Русский мир и его границы
Мне выпала честь представить этот доклад в дни празднования памяти великой святыни Русской Земли — Казанской иконы Божией Матери, в том месте, где она и была явлена, — в Казани, в городе, где уже в течение многих веков в мире и согласии живут православные и мусульмане и который, очевидно, является одним из наиболее ярких феноменов Русского мира.
Поскольку сегодняшняя конференция посвящена обсуждению проблем, находящихся на стыке богословия и светских дисциплин, мне хотелось бы порассуждать на тему, которая имеет отношение и к истории, и к философии, и к политологии, и к праву, и, конечно же, требует духовного и богословского осмысления. Мне хотелось бы привлечь внимание собравшихся к проблеме понимания Русского мира, или Русской цивилизации[1], к вопросу о взаимосвязи Русского мира и Русской Церкви, а также к тому, какое значение имеет Русский мир для судеб мирового Православия.
В последнее время понятие Русский мир получает все большее распространение в общественных, научных и церковных кругах, активно используется политиками, священнослужителями и общественными деятелями. Так, в 2007 году указом Президента В.В. Путина «в целях популяризации русского языка, являющегося национальным достоянием России и важным элементом российской и мировой культуры, а также для поддержки программ изучения русского языка за рубежом» был создан одноименный фонд, учредителями которого выступили Министерство иностранных дел и Министерство образования.
Создатели этого проекта формулируют его идеологию следующим образом:
«Русский мир» — это не только русские, не только россияне, не только наши соотечественники в странах ближнего и дальнего зарубежья, эмигранты, выходцы из России и их потомки. Это ещё и иностранные граждане, говорящие на русском языке, изучающие или преподающие его, все те, кто искренне интересуется Россией, кого волнует её будущее.
Все пласты Русского мира — полиэтнического, многоконфессионального, социально и идеологически неоднородного, мультикультурного, географически сегментированного — объединяются через осознание причастности к России.
Формируя «Русский мир» как глобальный проект, Россия обретает новую идентичность, новые возможности эффективного сотрудничества с остальным миром и дополнительные импульсы собственного развития.
Все перечисленное признаки характерны как для россиян, проживающих в стране, так и для остального «Русского мира»...
«Русский мир» должен быть не столько воспоминанием о прошлом, сколько деятельным, мобилизующим началом построения лучшего будущего для великого народа, живущего в мире с собой и остальным миром».
Отметим как весьма положительную тенденцию само стремление государства ввести в общественное сознание понятие Русский мир и попытку дать этому понятию определенную трактовку, наполнить его смысловым содержанием, тем более что в качестве одной из задач проекта провозглашается ни много ни мало — обретение «новой идентичности». Действительно, с идентичностью в нашем обществе сегодня серьезные проблемы — советская идентичность утрачена, новая, «российская», очевидно — пока не найдена.
Очевидно, что проблема поиска идентичности может быть решена только тогда, когда будет понятно, с чем — с какой мировоззренческой и ценностной системой — предлагается идентифицировать себя личности и обществу. Для разработки такой системы, то есть для построения более или менее внятной идеологической концепции, современному российскому государству катастрофически не хватает понятий из скудного либерально-демократического лексикона.
Поэтому и процитированный отрывок представляет собой всего лишь попытку — достаточно робкую, определить основные контуры понятия Русский мир, ответить на вопрос, с какой стороны можно подступиться к пониманию этого феномена. Речь в данном случае, конечно, не идет о полноценной доктрине, идеологической концепции — это не более чем тезисы, и мы не будем сейчас заниматься их подробным разбором. Отметим лишь их наиболее важные изъяны и бросающиеся в глаза недостатки.
