Предлагаем читателям портала ознакомиться с докладом, который был прочитан на Международной историко-богословской конференции «Покровские чтения в Брюсселе-2017». В нем проводится подробный разбор каждого из 11 заседаний неоднозначно воспринимаемого церковными историками Всеправославного конгресса — съезда представителей ряда Поместных Православных Церквей. Автор — проректор по научной работе Минских Духовных Академии и семинарии, главный редактор церковно-исторического альманаха «ΧΡΟΝΟΣ».

Одним из наиболее актуальных вопросов межправославных отношений ХХ – начала ХХI вв. является подготовка Всеправославного Собора. Первым практическим шагом на пути к реализации этой идеи явилось проведение в 1923 г. так называемого Всеправославного Конгресса в Константинополе. Изучение материалов и обстоятельств работы названного форума актуально не только в контексте современных тенденций межправославных отношений, но и в рамках осмысления исторического пути русской церковной эмиграции. Подтверждением тому является участие в Конгрессе таких примечательных русских церковных иерархов, как архиепископ Анастасий (Грибановский), в 1936–1964 гг. являвшийся Первоиерархом Русской Православной Церкви Заграницей (РПЦЗ), и архиепископ Александр (Немоловский), в 1936-1960 гг. возглавлявший Брюссельскую епархию. Следует отметить, что в современной историографии крайне недостаточно отражена и осмыслена роль русских архиереев в процессе работы и подготовки решений Всеправославного Конгресса 1923 г.[1]. На восполнение этого пробела и ориентировано настоящее сообщение.

Основным источником информации, позволяющим сформировать представление об участии архиереев РПЦЗ в работе Всеправославного Конгресса 1923 г., является грекоязычный документальный сборник «Протоколы и решения Всеправославного Конгресса в Константинополе (10 мая – 8 июня 1923)». Изданный Константинопольской Патриаршей типографией в 1923 г., сборник включает в себя не только тексты официальных решений Конгресса, но и протоколы заседаний, отражающие позицию русских иерархов по обсуждавшимся вопросам[2].

Важнейшим мотивом подготовки Всеправославного Конгресса стало стремление Константинопольской Патриархии форсировать сближение с Англиканской Церковью в условиях завершившейся греко-турецкой войны 1919–1922 гг. и подготовки к подписанию Лозаннского мирного договора (24 июля 1923 г.). Развитие православно-англиканского диалога воспринималось греческой стороной как средство привлечения политической поддержки Великобритании в ходе послевоенного переустройства и утверждения греко-турецкой границы[3].

В это время патриарх Константинопольский Мелетий IV (Маткасакис) предпринял усилия по реализации пожеланий, высказанных в Окружном Послании (Энциклике) «К церквам христианским, во всем мире обретающимся» («Пρός τάς ‛απαντάχου ’Εκκλησίας του̃ Χριστου̃»), опубликованной в январе 1920 г. Священным Синодом Константинопольского Патриархата под председательством митрополита Брусского Дорофея (Маммелиса)[4]. Изданное в период разгара греко-турецкой войны, Послание ориентировалось на православно-англиканское сближение. В нем выражалась особая надежда на продуктивный экуменический диалог, имеющий своей целью снятие противоречий в отношениях разрозненных христианских деноминаций для «подготовления и облегчения дела полного, со временем, при помощи Божией, благословенного воссоединения всех Церквей»[5]. Одним из средств достижения межхристианского единства Энциклика называла «принятие общего календаря ради единовременного празднования великих христианских праздников всеми Церквями» («διὰ τη̃ς παραδοχη̃ς ‛ενιαίου ‛ημερολογίου πρ̀ος ταυ̉τόχρονον ‛εορτασμὸν τω̃ν μεγάλων χριστιανικω̃ν ‛εορτω̃ν ‛υπ̀ο πασω̃ν τω̃ν ̉Εκκλησιω̃ν»). Окружное Послание было издано на греческом, английском, французском и русском языках и разослано всем Предстоятелям Поместных Православных Церквей и главам инославных исповеданий[6]. Вся дальнейшая деятельность Константинопольской Патриархии многие годы обусловливалась экуменическими предпосылками Энциклики.

Преследуя цель реализации высказанного в Энциклике пожелания, патриарх Константинопольский Мелетий IV (Маткасакис) опубликовал 3 февраля 1923 г. Послание № 872/467 «К Благословенным и Честным Предстоятелям Святых Православных Церквей Александрии, Антиохии, Иерусалима, Сербии, Кипра, Эллады и Румынии» («Πρὸς τοὺς Μακαριωτάτους καὶ Σεβασμιωτάτους Προέδρους τῶν Ἁγίων Ὀρθοδόξων Ἐκκλησιῶν Ἀλεξανδρείας, Ἀντιοχείας, Ἱεροσολύμον, Σερβίας, Κύπρου, Ἑλλάδος καὶ Ρουμανίας»). Констатировав наличие множества актуальных вопросов современной церковной жизни, требующих всеправославного обсуждения и разрешения, патриарх Мелетий в своем послании акцентировал особое внимание на необходимости приведения церковного времяисчисления в соответствие с григорианским календарем, принятым в европейских странах и Америке. Более того, необходимость проведения реформирования православного календаря объяснялась важностью достижения всехристианского единства в совершении празднований Рождества Христова и Воскресения[7]. Для обсуждения имеющихся вопросов Константинопольский патриарх предлагал организовать в Стамбуле после пасхальных праздников работу Комитета (или Комиссии – Ἐπιτροπή), в котором бы приняли участие один или два представителя означенных выше Поместных Церквей[8].

Ко времени созыва Константинопольского Комитета у Архиерейского Синода РПЦЗ сложились добрые и конструктивные отношения со Вселенской Патриархией, выражавшиеся во взаимной поддержке в политических и церковных вопросах. Примером тому могут быть совместные действия патриарха Константинопольского Мелетия (Метаксакиса) и Председателя Архиерейского Синода РПЦЗ митрополита Антония (Храповицкого) в сфере противодействия обновленческому расколу в Русской Православной Церкви. Так, 5 мая 1922 г. Синод Константинопольской Патриархии принял Меморандум в защиту гонимых христиан в Азии и России, осуждавший проводившуюся большевиками кампанию по изъятию церковных ценностей и арест патриарха Московского Тихона (Беллавина)[9]. Текст Меморандума, направленный руководству всех Христианских Церквей, был выслан также и митрополиту Антонию (Храповицкому) с просьбой передать его патриарху Тихону[10]. Данное обстоятельство свидетельствует о наличии признании митрополита Антония со стороны Константинопольского Патриархата как представителя и выразителя интересов Предстоятеля Русской Православной Церкви в эмиграции.

Рассчитывая на поддержку Предстоятелей Поместных Православных Церквей, в том числе и патриарха Константинопольского, митрополит Антоний (Храповицкий) направил 18 февраля 1923 г. обращенное к ним Послание, содержавшее призыв не признавать действительности таинств в обновленческом и украинском автокефальном расколах[11]. Спустя немногим более месяца, 24 апреля 1923 г. Священный Синод и Смешанный Совет Константинопольского Патриархата приняли постановление, запрещавшее представителю Вселенского патриарха в Москве участвовать в суде над патриархом Московским и всея России Тихоном (Беллавиным)[12]. Следует отметить, что в это время готовился к открытию обновленческий «Второй Поместный Всероссийский Собор» (29 апреля – 9 мая 1923 г.), на котором предполагалось извержение из сана находившегося под арестом патриарха. Кроме того, принятое Вселенской Патриархией постановление рекомендовало русским иерархам воздержаться от участия в этом осуждении, поскольку «все Православие (hapasa i ortodoxia) смотрит на Патриарха Московского и всея России как на исповедника (homologitin)»[13]. Данное постановление явилось основанием для Архиерейского Синода РПЦЗ к опровержению принятого на обновленческом Соборе решения[14].

