Совсем недавно в Петербурге была издана и многосторонне презентирована книга историософской публицистики протоиерея Георгия Митрофанова. Книга оказалась дискуссионной настолько, что даже в дружелюбнейшем предисловии к ней было высказано несогласие с автором по отдельным историческим вопросам. И это понятно. Не только потому, что, как сказал ещё Николай Бердяев, «духовные начала новой истории изжиты, духовные силы её истощены». Но и потому, что книга заполнена вопросами, ответы на которые невозможно дать, не «копая» ту историю, события которой до сего дня отзываются пафосом гордости в одних и раненой разбереженностью в других.

И тем не менее такую операцию сделать, по убеждению автора, давным-давно насущно необходимо. Ибо грозит духовной гибелью жить как утопиями, так и мифами. Первым соблазном упились мы в минувшем веке сполна; сегодня, когда отпущенное время на осмысление всего нами пройденного уже, быть может, подходит к исчерпанию, а склонение наше — не к строгой правде, расцвела пышным цветом державническая мифология. Надлежит всё-таки разобраться: каков подлинный способ православно-государственного служения в России, и чем отличителен он от всякой советской «службы».

Но, конечно, далеко не уместна и безоглядная романтизация всего того, что было в старой, царской России. В конце концов и революция зародилась в её недрах. Стало быть, крылась некая червоточина в традиционном российском укладе, вовремя не исцелённая ни государственными мужами, ни церковными пастырями. А когда разлилась катастрофа по русской земле, и прежняя Россия большевистскою волей была сломлена и перекалена, разрушена до основания, спасать прежнюю страну было уже поздно.

Настоящая же трагедия России в XX веке случилась тогда, когда народ русский не пошёл за своими спасителями, когда он, по словам Ивана Алексеевича Бунина, «с радостным остервенением бросил за тридцать сребреников всю свою душу под ноги наёмных разбойников».

К нашей чести, среди русских людей нашлись и не пожелавшие участвовать во всеобщем погублении нравов. Воины Белой армии отказали злой воле своих соплеменников творить беззаконие. И более всего говоря в своих статьях и проповедях о белых добровольцах, об их военно-патриотических традициях, разительно отличающихся от традиций советской армии, об их подвиге, наконец о той великой культуре, которую взрастила на чужбине, во многом благодаря этому подвигу, Русская эмиграция, протоиерей Георгий Митрофанов и начинает «снимать печати».

Между тем, как историк отец Георгий стремится к дистанцированно-объективной оценке даже тех борцов за Россию, которые, по его мнению, заслужили едва ли не пьедестала. Блистательный на полях сражений генерал Н. Н. Юденич был «политически совершенно неопытным человеком» (с.75). Атаман Пётр Николаевич Краснов был «поразительно талантливой личностью», «трудно представить более русского человека по своей природе», но жизнь его оказалась «бестолково растранжиренной» (с.143). Другой атаман, Андрей Шкуро, и вовсе прожил «казаком-разбойником» (с.143). Провозглашённый в эмиграции кутеповскими офицерами антибольшевицкий террор был во многом знаком политической безперспективности, политической авантюрой (с.133). Антисоветские замыслы Народно-Трудового Союза, при всей их искренности, изначально отдавали «противоречивостью» (с.135). Даже такой несомненный «духовный лидер сопротивления коммунизму», как великий А. И. Солженицын, сбивался подчас «на какие-то мировоззренческие стереотипы, на какие-то религиозные суррогаты» (с.218, 227).

Уже как священника автора книги не может не волновать «мера церковной жизни» (с.31) тех людей, о которых он пишет. И в этом случае, конечно, далеко не обо всех деятелях антибольшевистского движения, не говоря уже о ставших служить красным «военспецах», свидетельствуется как о людях вполне религиозных. И если для вождя белой эмиграции генерала П. Н. Врангеля оставался значимым голос церковного Собора (с.131); и церковными православными людьми были генералы М. В. Алексеев и А. И. Деникин; то разве не приведёт в смущение верующего человека «православный христианин» А. А. Брусилов, «который проделал эволюцию от восхищения оккультной литературой до сотрудничества с богоборческим режимом» (с.48). И даже весьма церковный человек не бывает свободен от заблуждений, как тот же профессор А. В. Карташёв, импонирующий отцу Георгию очень многим, но кажется, не поддержкою «святого терроризма» отдельных белоэмигрантов (см. с.77).