Совершенно очевидно, что предложенная конструкция, в основе которой лежит любовь к России и популяризация русской культуры, неустойчива, как стул, стоящий на двух ногах. Конечно, Россия, русская культура и русский язык — это замечательно, но поскольку в приведенной выше концепции нет ни слова о Православии как объединяющей и вдохновляющей силе этого самого Русского мира, то и сама концепция не может считаться сколько-нибудь завершенной. Продолжая мысль светских идеологов, зажатых в тиски политкорректности, скажем, что под Русским миром следует понимать общность всех людей, идентифицирующих себя с Русской цивилизацией, основополагающим принципом которой является Православие (курсив здесь и далее мой — и. Е.).
Опираясь на это рабочее определение, думаю, мы будем вправе сделать предположение, что границы Русского мира совпадают с границами Русской Православной Церкви. Если формулировать тот же самый тезис с позиций историософии, то можно сказать, что Русский мир Промыслом Божиим создан, для того чтобы в его пределах существовали оптимальные условия для развития Православия, жизнедеятельности Православной Церкви и осуществления ею своей спасительной миссии.
Полиэтничность Русского мира, о которой пишут идеологи проекта, — конечно же, миф. Русский мир не полиэтничен — хотя бы потому, что в противном случае он не был бы русским, но он и не моноэтничен. Используя термин Л. Н. Гумилева, мы можем сказать, что он суперэтничен, его основу, становой хребет, субстрат составляет русский народ как суперэтнос, формирующийся на основе восточно-славянского этноса по конфессиональному принципу. Этот принцип сформулирован в весьма простом, но емком определении, приписываемом Достоевскому: «русский — значит православный». При этом для нас очень важно отметить, что русский народ — на настоящем этапе развития мировой истории — единственный в мире православный суперэтнос.
Суперэтничность русского народа определяется возможностью для каждой отдельной личности сознательно идентифицировать себя с ним. Суперэтнос — очевидно, более высокая форма организации этносов. Иными словами, русским можно стать — великороссом, белорусом, украинцем, болгарином, греком, сербом, грузином румыном и кем угодно еще можно только родиться. Этот принцип нашел свое отражение в народной речи: напомню здесь только две ставших классическими для обсуждаемой темы поговорки «поскреби русского найдешь татарина», «папа турок, мама грек, а я русский человек».
Согласно этой точке зрения единый русский народ можно представить в виде древа, имеющего ряд ветвей: это и традиционно выделяемые великороссы, малороссы и белорусы, но это и карпатороссы, и молдаване, и казаки, и поморы, и татары, и башкиры, и мордва, и чуваши и десятки других национальностей, вплоть до отдельных представителей тех или иных народностей, которые сознательно и свободно желают принадлежать Русскому миру и являться частью Русской цивилизации.
Многоконфессиональность Русского мира — такой же миф, как и его полиэтничность. Русский мир моноконфессинален — это мир Православия, одной из главных основ которого является евангельский принцип где Дух Господень, там свобода (2 Кор. 3:17).Христианство — а в Русском мире это понятие тождественно понятию Православие — это религия свободы, следовательно, там, где истинное христианство — не может быть места ни гонениям, ни преследованиям за веру. Именно благодаря этому принципу в границах Русского мира могут себя свободно чувствовать представители и последователи иных конфессий.
При этом очень важно сознавать, что Русский мир, его бытие и его границы напрямую зависят от того, как их понимают и определяют для себя сами носители идеи Русского мира. Иными словами, нужно сознавать, что Русский мир — существует не только как данность, но и как заданность — как тот мир, который хотят построить сами русские православные люди.
Каноническая территория Русской Православной церкви — территория Русского мира
Но как определить границы Русского мира и можно ли определить их вообще? Для того чтобы попытаться это сделать, выдвинем в качестве рабочей гипотезы тезис о том, что территория Русского мира совпадает с канонической территорией Русской Православной Церкви.
