 год и Рождество большинство верующих края демонстративно встретило по юлианскому календарю. На состоявшемся в декабре 1928 г. общем собрании Союза бессарабского духовенства было решено, что сохранение старой Пасхалии совершенно необходимо и неизбежно. Как сообщала сигуранца, клир «заявил, что порвет с Синодом, если Пасху не будут праздновать по старому календарю». Под давлением своего клира и митр. Гурий выразил несогласие с намерением Патриарха праздновать Пасху 1929 г. по григорианскому календарю. В таких условиях Румынской Патриархии пришлось уступить, и 3 марта митр. Гурий объявил в кафедральном соборе, что Синод разрешил праздновать в Бессарабии Пасху по старому стилю — 5 мая.[xlv]

Используя временную либерализацию режима, новообразованное Объединение русского меньшинства в Румынии в конце 1929 г. обратилось к Священному Синоду и Министерству по делам религии с просьбой одобрить открытие в Бессарабии самостоятельной русской церкви, но ни Синод, ни Румынский Патриарх не откликнулись на просьбу, а министр по делам религии 30 января 1930 г. письменно известил руководителей объединения, что их «просьба не может быть удовлетворена».[xlvi]

Несмотря на такой ответ, в Кишиневе все-таки была создана самостоятельная русская православная община, а в начале 1930 г. открыта домовая церковь в помещении Объединения русского меньшинства. Местная гражданская администрация и Кишиневский митрополит Гурий оказывали сильное давление на ее настоятеля протоиерея Бориса Бинецкого и в конце концов подвергли его духовному суду, который временно лишил протоиерея сана. Приемник о. Бориса, прот. В. Поляков, который был назначен Архиерейским Синодом Русской Православной Церкви за границей (РПЦЗ), также подвергался гонениям, а летом 1930 г. по настоянию митр. Гурия румынское правительство приняло решение о высылке о. Владимира из страны. В начале августа его дважды пытались арестовать и выслать, а когда Совещание делегатов русских меньшинств в Женеве обратилось 12 августа 1930 г. к Совету Лиги Наций с просьбой защитить попираемые духовные права русского населения Румынии, власти этой страны через три дня, 15 августа, закрыли русскую церковь в Кишиневе.[xlvii]

Отца В. Полякова все-таки предали суду военного трибунала, а затем заставили уехать в Югославию. Однако и оттуда пастырь письмами продолжал воодушевлять сторонников церковной традиции. Также поступали и монахи русских обителей Афона, которые, по сведениям румынской полиции, с помощью писем или лично приезжая в Бессарабию, призывали верующих «всем держаться старого стиля, как на Святой Горе, ...и не переходить на новый, даже если их будут убивать или сжигать заживо».[xlviii]

Такие призывы были не случайны: зимой 1930/1931 гг. в Бессарабии вновь ввели осадное положение, возобновились аресты и судебные расправы над оппозицией. В начале 1931 г. группа священников предприняла попытку издавать в Кишиневе русско-румынскую газету «Раза» («Свет»), но митр. Гурий запретил ее выпуск после первого номера. В своей проповеди он заявил, что русские имеют возможность обращаться к Богу на своем языке, «но некоторые элементы из русского населения ведут себя как сектанты», и таких «следует высылать за Днестр». Это скандальное заявление вызвало возмущение в обществе, и Объединение русского меньшинства в Румынии направило протест королю, но он остался без ответа.[xlix]

Новая волна изгнания с приходов старостильного священства и замена его присланным из Румынии позволила сломить сопротивление бессарабского клира. Почти все русофильские церковные объединения и союзы были ликвидированы. Вместо них развернуло масштабную румынизаторскую деятельность общество «Астра», опиравшееся на государственную администрацию и финансовую помощь правительства. Возглавлял его викарный епископ Аккерманский и Измаильский Дионисий (Эрхан), а в число «активистов» общества в селах в обязательном порядке включали священников. Но и в этих условиях сопротивление верующих календарной реформе продолжалось. Летом 1935 г. оно вылилось в массовые крестьянские волнения в Бельцком уезде, только в столкновении с полицией в с. Старый Албинец 19 августа было убито 5 крестьян, около 10 ранено и 120 арестовано. В с. Пьятра-Нямце, когда верующие шли на праздник освящения старостильного храма, полиция преградила им дорогу и открыла огонь, в результате один крестьянин был убит.[l]

В 1934 г. после кончины священника Николая Лашкова митр. Гурий назначил настоятелем церкви Александро-Невского братства соглашательски настроенного священника, но взять прихожан под контроль властям не удалось. Храм остался центром духовной жизни, в нем по-прежнему собиралось более тысячи жителей Кишинева, по сведениям сигуранцы, «в большинстве своем интеллигенты русского происхождения».[li]