Обо всех этих деятелях и деяниях отец Георгий говорит в основном в своих проповедях — а на церковном амвоне священник принуждён удаляться и от самых радужных идеализаций, будучи призван возвещать как бы саму правду Божию. И отец Георгий действительно не идеализирует своих героев. Но всё же для священника Георгия Митрофанова — именно эти люди явили в кровавом, лживом, нравственно развращённом XX веке лучшие свои христианские качества. В труднейшие моменты жизни, быть может в последние мгновения её, они нашли в себе силы совершить осмысленную внутреннюю перемену. И тем дали пример должной переоценки многим и многим своим соотечественникам. Подвиг простого казака Корнилова, ставшего русским Главнокомандующим, как будто и непримечателен, но при взгляде из наших смутных дней — по-настоящему редкостен: он «совершает почти невозможное — пробуждает пусть и в малой, но всё-таки в ощутимой части русского народа чувство ответственности за будущее своей страны» (с.30).

И горькое сожаление слышится в словах священника, сказанных за панихидой по белым воинам: «...на наших глазах изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год предаются забвению многие... кем должна бы по-настоящему гордиться наша страна» (с.18). Со школьной скамьи имена Лавра Корнилова и его сподвижников произносились советским человеком «как синонимы чего-то антинародного» (с.26). Со значением умалчивала советская пропаганда о главной ударной силе «Брусиловского прорыва» — соединениях будущих противников большевизма А. М. Каледина и А. И. Деникина (с.43). И в наши дни согласившийся на сотрудничество с коммунистическими властями «главколис» А. А. Брусилов удержал за собой больше исторического уважения, нежели славный полководец П. А. Лечицкий, присовокупивший к своей славе ещё и честную преданность старой России.

Во дни перенесения в Донской монастырь останков философа Ивана Ильина и генерала Антона Деникина отец Георгий Митрофанов счёл уместным напомнить, что ещё много укрыто за стенами этого монастыря «невостребованных прахов» (с.37) — и смиренных церковных новомучеников, и яростных антикоммунистических повстанцев. Казнь власовских офицеров и казачьих атаманов, сожжённых НКВД в здешнем крематории, в глазах отца Георгия, есть «последний, ярко вспыхнувший отблеск уходящей в историческое прошлое России» (с.144).

Тем обиднее, что на много-много лет, вместо «национальной России», как писал после окончания Второй мировой тот же А. И. Деникин, стал выдавать себя за неё «большевицкий Янус» (цит. на с.39). И говоря о дискредитирующей подлинную Россию «советской оккупации» полумира, о выгодном Западу отождествлении России и СССР, либеральный генерал Деникин почти повторял консервативного философа Ильина. И точно так же другой замечательный русский церковный мыслитель, Антон Владимирович Карташёв, в пришедшей в Европу красной армии видел опасное оружие коммунистического режима (с.82).

Касаясь наиболее «запретной» темы о Русском Освободительном движении, отец Георгий не единожды считает нужным подчеркнуть открытый союз его с Православной Церковью — тем самым противопоставляя власовцев антикоммунистическим диссидентам последующих десятилетий, для кого «патриотическая православная тема уже перестала быть доминирующей» (с.139).

Генерал А. А. Власов и его соратники — не победители, не герои. Но являются ли «победителями по существу» миллионы советских солдат XX века, «вознесённые на алтарь неоязыческого бога, восседавшего тогда в Кремле» (с.148)? Вот, быть может, головной табуированный вопрос, исчерпывающий ответ на который не претендует дать отец Георгий, убеждая каждого из своих прихожан, и всех нас, искать этот нелёгкий ответ.

«Нравственный пафос» (с.133) борьбы с большевиками всегда оставался в очевидной первозначимости для священноначалия Зарубежной Церкви. И забывать о благословении Зарубежною Церковью Русского Освободительного движения мы тоже не должны. Отец Георгий напоминает ещё и о том подвиге, который вынесли «зарубежники», окормляя миллионы советских граждан, в одночасье и без сожаления возвращённых демократическими союзниками Сталину, — а многих буквально собственными руками спасая от депортаций. А ведь принято обходить молчанием ту не осмысленную до сих пор трагедию, о какой с ужасом писал генералу Эйзенхауэру в самом конце войны митрополит Анастасий: «...не только интеллигенция, но и крестьяне, и простые рабочие, которые покинули Россию после 1941 г., когда она вступила в войну, и которые были воспитаны в условиях советской жизни, — не желают возвращаться в Советскую Россию. Когда пробовали их депортировать силой, они взывали в отчаянии и молили о милосердии. Они даже иногда кончают самоубийством, предпочитая смерть на чужой земле, чем возвращение на родину, где их ожидают одни страдания...» (цит. на с. 119).

