У тех, кто серьезно озабочен своим духовным состоянием и исканием правильного пути жизни, всегда особое внимание было обращено к этому русскому святителю, его творениям. И может быть лучшим ответом на вопрос: почему так происходит, служат те высокие оценки свт. Игнатия нашими отечественными подвижниками, которые являются бесспорными авторитетами в вопросах духовной жизни в Русской Церкви.

Сейчас вопрос о критериях истинности, особенно в такой сложной сфере, как духовная жизнь, приобретает особую остроту. Всё сильнее сказывается влияние протестантского подхода, в котором практически любое единичное мнение, индивидуальный опыт являются не просто допустимыми, но богословски и духовно законными, правильными, спасительными. Основой такого взгляда является убеждение, что Бог каждому человеку может открыться по-разному — заявление в высшей степени серьезное, требующее существенного разъяснения. В западном христианстве по-существу исчезло знание того главного, без чего духовная жизнь может превратиться в хаос мистических состояний, губящих человека. Именно, что духовная жизнь имеет свои непреложные законы, отступление от которых приводит человека не к Богу, а к переживанию своих чисто нервно-психических состояний и, не редко — демонических наваждений, принимаемых за истинные. Святые Отцы наименовали эту веру себе, безотносительно к голосу Священного Предания Церкви одним ёмким словом — прелесть.

Православие тем, в частности, отличается от других конфессий, что для него критерием истинности богообщения является не свое личное переживание и не мнение отдельного авторитета: епископа, богослова, даже святого Отца, но то и только то, что соответствует законам духовной жизни, открытым и проверенным совокупным опытом Отцов. И святитель Игнатий ценен именно тем, что все его творения и, прежде всего, всё относящееся к вопросам духовной жизни, являются не просто плодом его личного опыта, но изложением опыта святоотеческого. Все свои мысли он подтверждает многочисленными ссылками на святоотеческие творения, как древних подвижников, так и русских.

Итак, что говорят отечественные подвижники о святителе Игнатии?

В одном из писем преподобный Лев Оптинский писал свт. Игнатию: «Я не  в силах принести Вам моей благодарности за Вашу любовь и усердие к моему убожеству».

По мнению ученика прп. Льва прп. Макария Оптинского, свт. Игнатий был «великим умом».

Варсонофий Оптинский говорил: «Когда я читаю его сочинения, я удивляюсь прямо ангельскому уму, его дивно глубокому разумению Священного Писания. Я как-то особенно рсполагаюсь к его сочинениям, они как-то особенно располагают к себе мое сердце, мое разумение, просвещая его истинно евангельским светом». «Пятый том сочинений епископа Игнатия заключает в себе учение святых отцов применительно к современному монашеству и научает, как должно читать писания святых отцов. Очень глубоко смотрел епископ Игнатий и даже, пожалуй, глубже в этом отношении епископа Феофана. Слово его властно действует на душу, ибо исходит из опыта».

Игуменья Арсения (Себрякова.+1903) о пятом томе сочинений свт. Игнатия писала: «Я читаю этот том, как изречения святых Отцов». «Читала с большим удовольствием, с душевным утешением и назиданием. Дороги слова самого Владыки».

Иеромонах Никон (Беляев): «Сочинения преосвященного Игнатия необходимы, они, так сказать, азбука духовной жизни».

Схиигумен Иоанн Валаамский: «Епископа Игнатия я читал еще новоначальным послушником, но все его слова помню и теперь: проходящим молитвенный подвиг просто житья нет от буквоедов. Ах, как справедливо сказал мудрый епископ, и это у него вытекало из своего духовного опыта».

Игумен Никон (Воробьев): «Как я благодарен ему за его писания! Не понять и не оценить его — значит, ничего не понимать в духовной жизни. Смею сказать, что сочинения епископа Феофана (да простит мне св. владыка) -— работы школьника по сравнению с трудами профессора — творениями епископа Игнатия (Брянчанинова)».

