.png)
Запад и Россия: между предрассудками и непониманием
Отражение отношений Сербии и России не теряет актуальности. Это особенно очевидно сегодня, когда мы вступили в постоднополярный мир. Новый подъем России является одним из факторов, инаугурирующих многополярный век, который впереди. Мы свидетели тектонических изменений в областях глобальной геополитики, планетарной политической экономике, в политике культуры и науки, а также в областях религии и религиоведческих ценностей. По этой причине необходимо также исследовать культуральные отношения Сербии и России, учитывая способ их преломления через зеркало теоретической культуры философии. Причина этому не только в том, что такой анализ редко делается, или в том, что за нами ХХ век, требующий заключения и оценки. Основная причина, которая нас мотивирует, состоит в том, что российско-сербские отношения важны сами по себе, но они часто игнорируются, оспариваются или девальвируются. Историю русской и сербской культуры и отношение к нашим историческим реляциям в историографическом и культурологическом смысле мы оставим на втором плане как подразумеваемые моменты. Наше намерение – фокусировать отношения в философии, как особое отражение состояния российско-сербских отношений.
Отношение к русской философии на Западе и на западническом Востоке, если оно отрицательно, можно проиллюстрировать позицией Бенедетто Кроче (Benedetto Croce, 1866–1952), высказанной в тридцатые годы ХХ века: «Я могу ошибаться, но в вопросе философии Россия представляет собой лишь повторение, фантастические искажения и крупные деформации европейской мысли. Даже за последние двадцать лет, в большевистский период, Россия не дала ни одной книги, ни одной страницы, способной по-настоящему пролить свет хоть на одну философскую проблему. То, что мне довелось прочитать в переводе от новейших русских писателей, будь то теоретики или историки, было только банальным применением марксистских формул. У России были такие художественные гении, как Толстой. В конце концов, не я сам заметил глубокую и тяжелую трещину, которую в русском сознании оставил недостаток логико-схоластического воспитания, из которого европейская культура извлекла большую пользу»[1]. Русский философ Василий Зеньковский (1881–1962) в 1922 году как будто предвосхитил выразительную позицию Кроче, когда от имени Православного Востока возразил: «Особенность русской философии, которая так безразлична к обычной “школьной философии”, очень часто является причиной нестарательного к ней отношения. Однако в настоящее время это небрежение отступило, потому что более чем когда-либо сегодня миру необходимо то единственное необходимое[2], что всегда составляло жизнь русской философии»[3].
В основе таких конфронтаций между западным и восточным мышлением в философии лежат недоразумения и определенные взаимоисключающие интересы, имеющие сложные культурологические и идеолого-политические причины. Эти недоразумения, нередко как следствие взаимного невежества, со временем объективируются в «истины» друг о друге.
Отношения Сербии и России в философии: общий обзор
Давайте начнем с тезиса, что философия представляет собой универсальную форму критической практики ума по отношению к искомой истине о реальности ради ориентации в обосновывающих идеях и ценностях. Взятая в этом виде, философия может представлять собой рамку всестороннего созерцания и действительности сербско-российских отношений. В этом смысле философия, как парадигма критически саморефлектируемого мышления, является рамкой для проявления и осознания характеристик этих отношений в рамках горизонта истории идей и духовной культуры. Однако когда мы говорим о проблеме, мы открываем вопрос о причинах, мотивах и факторах, определяющих решение о забвении специфических сербско-русских особенностей в философии, а именно в процессах рецепции и самооценки с обеих сторон, сербской и русской. Хотя философия не должна быть сведена к продумыванию особенностей поместных философских культур в национальном смысле, она от них не может и не должна отделяться. Способ, которым национально интегрированное философское сообщество мыслит философские проблемы, и особенность вклада, который вносит (как в общефилософские вопросы, так и в вопросы, тематически особенно ей присущие), должны найти признанное место внутри философии культуры.