Важной составляющей взаимоотношений Архиерейского Синода РПЦЗ с Вселенской Патриархией явилась внешнеполитическая поддержка последней со стороны русских иерархов. Так, 4 января 1923 г. митрополит Антоний (Храповицкий) направил официальное обращение президенту Лозаннской конференции, в котором выражал обеспокоенность в связи с возможным удалением Константинопольской патриархии из Стамбула. Невозможность переселения Вселенского патриарха объяснялась следующим образом: «Константинопольский Патриарх для православных христиан всех стран является верховным судией, а упразднение или унижение сей Апостольской кафедры явилось бы глубоким оскорблением и унижением всей Православной Церкви»[15].

Сложившееся конструктивное взаимодействие между Вселенской Патриархией и Архиерейским Синодом РПЦЗ обусловило первоначально позитивное отношение русских иерархов в эмиграции к инициативе патриарха Мелетия (Метаксакиса) по созыву Комитета представителей Поместных Церквей. Первое сообщение о готовящемся форуме в журнале «Церковные ведомости», являвшемся официальным органом Архиерейского Синода РПЦЗ, было опубликовано в № 5–6 за 14–28 марта 1923 г. В приложении к официальной части редакция журнала разместила краткую заметку «Совещание о новом стиле», из которого следовало, что в ближайшее время патриарх Мелетий (Метаксакис) предполагал провести в Константинополе совещание представителей Восточных Патриархатов и Автокефальных Церквей для обсуждения вопроса о реформе церковного календаря[16].

Весьма примечательно, что в официальной хронике Архиерейского Синода РПЦЗ не содержится информации относительно направления представителя в Комитет Поместных Церквей. Можно предположить, что данное обстоятельство явилось следствием отсутствия имени Предстоятеля Русской Православной Церкви в Послании патриарха Константинопольского Мелетия (Метаксакиса) «К Благословенным и Честным Предстоятелям Святых Православных Церквей Александрии, Антиохии, Иерусалима, Сербии, Кипра, Эллады и Румынии» от 3 февраля 1923 г.[17]. Однако в работе форума приняли участие Управляющий русскими православными церквями Константинопольского округа архиепископ Кишиневский и Хотинский Анастасий (Грибановский) и проживавший в Стамбуле архиепископ Александр (Немоловский), до 1922 г. являвшийся управляющим Северо-Американской епархией Русской Православной Церкви.

Открытие всеправославного совещания, организованного Константинопольской Патриархией, состоялось 10 мая 1923 г. в Стамбуле. Весьма примечательна эволюция официального наименования данного собрания, отражающая стремления его организаторов и участников к повышению статусности проводимого мероприятия. Как отмечалось выше, Послание патриарха Мелетия (Метаксакиса) от 3 февраля 1923 г. призывало Предстоятелей Поместных Православных Церквей направить своих представителей для участия в работе Комитета (Ἐπιτροπή). В день начала своей работы всеправославный форум уже имел наименование Комитета (Комиссии) Православных Церквей (Ἐπιτροπή τῶν Ὀρθοδόξων Ἐκκλησιῶν)[18]. Впоследствии официальное наименование форума еще дважды претерпит изменения, о чем будет сказано ниже.

Обращаясь к составу Комитета Православных Церквей, необходимо отметить не только наличие в нем авторитетных лиц, но и отсутствие непосредственных представителей ряда автокефальных Церквей. В частности, отсутствовали представители Александрийской, Антиохийской и Иерусалимской Православных Церквей. Полномочными представителями Константинопольского Патриархата выступили митрополит Кизический Каллиник, профессор Богословской школы на острове Халки Василий Антониадис и генеральный секретарь Патриархии архимандрит Герман; представителями Сербской Православной Церкви являлись митрополит Черногорский и Приморский Гавриил (Дожич), в 1938-1950 гг. являвшийся Патриархом Сербским, и автор новоюлианского календаря, профессор математики и механики Белградского Университета Милутин Миланкович; представителями Румынской Православной Церкви были профессор Центральной семинарии в Бухаресте архимандрит Юлий (Скрибан) и сенатор Петр Дрангич; представителем Элладской Православной Церкви выступил митрополит Диррахийский Иаков. Полномочия представителя Кипрской Православной Церкви были делегированы иерарху Константинопольского Патриархата митрополиту Никейскому Василию (Георгадису), в 1925-1929 гг. являвшемуся Константинопольским патриархом[19].

Особого рассмотрения требует вопрос статуса и полномочий принимавших участие в работе Комитета Православных Церквей архиепископов Анастасия (Грибановского) и Александра (Немоловского). В официальных документах Комитета они позиционируются как иерархи Русской Православной Церкви. При этом архиепископы Анастасий и Александр именуются не ее представителями (ἀντιπροσωπευόντοι), а приглашенными со стороны Константинопольской Церкви (κατ’ αὐτεπάγγελτον πρόσκλησιν αὐτῶν ἀπὸ μέρους τῆς Ἐκκλησίας Κωνσταντινουπόλεως). Вместе с тем, русские иерархи занимают вторую позицию в списке участников и следуют за представителями Константинопольского Патриархата[20]. В ходе работы Комитета Православных Церквей (впоследствии переименованного во Всеправославный Конгресс) статус русских иерархов изменился. В определении Архиерейского Собора РПЦЗ от 4 июня 1923 г. они были признаны представителями Русской Православной Церкви на Всеправославном Конгрессе[21].

Описание торжественного открытия работы Комитета Православных Церквей нашло отражение в сборнике его протоколов и решений, а также на страницах журнала «Церковная жизнь». 10 мая 1923 г. в 10 часов утра представители Поместных Православных Церквей, члены Священного Синода и высокопоставленные сотрудники Константинопольской Патриархии собрались в Великом патриаршем тронном зале. Патриарший архидиакон встречал представителей каждой делегации и провожал их к специально приготовленному для них месту. Архиепископам Анастасию (Грибановскому) и Александру (Немоловскому) была оказана высокая честь. Несмотря на отсутствие у них статуса официальных представителей Русской Православной Церкви, места русских иерархов располагались сразу после представителей Константинопольского Патриархата. Через полчаса в зал вошел облаченный в мантию с посохом в руках патриарх Константинопольский Мелетий IV (Метаксакис), которому предшествовали два диакона, несшие с трикирий и дикирий. Взойдя на патриарший трон, Предстоятель Константинопольской Православной Церкви облачился в епитрахиль и омофор, после чего совершил краткий молебен. Оставаясь на троне, патриарх разоблачился и произнес по-гречески приветственную речь, в которой обозначил стоящие перед Комитетом Православных Церквей задачи, наиважнейшей из которых он видел согласование вопроса проведения реформы системы церковного времяисчисления. Затем директор патриаршей канцелярии огласил русский перевод приветственной речь патриарха, а архимандрит Лукакис озвучил текст приветствия на румынском языке[22]. От лица собравшихся с приветственным словом к патриарху Мелетию обратился митрополит Черногорский Гавриил, который в своей речи высоко оценил значимость проведения Комитета Православных Церквей, впервые применив к нему наименования «Всеправославный Комитет» (Пανορθοδόξος Ἐπιτροπή) и «Всеправославный Конгресс» («Пανορθοδόξος Συνεδρίον»)[23].

