Образование на Руси, по свидетельствам исследователей, появилось сразу же после ее крещения.[1] Однако систематически организованные школы возникают только в конце XVI — начале XVII вв. при православных братствах на территории современных Литвы, Беларуси и Украины. В учебные планы братских школ входили, прежде всего, славянский, латинский и польский языки, а также азы церковного вероучения. Эти школы могли удовлетворить лишь непосредственным местным нуждам, для решения же более масштабных и серьезных задач нужны были школы иного типа. Именно такой школой стала Киевская коллегия (впоследствии преобразованная в Киево-Могилянскую академию).

После того, как в 1632-1634 гг. святитель Петр Могила преобразовал Киевскую братскую школу в коллегиум (по примеру польских латинских коллегий), она стала первой отечественной школой с систематическим учебным курсом. Но, по мнению исследователей, за это пришлось заплатить введением западных схоластических традиций и форм. Она стала в дальнейшем примером для учреждаемых в Российской империи школ и семинарий. Курс обучения в Киево-Могилянской академии делился на несколько последовательных классов, каждый из которых назывался по основному предмету преподавания. С конца XVII и до начала ΧΙΧ вв. в учебный курс Академии входили следующие классы: фара, инфима, грамматика, синтаксима, пиитика, риторика, философия, богословие.[2] Традиции преподавания также были унаследованы от латинских школ: строгая латынь с самых низших классов, разговорные упражнения, в старших классах изучение разнообразных форм речи, тонкости силлогистики, диспуты. Даже после введения в Киеве полноценного богословского класса (с 1689 г.^[3]), коллегия оставалась общеобразовательной школой и была всесословной, не преследуя конкретной цели приготовления юношества «в надежду священства». В то же время, по словам одного из современных исследователей: «Введение Киевской коллегией в 1689 году православного богословия в круг предметов своего преподавания, а также приобретение права внутреннего самоуправления, вновь подтвержденного императором Петром І грамотой от 26 сентября 1701 года по просьбе самой академии — возвысили ее образовательное положение и имели чрезвычайно важное значение для нее в первой половине XVIII века. Эти два фактора открыли ей возможность не только более широкого выполнения своей прямой исторической задачи, но и возможность выступить на великое служение просвещению и тем справедливо заслужить себе громкую славу».[4]

В ту пору, когда Киевская коллегия была на пути дарования ей статуса академии, наиболее ярким и представительным богословом в ней стал митрополит Стефан (Яворский), который несколько лет преподавал в киевской коллегии и оставил после себя известное догматико-полемическое произведение «Камень веры». Этот труд является исключительным уже хотя бы потому, что в отличие от своих предшественников митрополит Стефан, полемизируя против лютеран, направляет свои аргументы к православным, которые подпали под влияние протестантизма. Произведение представляет собой догматическую систему православной веры и включает все истины, оспариваемые протестантами. Но, к сожалению, как и его выдающиеся предшественники, в работе латинские схемы и аргументы не только присутствуют, но и очень широко использованы.[5]

Историки академии, касаясь преподавания богословия в тот период, обычно отмечают, что в киевском богословии в конце XVII — первой половине XVIII вв. господствовал Фома Аквинат, а также труды наиболее выдающихся католических богословов. Анализируя преподавание богословия в дальнейшем, можно проследить, что на изложение полного курса богословия в Академии полагалось четыре года (в 1775 г. этот курс был сокращен до двух лет) и велось оно исключительно на латыни, которая оставалась в Российской империи главным языком изучения философии и богословия вплоть до 30-х гг. XIX в.

Курс богословия в Киево-Могилянской академии на рубеже XVII-XVIII вв. представлял собой набор отдельных тем («трактатов»), каждая из которых преподавалась в течение нескольких месяцев. Порядок последовательного раскрытия тем в каждом «трактате» был примерно одинаков. Сначала определялись ключевые понятия, по отношению к каждому из которых ставились ключевые вопросы. Ответ на каждый вопрос распадался на несколько положений. Каждое положение доказывалось текстами из Св. Писания, отцов и учителей Церкви и из западных схоластов. Затем приводились и опровергались возможные возражения против доказанных положений. Таким образом, богословский курс в обязательном порядке включал в себя полемику и обличение ошибочных взглядов. В рамках почти каждого богословского трактата профессоров Академии присутствовал полемический раздел. Однако полемическое богословие в этот период в самостоятельный предмет не выделялось.