Угнетение русского населения в аннексированной Бессарабии вызывало сильную тревогу у руководства Русской Православной Церкви за границей. 12 июня 1930 г. ее Архиерейский Синод заслушал составленный на основе писем Г.М. Цамутали и архиепископа Серафима (Соболева) доклад Первоиерарха митрополита Антония (Храповицкого) о положении церковных дел и духовном окормлении русских в Бессарабии, поручив Владыке Серафиму выяснить некоторые вопросы. Под давлением РПЦЗ Кишиневский митрополит Гурий 6 июня 1931 г. даже написал митр. Антонию уклончивое письмо, касавшееся вопроса совершения служб для русских по их обычаям и на церковнославянском языке.[lii]

В июле 1932 г. будущий митрополит Берлинский и Германский, а тогда епископ Венский в юрисдикции РПЦЗ Владыка Серафим (Ляде) в качестве представителя Центрального комитета русского национального меньшинства в Бессарабии участвовал в совещании православных членов VIII Европейского конгресса национальностей для защиты церковных интересов русского населения. Вопрос о положении русских церковных общин в Бессарабии рассматривался на Архиерейских Соборах РПЦЗ 27 августа 1932 и 8 сентября 1936 гг.[liii]

В середине 1930-х гг. епископ Серафим (Ляде) дважды ездил в Бессарабию по заданию Архиерейского Синода. Владыка посещал православных, не признававших насильственного присоединения к Румынской Церкви Кишиневской епархии и введения новоюлианского календаря, которых по-прежнему подвергали жестоким гонениям. В первую поездку епископ Серафим имел поручение ходатайствовать за них в Бухаресте, но его переговоры не имели успеха. Затем он был послан в Бессарабию к существовавшим тайно старостильным общинам, окрестил там много детей, совершил три священнических хиротонии, снабдил священников (которые подчинялись ему, как своему архиерею) антиминсами и Св. миром. Когда об этом стало известно румынскому правительству, Владыку Серафима выслали из страны.[liv]

В докладе на Епархиальном съезде русской Северо-Американской епархии в Бруклине 19 марта 1935 г. архиепископ Виталий (Максименко) с горечью отмечал: «В Бессарабии, попавшей под Румынию, двухмиллионный православный народ тоже лишен прав, переведен на новый стиль и румынское богослужение. Все русское подвергается гонению, русские священники предаются суду, сажаются в тюрьмы, с них снимают духовную одежду — рясу и отрезают им бороды и волосы».[lv]

8 июня 1936 г. Архиерейский Синод РПЦЗ заслушал представленный еп. Серафимом проект обращения к Лиге Наций по поводу притеснения русского православного меньшинства в Бессарабии и постановил принять это обращение, дополнив юридическо-каноническим обоснованием права русской церковной власти вступаться за православных русских в Бессарабии.[lvi]

10 марта 1923 г., во время архипастырства Владыки Гурия, на территории Бессарабии были образованы входившая в Бессарабскую митрополию Аккерманско-Измаильская епархия, а также Хотинская епархия (кафедра в г. Бельцы) Буковинской митрополии. В 1926 г. в Кишиневе был основан находившийся в ведении Ясского университета богословский факультет, а в Измаиле и Единце — 8-классные Духовные семинарии. В 1920-1925 гг. священники из Бессарабии принимали участие в разработке и принятии нового Организационного статута Румынской Православной Церкви. В 1929 г. в Кишиневе состоялся 2-й, а в 1933 г. — 4-й Миссионерский съезд Румынской Церкви. В межвоенный период на территории Бессарабской митрополии было построено более 100 церквей и столько же отреставрировано. Основывались школы для желавших принять монашеский постриг, в монастыре Добруша была организована школа певчих, в целом число монашествующих возросло до 2400 человек. Выходил официальный печатный орган митрополии — журнал «Luminătorul» («Просветитель»), «Газета православной румынской миссии в Бессарабии» (1929-1940), еженедельник «Луч» (орган Содружества клириков Бессарабии), журналы «Студент», «Наш язык», «Звезда» и другие церковные издания.[lvii]

В 1936 г. сменилось руководство Кишиневской епархии: митр. Гурий был предан гражданскому суду за похищение полутора миллионов лей из кассы Епархиального управления и 11 ноября отправлен на покой. Скончался он в Бухаресте 16 ноября 1943 г. и 21 ноября был погребен в монастыре Черника, на церемонии присутствовали Патриарх Никодим и представители государственной власти. После митр. Гурия Бессарабской митрополией управлял с ноября 1936 по июнь 1937 гг. архиепископ Никодим (Мунтяну, будущий Патриарх), с июня 1937 по февраль 1938 гг. бывший епископ Нижнедунайский Косьма (Петрович) и с марта 1938 г. до августа 1944 г. (с перерывом в июне 1940 — июле 1941 гг.) бывший епископ Тигинский Ефрем (Енэкеску), занимавший Кишиневскую кафедру. Однако новые архиереи, так же, как и прежние, стремились к румынизации края.[lviii]