В тот же день после небольшого перерыва началось первое заседание Комитета Православных Церквей под председательством патриарха Константинопольского Мелетия (Метаксакиса). Вполне предсказуемо внимание участников форума сразу же было обращено к вопросу реформы церковного календаря. Во время начавшегося обсуждения архиепископ Анастасий (Грибановский) заявил об отсутствии у него указаний Архиерейского Синода РПЦЗ относительно календарной проблематики и воздержался от суждений по данному вопросу. Присутствовавший на заседании архиепископ Александр (Немоловский) никак не обозначил свою позицию по обсуждавшейся теме. Оба иерарха поставили свои подписи под протоколом первого заседания[24].

На втором заседании Комитета Православных Церквей, состоявшемся 11 мая 1923 г., было принято решение об образовании трех подкомитетов, ориентированных на обстоятельное изучение догматико-канонического, математико-астронимоческого и практического аспектов календарной реформы. В состав третьей комиссии вошли митрополит Черногорский Гавриил, митрополит Диррахийский Иаков, архиепископ Анастасий (Грибановский) и архиепископ Александр (Немоловский). Секретарем комиссии выступил руководитель патриаршей канцелярии Хр. Папаиоанну[25].

В тот же день патриарх Мелетий (Метаксакис) озвучил перечень вопросов, которые, по его мнению, требовали осмысления и решения на всеправославном уровне. В частности, предлагалось рассмотреть: 1) возможность переноса празднований памяти святых с будних дней на ближайшие воскресенья; 2) препятствия к заключению брака; 3) допустимость женатого епископата, второго брака для вдовых клириков и вступления в брак после рукоположения; 4) допустимость сокращения и упрощения богослужений; 5) упорядочение практики поста; 6) периодичность созыва Всеправославных Соборов[26]. По инициативе митрополита Черногорского Гавриила на повестку Комитета Православных Церквей были вынесены вопросы: 1) основания к расторжению брака; 2) условия смешанных браков; 3) канонический возраст рукоположения во все степени священства; 4) возможность присоединения к православию римо-католических клириков на условиях сохранения за ними священного сана и дозволения им вступать в брак; 5) внешний вид и одежда клириков[27].

Во время проведения второго заседания Комитета Православных Церквей архиепископ Анастасий (Грибановский) обратился к собравшимся со словом, в котором рассказал о состоявшемся в Москве обновленческом «Втором Поместном Всероссийском Соборе», участники которого характеризовались им как лица, «действующие в полном согласии с советскими властями»[28]. Сообщив о неканоничном решении обновленческого Собора относительно извержения из сана Святейшего Патриарха Московского и всея России Тихона, архиепископ Анастасий назвал Предстоятеля Русской Православной Церкви символом христианского мужества и храбрости в отражении сил ада, направленных против Церкви Христовой. По мысли бывшего управляющего Кишиневской епархии, созванное по инициативе Вселенского Патриархата Всеправославное собрание (Πανορθόδοξος συνέλευσις) выполнит свой долг только в том случае, если проявит решительность в оценке московских событий. Призывая участников форума не оставаться равнодушными к судьбе патриарха Тихона, архиепископ Анастасий предложил отвергнуть решения обновленческого Собора и как можно скорее опубликовать от лица Комитета Православных Церквей официальное заявление с выражением поддержки патриарху Тихону[29].

В ответ на обращение архиепископа Анастасия патриарх Константинопольский Мелетий (Метаксакис) заявил о том, что именно серьезность озвученной проблемы не позволяет проявлять спешку в принятии соответствующего заявления. По мысли Предстоятеля Вселенского Патриархата, необходимо не только осудить произошедшее в Москве, но и добиться ощутимых практических результатов, для чего необходимо обладание полнотой информации. Выразив надежду на получение необходимых сведений от представителя Константинопольского Патриархата в Москве, патриарх Мелетий предложил перенести сроки принятия резолюции по ситуации в Русской Православной Церкви. Присутствовавшие на заседании члены Комитета выразили свое согласие с позицией Вселенского патриарха[30].

На третьем заседании Комитета Православных Церквей, состоявшемся 18 мая 1923 г., митрополит Диррахийский Иаков высказал мнение о несоответствии статусу форума используемых наименований «Межправославный Комитет» («Διορθόδοξος Ἐπιτροπή») и «Комитет Православных Церквей» («Ἐπιτροπή τῶν Ὀρθοδόξων Ἐκκλησιῶν»). Далее иерарх Элладской Православной Церкви предложил усвоить проводимому собранию наименования «Константинопольский Всеправославный Конгресс» («Τὸ ἐν Κωνσταντινουπόλει Πανορθόδοξον Συνέδριον») или «Константинопольский Конгресс Православных Церквей» («Τὸ ἐν Κωνσταντινουπόλει Συνέδριοντῶν Ὀρθοδόξων Ἐκκλησιῶν»)[31]. В ходе обсуждения данного вопроса архиепископ Анастасий (Грибановский) согласился с мнением митрополита Черногорского Гавриила относительно целесообразности переименования Комитета Православных Церквей в Конгресс (Congress) или Конференцию (Conference). Присутствовавший на заседании архиепископ Александр (Немоловский) воздержался от высказывания собственного мнения. Итогом дискуссии стало принятие согласованного решения об усвоении форуму наименования «Всеправославный Конгресс» («Πανορθόδοξον Συνέδριον»)[32].

В этот же день подкомитет по изучению практических аспектов календарной реформы, в состав которого входили иерархи Архиерейского Синода РПЦЗ, предложил материалы своей работы для рассмотрения участниками Всеправославного Конгресса. Согласно представленному подкомитетом заключению, в согласовании с реальным астрономическим временем нуждаются не только неподвижные праздники годичного цикла, но и православная Пасхалия. Использование несовершенного календаря приводит к рассогласованию празднования великих праздников в христианских странах, что не может быть признано оправданным. Вместе с тем, члены подкомитета отметили в своем заключении возможность возникновения критики календарной реформы со стороны консервативных церковных кругов. Весьма примечательно, что итоговый документ подкомитета по практическим вопросам, помимо митрополита Черногорского Гавриила, митрополита Диррахийского Иакова и секретаря Хр. Папаиоанну, подписал архиепископ Александр (Немоловский). Присутствовавший на заседании архиепископ Анастасий (Грибановский) своей подписи на заключении подкомитета не оставил. Однако оба русских иерарха подписали итоговый протокол третьего заседания Всеправославного Конгресса от 18 мая 1923 г.[33].

На четвертом заседании Всеправославного Конгресса, состоявшемся 21 мая 1923 г., патриарх Константинопольский Мелетий IV (Метаксакис) выступил перед собравшимися с речью, в которой констатировал необходимость согласования церковного времяисчисления с гражданским календарем и отсутствие канонических препятствий к проведению календарной реформы. При этом он предлагал перейти на новый стиль исчисление неподвижных праздников уже в октябре 1923 г., а Пасхалию оставить неизменной[34]. После завершения выступления Константинопольского патриарха слово взял архиепископ Анастасий (Грибановский), указавший на возможные негативные последствия, которые породит календарная реформа. Изменение системы времяисчисления приведет к соблазнам в Поместных Церквях, считал архиепископ Анастасий, но в наибольшей степени эта проблема затронет Иерусалимскую Православную Церковь, которую русский православный народ привык воспринимать как защитницу и хранительницу православных традиций[35]. В данном случае архиепископ Анастасий подразумевал возможные смущения православных паломников, увязывавших схождение Благодатного огня на Гробе Господнем с исчислением дня празднования Пасхи по юлианскому календарю.

Возражая архиепископу Анастасию, Константинопольский патриарх Мелетий сослался на переписку с патриархом Иерусалимским по вопросу о возможном проведении реформирования православного церковного календаря. В частности, был процитирован фрагмент текста телеграммы Предстоятеля Иерусалимской Православной Церкви, который говорил об актуальности календарной проблематики для возглавляемого им Патриархата в контексте противопоставления дней православных праздников римо-католическим. Далее было указано, что патриарх Иерусалимский возражал против единовременного празднования Пасхи с католиками и вместе с тем выступал в пользу согласованного решения Поместных Церквей относительно календарного вопроса[36].