В этой связи следует сказать о том, что само понятие «каноническая территория» является относительно новым для церковного права, оно является своего рода развитием принципа «поместности», по которому исторически идентифицировали себя Православные Церкви. Здесь следует отметить, что под принципом поместности понималась совокупность факторов, определяющих национальную духовную традицию — таких, как язык народа, его культура и национальные особенности. В этом смысле для идентификации той или иной Церкви как поместной важна была не столько территория, на которую она распространяла свою юрисдикцию, сколько тот народ, который являлся носителем национальной духовной традиции. Территория в данном случае понималась как ареал проживания того или иного народа.
Важно понять, что именно православный народ является субъектом церковно-исторического процесса, поэтому традиционно каждая из Поместных Церквей идентифицируется как Церковь того или иного народа, а не как Церковь, находящаяся на той или иной территории. Территория, как мы уже сказали, никогда не рассматривалась как самодовлеющая единица церковного права, она всегда понималась как место, где осуществляет свою жизнедеятельность тот или иной православный народ. Именно поэтому Поместный собор 1917 г. отверг предложение именовать Русскую Церковь «Православная Церковь в России».
Впрочем, в ХХ веке появились и исключения из этого правила: их составляют, например, Православная Церковь Чешских земель и Словакии и Финляндская (а не Финская — и. Е) Православная Церковь (Автономная Церковь в составе Константинопольского Патриархата), это связано с тем, что к этим Церквам принадлежит лишь незначительная часть соответствующих народов.
Выдвигая тезис о совпадении границ Русского мира с границами Русской Церкви, мы не будем касаться сложного экклезиологического вопроса о границах Церкви. Скажем лишь, что можно сколько угодно рассуждать о духовной общности всех, кто считает себя причастным к Русскому миру, но без конкретных территорий, на которых проживает русский народ — носитель духовно-национальной традиции, Русский мир не может рассматриваться как полноценный субъект исторического процесса.
Поэтому еще в начале 1990-х гг. на фоне распада Советского Союза, который обернулся для исторической России колоссальными территориальными потерями и чуть было не поставил под сомнение дальнейшее существование российской государственности, Русская Церковь со всей определенностью поставила вопрос о границах Русского мира. Для этого был введен в употребление термин «каноническая территория», которого до этого времени не знало Церковное право.
Теория канонической территории была сформулирована в Отделе внешних церковных связей, который в то время возглавлял митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл — ныне Святейший Патриарх. В своей речи на интронизации он обозначил данную проблему в следующих словах:
«Патриарх — защитник внешних канонических рубежей Церкви. Это служение приобретает особое значение в той ситуации, которая возникла после образования независимых государств на пространстве «исторической Руси». Уважая их суверенитет и радея о благе каждого из этих государств, Патриарх в то же время призван заботиться о сохранении и укреплении духовных связей между населяющими их народами во имя сбережения той системы ценностей, которую являет миру единая православная цивилизация Святой Руси».
Как мы уже говорили, сохраняющийся до настоящего времени в Православии принцип идентификации Поместных Церквей основан на том, что тот или иной народ, осознающий себя православным, составляет основу Поместной Церкви. Предполагается также, что этот народ должен иметь свою государственность — поскольку, как показывает история, очень сложно обладать церковным суверенитетом, не имея суверенитета государственного.
В соответствии с этим принципом в идеале предполагается, что русский народ должен жить в русском государстве и окормляться Русской Церковью. Именно так в целом и было до революции 1917 г.[2] В ХХ веке в связи с распадом Российской империи Русская Церковь утратила значительную часть своей канонической территории, но при этом в большинстве случаев она предоставляла отделявшимся от нее окраинам самостоятельность добровольно, как чадолюбивая Мать, которая давала своим возросшим и окрепшим чадам путевку в жизнь. Именно таким образом был образован ряд автокефальных Церквей — Польская, Чешских земель и Словакии и Американская. Русская Церковь также признала восстановление автокефалии Грузинской Церкви, автономию Финляндской Церкви в составе Константинопольского Патриархата и даже создание в составе того же Патриархата Экзархата русских православных церквей. Японской и Китайской Церквам была дарована автономия.