В конце 1930-х гг. румынские власти попытались с помощью новой волны репрессий покончить с церковной оппозицией в Бессарабии. В октябре 1937 г. протоиереи Борис Бинецкий, Димитрий Стецкевич и возвратившийся из изгнания о. Владимир Поляков были преданы суду за совершение богослужений по старому стилю вопреки запрету Епархиального управления. Но их последователи продолжали борьбу: весной 1938 г. сигуранца уличила в ведении «панславистской пропаганды» группу прихожанок этих священников, в феврале этого же года был схвачен монах Кондрицкого монастыря Леон (Талмазан), который, переодевшись священником, агитировал верующих за приверженность старому стилю и т.д.[lix]

На II Всезарубежном Соборе РПЦЗ в 1938 г. обсуждалась сложная ситуация в Румынии: «Началось вскоре преследование всего русского и славянского, особенно усилившееся после перехода Румынской Церкви на новый стиль, так как бессарабское население твердо отстаивает старый стиль. Распоряжением власти были запрещены богослужения на славянском языке и по старому стилю; неповиновавшихся арестовывали».[lx]

Кровавые гонения на старостильные общины продолжались и в дальнейшем, особенно после установления в феврале 1938 г. диктатуры короля Кароля II. Правительство под руководством премьер-министра Патриарха Мирона провело административную реформу, расчленив Бессарабию. Значительная часть ее была передана в управление румынских областных центров: Галаца, Ясс, Сучавы. На всей территории края было строго запрещено использование любого языка, кроме румынского, а в октябре 1938 г. введена цензура фильмов с целью изъятия кадров, которые могли бы напоминать населению о времени, когда Бессарабия входила в состав России.[lxi]

Священный Синод запретил священникам даже на исповеди разговаривать с прихожанами на любом языке, кроме румынского, что для многих было почти равносильно отлучению от Церкви. Подобные меры вызывали недовольство не только русских и украинцев, но и крестьян-молдаван, в основном сохранивших приверженность старому стилю и считавших его частью национальной церковной традиции. В результате большая часть населения Бессарабии находилась в оппозиции политике Румынской Патриархии и так или иначе вело «глухую войну с ней» вплоть до последних дней румынской оккупации края.[lxii]


[i] Церковное обозрение. 1942. № 11-12. С. 6.

[ii] Там же. 1944. № 2-3. С. 10.

[iii] Там же. 1942. № 11-12. С. 6.

[iv] Church Times. 5.03.1943. P. 122.

[v] Katholik. 31.07.1943. P. 238.

[vi] Ковалевский П.Е. Зарубежная Россия. История и культурно-просветительская работа русского зарубежья за полвека (1820-1970). Париж, 1971. С. 221.

[vii] ЦДА, ф. 791к, оп. 2, е. х. 168, л. 1-2.

[viii] Там же, оп. 1, е. х. 67, л. 168.

[ix] BА, NS 15/629, Bl. 122.

[x] Церковное обозрение. 1943. № 6. С. 8.

[xi] Там же.

[xii] Raza. 18.04.1943. S. 2.

[xiii] Церковное обозрение. 1943. № 6. С. 8.

[xiv] Там же. 1944. № 2-3. С. 10.

[xv] Völkischer Beobachter. 19.04.1944. S. 2.

[xvi] Deutsche Allgemeine Zeitung. 14.04.1944. S. 1.

[xvii] АА, Inland I-D, 4779.

[xviii] Ebd., 4756; Синодальный архив РПЦЗ в Нью-Йорке (CA), д. 38/43.

[xix] АА, Inland I-D, 4757.

[xx] Ebd., 4781.

[xxi] Пассат В.И. Русская Православная Церковь в Молдавии в 40 - начале 60-х годов XX века // Церковь в истории России. Сб. 4. М., 2000. С. 294; Шорников П.М. Политика румынских властей и кризис Православной Церкви в Бессарабии. 1918-1940 годы // Отечественная история. 1998. № 5. С. 158-159.

[xxii] Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917-1943 / Сост. М.Е. Губонин. М., 1994. С. 153.

[xxiii] Йованович М. Русская эмиграция на Балканах 1920-1940. М., 2005. С. 116.

[xxiv] История Румынии 1918-1970. С. 23.