Для профессоров того времени ближайшими и непосредственными источниками при составлении их лекций были руководства по преподаванию в латино-польских академиях и коллегиях. Достаточно просто обратить внимание на то, что в подтверждение православных взглядов и положений, неоспариваемых инославными, часто приводятся ссылки на определения соборов Католической церкви (прежде всего, Латеранских и Тридентского), на творения отцов и учителей Западной Церкви (Августина, Иеронима, Илария Пиктавийского, Лактанция, Арнобия и др.); для уяснения некоторых священно-исторических событий берутся примеры из истории Польского государства и т.п.^[6]

Обличение отступлений от православия в лекциях киевских профессоров стоят в таком же порядке, в каком они излагались в латино-польских богословских руководствах. Как замечал Д. Вишневский, «католическое учение об исхождении Святого Духа опровергается [в лекциях киевских профессоров] по тому же плану, в каком оно излагалось в Виленской иезуитской академии в 1740 году».[7]

Но тем не менее, учитывая все схоластические недостатки в богословских лекциях Академии того времени, построенных по плану и под сильным влиянием «Суммы Теологии» Фомы Аквинского, уже заметно чрезвычайное стремление сохранить чистоту православного учения. Тот же Д. Вишневский в своем труде, анализирует и рукописные курсы профессоров Академии. Так, в частности, из рукописных курсов по богословским дисциплинам профессоров Академии видно, что со второй четверти XVIII в. в учении о таинствах и других догматических вопросах Академия сохраняет католический образ мышления, но по мере укрепления богословской мысли в Академии, временные отступления от православного учения постепенно исчезают из лекций профессоров, которые подчиняясь влиянию католических руководств с формальной стороны, не выводили никаких авторитетов там, где нужно было отстаивать внутреннее содержание православного учения. «Это особенно видно, — отмечает Д. Вишневский, — в учении об исхождении Святого Духа, которое преподавалось в строго православной традиции, а также в трактатах о таинствах, составленных с обстоятельным опровержением католических, лютеранских, кальвинистских и других заблуждений».[8]

Вторя вышеупомянутому автору, протоиерей Федор Титов еще и указывает причину появления полемики с западными учеными в богословском курсе Киево-Могилянской Академии. Так, в частности, анализируя богословский курс XVIII в., автор пишет: «Одну из примечательных сторон в преподавательской деятельности академических богословов рассматриваемого времени составляет их сознательное и усиленное стремление оставаться верными во всем учению и преданиям Св. Православной Церкви. Этому стремлению нисколько не препятствовала их ученая зависимость от неправославных, преимущественно католических ученых богословов и их сочинений, или лекций. Несомненно, что академические богословы, равно как и преподаватели других классов Академии, обильно почерпали информацию из латино-польских богословских и других книг, большею частью из школьных лекций. Но это они делали только там и постольку, где и поскольку они заимствовали мысли и рассуждения латинских ученых по общим богословским вопросам. Там же, где латинское богословие отличалось от учения православной церкви и уклонялось от истины, наши академические профессоры, не только не прикасались к чужим источникам, но даже становились в полемическое положение в отношении к ним. Вот почему богословским курсам рассматриваемого времени (равно как и других периодов) присущ в значительной степени полемический элемент. Можно сказать, — отмечает профессор, — что ни один из наших академических профессоров данного времени не оставлял без подробного разбора и более или менее основательного опровержения таких заблуждений латинского богословия, как учение об исхождении Св. Духа и от Сына, о папе и др. Правда, — констатирует отец Феодор, — все подобные опровержения у громадного большинства наших богословов, за редкими исключениями, с одной стороны — почти все одни и те же, а с другой — построены по общему схоластическому методу, проникавшему все тогдашнее академическое преподавание».[9]

Автор также делает акцент на том, что хотя в учебных программах того времени и наблюдаются некоторые неправославные взгляды или мнения, они, по мнению профессора Титова, были без сомнения либо случайными заметками профессоров, которые могли и не озвучиваться во время лекций, или же были только их личными суждениями. Исключение составляло, по мысли Титова, только мнение о непорочном зачатии Пресвятой Богородицы, которое поддерживалось в Киевской академии в конце XVII — начале XVIII вв. несколькими профессорами богословия (в том числе и митрополитом Иоасафом Кроковским).[10] Кроме того, в это время  в Киевской школе некоторые профессора разделяли латинское учение о времени пресуществления Святых Даров. Видимо, лишь к середине XVIII в. в Киеве полностью отказались от этих мнений.[11]