Во время развернувшейся дискуссии прозвучали мнения в поддержку календарной реформы. Однако архиепископ Анастасий отметил возможные совпадения дней празднования христианской и иудейской Пасхи в случае перевода Пасхалии на новый календарный стиль. Недопустимость подобных совпадений он подкрепил ссылкой на решения I Вселенского Собора, 7-е апостольское правило, 1-е правило Антиохийского Собора и послание к епископам императора Константина Великого. Контраргументы сторонников календарной реформы сводились к признанию недопустимости единовременного празднования христианской Пасхи и иудейской не в случайном совпадении дат, а в смысле использования единой системы вычисления праздничного дня. Завершилось четвертое заседание Всеправославного Конгресса рассмотрением проекта нового церковного календаря, представленного ватопедским архимандритом Панкратием. Ход дискуссии был отражен в протоколе заседания, подписанном всеми его участниками, в том числе архиепископами Анастасием (Грибановским) и Александром (Немоловским)[37].

Работа пятого заседания Всеправославного Конгресса проходила 23 мая 1923 г. В этот день прозвучал доклад румынского профессора Димитреску, доказывавшего отсутствие догматических и канонических оснований для второбрачия православных клириков и возможности их вступления в брак после хиротонии. Далее последовало продолжение обсуждения вопроса календарной реформы в Православной Церкви, в ходе которого выступил автор проекта нового календаря, профессор Белградского университета М. Миланкович. Представитель Румынского Патриархата архимандрит Юлий (Скрибан) выдвинул предложение именовать реформированный православный календарь не григорианским, а исправленным юлианским. В заключительной части заседания собравшихся посетил бывший епископ Оксфордский Чарльз Гор (1853–1932), выступивший перед участниками Конгресса со словом, в котором отразил значимость календарной реформы в процессе сближения между Англиканской и Православной Церквями. В свою очередь, патриарх Константинопольский Мелетий констатировал готовность православной стороны к принятию нового календаря и просил епископа Чарльза уведомить об этом архиепископа Кентерберийского. Среди прочих участников пятого заседания в протоколе значится подпись архиепископа Александра (Немоловского), ни разу не вмешавшегося в ход дискуссии. Отсутствует в протоколе подпись архиепископа Анастасия (Грибановского)[38]. В настоящее время представляется затруднительным ответить на вопрос, принимал ли он участие в пятом заседании Конгресса. Учитывая активность владыки в ходе работы предыдущих заседаний, можно предположить, что в этот день он не присутствовал на Конгрессе, поскольку официальный протокол не отразил его участие в какой бы то ни было форме.

Наиболее выразительно принципиальная позиция русских архиереев прозвучала на шестом заседании Всеправославного Конгресса, проходившем 25 мая 1923 г. Повестка этого дня включала обсуждение вопроса допущения второбрачия для православного духовенства. После оглашения докладов митрополита Черногорского Гавриила, архимандрита Юлия Скрибана и митрополита Никейского Василия, допускавших возможность пересмотра сложившихся норм в отношении брака священнослужителей, началась оживленная дискуссия. Большинство участников заседания, в том числе и патриарх Константинопольский, одобряли прозвучавшую инициативу[39]. Однако архиепископ Анастасий (Грибановский) выступил с заявлением о том, что допущение второбрачия для священнослужителей может рассматриваться как нарушение канонического порядка. Свою позицию он подкрепил ссылкой на слова апостола Павла («епископ должен быть одной жены муж» (1 Тим. 3, 2), которые в сложившейся православной традиции предполагают необходимость пребывания в браке священников и диаконов ко времени их хиротонии. Далее Кишиневский архиепископ сослался на 7-е правило Неокесарийского Собора, запрещающее пресвитерам присутствовать на браках двоеженцев, поскольку такое присутствие являлось бы оправданием подобных брачных союзов. Архиепископ Анастасий сообщил о том, что данный вопрос рассматривался на Предсоборном Присутствии 1906 г. и на Всероссийском Поместном Соборе 1917–1918 гг. Однако после состоявшихся обсуждений решение о второбрачии клириков так и не было принято. По словам владыки, основанием к тому стала убедительная позиция известного православного канониста епископа Далматинско-Истринского Никодима (Милаша). Одним из средств разрешения проблемы вдового духовенства, не находящего в себе сил для одинокой жизни, предлагалось упрощение для них процедуры извержения из сана. Далее архиепископ Александр (Немоловский) заявил о своем полном согласии со словами архиепископа Анастасия, отражающими позицию Русской Православной Церкви[40].

Выступления русских иерархов вызвали критику со стороны митрополита Черногорского Гавриила, который противопоставил им позицию Сербской Православной Церкви, настроенной на применение икономии в вопросе второбрачия духовенства, но не дерзающей пересмотреть сложившуюся практику без всеправославного обсуждения. По словам митрополита Гавриила, для Сербской Церкви эта проблема была настолько актуальна, что в случае непринятия положительного решения она могла породить крупные церковные нестроения. Однако архиепископ Анастасий (Грибановский) настаивал на необходимости сохранения существующих канонических норм. Тогда по предложению митрополита Черногорского была сформирована комиссия по изучению вопроса допустимости второбрачия для православных клириков. В состав комиссии вошли митрополит Никейский Василий (председатель), митрополит Черногорский Гавриил, митрополит Диррахийский Иаков и архиепископ Александр (Немоловский). Весьма примечательно, что будучи активным участником шестого заседания Всеправославного Конгресса, архиепископ Анастасий (Грибановский) отказался поставить свою подпись под текстом его протокола[41].

В дальнейших заседаниях Всеправославного Конгресса Управляющий русскими православными церквями Константинопольского округа архиепископ Анастасий (Грибановский) участия не принимал. В современной российской историографии существует мнение о том, что «архиепископ Анастасий, приняв участие только в четырех заседаниях из десяти, покинул собрание в знак протеста»[42]. Данное утверждение относительно участия названного иерарха лишь в четырех заседаниях Конгресса основывается на наличии подписи архиепископа Анастасия под протоколами четырех заседаний. Однако протокол шестого заседания, не скрепленный подписью бывшего Кишиневского владыки, содержит стенографическую запись его выступлений во время дискуссии. Утверждение относительно оставления архиепископом Анастасием участия в работе Конгресса по причине протеста также не выдерживает критики. Протоколы константинопольского форума не содержат ни малейшего упоминания о готовности Управляющего русскими православными церквями Константинопольского округа покинуть Конгресс в знак протеста. Оставив Стамбул, архиепископ Анастасий принял участие в работе Архиерейского Собора РПЦЗ, открывшегося 31 мая 1923 г. в г. Сремски-Карловци (Югославия)[43]. По этой причине он и не смог присутствовать на Константинопольском Конгрессе, седьмое заседание которого проходило 30 мая 1923 г.