«Все его писания взяты из Отцов и приспособлены для нас. Он пишет о самом нужном — о покаянии, которое есть единст­венная дверь ко всему доброму». 

Аскетические творения святителя Игнатия (Брянчанинова) являются своего рода святоотеческой энциклопедией духовной жизни христианина. Непреходящая их ценность заключается в том, что он передаёт не просто свой личный опыт молитвенного делания. Они ценны для всех православных христиан тем, что Святитель Игнатий  в доступной форме переложил учение предшествовавших святых Отцов по всем основным вопросам духовной жизни, и соотнес это учение с бессильными силами современного ему монаха и мирянина, погруженных в водоворот стихий этого мiра. Значимость творений Святителя особенно возросла в настоящее время в связи с оскудением духовных руководителей. Хотя и в его эпоху проблема духовного руководства стояла очень остро. «Богодухновенных наставников нет у нас!" (1, 274)[1], — писал он в середине XIX-го века и уже настойчиво рекомендовал своим современникам руководствоваться Священным Писанием и творениями святых Отцов с советом старших, т.е. более опытных в духовной жизни, братьев.

Это, прежде всего, относится к важнейшему деланию в духовной жизни — молитве. Святитель Игнатий, утверждая согласно со всеми святыми, что «молитва есть мать добродетелей и дверь ко всем духовным дарам» (2; 228), и перечисляя общие требования к правильной молитве, настоятельно указывает при этом на особые условия для того христианина, который становится на путь молитвенного подвига. Несоблюдение этих условий, предупреждает он, делает молитву подвижника в лучшем случае бесплодной, но большей частью — средством его глубокого повреждения. Сравнение учения свт. Игнатия о молитве Иисусовой с учением "Откровенных рассказов странника» и современного афонского старца Харалампия дает хорошую возможность уяснения, как этих условий, так и многих других положений данного вопроса.

Естественно обратить внимание, прежде всего, на причины, по которым христианин приступает к деланию молитвы Иисусовой. Святитель Игнатий рассматривает этот вопрос в контексте безусловного соблюдения одного из основных законов молитвенного делания — постепенности в прохождении его пути и важности правильного его начала.

Сопоставим эту мысль свт. Игнатия с повествованием в «Откровенных рассказах странника».

Первое, что обращает на себя внимание, это чисто внешняя причина, по которой Странник приступил к исканию молитвы. «Непрестанно молитеся. Сие изречение [апостола Павла] особенно вперилось в мой ум, и начал я думать, как же можно беспрестанно молиться, когда необходимо нужно каждому человеку и в других делах упражняться для поддержания своей жизни?» (с. 15)[2]. «Сильное желание и любопытство возбудилось во мне» (19), — говорит он. Странника мучает мысль о том, как возможно непрестанно молиться, она заставляет его обращаться с этим вопросом к разным лицам, является движущей силой, можно сказать, всех его странствований и трудов. Конечно, он молодой человек, ему всего какие-то двадцать лет. И он еще ничего не понимает в духовной жизни. Однако и его дальнейшая молитвенная практика не только не изменяет первоначальной установки, но и прямо следует по тому же пути.

Если следовать классификации свт. Игнатия, то Странник начинает упражнения в молитве с середины, «прочитав наставление... данное отцами-безмолвниками» и «необдуманно приняв это наставление в руководство своей деятельности», он сразу «без всякого предварительного приготовления усиливается взойти умом в сердечный храм и оттуда воссылать молитву» (I,225). Очень при этом показательно, что единственными источниками, с которыми Странник никогда не расстается и постоянно читает, являются Библия и затем Добротолюбие. «Я шел уже более по ночам, а дни преимущественно провождал в чтении Добротолюбия, сидя в лесу под деревами» (33). Из последнего он выбирает, как правило, наставления, даваемые монахам, значительно преуспевшим в духовной жизни. Впрочем, очень скоро он пытаетсявзойтиуже на высшую ступень молитвенного делания: усиленно ищет «немедленно раскрыть в себе благодатную сладость молитвы и прочие благодатные действия ее» (I,225).

