Существует мнение, что отцы Древней Церкви спорт запрещали как дело небогоугодное. Правда ли это?

Ответ на этот вопрос не будет однозначным, поскольку, с одной стороны, высказывания христианских богослов и учителей Древней Церкви помогают уяснить суть христианского отношения к спорту, с другой стороны, спорт первых веков христианства и спорт современный — вещи всё-таки разные.

В первые века христианства, Олимпийские игры были самыми известными ἀγώνοι, что буквально переводится соревнования. Они появились в далекой Античности как часть языческого культа: все существующие мифы об их начале связаны с именами богов греческого пантеона. Первый и последний дни соревнований сопровождались жертвоприношениями. Атлеты умилостивляли идолов и благодарили их за победу. По образцу Олимпийских игр учреждались другие: Пифийские игры, Истмийские игры, Немейские игры также были частью языческого культа конкретных богов.

Олимпийские игры долгое время сохраняли высокие идеалы. Они занимали важное место в общественной жизни. На время их проведения прекращались войны, главным принципом выступления атлетов была честность. Участники долго и упорно готовились, тренировались, закаляли тело и дух. Победа на Олимпийских играх была престижной не только для победителя, но и для полиса, который он представлял.

С упадком греческой культуры и с подпаданием Греции под власть Рима ситуация менялась. Игры все более походили на римские spectaculis — зрелища или, как сказали бы сейчас, на спортивные шоу. Атлеты жульничали, к соревнованиям допускались не только граждане Греции, что изначально было недопустимо. Например, олимпиоником был даже римский император Нерон, который выиграл с известной долей императорского везения заезд на колесницах.

Другой формой спортивных соревнований были римские spectaculis. В Римской Империи, как известно, среди народа, требующего «хлеба и зрелищ», эти самые зрелища были популярны. Также как Олимпийские игры они имели языческие корни и появились из этрусского ритуала, когда во время похорон убитых воинов в жертву приносились пленные и рабы. Позднее обреченных на смерть (их место на арене часто занимали христиане) заставляли драться друг с другом, натравливали на них диких зверей, устраивали военные инсценировки, в которых обыгрывалось то или иное историческое сражение. Подобные забавы стала весьма популярными, а присутствие на трибунах было почетной обязанностью гражданина, поскольку убитые в гладиаторских боях или в военных инсценировках продолжали считаться жертвой в честь умерших предков[1].

Идоложертвенное происхождение ἀγώνοι и spectaculis, разумеется, противоречило основам христианской веры. Надо пояснить, что в Римской империи христиане были, по сути, единственными, кто по-настоящему верил в римских богов. Для римских граждан языческая религия была формальной традицией, которую нельзя было нарушать, так как она была одной из основ римской государственности. Верил римлянин в того, кому приносил жертву или нет, никого не волновало. Но христиане знали, что идолы — это бесы, жаждущие погубить душу человека, а потому отказывались приносить им жертвы и участвовать в языческих мистериях. «Если мы отреклись от идолопоклонства, — писал Тертуллиан, — то нам нельзя присутствовать при делах, с идолопоклонством связанных, не потому, чтоб идол был чем-то значимый, как говорит апостол (1 Кор. 8, 4; 10, 19), но потому, что жертвы, приносимые идолам, приносятся бесам, в них обитающим, будь то статуи умерших людей или мнимых богов»[2].

Но отцы Древней Церкви осуждали античный и римский спорт также по ряду других причин.

На трибунах Колизея сознание человека менялось. Невозможно было, побывав на собрании язычников, на «совете нечестивых» сохранить в себе образ Божий, не впасть в такие гибельные состояния души как гнев, ярость, раздражение, злоба, осуждаемые апостолом Павлом (Еф. 4, 31). Ментальная зависимость от орущей толпы, жаждущей кровавых зрелищ — с подобной психологической атакой мог справиться разве что человек великих духовных дарований. Об этом писал Иоанн Златоуст, когда некоторые из его слушателей после беседы с ним отправились на скачки, где «впали в такое неистовство, что наполнили весь город непристойным шумом и криком, возбуждающим смех, или лучше, плач»[3]. Он сравнил подобное поведения с прелюбодеянием и недоумевал, почему слушатели приходили к нему за наставлениями, если затем предались подобным нечестивым делам: «Если кто после этого увещания и наставления пойдет на нечестивые и гибельные зрелища, того я не впущу внутрь этой ограды, не сделаю причастником таинств, не позволю ему прикоснуться к священной трапезе; но как пастыри отделяют шелудивых овец от здоровых, чтобы болезнь не распространилась и на прочих, так точно поступлю и я»[4], — строго предупреждал святитель.