Работа седьмого заседания Всеправославного Конгресса началась с оглашения патриархом Константинопольским Мелетием проекта постановления о календарной реформе в Православной Церкви. Согласно данному проекту, предполагалось упразднить отставание юлианского календаря от реального астрономического времени посредством изъятия 13-ти дней. Переход от условно-расчетных дат юлианского календаря к датам, совпадающим с современным европейским календарем, предполагалось осуществить 1 октября 1923 г. Проект постановления оговаривал также необходимость исчисления дня празднования Пасхи с ориентацией на день весеннего равноденствия и следующее за ним полнолуние[44]. Несмотря на то, что еще I Вселенский Собор определил праздновать Пасху в первый воскресный день, следующий за первым полнолунием после дня весеннего равноденствия, рассматриваемый проект постановления Всеправославного Конгресса предусматривал внесение изменений в православную систему пасхалических вычислений. Новшество состояло в том, что православная пасхалия длительное время ориентировалась не на реальный астрономический день весеннего равноденствия, а на расчетный, определяемый по юлианскому календарю. Иными словами, озвученный патриархом Мелетием (Метаксакисом) проект формально сохранял традиционную логику пасхалических расчетов, но в реальности предполагал внесение исправлений в пасхалические таблицы и корректировку дат пасхальных празднований на последующие годы. Весьма примечательно, что протокол седьмого заседания сообщает об отсутствии дискуссии по вопросу утверждения проекта календарной реформы, ограничиваясь лаконичной записью: «Совещание принимает вышеуказанную формулировку решения» («Τὸ Συνέδριον ἀποδέχεται τὴν ὡς ἄνω διατύπωσιν τῆς ἀποφάσεως»)[45].

Не высказав своих возражений против проекта решения о реформе церковного календаря, присутствовавший на заседании архиепископ Александр (Немоловский) выразил желание продолжить начатую в предыдущие дни дискуссию по вопросу допущения второго брака для духовенства. В своем меморандуме он заявил о несогласии с представителями Сербской и Румынской Православных Церквей и сослался на авторитет Всероссийского Поместного Собора 1917 г., также занимавшегося рассмотрением данной проблематики и не санкционировавшего пересмотр сложившихся канонических норм. По мнению бывшего управляющего Северо-Американской епархией Русской Православной Церкви, ревизию церковного законодательства в области брачного права духовенства может провести только Вселенский Собор. При этом архиепископ Александр крайне критично высказался относительно целесообразности применения принципа канонической снисходительности (икономии). По его словам, икономия была известна еще в Древней Церкви, но прямым ее следствием стало искажение Латинской Церковью Никео-Цареградского Символа веры посредством включения в него Filioque. Напомнив о словах Христа, запрещающих развод кроме вины прелюбодеяния, архиепископ Александр затем перечислил принятые в Русской Православной Церкви основания к расторжению брака (безвестное отсутствие одного из супругов, психическое расстройство одного из супругов, неспособность одного из супругов к супружеской жизни, прелюбодеяние и т.д.). Однако, по его мнению, даже эти извинительные обстоятельства не могут стать основанием для благословения клирикам на вступление во второй брак[46].

После завершения выступления архиепископа Александра слово взял патриарх Константинопольский Мелетий (Метаксакис). Не согласившись с позицией русского иерарха, он заявил о том, что решение о допущении второбрачия для клириков должно носить канонический характер, а не быть проявлением икономии (т.е. ослаблением действия канонов)[47].

Далее секретарь огласил меморандум митрополита Кизического Каллиника, в котором сообщалось о работе профильной комиссии по изучению вопросов брака священнослужителей. При этом оговаривалось отсутствие архиепископа Анастасия (Грибановского) во время работы комиссии и единогласное принятие проектов постановлений остальными членами комиссии. Первый из этих проектов имел название «Второй брак овдовевших священников и диаконов» и допускал каноническую возможность повторного вступления в брак православными клириками. Предполагалось, что после официального утверждения данного постановления оно будет иметь законную каноническую силу для всего православного мира вплоть до созыва Вселенского Собора[48]. Вполне очевидно, что проект постановления, претендовавшего на всеправославный авторитет, игнорировал мнение архиереев Русской Православной Церкви, ссылавшихся на позицию Всероссийского Поместного Собора 1917–1918 гг. По этой причине каноническое достоинство данного постановления носило крайне сомнительный характер, а само оно не выражало мнения всего православного мира.

Следующие проекты решений касались вопросов, в детальной разработке которых не принимали активного участия русские православные иерархи. В частности, Всеправославному Комитету были предложены определения «Епископское достоинство и брак»[49], «О возрасте хиротонии диаконов, иереев и епископов»[50] и о внешнем виде клириков[51].

В ходе обсуждения означенных проектов постановлений Всеправославного Конгресса архиепископ Александр (Немоловский) высказал свое несогласие с предполагавшимся разрешением на вступление в брак клириков уже после их хиротонии. Ссылаясь на 10-е правило Анкирского Собора[52], он допускал в виде икономии возможность допущения к браку диаконов, предварительно заявивших о своем желании создать семью после принятия священного сана. Однако для архиепископа Александра представлялось неприемлемым допускать возможным брак для иереев[53].

Как свидетельствуют протоколы седьмого заседания Всеправославного Конгресса, подавляющее большинство его участников во главе с Константинопольским патриархом не сочли убедительными аргументы архиепископа Александра (Немоловского). В завершении дискуссии русский иерарх призвал собравшихся осознать катастрофическое положение Русской Православной Церкви в советском государстве, не позволившее ей принять полноценное участие в Конгрессе и основательно изложить собственную позицию по обсуждаемым вопросам[54].

Восьмое заседание Всеправославного Конгресса, состоявшееся 1 июня 1923 г., началось дискуссией по озвученному на предыдущем заседании вопросу канонического возраста для принятия священного сана. Председательствовавший на заседании патриарх Мелетий (Метаксакис) попросил присутствовавших рассказать о существующих в Поместных Церквях традициях, касающихся возраста рукополагаемых лиц. В ходе обсуждения вопроса архиепископ Александр (Немоловский) сообщил о том, что в Русской Православной Церкви установилась практика рукополагать выпускников духовных семинарий после достижениями ими 21 года и не рукополагать иеромонахов прежде достижения ими 30-летнего возраста. При этом делалась оговорка, что исключение составляют монашествующие выпускники духовных академий и семинарий, рукоположение которых в иерейский сан становится возможным уже в возрасте 22 лет. Учитывая существующую в Поместных Церквях практику, патриарх Мелетий предложил участникам Всеправославного Конгресса утвердить следующие возрастные границы для принимающих священный сан: 21 год для диаконов, 24 года для иереев и 30 лет для епископов. Участники заседания одобрили данное предложение[55]. Вполне очевидно, что данное решение пересматривало византийские канонические постановления, не допускавшие рукоположение во иерейский сан лиц, не достигших 30-летнего возраста (Трул. 14). Вместе с тем, Всеправославный Конгресс не расходился с практикой Русской Православной Церкви, дозволявшей снижение границ канонического возраста кандидатов на вступление в клир.

Далее патриарх Мелетий (Метаксакис) перешел к обсуждению возраста принимающих монашеское звание и предложил установить нижнюю границу для принимающих монашеские обеты не ниже 25 лет. Присутствовавшие на заседании, в том числе и архиепископ Александр (Немоловский), одобрили данное решение[56].

После обсуждения вопроса внешнего вида клириков, одобрения практики ношения ими светской одежды и стрижения волос, Комитет перешел к рассмотрению вопроса препятствий к заключению брака. Митрополит Черногорский Гавриил и архимандрит Юлий (Скрибан) выступили с докладами, в которых описали существующие в Сербской и Румынской Православных Церквях подходы к обсуждаемому вопросу. В ходе дальнейшего обсуждения архиепископ Александр (Немоловский) рассказал о препятствиях к браку, принятых в канонической практике Русской Православной Церкви (кровное и духовное родство, последовательное пребывание в трех законных браках и т.д.). Завершилось обсуждение данного вопроса выступлением митрополита Диррахийского Иакова. Подводя итог дискуссии, Константинопольский патриарх предложил признать необходимым следование канононическим установлениям Вселенских Соборов, сохранив за Соборами Поместных Церквей право на каноническую снисходительность (икономию)[57].