Святитель Игнатий пишет: «Упражнение молитвой Иисусовой имеет два главнейших подразделения или перио­да, оканчивающиеся чистой молитвою... В первом периоде предостав­ляется молящемуся молиться при одном собственном усилии; благодать Божия... не обнаруживает своего присутствия. В это время страсти, сокровенные в сердце, приходят в движение и возводят делателя молитвы к мученическому подвигу...» (1, 270). «Первоначальные плоды молитвы заключаются во внимании и умилении.... Далее плодом молитвы бывает постепенно расширяющееся зрение своих согрешений и своей греховности, отчего усиливается умиление и обращается в плач» (1, 292).

У Странникана протяжении всех его рассказов не видно обнаружения им действия в себе каких-либо страстей, ни, тем более, «расширяющегося зрения своих прегрешений». Нет и намеков на «мученический подвиг» в борьбе со страстями. Странник, можно сказать, с первого же момента занятия им молитвой Иисусовой погружается в мир блаженства и постоянно говорит лишь о легкости, отрадности (27),несказанной радости и сладости сердечной (65).

По свт. Игнатию, только «во втором периоде благодать Божия являет ощутительно своё присутствие и действие, соединяя ум с сердцем, доставляя возмож­ность молиться непарительно, или, что то же, без развлечения, с сердечным плачем и теплотою; при этом греховные помыслы утрачи­вают насильственную власть над умом» (I, 270 - 271). Но «чтобы дос­тичь второго состояния, необходимо пройти сквозь первое, необхо­димо выказать и доказать основательность своего произволения, и принести плод в терпении (Лук. 8,15)». Однако, подчеркивает Святитель, «душою и целью молитвы в том и другом состоянии должно быть покаяние» (1, 271).

У Странника же вообще отсутствует первое. И потому едва ли можно говорить о втором.

«Хотящие взойти, — цитирует свт. Игнатий преп. Симеона Нового Богослова, — на высоты молит­венного преуспеяния да не начинают идти сверху вниз, но да восходят снизу вверх, сперва на первую ступень лествицы, потом на вторую, далее на третью, наконец, на четвертую. Таким образом всякий может восстать от земли и взойти на небо. Во-первых, он должен подвизаться, чтобы укротить и умалить страсти. Во-вторых, он должен упражняться в псалмопении, то есть в молитве устной; когда умалятся страсти, тогда молитва, естественно доставляя веселие и сладость языку, вменяется благоугодной Богу. В-третьих, он должен заниматься умной молитвой». Здесь разумеется молитва, совершаемая умом в сердце: молитву вниматель­ную новоначальных, при сочувствии сердца, Отцы редко удостаивают наименованием умной молитвы, приближая ее более к устной. «В-четвертых, он должен восходить к видению. Первое составляет принадлежность новоначальных; второе — возрастающих в преуспея­нии; третье — достигших крайнего преуспеяния; четвертое — совершенных» (1, 226-227).  Странник нигде не упоминает этой мысли прп. Симеона, он ее не замечает. И понятно почему. Вопреки непреложному закону последовательности и постепенности в духовной жизни он неудержимо стремится «немедленно раскрыть в себе благодатную сладость молитвы и прочие благодатные действия ее». Это вызывает серьезный вопрос об истинности духовного состояния Странника. Определенный свет на этот вопрос проливает понимание Странником умной молитвы.