С распадом Советского Союза со всей остротой встал вопрос о юрисдикционной принадлежности тех епархий Русской Православной Церкви, которые оказались на территории новообразованных государств. В каждом конкретном случае этот вопрос решался по-разному. К сожалению, не удалось избежать и конфликтных ситуаций, которые были вызваны созданием параллельных структур — в частности, в Эстонии и в Молдавии.
Процесс предоставления полной или частичной самостоятельности ряду церковных областей продолжился после 1991 г. Так, Украинский экзархат получил статус Украинской Православной Церкви с правами широкой автономии, Кишеневская, Эстонская и Латвийская епархии получили соответственно статус Молдавской, Эстонской и Латвийской Православных Церквей.
Интересно отметить, что на сегодняшний день, территория, которая объявляется Русской Православной Церковью как канонически ей принадлежащая, практически полностью совпадает с территорией Российской империи — в тех формах, которые она приняла на момент революции 1917 г. Исключение составляют Финляндия, Польша и Грузия, где действуют самостоятельные церковные структуры. Следует отметить, что ради сохранения мира церковного Русская Церковь признает юрисдикцию Грузинской Православной Церкви над Абхазией и Южной Осетией и после признания Российской Федерацией независимости этих государств.
В этом смысле Русская Православная Церковь выступает как хранительница духовного наследия Российской империи и как единственный общенациональный институт в современной России, который обладает правопреемством с соответствующим дореволюционным институтом. Очевидно, что и принцип сохранения канонической территории в своей основе тот же самый — Русская Церковь осознает себя ответственной за духовное попечение проживающих на этой территории православных людей, воспитанных в русской духовной традиции. Империя в православном понимании, как известно — духовное пространство, которое существует как жизненное пространство Православия.
Основным, хотя и не единственным оппонентом, оспаривающим выдвинутый Русской Церковью принцип канонической территории, выступает Константинопольский (Вселенский) Патриархат, который считает, что в его юрисдикцию входит вся вселенная — «ойкумена» — за исключением территорий Поместных Православных Церквей.
Церковным синонимом понятий Русский мир и Русская цивилизация, выступает понятие Русь, и именно в этом смысле это понятие используется в титуле Московского патриарха. В этой связи интересно вспомнить о том, что титул «Московский и всея Руси» первым получил Патриарх Сергий в 1943 г. Этот же титул носят и его преемники, в том числе и нынешний Патриарх Кирилл. Интересно, что Сталин, который лично утверждал этот титул[3] — а, возможно, даже и сам сформулировал его, не пропустил титул «Всероссийский», который носил Патриарх Тихон, как производное от Россия, но согласился с формулировкой «всея Руси» — вспомним в этой связи первую строчку советского гимна «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки Великая Русь».
Таким образом, Советский Союз совершенно определенным образом, с одной стороны, всячески дистанцировался от России, остававшейся в сознании населения страны синонимом Российской империи, а с другой стороны, позиционировался как преемник Великой Руси. Советский Союз в рамках этой концепции выступал в качестве политического преемника Великой Руси, а Русская Церковь — как наследница ее духовного богатства. Благодаря этой идеологической конструкции и была обеспечена легитимность Русской Православной Церкви в советском государстве.
Очевидно, что восстановление патриаршества логически вытекало из концепции восстановления преемственности Советского Союза с допетровской Россией. Поскольку с появлением Российской империи патриаршество было упразднено, то в рамках проекта по позиционированию Советского Союза как результата объединительной деятельности Великой Руси, оно должно было быть восстановлено — что и было сделано.
Отметим, что из российского гимна упоминание о Великой Руси было удалено. Современное российское государство дистанцируется от Великой Руси, предпочитая говорить только о России. При этом понятие Россия в Конституции определяется как синоним Российской Федерации, которая, в свою очередь, выступает правопреемником Советского Союза. На этом фоне, как титул Патриарха, так и его апелляция к наследию «единой православной цивилизации Святой Руси» в глазах идеологов современной российской государственности, занятых поисками новой идентичности для граждан России, выглядят как анахронизм. Но значит ли это, что Патриарх должен привести в соответствие с сиюминутной политической конъюнктурой свой титул и направленность своих рассуждений? Не следовало бы, напротив, в поисках путей развития российской государственности обратиться к наследию Церкви?