[xxv] Протоиерей Владислав Цыпин. История Русской Церкви 1917-1997. М., 1997. С. 215; Глазков К.В. Указ. соч. С. 46-47.

[xxvi] Священник Виталий Беспалко. Бессарабская митрополия // Православная энциклопедия. Т. IV. М., 2002. С. 724-725.

[xxvii] Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России. С. 134-136, 153-155.

[xxviii] Митрополит Евлогий (Георгиевский). Путь моей жизни. Воспоминания Митрополита Евлогия (Георгиевского), изложенные по его рассказам Т. Манухиной. М., 1994. С. 314.

[xxix] Сабенникова И.В. Российская эмиграция (1917-1939): сравнительно-типологическое исследование. Тверь, 2002. С. 232.

[xxx] Там же. С. 232-233.

[xxxi] Йованович М. Указ. соч. С. 39.

[xxxii] Шорников П.М. Политика румынских властей и кризис Православной Церкви в Бессарабии. 1918-1940 годы. С. 159.

[xxxiii] Глазков К.В. Указ. соч. С. 47.

[xxxiv] Заявление службы коммуникации ОВЦС Московской Патриархии об аргументах представителей Румынской Православной Церкви, оправдывающих решение об учреждение епархий «Бессарабской митрополии» от 25 марта 2008 г. // сайт pravoslavie.ru.

[xxxv] Лунгу В.Н. Политика террора и грабежа в Бессарабии. 1918-1920 гг. Кишинев, 1979. С. 97, 150.

[xxxvi] Протоиерей Виктор Потапов. 100-летие Леснинской женской обители Пресвятыя Богородицы // Русское Возрождение. 1985. № 32. С. 166.

[xxxvii] Архимандрит Гавриил (Динев). Животопис на схиигумения Мария (Дохторова) // Бялата емиграция в България. София, 2001. С. 320-321; Митрополит Вениамин (Федченков). Записки архиерея. М., 2002. С. 931.

[xxxviii] Шорников П.М. Политика румынских властей и кризис Православной Церкви в Бессарабии. 1918-1940 годы. С. 160.

[xxxix] Митрополит Евлогий (Георгиевский). Указ. соч. С. 400.

[xl] Шорников П.М. Политика румынских властей и кризис Православной Церкви в Бессарабии. 1918-1940 годы. С. 161.

[xli] Заявление службы коммуникации ОВЦС Московской Патриархии... от 25 марта 2008 г.

[xlii] Шорников П.М. Политика румынских властей и кризис Православной Церкви в Бессарабии. 1918-1940 годы. С. 161.

[xliii] Там же. С. 161-162.

[xliv] Глазков К.В. Указ. соч. С. 53.

[xlv] Шорников П.М. Политика румынских властей и кризис Православной Церкви в Бессарабии. 1918-1940 годы. С. 162-163.

[xlvi] Йованович М. Указ. соч. С. 271.

[xlvii] Там же; Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 9145, оп. 1, д. 368а, л. 4-6.

[xlviii] Шорников П.М. Политика румынских властей и кризис Православной Церкви в Бессарабии. 1918-1940 годы. С. 162.

[xlix] Там же. С. 164.

[l] Лазарев А.М. Молдавская советская государственность и Бессарабский вопрос. Кишинев, 1974. С. 271-272; Глазков К.В. Указ. соч. С. 56.

[li] Шорников П.М. Политика румынских властей и кризис Православной Церкви в Бессарабии. 1918-1940 годы. С. 165.

[lii] ГАРФ, ф. 6343, оп. 1, д. 107, 111.

[liii] Там же, д. 123.

[liv] Протопресвитер Георгий Граббе. Церковь и ее учение в жизни. (Собрание сочинений). Т. 2. Монреаль, 1970. С. 164-165.

[lv] Архиепископ Виталий (Максименко). Мотивы моей жизни. Джорданвилл, 1955. С. 31.

[lvi] ГАРФ, ф. 6343, оп. 1, д. 137.

[lvii] Священник Виталий Беспалко. Указ. соч. С. 725.

[lviii] Там же; Raza. 21.11.1943. S. 4, 28.11.1943. S. 4; Протоиерей Владислав Цыпин. Указ. соч. С. 216.

[lix] Шорников П.М. Политика румынских властей и кризис Православной Церкви в Бессарабии. 1918-1940 годы. С. 165.

[lx] Деяния Второго Всезарубежного Собора Русской Православной Церкви за границей. Белград, 1939. С. 398.

[lxi] История Румынии 1918-1970. С. 334.

[lxii] Шорников П.М. Политика румынских властей и кризис Православной Церкви в Бессарабии. 1918-1940 годы. С. 165-166.

Комментарии ():
Написать комментарий:

Другие публикации на портале:

Еще 9