Убийство — смертный грех. Участие в убийстве — грех не менее тяжкий. Для христианина греховно не только желание убить, но также присутствие при убийстве. Это было еще одной веской причиной, почему христианин не должен был ходить на гладиаторские бои. Святитель Феофил Антиохийский писал: «<...> непозволительно нам смотреть даже на игры гладиаторов, чтобы нам не быть участниками и свидетелями убийства»[5].

Разумеется, среди христиан находились такие, кто стремился оправдать греховные пристрастия и даже обосновывали свои утверждения с богословской точки зрения. Среди любителей скачек был популярен ветхозаветный образ пророка Илии — Возницы Израилева. Опираясь на соответствующие места Священного Писания, некоторые из карфагенских христиан оправдывали приходящих на трибуны, утверждая, что наслаждение зрелищами ни только не возбраняется, но способствует «успокоению души».

Подобные утверждения осуждал Карфагенский епископ Киприан. «На это я сказал бы — писал священномученик, — что подобным людям гораздо лучше вовсе не знать писания, чем понимать его таким образом; потому что выражение и примеры, которые представлены для поощрения к евангельской добродетели, обращаются ими к защите пороков, — тогда, как они изложены в писании не для того, чтобы приохотить к зрелищам, но чтобы чрез них душа наша воспламенилась большим стремлением к предметам полезным, припоминая подобные стремления у язычников к предметам безполезным»[6]. По его мнению, Священное Писание запрещает все виды зрелищ, поскольку корнем их является грех идолопоклонничества.

Осуждая языческую сущность ἀγώνοι и spectaculis и отмечая их пагубное действие на душу человека, отцы Церкви I-IV веков иногда прибегали к спортивной терминологии в своих творениях. В этом нет ничего удивительного. Для первых христианских богословов было естественным использовать языческие термины и образы, наполняя их христианским смыслом. Образ тренирующегося ради победы атлета, борца был близок христианскому сознанию. В духовном смысле истинными атлетами были мученики, подвизавшиеся в нелегком подвиге стояния за веру, ведущие брань духовную за вечную награду на небесах.

Так, например, святой Климент Римский называл мученически пострадавших апостолов Петра и Павла «ближайшими подвижниками нашего поколения», а мученицу Перпетую «подвижницей веры». И в том и в другом случае он использовал существительное ἀθλητής, в значении подвижник, что буквально означает спортсмен, атлет, борец.

В таком же смысле слово ἀθλητής использовал Игнатий Богоносец. В письме священномученику Поликарпу Смирнскому он увещевал своего друга: «Будь же бдителен, как подвижник Божий... Стой твердо, как наковальня, на которой бьют. Великому борцу свойственно принимать удары и побеждать»[7]. Похожие тексты есть в трудах святителя Григория Богослова: «Итак, поприще открыто; вот и подвижник благочестия! С одной его стороны Подвигоположник — Христос, вооружающий борца Своими страданиями ...»[8]

Тертуллиан проводит аналогию между временной победой на арене Колизея и небесным подвигом мученичества за веру. Христианам, осужденным на смерть и ожидающим день казни в темнице, он советует как воинам Христовым закалять тело и дух и готовится к предстоящей битве с врагом невидимым. Если собравшиеся в день их казни на трибуны стадиона язычники увидят только неистовую, кровавую расправу, то им уготован невидимый бой. «Вам предстоит прекрасное состязание, устроитель которого — Бог Живой, распорядитель — Святой Дух, а призами служат вечная жизнь, ангельское обличье, небесная обитель и слава во веки веков. И вот, ваш наставник Иисус Христос, который умастил вас Святым Духом и вывел на эту борцовскую площадку, пожелал, чтобы вы накануне состязания подвергли себя определенным ограничениям для укрепления сил. <...> Так будем же тюрьму считать площадкой для тренировок, откуда нас выведут подготовленными на старт: ведь мужество в испытаниях крепнет, тогда как роскошь его расслабляет»[9].

Разница между подвигами языческих спортсменов и подвигами христиан, которую подчеркивал Тертуллиан, заключалась в целях подвижничества. Атлет искал земной славы, победы на соревнованиях. Целью христианина была жизнь вечная, неоскудевающая награда на небесах. К подобной метафоре прибегал сам апостол Павел. В послании к Коринфянам он писал: Не знаете ли, что бегущие на ристалище бегут все, но один получает награду? Так бегите, чтобы получить. Все подвижники воздерживаются от всего: те для получения венца тленного, а мы — нетленного. И потому я бегу не так, как на неверное, бьюсь не так, чтобы только бить воздух; но усмиряю и порабощаю тело мое, дабы, проповедуя другим, самому не остаться недостойным. (1Кор. 9:24-27) Словом «подвижники» в русском тексте переводится греческое причастие ἀγωνιζομένος, от глагола ἀγωνίζομαι, что также переводится как «соревнующиеся», «состязающиеся», «борющиеся».