Весьма характерно, что раскольнический Патриарх Филарет усвоил себе титул Патриарха Киевского и всея Руси-Украины, очевидно, стремясь подчеркнуть, что правопреемницей Киевской Руси является именно Украина.
В этой связи возникает закономерный вопрос, если понятие Русь, используемое в титуле Московского Патриарха, можно понимать как синоним Русского мира, то, что такое Русь-Украина? Смысл создания подобного гибрида заключает в себе, видимо, идею о том, что современная Украина понимается как результат трансформации, исторического развития Киевской Руси. Иными словами, согласно концепции Михаила Денисенко Киевская Русь трансформировалась в Украину. Соответственно возникает вопрос, откуда взялась Владимиро-Суздальская Русь, Московская Русь? Имеют ли они право считать себя преемниками Киевской Руси или эти государства незаконно присвоили себе право использовать некогда славное имя? Натянутость и антиисторичность подобных построений настолько очевидна, что обсуждать их всерьез было бы странно.
В результате воссоединения Русской Зарубежной Церкви с Церковью-Матерью возникла совершенно беспрецедентная ситуация с точки зрения традиционного канонического права, которая свидетельствует о том, как усложнилась ситуация в целом в ХХI веке. Внутри Поместной Русской Православной Церкви появился ряд параллельных структур(правда, все эти случаи имеют место только за рубежом). Так, например, на настоящий момент в Русской Церкви существуют два правящих архиерея с титулом — Берлинский и Германский, в других случаях титулы архиереев могут не совпадать, но совпадают территории, входящие в их юрисдикцию.
На первый взгляд, может показаться, что Русская Зарубежная Церковь вообще не имеет никакой канонической территории. Однако если проанализировать самоназвание, которое было принято на официальном уровне, то можно сделать вывод, что канонической территорией РПЦЗ являются территории, находящиеся за рубежами России и не входящие в юрисдикцию других Поместных Церквей. Получается, что каноническая территория РПЦЗ (если не считать Турции), совпадает с канонической территорией Вселенского Патриархата — точнее, с тем, как ее понимает Константинопольский Патриархат.
Отсюда ясно, почему включение РПЦЗ в состав Московского Патриархата было воспринято столь холодно Константинополем: в глазах канонистов из Стамбула — это очевидно, не что иное, как заявка Русской Церкви на Вселенскую юрисдикцию. И хотя основной задачей воссоединения было, конечно, преодоление церковного раскола внутри Поместной Русской Церкви, вольно или невольно Русское Православие впервые столь явно подчеркнуло свой Вселенский характер — не в этом ли и заключается глубинный смысл великого русского исхода ХХ века?
Очевидно, что если возникают вопросы, имеющие значение для Вселенского Православия, то для их решения необходим Вселенский собор. Таких вопросов в последнее время возникает все больше и больше — это и определение отношения Вселенского Православия к Римо-католической Церкви, и уже упомянутые выше проблемы юрисдикционной принадлежности территорий, находящихся за пределами традиционного местонахождения Поместных Церквей, и опасность женского священства, и целый ряд других проблем, волнующих православных во всем мире. Очевидно, что всем этим вопросам должна быть дана общеправославная оценка.
Без Вселенского собора Православные Церкви не могут жить полноценной жизнью, а Православие рискует утратить свой соборный характер, превратившись в конгломерат национальных Церквей, живущих достаточно изолированно друг от друга. Поэтому проблема созыва Вселенского собора остается чрезвычайно актуальной и с каждым годом становится все более острой.