Далее участники Всеправославного Конгресса перешли к рассмотрению предложения относительно возможного переноса празднования памяти святых с будних дней на ближайшие к ним воскресенья. Мнение архиепископа Александра (Немоловского) по данному вопросу не прозвучало. Резюмируя результаты дискуссии, Вселенский патриарх заявил о целесообразности принятия данного решения, основанием которого может быть традиция празднования памяти святых отцов Вселенских Соборов исключительно в воскресный день. Вместе с тем, он признал необходимым сохранить за Поместными Церквями право самостоятельного решения данного вопроса[58].

По инициативе митрополита Трансильванского Николая, официальное обращение которого озвучил архимандрит Юлий (Скрибан), Всеправославный Конгресс обсудил вопрос о проведении в 1925 г. празднования 1600-летия со времени проведения I Вселенского Собора[59].

В начале девятого заседания Всеправославного Конгресса, состоявшегося 5 июня 1923 г., патриарх Константинопольский Мелетий (Метаксакис) предложил утвердить обсуждавшиеся ранее проекты решений. После непродолжительного обсуждения, от участия в котором архиепископ Александр (Немоловский) воздержался, состоялось принятие решения о проведении реформы православного церковного календаря. Согласно определению Конгресса, предполагался перевод на новый стиль как неподвижных праздников православного месяцесловия, так и подвижного пасхального цикла. К составлению новых пасхальных таблиц предполагалось привлечь обсерватории Афин, Белграда, Бухареста и Пулково (Петрограда)[60]. Далее состоялось принятие решения относительно потенциальной допустимости перехода Православной Церкви на обсуждавший в Лиге Наций новый календарь, в котором количество дней недели могло быть менее семи. Также констатировалась потенциальная допустимость установления празднования Пасхи в качестве неподвижного праздника в том случае, если этот день будет иметь научное подтверждение[61].

Затем участники Конгресса утвердили другие ранее обсуждавшиеся проекты решений. В частности, постановления о дозволении второго брака для вдовых священников и диаконов[62], о допущении практики вступления в брак клириков после хиротонии (за исключением монашествующих)[63], о проведении в 1925 г. празднования 1600-летия I Вселенского Собора[64], о нижней границе возраста рукополагаемых в сан диакона — 21 год, в сан пресвитера — 24 года, в сан епископа — 30 лет и для постригаемых в монашество — 25 лет, о дозволении клирикам стрижения волос и ношения светской одежды за пределами храмов, о сохранении канонических определений относительно препятствий к браку и дозволении Соборам Поместных Церквей проявлять икономию в данном вопросе, о допущении практики переноса празднований святых с будних дней на ближайшие воскресные дни, о необходимости ориентации на 64-е Апостольское правило, предполагающее пост только в Великую Четыредесятницу, среду и пятницу. Как отмечалось в тексте официальных определений Всеправославного Конгресса, они носили временный характер и могли быть применяемы в церковной практике до принятия решений по данным вопросам Всеправославным Сбором. Участвовавший в девятом заседании архиепископ Александр (Немоловский) выразил согласие с принимаемыми определениями и поставил свою подпись под каждым из них[65].

Далее патриарх Мелетий (Метаксакис) предложил к обсуждению вопрос юрисдикционной принадлежности православной диаспоры. В этой связи необходимо отметить, что еще 1 марта 1922 г. Константинопольский Патриархат издал Томос «Об обязательном и исключительном подчинении Константинопольской Церкви всей православной диаспоры, всего православного "рассеяния"»[66]. Инициирование обсуждения вопроса о признании за Вселенским Патриархатом прав на возглавлении православной диаспоры преследовало цель легитимации на всеправославном уровне изданного годом ранее Томоса. Апеллируя к 28-му правилу IV Вселенского Собора, патриарх Мелетий доказывал исключительное право Константинопольского Патриархата на духовное возглавление всех православных епархий, находящихся за пределами границ Поместных Церквей, которые он отождествлял с упоминаемыми в каноне «епископами иноплеменников» («ἐν τοῖς βαρβαρικοῖς ἐπισκόπους»)[67]. Обращаясь к сложившейся в Северной Америке церковной ситуации, патриарх отметил отсутствие там единой православной канонической юрисдикции, что нарушает канонический порядок и не способствует православному свидетельству в инославном мире. В качестве возможного средства к устранению существующей разобщенности патриарх предложил учреждение Экзархата Константинопольского Патриархата в пределах североамериканского континента[68].

Вполне естественно, что при обсуждении данного вопроса патриарх Мелетий не мог проигнорировать мнение архиепископа Александра (Немоловского), ранее управляшего Северо-Американской епархией Русской Православной Церкви. Согласившись с актуальностью озвученной проблемы, последний призвал участников Всеправославного Конгресса принять во внимание то положение, в котором находилась Русская Православная Церковь. По его мнению, согласие проживавших в Америке русских на переход в юрисдикцию Константинопольского Патриархата будет равнозначно предательству находившегося под арестом патриарха Московского Тихона. В качестве временной меры архиепископ Александр рассматривал потенциальную возможность назначения на четырехлетний срок русского архиерея в качестве Экзарха Константинопольского Патриархата. Однако в связи с трагическими событиями церковной жизни в России реализация подобного сценария представлялась ему преждевременной. Практическое разрешение вопроса разобщенности американских православных архиепископ Александр усматривал в усилении взаимодействия русских и греческих иерархов. После выступления архиепископа Александра началась активная дискуссия, которая была приостановлена патриархом Мелетием по причине недостатка времени[69].

Возобновление обсуждения вопроса о юрисдикционном подчинении православной диаспоры произошло на десятом заседании Всеправославного Конгресса, проходившем 6 июня 1923 г. После непродолжительного обмена мнениями, в котором архиепископ Александр (Немоловский) уже не принимал участия, было принято решение о снятии вопроса с повестки заседания[70]. Рассмотрение протоколов девятого и десятого заседаний позволяют сделать вывод о том, что во многом именно позиция архиепископа Александра предопределила отклонение Всеправославным Конгрессом инициативы патриарха Мелетия (Метаксакиса) по признанию законным подчинения Константинопольскому Патриархату всей православной диаспоры.

Далее Всеправославный Конгресс перешел к обсуждению положения, в котором оказалась Русская Православная Церковь на родине. Инициатором рассмотрения данной проблемы на десятом заседании выступил митрополит Черногорский Гавриил (Дожич), напомнивший собравшимся о прозвучавшем еще во время второго заседания Конгресса предложении архиепископа Анастасия (Грибановского) принять от лица константинопольского форума официальное обращение в поддержку Патриарха Московского и всея России Тихона. Завершилось десятое заседание Всеправославного Конгресса принятием официального постановления, касающегося церковной ситуации в России. Согласно тексту постановления, обновленческий «Второй Поместный Всероссийский Собор» (29 апреля – 9 мая 1923 г.) именовался церковно-народным собранием («κληρικολαϊκή Συνέλευσις»), а его решения, в том числе и решение относительно низложения находившегося под арестом патриарха Тихона, объявлялись неканоничными («ἀντικανοηκῶν ἀποφάσεων ἐξέδοτο καὶ ἀπόφασιν καθαιρέσεως τοῦ ἐν φυλακῇ κρατουμένου Μακαριωτάτου Πατριάρχου Μόσχας και πάσης Ρωσσίας Τύχωνος»). Конгресс выразил глубокое сожаление в связи с произошедшим и «сердечное сострадание исповеднику Патриарху» («συμπάθειαν δὲ ἐγκάρδιον πρὸς τὸν ὁμολογητήν Πατριάρχην»). В тексте определения Конгресса содержался призыв ко всему христианскому миру приложить усилия к освобождению Предстоятеля Русской Православной Церкви и обращение к патриарху Константинопольскому с просьбой о рассмотрении совместно с другими Поместными Церквями церковной ситуации в России[71].