Задача позитивной социально-культурной интеграции сербско-русских отношений как неоспоримо важной ценности в философии, в сербском обществе проявляется через парадокс. С одной стороны, тот факт, что истоки сербской и русской философии лежат в православной духовности и славянской культуре – в мире цивилизации byzantino-slavica, через которую также воспринимаются образцы греко-римской классики, признается за опорную точку производности и закрепления идентичности, от личного до народно-национального и общекультурального. С другой стороны, определенные группы интеллектуалов и особенно отдельные философы (в прошлом не без помощи государства) эти истоки либо игнорируют, либо оспариванием отрицают их философскую значимость, поскольку они помещают начало сербской философии в ранний XIX век и связывают его с приемом философии Запада. Последнее подсказывает, что византийско-славянская культура как один из корней философского вдохновения, потенциала и знания, якобы философски неинформативна или не доросла до уровня, который устанавливают западноевропейские прочтения классической Греции и Рима, а также до западной философии. Таким образом, задачи и тематическое содержание философской деятельности отождествляются с миром graeco-latina, ex occidente. Это связано с позицией, что византийско-славянская культура не только завершена, но культурно незначима для магистральных путей развития философии, что совпадает с интериоризацией представления, которое другие имеют о нас: например, представления Кроче о философии в России.
Последнее является тенденцией с определенной силой и немалой традицией в сербском мышлении. И русских это тоже не пощадило. Выдающийся русский философ Михаил Александрович Маслин упомянул болезненный парадокс «русского преследования русских философов из русской философии»[4]. Как сторонники «аффирмации», так и сторонники «игнорирования» опорной точки православно-славянских истоков на эту точку ссылаются либо через утверждение, часто неоромантической риторикой (мифологизацией), либо той же опоре сопротивляются через другой тип риторики (новопросветительскую критику «ленивого православного Востока», которая существует благодаря мифу о божественных полномочиях разума «с Запада»). Проблема не в споре как таковом, а в способе ведения диспута. Спор проявляется через идеологизированные дискурсы под знаком мифологизации. Такие дискурсы или нарративы в основном проходят вне институциональной или хоть институтированной диалогической рефлексии. Назовем это внефилософским состоянием отношений сербов и русских к собственным философским отношениям и ресурсам.
С момента основания Сербского философского общества в 1898 г. (1938) до сегодняшнего дня, за 122 (82) года, философский факультет Белградского университета (УБг) не сумел создать кафедру сербской, русской или славянской философии или хотя бы направление факультативно-выборного обучения. Если считать бесспорным то, что сербский национальный корпус, как и русский, уходит корнями в православно-славянскую почву (хотя византийское[5] православие интегрировало греческую классическую культуру[6]) и что русская культура имеет мировое значение, тогда такое положение вещей является показателем странной и неблагоприятной ситуации. Эту ситуацию можно объяснить. Но она также должна быть преодолена, чтобы мы не лишали себя подлинности и чтобы из-за зеркальных отождествлений с другими мы не следовали (а такое бывало) чужим – не обязательно нам во всем конгениальным – духовным интересам и интеллектуальным практикам. Такой процесс требует реабилитации, но также и переосмысления вытесненного у нас позитивного отношения к византийско-славянскому Востоку (как русскому, так и сербскому), к которому мы принадлежим изначально: по религиозным, расовым и историко-культуральным основам и связям. Преодоление неоспариваемого западничества, конечно, не влечет за собой некритический прыжок в объятия «Востока» (новопанславистский).
Первым шагом должна быть долгосрочно направленная, интегрированная и стабильная тематизация как смысла, так и значимости и этого слоя нашего наследия. Осознание ценности этого поспособствует более качественной ориентации нашей культуры в целом. Это включает в себя творческое подтверждение в современном контексте позитивных интерпретативных возможностей главных идей и идеалов русско-сербской византославики. Надо основывать позицию на примере, который находим в высказывании Зеньковского о «единственно необходимом». Движущую силу идей-ценностей православия (потенциально и философского осмысления духовности православия) подтвердило объединение забывших о политических разделениях граждан Сербии вокруг фигуры и дел блаженнопочившего патриарха сербского Павла (1914–2009). Это эпохальное событие представляет собой возвышенную материализацию необходимости обновления фундаментальных идей-ценностей, присущих сербско-русской духовной традиции (таких как личностность, соборность, богочеловечество и др.), но при условии реализованной святости личности в Богочеловеке Христе. Таким образом, сербский народ осуществил плебисцитарную легитимацию соборности вокруг святости личности как высшей ценности-идеи – при условии, что ценность эта была засвидетельствована как жертва для другого по ту сторону всякого интереса.
Мы не намекаем, что рецепции идей-ценностей русской философии и духовности в сербской культурной среде вообще нет, и наоборот. Мы также не утверждаем, что не было рецепции и его христианского облика и что только этот облик надо воспринимать. Но рецепция происходит в основном либо на периферии, либо в тени определенной небрежности научно-культурных учреждений. Последнее – это маргинализация самих учреждений по отношению к некоторым важным вещам и содержаниям. Каковы основные поводы и причины такого положения вещей?