Тысячи советских военнопленных получили в награду от советского царя Сталина лагеря и клеймо предателей. Но в послевоенные десятилетия для жителей СССР — проблемы «военнопленства» почти не существовало, совпропагандисты умело её замазывали (см. с.110). Так что ещё долгие годы этим отверженным страдальцам войны выпало пребывать — «в пленении и скорби» (как и названа одна из статей сборника). И разве не изрёк грубую правду наш враг немецкий генерал Рейнеке, после стремительного пленения сотен тысяч советских бойцов в «котлах» 1941-ого пришедший к выводу: «Большевистский солдат потерял право на то, чтобы с ним обращались как с честным противником» (цит. на с. 112)? Объявившая своих окруженцев изменниками и отказавшись от международной помощи Красного Креста, сталинская власть демонстративно лишила защитников России этого права. Вот о какой «запретной» теме тоже позабыли, а отец Георгий — напоминает.

В одном месте своей книги отец Георгий цитирует слова генерала А. И. Деникина, которые можно счесть, кажется, не только рефреном всего сборника, но и направляющим автора историософским мотивом: «...необычайно важно, чтобы мир не отождествлял советскую власть с народом российским. Недопустимо поэтому замалчивать зло, ею творимое, воздерживаться от осуждения и, тем более, оправдывать — из опасения якобы "повредить России". Ничто так повредить России не может, как оправдание большевицкого режима и большевицкой агрессивности. Надо правду называть правдой, ложь — ложью и преступление — преступлением» (цит. на с. 41). Собственно, вне Истины теряет значение и Россия; так можно прочитать смысл этих слов, но и смысл тех упорно затаиваемых бездн, о которых рискнул обмолвиться отец Георгий.

Эти бездны не только историко-политические. Даже прежде всего разверзаются они в духовной неустроенности и прежних, и современных православных людей. Но одно падение связано с другим. Пожалуй, здесь позиция отца Георгия смежается с цитируемыми словами Антона Владимировича Карташёва: «Нам страшно превращаться в христианских коптов и эфиопов. Мы хотим сохраниться русскими христианами начала XX в.» (с.86). Хотя, безусловно, такой проповедник, как отец Георгий, вовсе не призывает застыть в рамках одного только реставрируемого, пусть и намоленного церковного прошлого.

Не может, конечно, не ранить сердце учёного протоиерея «величие русской церковной науки, полностью уничтоженной большевиками в России» (с.79). Но и — шире: коммунизм похоронил в России «цивилизацию, сочетавшую в себе самый последовательный православный вероучительный традиционализм и самое дерзновенное культурно-историческое творчество» (с.99). Не случайно поэтому творческие усилия русской эмиграции расцениваются отцом Георгием не менее, чем «духовно-историческое подвижничество» (с.64).

И всё-таки вакханалия революции XX века, как и воспоследовавшее духовное оскудение поразили Россию не по роковой случайности. Истоком стало «извращение мировоззренческих основ религиозной ментальности русского народа» (с.99), в предшествующие века ещё тлевшее подспудно, не ощутимое до времени в своём потенциальном катастрофизме. Оно выразилось — как подытожил чуть позже автор сборника — в том, «что 900 лет являвшийся православным русский народ позволил в течение 25 лет уничтожить практически полностью крупнейшую поместную церковь православного мира, находившуюся на территории ещё недавно Российской православной империи! А значит случилось так, что в какой-то момент большинству наших предков стала не нужна церковная жизнь...» (интервью в программе А. Архангельского «Против течения», 23. 06. 2009, http://rian.ru/videocolumns/20090623/175168283.html).что в какой-то моментсийской православной империи!о том, как происходили гонения.

Далеко не всегда, получается, присуще нашему народу чувство религиозно-патриотического долга, а к моменту революции оно и вовсе было утрачено. И тогда немудрено, что в большинстве своём русские люди «в 1917 г. оказались с теми, кто разрушал ту Россию, которой служили их предки — крестьянским ли трудом, священническим ли служением, дворянской ли службой» (с.147). Но честно признать, что Россия в начале XX века была «обречена погибнуть от рук своих погрязших в хамовом грехе заблудших сыновей» (с.30) — а совсем не от одних инородческо-масонских и революционно-интеллигентских козней, до сих пор не такое уж лёгкое дело для многих православных патриотов.

Но книга отца Георгия — это не упражнение в обличительстве народа и власти, не посыпание главы пеплом, не исступлённое расчёсывание прежних русских ран. Просто отцу Георгию, и по долгу науки, и по долгу службы (работа в синодальной комиссии по канонизации), не пристало подклоняться под идеологемы. Его интересуют исторические события и возвышающие человеческое достоинство способы их толкования, позволяющие узреть за всем творившимся Божий промысел. И такая интенция должна, несомненно, открыть путь не к упадническому настроению, и не к шапкозакидательским утопиям, — но вести к трезвому реализму, который по сути своей оптимистичен. В противном же случае, пишет в предисловии книги владыка Агапит Штутгартский, «мы не сможем понять, почему Господь не оставляет наш народ и не даёт окончательно растерзать Россию» (с.6).