Поражало упорство, с каким атлеты двигались к победе: все новые и новые формы тренировки, бесконечное совершенствование приемов. И всё это из-за лаврового венка, со временем высыхающего и превращающегося в пыль. Подобного упорства часто не хватает нам христианам в достижении целей куда более важных и великих. Святитель Василий Великий, указывая юношам, что путь в Царствие Небесное тернист и требует постоянных духовных упражнений, приводил в пример великих олимпиоников Полидама и Милона[10], которые, претерпев множество трудностей, боролись за венок из дикой маслины. «Ужели же нам, — вопрошал святитель, — которым за жизнь предлежат награды столь удивительные по множеству и величию, что не возможно и словом их выразить, когда спим на оба уха и проводим жизнь в большой беспечности, остается взять только эти награды левой рукою?»[11]

Кроме подобных метафор и образов, позволяющих уяснить суть христианского отношения к спорту, в святоотеческих творениях есть конкретные рекомендации христианам, занимающимся физкультурой. Климент Александрийский в его знаменитом «Педагоге» писал: «Юношам нужно иметь телесное упражнение. Не будет никакого зла, если они будут упражнять свое тело в том, что полезно для здоровья — лишь бы подобные занятия не отвлекали их от лучшего. <...> Из мужчин же одни могут в нагом виде бороться, другие в мяч играть, особенно на открытом воздухе в так называемую игру фенинду; другие пусть довольствуются путешествием по стране и прогулками по городу»[12].

Таким образом, можно сделать определенные выводы о том, как отцы Древней Церкви относились к спорту.

Они осуждали идоложертвенное содержание ἀγώνοι и spectaculis. Христиане не могли присутствовать на трибунах, поскольку ментальная зависимость от языческой толпы вводила людей в неистовое, греховное состояние души. Быть свидетелем убийств, в том числе случившихся в гладиаторских поединках, также запрещалось.

Отцы Церкви одобряли упорство и аскетические упражнения языческих атлетов, но порицали цель их подвигов — победа ради тщеславия и земных почестей. Они призывали искать вместо локальной победы на Олимпийских играх и на аренах Колизея, вместо земной славы и лаврового венка, вечную, неоскудевающую награду — венец правды (2 Тим. 4:8). И можно лишь удивляться, насколько правы они были!

Тщеславие — главный грех спортсменов, к сожалению, выдержавший испытание временем. В спорте поменялось многое, но желание «быть великим» здесь на земле осталось. Сегодня упорство и трудолюбие свойственно далеко не всем спортсменам. И когда что-то не получается, тренировки оказываются не эффективными, победы не приходят, чрезвычайно велик соблазн пойти легкой дорогой, обратиться к помощи медицины — к допингу...

Очевидно главное: Отцы Церкви порицали в спорте то, что уводит человека от Бога, иссушает и убивает его душу, иными словами, то, что противоречит истинным христианским ценностям.

[1] «Оно называется «долг» или «повинность», что, в сущности, одно и то же. Зрелище это впоследствии становилось тем приятнее, чем было жесточе, и для вящей забавы людей стали отдавать на растерзание хищникам. Умерщвляемые таким способом считались жертвой, приносимой в честь умерших родственников. Но жертва эта — не что иное, как идолопоклонство; ведь всякое почитание предков есть идолопоклонство: то и другое служит мертвым, а в изображениях мертвых обитают демоны». Квинт Септимий Флорент Тертуллиан. Избранные сочинения. М., 1994. С. 288.

[2] Квинт Септимий Флорент Тертуллиан. Избранные сочинения. М., 1994. С. 287.

[3] Полное собрание сочинений Св. Иоанна Златоуста в двенадцати томах. Т. 6. Ч. 2

[4] Там же.

[5] Святитель Феофил Антиохийский. Послания к Автолику.  М., 2000.

[6] Священномученик Киприан Карфагенский. Творения. Ч. II. Киев, 1891. С. 354.

[7] Писания Мужей Апостольских. Перевод протоиерея Петра Преображенского. СПб., 1895. С. 309. В греческом оригинале: «Νῆφε ὥς θεοῦ ἀθλητής... Σῆθι ἑδραίοις ὥς ἄκμων τυπομένος μεγάλου ἑσίν ἀθλητοῦ τό δέρασθαι καί νικᾶν».

[8] Святитель Григорий Богослов. Творения. Т. 1. М., 1889. С. 205.

[9] Квинт Септимий Флорент Тертуллиан. Избранные сочинения. М., 1994. С. 274.

[10] Милон Кротонский. Ок. 520 г. до нашей эры. Шесть раз становился победителем Олимпийских игр. Изобрел оригинальный способ тренировки: намазывал круглый щит маслом и вставал на него, и таким образом тренировался стоять устойчивей на ногах.

[11] Святитель Василий Великий. Беседы. М., 2001. С. 97.

[12] Климент Александрийский. Педагог. М., 1996. С. 241.