Отношения Сербии и России в философии: аспекты проблемы
Выбор: между Востоком и Западом
Первый повод мы видим в амбивалентном отношении, которое сербская культура в самом широком (духовном, общественно-культурном и политико-экономическом) смысле имеет к поляризации Восток–Запад. До сих пор, как исторический народ Европы, мы не сумели удовлетворительным образом интегрировать и результативно стабилизировать эту поляризацию. Как обладатели привилегии лимеса[7] (обладания свойствами как западной, так и восточной культур, и их внутреннего понимания), мы не капитализировали как следует в полной мере преимущества синтетического и посреднического мышления и делания на стыке культур и цивилизаций. Вместо того чтобы быть «Восток Западу и Запад Востоку»,[8] оставаясь самостоятельным православным миром в сербском стиле (определенные и обогащенные как сербско-средиземноморскими, так и сербско-центральноевропейскими медиациями), мы некритически становились рядом либо с одним (западничество), либо с другим (панславизм[9]), в собственный ущерб, историей засвидетельствованный. Православие как личный определитель можно уважать, даже если мы не заложили личную веру. Речь идет о духовно цивилизирующем определителе-факторе в высшем смысле слова. В историческом смысле мы обязаны этому фактору условиями нашего физического и метафизического выживания: среди прочего, потому что он ставит аксиому неприкосновенности свободы личности и сообщества, то есть право беспрепятственно практиковать ответственную свободу. Амбивалентное отношение к поляризации Восток-Запад отражает амбивалентное отношение к собственной духовно-культурной идентичности. Поэтому к исследованию русско-сербской тематики обязательно следует добавлять вопрос о сербско-сербских отношениях в культуре, включая философию. Философское отношение к православному, славянскому и русскому в уравнении нашей идентичности не должно происходить ни (а) под знаком импровизации, неинституционально и маргинализировано, ни (б) майоризацией и репрессиями одной социально-интеллектуальной группы за счет другой, а как показывает межвоенная и послевоенная драма ХХ века.
Дисконтинуитет: между амбивалентностью и сменой идеологий
Вторая причина вытекает из первой и связана с проблемой идеологизации. Мы считаем, что идеологизация сербско-русских отношений в философии, помимо прочего, означает, что каждый из упомянутых циклов сербского восприятия русской философии более или менее обременен общественно-политическим насилием (открытым или неявным) идеологий, перетекающих в научную сферу, и наоборот: наиболее ярко выраженных на этапе общегосударственной имплементации марксизма-ленинизма (при этом русско-сербский философский диалог все время остается за пределами по определению предназначенных учреждений). Насильственное исключение всей русской философии, кроме ленинской, возможно также ревизионистской (с конца 1940-х до конца 1980-х годов ХХ века), ввело недиалогическую ситуацию в учреждения, в которых общение марксистов друг с другом в этом смысле было монологом идеологии.
Мешающее действие идеологизации имело своим последствием создание вредных дисконтинуитетов, насильственное прерывание диалога двух формаций (интер)национально установленных истеблишментов философии: сербского и русского. Это проявляется в том, что рецепция русской философии (будь то теистическо-религиозный, агностический или атеистическо-натуралистский тип), как формы, так и важного диалога Сербии и России, как возможность даже «сербско-русской» формы философии (если мы осознáем, что философская Россия с недавнего времени[10] официально восприняла нашу рецепцию их «самих»), фактически либо постоянно исчезает и существует в неопределенности; либо, во внеинституциональном смысле, прорастает через одиночные альтернативы, пониженных до субкультурных придумок.