Из богословских лекций киевских профессоров первой половины XVIII в. заметным своеобразием отличаются лекции архиеп. Феофана Прокоповича (видимо, они относятся к 1711-1715 гг.). Он первым попытался создать целостную структуру богословского курса, предполагавшую его разделение на введение (prolegomena) и две тематические части: 1) О веруемых (De credendis) и 2) О творимых (De faciendis). Первая часть (по современной классификации) должна была представлять собой курс догматического богословия, а вторая — нравственного. Курс догматики, в свою очередь, разделялся у Феофана также на две большие части: о Боге в Себе (ad intra) и о Боге во вне (ad extra). Хотя полемическое богословие в этой схеме не выделялось в особый раздел, все же полемическая часть присутствует в догматических трактатах архиеп. Феофана. Важно отметить и то, что в отличие от своих предшественников, Феофан Прокопович активно опирался на сочинения не католических, а лютеранских теологов. Одним из непосредственных источников его лекций было многотомное сочинение лютеранского богослова А. Каловия «Systema locorum theologicorum» (Виттенберг, 1665-1677).[12] Однако новации архиепископа Феофана поначалу не были восприняты в Академии.

Существенные перемены в преподавании богословия произошли во второй половине XVIII в. при ректоре архимандрите Самуиле Миславском.[13] По его инициативе в 1763 г. была введена в действие Академическая инструкция,[14] которая впервые установила четкую программу преподавания богословского курса. По словам В. Серебреникова, данная инструкция основывалась на «уже сложившихся обычаях, письменной инструкции Георгия (Конисского), присоединенного к ней определения митрополита Тимофея, Духовного регламента… и критического обсуждения некоторых сторон академической жизни».[15] Далее, анализируя инструкцию, Серебреников определяет ее как «самую полную и обстоятельную, касающуюся всех сторон академической учебно-воспитательной жизни…»,[16] а также особо подчеркивает, что она «произвела значительные перемены и установила определенный порядок преподавания».[17]

Чем же так важна была эта инструкция для преподавания богословия? Особенность ее в том, что она подробно описывает план и порядок преподавания богословия, настаивая на исключительной православности этого предмета. Главным образом, согласно ей, важным является изучение Священного Писания, так как в нем лежит основа всех догматов и святоотеческих наставлений. Это составляет первую обязанность богослова.[18] Необходимы также Деяния Вселенских и Поместных Соборов, а также изучение «новейших иноверных учителей» для обличения их заблуждений. Богословие следует преподавать по определенной, четко установленной программе,[19] в основу которой положена система архиепископа Феофана (Прокоповича).[20] Исходя из программы, можно заключить, что четкого разделения на предметы богословских дисциплин еще не было сделано — курс догматики включал в себя раздел из нравственного богословия, а уж о каком-либо выделении обличительного богословия, как отдельной дисциплины не было и речи. Но в то же время в Инструкции встречается ремарка, имеющая значение для нашего исследования, по которой предполагалось «всегда одно и то же богословие преподавать, а всякого курса вновь не сочинять». Допускалось только сокращение или расширение курса богословия, но «не перемена на другой». При этом предписывалось «не излагать только православные догматы, но и опровергать учения, противные им. Не худо так же сообщать краткие сведения по общецерковной истории».[21] Таким образом, в курсе богословия обязательно должна была присутствовать полемическая составляющая.