Завершение работы Всеправославного Конгресса состоялось на одиннадцатом заседании, проходившем 8 июня 1923 г. В ходе заседания все участники имели возможность высказать свое мнение относительно прошедшего форума. Обращаясь к собравшимся, архиепископ Александр (Немоловский) в самых теплых словах отозвался о прошедшем Конгрессе и выразил слова благодарности инициировавшей его Вселенской Патриархии. Введение нового календаря (названного им «всеправославным») оценивалось как основание для объединения Христианских Церквей. Также высоко оценивались и другие постановления. В завершении своего выступления архиепископ Александр поблагодарил Вселенский Патриархат и Всеправославный Конгресс за небезразличие к положению Русской Православной Церкви и Святейшего Патриарха Московского и всея России Тихона[72].

Деяния Всеправославного Конгресса послужили основанием для перехода целого ряда Поместных Церквей на новый календарный стиль, что явилось следствием возникновения в большинстве из них т.н. старостильного раскола[73]. Другие решения Конгресса не были усвоены в канонической практике ни одной Поместной Церковью. Более того, авторитет самого Конгресса впоследствии был поставлен под сомнение со стороны Александрийской, Антиохийской, Иерусалимской, Русской и Сербской Церквей[74]. Каково же было отношение к Всеправославному Конгрессу со стороны Русской Православной Церкви Заграницей, иерархи которой приняли в нем самое непосредственное участие?

Как уже отмечалось выше, на проходившем 4 июня 1923 г. заседании Архиерейского Синода РПЦЗ приглашенные на Всеправославный Конгресс в частном порядке архиепископы Анастасий (Грибановский) и Александр (Немоловский) были признаны в качестве официальных представителей Русской Православной Церкви[75]. Данное обстоятельство свидетельствует о первоначальном признании легитимности Конгресса со стороны РПЦЗ. Вместе с тем, на этом же заседании участники Архиерейского Собора не сочли возможной реализацию в церковной жизни русского зарубежья инициативы Конгресса по реформе церковного времяисчисления и допущению второбрачия для духовенства[76]. Уже со второй половины июня 1923 г. журнал «Церковные ведомости», являвшийся официальным органом Архиерейского Синода РПЦЗ, начал публикацию критических материалов в отношении проекта реформы церковного календаря, решения о второбрачии вдового духовенства и притязаний Фанара на подчинение всей православной диаспоры[77].

В конце июля 1923 г. Русская Православная Церковь Заграницей резко изменила свое отношение к Всеправославному Конгрессу, основанием к чему стало получение митрополитом Антонием (Храповицким) копии Послания патриарха Александрийского Фотия на имя патриарха Антиохийского Григория IV. Данный документ подвергал резкой критике Всеправославный Конгресс, именуя его «самозванным», «неканоническим» и «незаконно составленным», характеризуя поставленные на Конгрессе вопросы как «неблаговременные» и «неуместные», а решения — «бесцельными», «неканоничными» и «вредными»[78]. Патриарх Фотий заявлял об осуждении Всеправославного Конгресса Священным Синодом Александрийской Православной Церкви и отвержении изменения традиционных православных канонических норм. Согласно его мнению, в отношении авторитета «священных канонов, преданий и догматов <…> ни на минуту не должно быть допущено сомнения, а их касается самозваный Всеправославный и Междуправославный Конгресс, и чтобы не возмущались совести народов и не поколебались в отеческой вере, но да сохранится, с одной стороны, неприкосновенной и нетронутой их святость, а с другой, да останется непоколебимой и неизменной религиозность народов и в теории и в практике, пока Всевышнему Промыслу не угодно будет довести до действительного и истинного Вселенского Собора, который окончательно определит и совершеннее обезбедит нашу святую неповрежденную веру»[79].

Окончательное отношение Архиерейского Синода РПЦЗ к Всеправославному Конгрессу было сформулировано в определении от 25 июля – 7 августа 1923 г., согласно которому предполагалось «уведомить Вселенского Патриарха, что постановления созванной им Междуправославной Константинопольской Комиссии, переименованной им во Всеправославный Конгресс, в частности о второбрачии духовенства, о реформе церковного календаря и введении с октября месяца сего года в церковном обиходе нового времяисчисления не могут быть прияты Русской Православной Церковью заграницей, как противоречащие свящ[енным] канонам и древней церковной практике, освященной Вселенскими Соборами»[80]. Не ограничившись заявлением о неканоничности решений Константинопольского Конгресса, Архиерейский Синод РПЦЗ отказал ему во всеправославном статусе: «Комиссия (т.е. Конгресс – А.С.) <…> не является выразителем голоса всей Св[ятой] Вселенской Соборной Апостольской Церкви, и решения его не могут иметь силы декретов, обязательных для Православной Церкви»[81].

Далее в синодальном определении содержалась попытка минимизировать роль русских архиереев в работе Конгресса. В частности, принимавший участие в первых заседаниях архиепископ Анастасий (Грибановский) назывался представителем лишь только Русской Зарубежной Церкви, но не Церкви Всероссийской. Архиепископ Александр (Немоловский) характеризовался как случайный и не имевший полномочий участник Конгресса[82]. Обсуждавшиеся на Всеправославном Конгрессе вопросы были объявлены подлежащими рассмотрению исключительно Вселенского Собора, несвоевременными для Русской Православной Церкви и чреватыми возникновением раскола. Решение о реформе церковного календаря характеризовалось как поспешное, проведенное неканоническим путем и вредное[83].

Нивелировав роль архиепископа Александра (Немоловского) как представителя Русской Православной Церкви на Всеправославном Конгрессе, Архиерейский Синод РПЦЗ официально запросил архиепископа Анастасия (Грибановского), «находит ли он удобным оставаться в Константинопольской Междуправославной Комиссии после вынесенных ею решений»[84]. Фактически отзывая голос своего представителя от деяний Всеправославного Конгресса, Архиерейский Синод РПЦЗ определил также направить Константинопольскому патриарху копию ответа архиепископа Анастасия[85]. Через несколько дней Архиерейский Синод принял решение не дожидаться ответа архиепископа Анастасия и на основании неприятия Всеправославного Конгресса тремя Восточными патриархами (Александрийским, Антиохийским и Иерусалимским) вывести управляющего русскими приходами в Константинополе из состава Конгресса[86].

Окончательную оценку статуса архиепископов Анастасия (Грибановского) и Александра (Немоловского) как участников Всеправославного Конгресса дал Предстоятель Русской Православной Церкви патриарх Московский и всея России Тихон (Беллавин). В своем «Заявлении в Центральный Исполнительный Комитет по вопросам об отношении Православной Русской Церкви к календарной реформе (переходу на григорианский "новый" стиль)», датированном 30 сентября 1924 г., он отказал в вышеназванным иерархам РПЦЗ в правомочности выражения голоса Русской Православной Церкви на константинопольском форуме. В контексте оценки легитимности решений Всеправославного Конгресса патриарх Тихон писал: «Неблагоприятным для Совещания обстоятельством, в значительной степени умаляющим вес всех его постановлений, было отсутствие на нем уполномоченных от Патриархатов Александрийского, Антиохийского, Иерусалимского и Всероссийского. [Русская Церковь была представлена на нем архиепископом Анастасием (Грибановским) Кишиневским и архиепископом Александром (Немоловским) Американским, приглашенными персонально Патриархом Мелетием IV]»[87].