Историю этого явления можно реконструировать так: 1) 1920-1930-е годы: прием «белой» философии (благодаря эрудиции носителей русской религиозной и православной философии в изгнании в Королевстве Югославия) и одновременный прием «красной» философии (субверзивное действие радикальной интеллигенции марксизма-ленинизма); 2) 1940-е: крах «белой» философии (затем ее преследование почти до уничтожения) и победа «красной» мысли; 3) 1945-1960-е: установление советского марксизма (характерно, через ленинско-сталинский диамат и истмат) и официально направленное безразличие ко всем другим формам философии, в том числе к советомарксизму, альтернативным формам русской философии; 4) половина 1960-х и 1970-е годы: прекращение приема советского типа марксизма во имя «другого» Маркса и начало ревизионистской фазы, объявленной движением югославской праксис-философии[11] (разрыв отношений с советско-российской философией не реабилитировал традиционную русскую философию, но этот слой был зашит во второй раз: акцентированием, а не преодолением первого разрыва); 5) 1980-е: конец праксиса марксизма путем растворения через постмодернистский поворот философии, национализм и крах югославского идейно-идеологического проекта; 6) 1980-2000: плюрализация и дисперзия философских ориентаций (среди которых религиозная философия православного происхождения, русские идеи снова обретают определенный вес).
Постмодернистское состояние вывело на сербскую философскую сцену двух главных фигурантов. С одной стороны, это континентальная европейская философия (в основном экзистенциализм, постструктурализм, новый психоанализ, франкфуртская критическая теория общества, герменевтика и феноменология). С другой стороны, это островная философия Великобритании и США (в основном логический позитивизм, логико-аналитическая философия, философия науки). Бывшим марксистам и криптомарксистам были оставлены мосты для перехода через праксис-философему к следующей фазе Франкфуртской школы; таким образом, они вступят в эпоху постмодерна.
Отношения между двумя основными ориентациями философии в Сербии (СРЮ) характеризовались относительно мирным сожительством в конце 80-х и в течение 90-х годов. Количество общих философских вопросов и теоретическое сотрудничество значительно сократилось, несмотря на определенное совпадение областей интересов. В конце 90-х логико-аналитическое течение почти поглотило континентальное, вытеснив его представителей из основных учреждений философского труда. Отношения между этими двумя ориентациями философии в Сербии (СРЮ), хотя и являлись внешними в соответствии с аспектом выбора философской ориентации, оставались друг для друга внутренними все время. И это по отношению как минимум к двум неоспоримым точкам согласия. Первое: консенсус обеих сторон по поводу продолжения в целом прозападной философской повестки – либо в направлении англо-американских идей-ценностей, либо в направлении евроконтинентальных. Отсюда второе: преобладающий резерв или исключение диалога с собственными изначальными истоками в духовном, то есть византославянском смысле.
Самопорицание: самобытность выше левых и правых
Третья причина вытекает из предыдущих и связана с проблемой автошовинистского связывания прогресса исключительно с прозападной культурной политикой. В нашем случае это означает, что русская (шире – и сербская) философия по-прежнему рассматривается либо как философская форма отставания Востока от Запада (в лучшем случае как неинформативная эпигонная форма дублирования Запада), либо как пережиток экзотического православного и самодержавного прошлого (русская религиозная философия в частности). Учитывая последнее, русская философия читается как реакционная речь правых. Таким образом, духовно-персоналистическая информация русской философии, обоснованная традиционно искажением оптики рецептивного аппарата, сводится к категориям социополитического регистра: «левое» против «правого». Это аналогично первенству политики или политизации философии за счет более глубоких рефлексий, достигающих синтеза духовности как возможной идеалтипической ценности для философского усилия: таким образом, за счет продуманности русской идеи в ее интегральном виде. Отвечая на вопрос об идентичности и характере русской идеи, Маслин указывает, что речь идет о метафизическом обосновании всеобъемлющей ценности-видения, которое служит ориентиром, а не о научно-политологической или футурологической конструкции, которая должна быть идеологически реализована способом политической программы[12]. «Русская идея – это религиозная философема. Это не геометрическая теорема, которая что-то доказывает. Это определенный жанр, который имеет свою историю. [...] Еще можно сказать, что русская идея во многом связана с вопросами русского народа о самом себе: кто мы, откуда пришли и куда идем?»[13].
Если есть серьезная культурно-историческая воля, духовно-экзистенциальное самоуглубление, это может быть в принципе верно и для синтеза сербской идеи: для обдумывания аспектов сербской идеи и в сербской философии. Поэтому блокирование сербско-русского диалога в философии находит ориентирующие отражения в невысказанном, но имплементированном консенсусе обоих лагерей новых философских элит (определенных либерально или по-другому) на счет того, чтобы оставить статус-кво в отношении игнорирования (или просто церемониального признания) духовно-христианского слоя идентичности сербской нации и культуры «выше» левых и правых, а также в отношении подавления сербских философских истоков в элино-византийской и славяно-византийской цивилизации православия.