Печально, но факт — до сих пор не может быть созван даже Всеправославный собор (разница между Вселенским и Всеправославным собором в том, что до сих пор ни один Вселенский собор не обходился без участия Римского епископа). С формальной точки зрения Римскому папе просто не перед кем было отчитываться ни за Филиокве, ни за догмат о Папской непогрешимости, ни за догмат о непорочном зачатии Пресвятой Богородицы, ни за практику целибата, ни за другие нововведения Римской Церкви. Соборы, именуемые вселенскими на Западе, в данном случае не могут приниматься в расчет, поскольку они созывались с нарушением основополагающих принципов созыва Вселенских соборов. Главное нарушение в данном случае — отсутствие на них Восточных патриархов и представителей Восточных Патриархатов.
Очевидно, что основной причиной, являющейся препятствием для созыва Всеправославного собора (который после соответствующей оценки догматических, канонических и прочих нововведений Западной Церкви может получить статус Вселенского), остается отсутствие безусловно признанного лидера Вселенского Православия — каковым традиционно выступал православный император.
Как известно, попытка Сталина в 1948 году созвать Всеправославный собор не увенчалась успехом — Патриарх Константинопольский и предстоятели ряда других Поместных Церквей под благовидным предлогом не явились на это мероприятие, которое в связи с этим было понижено в статусе до уровня совещания. Конечно, Сталин — несмотря на то что он изменил свое отношение к Церкви во время Второй мировой войны — как глава атеистического государства, конечно же, не мог претендовать на роль объединителя мирового Православия.
Очевидно, что эту функцию может выполнить только православный правитель, причем православный не только по своим убеждениям, но и по своему статусу, а таковым в истории Церкви были только православные государи. Только царь или император православной державы имеет право выступать от имени народа Божия как «епископ внешних дел», как «главный мирянин», чье право выступать от сословия мирян подтверждается его священным достоинством. Именно он, выражаясь современным языком, и выступает от лица народа Божия заказчиком проекта по сохранению чистоты веры и церковного Предания.
К сожалению, по сию пору место объединителя мирового Православия остается вакантным. Отсутствие подобной фигуры неизбежно усиливает тенденции формирования православного папизма, что мы и наблюдаем в последнее время. Очевидно, что только Русская Церковь и русский народ как единственный православный суперэтнос способны вновь актуализовать вселенский характер Православия и тем самым избавить Поместные Церкви от соблазна национализации и маргинализации. В этом, как мы верим, и заключается метаисторическая задача Русской Церкви и объединяемого под ее началом Русского мира.
[1] В рамках настоящего доклада мы будем использовать данные понятия как синонимы.
[2] В рамках данной статьи нет возможности останавливаться на имевших место незначительных исключениях — например, на факте проживания православных русинов в Австро-Венгрии.
[3] Нынешний вид - «Святейший Патриарх Московский и всея Руси» титул имеет с сентября 1943 года, когда он был принят Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Сергием по согласовании лично с И. В. Сталиным (см. «Сентябрь 1943 г.» // Одинцов М. И. Русские патриархи XX века. М.: Изд-во РАГС, 1994).
В дониконовское время наименование страны в титуле выглядело как Русия; в конце XVII века - Россия. Полная титулатура допетровских патриархов содержала титул и всех северных стран патриарх. В Уложенной грамоте 1589 года (написанной на русском языке московскими писцами) первый патриарх Московский Иов именовался различно: «Святейший патриарх царствующаго града Москвы и Великого Росийского царствия» и «патриарх царствующего града Москвы и всеа Русии»[4].
Патриарх Никон полностью подписывался как Божиею милостию великий господин и государь, архиепископ царствующаго града Москвы и всеа великия и малыя и белыя Росии и всеа северныя страны и помориа и многих государств Патриарх. На гробнице последнего допетровского Патриарха АдрианаУспенском соборе московского Кремля титул его выглядит как Архиепископ Московский и всея России и всех северных стран Патриарх. в