Таким образом, заявленная в сентябре 1924 г. официальная позиция Русской Православной Церкви не позволяет оценивать Константинопольский Конгресс как имеющий всеправославный характер, а роль участвовавших в нем архиепископов Анастасия (Грибановского) и Александра (Немоловского) может быть воспринимаема исключительно как наблюдательная. Обращение к истории проведения Константинопольского Конгресса свидетельствует о значимости русской православной диаспоры как субъекта межправославных отношений в первой пол. 1920-х гг. Пример неприятия решений Конгресса рядом Поместных Церквей позволяет сделать вывод о важности достижения всеправославного консенсуса в процессе подготовки и принятия решений общецерковного масштаба. Вместе с тем, представляется неоправданной утвердившаяся в российской историографии исключительно негативная оценка Всеправославного Конгресса 1923 г. Не отрицая наличие сомнений в легитимности Конгресса и канонической законности некоторых из его решений, заявление относительно предосудительности проведенного русскими обновленцами низложения патриарха Московского Тихона заслуживает исключительно позитивных оценок. В то время, когда высшая церковная власть в Русской Православной Церкви была узурпирована ставленниками ОГПУ, а законный Предстоятель находился под домашним арестом, Константинопольский Конгресс от лица православной полноты выступил в поддержку московского святителя и объявил неканоничными решения обновленческого «Второго Поместного Всероссийского Собора». Данное деяние разрушало надежды обновленцев на легитимацию сформированного ими Высшего Церковного Совета и подчеркивало каноничность возглавления Русской Православной Церкви патриархом Тихоном.

Нам представляется, что для церковно-исторической науки сохраняет актуальность вопрос осмысления значимости упомянутого решения Константинопольского Конгресса в процессе утверждения власти патриарха Тихона, вернувшегося к церковному управлению через три недели после официального признания его со стороны Конгресса. Вместе с тем обращение к протоколам Константинопольского Конгресса убедительно свидетельствует об исключительной роли архиепископов Анастасия (Грибановского) и Александра (Немоловского) в процессе выработки всеправославной позиции по вопросу поддержки патриарха Тихона и непризнания русских обновленцев.

 

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА

 

1.’Ελευθέριος Γκουτζίδης. ’Έλεγχος καί ’ανατροπή τη̃ς διδακτορικη̃ς διατριβη̃ς του̃ «Δημητριάδος» Χριστόδουλου Παρασκευαΐδη. – ’Αθη̃ναι, 1985.– 192 s.

2. Πρακτικὰ καὶ α̉ποφάσεις του̃ ε̉ν Κωνσταντινουπόλει Пανορθοδόξου Συνεδρίου (10 Мαΐου-8 ’Ιουνίου 1923). – Κωνσταντινούπоλις, 1923. – 222 σ.

3. Χριστόδουλος Κ. Παρασκευαΐδης, μητροπολίτης. ‛Ιστορική καί κανονική θεώρησις του̃ παλαιοημερολογιτίκου ζητήματος κατά τὲ τη̃ν γένεσιν καί ’εξέλιξιν αυ̉̉του̃ ε̉ν ‛Ελλάδι. – ’Αθη̃ναι, 1981. – 464 σ.

4. Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917–1943 гг. – Москва: Изд-во Православного Свято-Тихоновского Богословского Института, 1994. – 1064 с.

5. Ветошников, К. История Константинопольского Патриархата в ХХ веке: дисс. канд. богословия / К. Ветошников. – Сергиев Посад : Московская духовная академия, 1996. – 261 с.

6. Грамота Святейшего Мелетия, Патриарха Вселенского, на имя Председателя б. Высшего Русского Церковного Управления заграницей // Церковные ведомости. – 1923. – № 5–6. – С. 3.

7. Кострюков, А.А. К истории взаимоотношений между Русской Зарубежной Церковью и Константинопольской Патриархией в 1920–1924 гг. // Вестник ПСТГУ II: История. История Русской Православной Церкви. – 2011. – Вып. 6 (43). –– 1923. – № 11–12. – С. 9.

8. Кострюков, А.А. Русская Зарубежная Церковь в первой половине 1920-х годов. Организация церковного управления в эмиграции и его отношения с Московской Патриархией при жизни Патриарха Тихона. – Москва: Изд-во ПСТГУ, 2007. – 396 с.

9. Мазырин А., священник. К истории взаимоотношений Русской и Константинопольской Церквей в ХХ веке // священник Александр Мазырин, А.А. Кострюков. – Москва: Изд-во ПСТГУ, 2017. – 376 с.

10. Махароблидзе, Е. Несколько мыслей по поводу нового стиля в Православной Церкви / Е. Махароблидзе // Церковные ведомости. – 1923. – № 15–16. – С. 10-13.

11. Меморандум Вселенской Патриархии в защиту гонимых христиан в Азии и России // Церковные ведомости. – 1923. – № 5–6. – С. 3.

12. Окружное соборное послание Константинопольской Церкви «К церквам христианским, во всем мире обретающимся» // Вестник Русского христианского движения. – Париж-Нью-Йорк-Москва. – 1996. – № 173. – С.37-41.

13. Определения Архиерейского Синода Русской Православной Церкви заграницей. От 25 июля – 7 августа 1923 г. По поводу постановлений Межправославной Комиссии в Константинополе // Церковные ведомости. – 1923. – № 17–18. – С. 4-5.

14. Определения Архиерейского Синода Русской Православной Церкви заграницей. От 25 июля – 7 августа 1923 г. Об отозвании представителей Русской Православной Церкви из Константинопольской Междуправославной Комиссии // Церковные ведомости. – 1923. – № 19–20. – С. 6.

15. Определения Собора Архиереев Русской Православной Церкви заграницей. По вопросу о реформе православного календаря // Церковные ведомости. – 1923. – № 13–14. – С. 1–2.

16. Отзыв Высокопреосвященнейшего Митрополита Антония о Московском соборище // Церковные ведомости. – 1923. – № 9–10. – С. 10–11.

17. Послание Председательствующего Временного Архиерейского Синода Русской Православной Церкви заграницей – Святейшим Патриархам Восточным, Главам Автокефальных Православных Церквей, Православным Архиереям, всему священному клиру и веем православным христианам // Церковные ведомости. – 1923. – № 3–4. – С. 1–2.

18. Послание Св. Фотия, Патриарха и Папы Александрийского и всего Египта, на имя Святейшего Патриарха Антиохийского // Церковные ведомости. – 1923. – № 17–18. – С. 3-4.

19. Постановление Вселенского Патриархата по вопросу о суде над Святейшим Тихоном, Патриархом Московским и всея России // Церковные ведомости. – 1923. – № 7–8. – С. 1.

20. Председательствующий Архиерейского Синода Русской Православной Церкви заграницей Президенту Лозаннской Конференции // Церковные ведомости. – 1923. – № 1–2. – С. 1–2.

21. Совещание о новом стиле // Церковные ведомости. – 1923. – № 5–6. – С. 9.

22. Слесарев, А.В. Старостильный раскол в истории Православной Церкви (1924-2008) / А.В. Слесарев. – Москва : Издательство Крутицкого подворья, Общество любителей церковной истории, 2009. – 562 с.

23. Троицкий, С. Догматический смысл запрещения второбрачия священнослужителям / С. Троицкий // Церковные ведомости. – 1923. – № 15–16. – С. 13-16; № 17–18. – С. 13-16.

24. Троицкий, С.В. О границах распространения права власти Константинопольского Патриарха на «Диаспору» / С.В. Троицкий // Журнал Московской Патриархии. – 1947. – № 11. – С. 34–45.

25. Троицкий, С. Юрисдикция Цариградского патриарха в области диаспоры / С. Троицкий // Церковные ведомости. – 1923. – № 11–12. – С. 7; № 17–18. – С. 8-12.

26. Якимчук, И.З. Всеправославный Конгресс / И.З. Якимчук // Православная энциклопедия. – Москва, 2005. – Т. 9. – С. 680-683.