Статус-кво (которым философски утвержденная духовность списывается априори как парафилософская речь «правых»), однако, подчеркивает ряд забытых вопросов: «что для нас Россия и мы для нее?»; «каковы последствия, но также и причины опеки западноцентрической истории философии и культуры (Афины → Рим, «затем» → Тюбинген → Париж → Лондон)?», под знаком редукции интегральной Европы, или Евразии на Западе; «Возможны ли мы в философии и других областях духа без извне порожденного и внутренне (через ХIХ и ХХ век) принимаемого представления о нашей «незрелости в философии и истории духа», которая нам воспитательно вводится как наше собственное самопредставление?» Это сопровождалось уменьшением философского значения тысячелетия[14] собственной духовно-теоретически самобытной культуры в смысле византийского и нововизантийского синтеза. Потому мы говорим об исчезновении, «энтропии» идей византийской и русской философии со сцены этаблированной сербской философии. При этом за последнее десятилетие в системе средних и высших учебных заведений Республики Сербия и сама философия как таковая все больше оспаривается и даже подавляется.
Глобализация: между дроблением и самозабвением
Четвертую причину мы причисляем к феномену глобализации. Этот необычайно сложный и многослойный процесс мы более точно определяем через два из многих с ним связанных вызова. Оба указывают на его духовно-культуральный план. Первый – это проблема общей детрадиционализации способов формулирования и путей подтверждения идентичностей. Другим вызовом является кризис идентичности как таковой в нарративном и рефлексивном смысле. Оба вызова, добавим, протекают и под знаком глобального возвращения религии и духовности в постсекулярной фазе философии. Причем «постсекулярный» означает сознание недостаточности онтических утверждений и положительных дескрипций реальности (которые не ложны, а недостаточно духовно-экзистенциально глубоки); это также означает сознание необходимости реафирмации речи другого и отличающегося, включая речь трансценденции. Отказ от традиционной идентичности, с попытками обрести новые опоры идентичности, таким образом, усложняет философские вопросы о месте и роли духовности и другого как Бога. Традиционное общество дробится, а индивиды принимают хронически нестабильные или духовно обедненные идентичности.
Вопрос рефлексивного, но при этом официального сербско-русского диалога в философии есть не только вопрос намерения, чтобы диалог был или не был, но одновременно и вопрос (не)возможности эту проблему поставить (или нет) из-за кумулятивных эффектов структурального ускорения обществ, находящихся также под знаком пагубных действий прорастания агенды глобализации, таких как дробление личности и общества с униформизацией, и принятие новой идентичности с самозабвением духовно-традиционного. Таким образом, системно-структурально, а не субъективистским взглядом на намерения, следует толковать тот факт, что промоцию важнейшего компендиума истории философии у русских – «Энциклопедии русской философии» (Москва 2007 [Белград 2009][15]) – несмотря на попытку устроить встречу, никто из сербского философского истеблишмента не удостоил приема. Так была упущена нечастая возможность познакомиться с выдающимися фигурами из числа официальных представителей философии.
Отношения Сербии и России в философии: на пути к улучшению положительных аспектов
Положительные процессы
Обзор и анализ состояния российско-сербских отношений в философии как симптом определенного кризиса наших отношений, конечно, должен учитывать и положительные аспекты. Таким образом, то недостаточное можно рассмотреть и оценить более правильно. Вопреки социально-историческим неблагоприятным обстоятельствам сербская рецепция русской философии все-таки имеет и некоторые достижения, заслуживающие внимания. Мы можем указать только на самые знаковые процессы и события, и это в самой короткой подборке событий, переступивших пороги институционального. В Белградском университете на православном богословском факультете (с 2006 г.) и на философском факультете (с 2011 г.) только в конце ХХ века были введены проекты систематичного исследования сербской философии и сербской теологии. В рамках обоих проектов нашлось место и для рефлексии влияния и посредничества русской философии и теологии с сербскими формами мысли. Оба проекта были поддержаны Министерством науки, образования и технологического развития Республики Сербия. На трех факультетах Белградского университета работают профессора, которые в рамках компетенций и личных инициатив дают более серьезный простор российским штудиям: богословский факультет (Б. Шиякович, Б. Лубардич), филологический факультет (К. Ичин) и физико-математический факультет, то есть факультет физической химии (И. Марич). В Косово и Метохии, в Приштинском университете (с временным пребыванием в Косовской Митровице) следует указать на работу Микони Кнежевича по реафирмации византологическо-славянских философских штудий. Этой работой продолжается создание и развитие самой области, в которой значительный вклад внесли Д. Богданович, С. Жунич, Б. Шиякович. В образовательно-культурных пространствах за пределами Сербии положительное упоминание заслуживают кафедра философии Никшичского университета (где основан предмет «Философия у славян»: Б. Шиякович, Н. Милошевич, Р. Голович) и Университет Баня-Луки в Республике Сербской (где Б. Кулянин многие годы организует научные конференции на тему соборного единства славянских народов ради «защиты территориальной целостности и национальной, духовной и культурной самобытности православных, славянских стран под натиском западного культурного и политического империализма и глобализма»)[16].