Новые перемены в преподавании богословия произошли в самом конце XVIII в. 10 октября 1798 г. Святейший Синод издал указ, вновь изменивший порядок преподавания в Киевской академии. Богословский класс в соответствие с этим указом должен был длиться три года. В нем предписывалось изучать «краткую церковную историю с показанием главных эпох, герменевтику, систему догматико-полемической и нравственной богословии и пасхалию; сверх того, читать Священное Писание с объяснением труднейших мест, да книги: кормчую и о должностях приходского священника; толковать публично по воскресным дням пред литургиею апостольские послания по правилам герменевтики с присоединением нравоучений».[22] Как мы видим, по сложившейся традиции полемическое богословие не выделялось в самостоятельный предмет, а преподавалось в рамках курса догматики. Положения этого Синодального указа были введены в действие в Киеве в 1799 г. и оставались в силе до 1817 г. ^[23]

Определенным итогом развития богословской науки в старой Киевской академии стали труды епископа Иринея (Фальковского). Основываясь на системе архиепископа Феофана Прокоповича, он создал свой полный курс богословия, который охватывал, догматику, полемику, а также нравственное богословие. О сочинениях епископа Иринея высказывались различные мнения, в большей же части они были положительные. Так, современный исследователь Н.Н. Лисовой характеризуя положение отечественного богословия в XIX-XX столетиях, писал, что совершенствование богословского образования (после системы Феофана Прокоповича) в Киевской Академии связано с именем архимандрита (впоследствии епископа) Иринея (Фальковского). Он, по словам Лисового, в 1795-1801 гг. осуществил радикальное преобразование всей богословской системы, задуманной и отчасти выполненной архиепископом Феофаном (Прокоповичем), самостоятельно ее переработав, дополнив новыми разделами и превратив в стройный концентрированный «Компендиум христианского православного догматико-полемического богословия». «Компендиум» епископа Иринея, как по содержанию, так и по форме, намного превосходил, по мнению позднейших исследователей, положенную в его основу догматику Феофана и представлял «лучшую догматическую систему своего времени, не имевшую и не боявшуюся никаких соперников».^[24] Такие положительные отзывы имеются у митрополита Макария (Булгакова), Н. Глубоковского и у архиепископа Филарета (Гумилевского). Более резкий и негативный отзыв по поводу данного пособия находим в размышлениях священника Павла Флоренского, который обвиняет труд в излишней прозападности, схоластичности и даже в пропаганде католического учения. Однако, исследование источников, положенных в основание «Компендиума» епископа Иринея, показывает, что он вслед за архиеп. Феофаном использовал не только католических, но и лютеранских авторов.

Проделав анализ положения обличительного богословия в Киево-Могилянской академии в конце XVII — начале ХІХ вв., можем отметить следующее:

Для профессоров этого времени ближайшими и непосредственными источниками при составлении их лекций были руководства по преподаванию в латино-польских академиях и коллегиях.

Значительный период в преподавании богословских наук в Академии господствовал Фома Аквинат, а также труды наиболее выдающихся католических богословов, что, несомненно, способствовало заметному влиянию западной богословской традиции на киевские курсы богословия. Это воздействие проявилось не только в методах построения богословских программ, но отчасти и в их содержании. Тем не менее, на протяжении XVIII в. наблюдалась тенденция к постепенному отказу от доктрин, прямо заимствованных у инославных авторов (например, киевские профессора отказались от учения о непорочном зачатии Пресвятой Богородицы и от латинского учения о времени пресуществления Святых Даров).

Говоря о богословском наследии, можно отметить, что хотя труды указанного периода являются оригинальными и уникальными, все же, все они не лишены влияния западного мышления. Среди таких работ следует указать труд митрополита Стефана (Яворского) «Камень веры», являющийся уникальным ввиду подхода к изложению догматико-полемической системы православной веры против протестантов, но во многом опирающийся на латинские схемы.

Важную роль в становления богословия дореформенной Академии сыграли лекции архиеп. Феофана Прокоповича, который первым создал целостную структуру богословского курса. О полемическом богословии в схеме отдельно не упомянуто, но все же полемическая часть в ней присутствует. В отличие от своих предшественников, Феофан Прокопович активно опирался на сочинения не католических, а лютеранских теологов.

Не менее важными для богословия стали труды епископа Иринея (Фальковского), который создал свой полный курс богословия, охватывающий догматику, полемику, а также нравственное богословие. «Компендиум христианского православного догматико-полемического богословия» позднее, уже в XIX веке, был рекомендован как основное учебное пособие по обличительному богословию в КДА, что свидетельствует о высоком научном уровне труда преосвященного Иринея.

Таким образом, к началу XIX в., т.е. к моменту введения Устава 1808-1814 гг., обличительное или полемическое богословие в Киево-Могилянской академии не являлось самостоятельной дисциплиной, хотя полемический элемент всегда присутствовал в богословском курсе.