Некоторые учреждения культуры на протяжении нескольких десятилетий организуют лекции и беседы по русской философии, осознавая особенности сербского восприятия русской духовности и мысли: Университет Коларца, Дом русской культуры в Белграде, дом Джуры Якшича, Общество культуры города Рума (Дни славянской письменности и культуры) и другие. На этом месте целесообразно суждение заведующего Кафедрой истории русской философии профессора МГУ Михаила Маслина (род. 1947): «Сербская культура имеет в переводе всё значимое из русской философии эпохи Серебряного века, остается еще несколько работ»[17]. Маслин делает вывод в свете того факта, что издательство Владимира Меденицы (род. 1953) опубликовало более 120 книг в области русской культуры, в частности, в узкой области русской религиозной философии. Проект Меденица (Логос – Ортодокс) установил историческую связь с теоретиками, которые в трех циклах приема (1920-1940; 1970-1980; 1980-2020) работали над поддержанием и развитием русско-сербских философских отношений: от Душана Стояновича (1895–1949) через Юстина Поповича (1894–1979) до Николы Милошевича (1929–2007) и других. Следуя образцовому подвигу издательского дома Меденицы, и другие издатели попытались достичь этого уровня и тематической ориентации в своих издательских программах: в Белграде (Плато, Бримо, Укрония); в Подгорице (ЦИД); в Никшиче (Ясень). Научные журналы, такие как Точки зрения, Источник, Богословие, ΦΙΛΟΘΕΟΣ, Симплексис и другие, внесли заметный вклад в принятие русской и византийской духовности, философии и богословия.
Оперативные предложения
Мы представим два предложения из плана конкретных административно-организационных форм возможного улучшения здесь описанного положения дел. Во-первых: нужно, чтобы сербское и российское государство оказали (потому что могут), через соответствующие механизмы, всю необходимую материальную поддержку проектам долгосрочного диалога сербско-российских культурных отношений, включая философскую форму этого диалога, в первую очередь через университетские и другие высшие учебно-культуральные учреждения, с обеих сторон соответственно; во-вторых: следует попытаться создать в Белграде Институт сербско-российских исследований с помощью обеих сторон. Через исследования такой институт объединил бы не только профессию и знания науки философии, но и все актуальные знания и области социально-культурных работников всех профессий и специальностей. Это можно рассматривать в контексте компенсации и преодоления до сих пор отсутствующей реализации вполне удовлетворительных сербско-российских программ в рамках существующих учреждений.
Мы бы, таким образом, интегрировали до сих пор либо рассеянную либо одиночную энергию во имя создания официального пространства для адекватного и долгосрочного восприятия сербской, русской и славянской философской культуры. Такой институт регулярно сотрудничал бы с научно-исследовательскими сообществами, которые имеют или не имеют институционально подтвержденные статусы и роли. Из этого сотрудничества возникла бы возможность вынести проекты, тематизирующие наши общие проблемы и общие интересы.
Заключение
Наблюдая за основными тенденциями самопонимания этаблированного сербского философского мышления по отношению к великому, но якобы «недоношенному брату» с Востока, мы наблюдаем, как отношение к философии России или из России в целом и особенно к тому, что русские называют русской отечественной философией, происходит за пределами достаточной диалогическо-критической вовлеченности, ниже уровня достаточной институционализации и под знаком пониженной ознакомленности. С точки зрения краха югославского марксизма и событий последующего рассеивания философских течений в 90-е годы, фокусированием главных институциональных тенденций мы констатируем, что не произошла простая замена одного типа отношения к русской философии другим. Дела более или менее остались прежними. Философия из России и русская духовно-философская мысль по-прежнему рассматриваются как экзотическая или терпимая модальность философского мышления, априори расположенная периферийно по отношению к учреждениям. Период, начинающийся с 1990-х годов, в некотором смысле вернулся к ситуации, существовавшей до 1940–1950-х, до вооруженной победы советского марксизма как идеологии над другими формами философии. Однако в пространстве за пределами официальных философских учреждений вместо того, чтобы умереть, традиционная русская философия перерождалась. Сегодня ее будущее в Сербии в некоторой степени обеспечено, но перспектива растущей рецепции остается неопределенной. Такая ситуация является результатом отсутствия воли, иногда определяемой идеологическими предрассудками относительно институционального способа продвижения предпосылок философского диалога вокруг русской философии и русской цивилизации в духовном смысле. Однако можно было бы показать, что современная русская философия, как та, информированная «прозападно», так и та информированная «отечественно» (привязанная к идее России традиционно), обладает досягаемостью, которая легитимна, конкурентна и актуальна для современных дискуссий в философии (впрочем, философский долг современной Европы перед Россией значителен, как знают Шиллер, Ницше, Бубер, Левинас, Камю, Гадамер и другие).
Диалог с русской философией является одним из фундаментальных моментов в диалоге исторически осознанной сербской философии (или философии у сербов) с самой собой. Следует вывод, если мы не соглашаемся опошлять или игнорировать факт общего православно-славянского первоначала и в случае, если не примиряемся с эпигонским и западопоклонническим роком сербской (философской) культуры. Такой диалог является условием серьезного воспитания собственной идентичности в (философской) культуре, если она желает быть традиционно осознанной и духовно ориентированной. Это условие ее расширения и углубления: в случае, если мы не соглашаемся с той позицией, что медиум философского мышления тотально безразличен к истории опыта и опыту истории конкретных обществ и конкретных личностей, которые в виде несводимых особенностей собственных стилей творчества в истории последовательно отстаивают свои основные идеи-ценности; а в случае, если мы соглашаемся уважать конкретную историю, язык, общность, веру как философски осмысляемые и защищаемые ценности.
Для того чтобы к указанным позитивным процессам и событиям не относилось nulla regula sine exceptione, надо сделать правильные выводы из трагического сербского и русского исторического опыта. Мы можем ожидать, что в рамках таких процессов сербская рецепция русской философии (и обратно) утвердит свой философский статус и соответствующие научно-критические и творческие модальности. И можем ожидать, что это станет вкладом в укрепление братско-соборных связей между двумя нациями, а также приношением в построении идеалов «сербской» и русской «идеи». Чтобы эти идеалтипические ценности дальше строились, в них и дальше нужно верить – и умом, и волей, соборно.
Цитируемые источники и литература
Зјењковски Василије В. Руски мислиоци и Европа, Загреб: Нова Европа, 1922; он же. Руски мислиоци и Европа: критика европске културе у руских мислилаца, Подгорица: ЦИД. 1995
Маслин М. А., ред. Русская философия. Энциклопедия, Москва: Терра-Книговек, 2014.
Маслин М. А. Енциклопедија руске философије, Београд: Логос – Укрониа, 2009.
он же. Русская идея / М. А. Маслин. Русская философия: Энциклопедия. Москва: Алгоритм, 2007. С. 474–476.
он же. Семинары по русской философии. Санкт-Петербург: Русская христианская гуманитарная академия, 2006.
Меденица, Владимир и Благоје Пантелић. Руска философија у Србији // Михаил Маслин, ред. Енциклопедија руске философије: дорађено и допуњено издање, Београд: Логос – Ужице: Графичар, 2014. С. 157–162.
Меденица В. Енциклопедија руске философије, Православље, 2009.
Kolakovski L. Glavni tokovi marksizma I–III, Beograd: BIGZ, 1985
Радица Б. Агонија Европе, Београд: СКЦ. 1995.
Oehler K. Die Kontinuitat in der Philosophie der Griechen bis zum Untergang des byzantinischen Reiches // K. Oehler. Antike Philosophie und byzantinisches Mittelalter. Aufsätze zur Geschichte des griechischen Denkens, München: C. H. Beck, 1969. S. 15–37.
[1] Радица Б. Агонија Европе, Београд: СКЦ. 1995. C. 174-175.
[2] Это предостережение Иисуса Христа Логоса о первенстве поклонения в духе: "Марфа, Марфа, ты заботишься и беспокоишься о многом, а нужно только одно” (Луки 10:42). Б. Л.
[3] Зјењковски Василије В. Руски мислиоци и Европа: критика европске културе у руских мислилаца. Подгорица: ЦИД. 1995. С. 14
[4] Маслин М. А. Семинары по русской философии. Санкт-Петербург: Русская христианская гуманитарная академия, 2006.
[5] Это могут показать исследования таких мыслителей, как например Константин Леонтьев (1831-1891), Георгий Флоровский (1893-1979), Сергей Аверинцев (1937-2004) или Сергей Хоружий (1941).
[6] Oehler K. Die Kontinuitat in der Philosophie der Griechen bis zum Untergang des byzantinischen Reiches // K. Oehler. Antike Philosophie und byzantinisches Mittelalter. Aufsätze zur Geschichte des griechischen Denkens, München: C. H. Beck, 1969. S. 15–37.
[7] «Лимес», или «граничная дорога», «граница» – это актуальная и неожиданная тема в рамках дискурса о современной Сербии. Это слово встраивалось в сербское самосознание последние 20 лет, с тех пор как открылся локалитет Виминациум на 450 гектаров, под предводительством д-р Миомира Корача. – Примечание переводчика. С темой можно познакомиться на сайте археологического центра Виминациум: http://viminacium.org.rs/wp-content/uploads/files/pdf/Danube%20Limes%20in%20Serbia.pdf.
[8] Тезис о сербском народе как народе лимеса следует связать с гораздо более старой темой, из 4-й сноски; это пока никто не делал, но можно сказать, что начал проф. Лубардич в настоящем тексте. Здесь имеются в виду Жичская беседа свт. Саввы Сербского и тексты аввы Иустина и владыки Николая. Об этом см. текст Раде Янковича из Русско-сербского общества «СРБ»: http://sloven.org.rs/rus/?p=6175#_ftnref36. Можно сказать, что «жичский» дискурс и все святосаввие и есть сербская идея, выражающаяся аналогично идее русской: «Я думаю, что русская идея – это идея христианская, выраженная в форме национальной культуры», – как скажет В. Н. Сагатовский (http://sofik-rgi.narod.ru/avtori/seminar/seminar_sagat2.htm ).
К сожалению, понимание темы развития святосаввского пути «над Востоком и Западом» очень устарело, и давно. Свт. Савва говорил о геополитической ситуации XIII века, когда под «Востоком» имелась в виду Византийская империя, которая с VII в. пыталась подчинить сербов. Святитель советовал, чтобы его народ избежал судьбы народов, строивших империи, как земной рай. Но сегодня тему надо как-то восстанавливать; по нашему мнению это возможно только с помощью русского дискурса-учения о евразийстве.
[9] Под этим словом автор подразумевает южнославянский панславизм.
[10] Маслин М. А., ред. Русская философия. Энциклопедия. Москва: Терра-Книговек, 2014.
[11] Kolakovski L. Glavni tokovi marksizma I–III. Beograd: BIGZ, 1985
[12] Маслин М. А. Русская идея / М. А. Маслин. Русская философия: Энциклопедия. Москва: Алгоритм, 2007. С.
[13] Маслин М. А. Семинары по русской философии. Санкт-Петербург: Русская христианская гуманитарная академия, 2006.
[14] Гегель называл Византию «тысячелетним выдыханием» цивилизации и культуры Рима. Он не задавался вопросом, как это возможно, что это «выдыхание» (точнее: это великолепное упорство в построении культуры духа) будет тысячелетне жизненным.
[15] Это была презентация первого перевода этой книги на иностранный язык: Михаил Маслин (гл. ред.), энциклопедия русской философии (Белград: Логос – Укрония, 2009), 1010 стр. = он же, Русская философия энциклопедия (Москва: Алгоритм, 2007), 736 стр.
[16] Меденица, Владимир и Благоје Пантелић. Руска философија у Србији // Михаил Маслин, ред. Енциклопедија руске философије: дорађено и допуњено издање, Београд: Логос – Ужице: Графичар, 2014. С. 162
[17] Маслин дал заявление во время визита в Сербию. См.: [Меденица 2009: 33].
Перевод с сербского Бранислава Ковачевича
Источник: Зборник Матице српске за друштвене науке / Matica Srpska Social Sciences Quarterly. LXXI, № 173 (1/2020): 1–13; Лубардић, Богдан / Lubardić, Bogdan