По учению Отцов, умная молитва, или соединение ума с сердцем, является высокой ступенью молитвенного подвига, имеющей принципиально важное значение в духовной жизни христианина. Таинственный акт этого соединения совершается, по преп. Симеону,  только на третьем уровне молитвенного подвига и особым действием Божиим. Свт. Игнатий уделяет этому вопросу большое внимание и, в частности, указывает на ряд серьезных моментов, имеющих прямое отношение к молитвенной практике Странника. Прежде всего, Святитель говорит о временных границах этого духовного события: «Мало-помалу молитва устная перейдет в умственную, а потом и в сердечную. Но на переход этот нужны многие годы» (2, 200). При этом он решительно запрещает искать (мысленно) место в груди, где ум мог бы соединиться с сердцем и, таким образом, человек стал бы способным к переживанию благодатных действий Божиих: «...для новоначального искание места сердечного, то есть искание открыть в себе безвременно и преждевременно явственное действие благодати, есть начинание самое ошибочное, извращающее порядок, систему науки. Такое начинание — начинание гордостное, безумное!» (1, 271-272). «Вот тебе завет мой: не ищи места сердечного» (1, 274).

Странник же, фактически, с самого начала своих упражнений употребляет все усилия к этому переходу, и другим советует также сразу приступать к поиску места сердечного, низводить ум в сердце. «Итак, прежде всего, я приступил к отыскиванию места сердечного, по наставлению Симеона Нового Богослова. Закрыв глаза, смотрел умом, т.е. воображением в сердце, желая представить себе, как оно есть в левой половине груди и внимательно слушал его биение. Так занимался я сперва по получасу, несколько раз в день... в скором времени начало представляться сердце и означаться движение в оном; далее я начал вводить и изводить Иисусову молитву вместе с дыханием в сердце, по наставлению святого Григория Синаита... Сперва я сим занимался по часу и по два ... наконец, почти целый день... (50-51). Это же советует он и слепцу: «Я тебе все прочту, что относится до сердечной молитвы и укажу способ, как отыскать место сердечное и входить в него» (103).

Но такой метод для свт. Игнатия абсолютно неприемлем, ибо не только уводит внимание от главного в молитве — внимания, благоговения и сокрушения сердца, но и приводит к развитию воображения, мечтательности в человеке, в результате чего он начинает естественно возникающие в нем образы и переживания принимать за благодатные, и впадает в прелесть.  "Святые Отцы, — пишет он, — строго воспрещают употребление способности воображения, повелевают содержать ум вполне безвидным, незапечатленным никакою печатью вещественного». Напротив, «падшие духи, -—предупреждает он, — стараются возбудить в нас действие воображения... " (3, 287-288). «Ум во время молитвы должно иметь и со всею тщательностью сохра­нять безвидным, отвергая все образы, рисующиеся в способности воображения... Образы, если их допустит ум в молитве, соделаются  непроницаемой завесою, стеною между умом и Богом" (1, 147).

«К преуспеянию в молитве покаяния, — продолжает свт. Игнатий, — должны стремиться все христиане; к упражнению в молитве покаяния и к преуспеянию в ней святые Отцы приглашают всех христиан. Напротив того, они строго воспрещают преждевремен­ное усилие взойти умом в святилище сердца для благодатной мо­литвы, когда эта молитва еще не дана Богом. Воспрещение сопрягается  со страшною угрозою. «Умная молитва, — говорит пре­подобный Нил Сорский, повторяя слова преподобного Григория Синаита, — выше всех деланий, и добродетелей глава, как любовь Божия. Бесстыдно и дерзостно хотящий войти к Богу, и чисто беседовать с Ним, нудящийся стяжать Его в себе, удобно умерщвляется бесами» (1,273).

И еще один момент, связанный с аскетической практикой молитвы Иисусовой, имеющий серьезные последствия для занимающегося ею. В «Своде Отеческих уроков» (без ссылки на какого-либо св. Отца) Странник помещает пункт: «Отыщи воображением место сердца под левым сосцем (подчеркнуто нами — А.О.) и там установись вниманием» (180). Однако по свт. Игнатию, концентрация внимания на нижней части сердца в высшей степени опасна. Он предупреждает: «Старающийся привести в движение и разгорячить нижнюю часть сердца приводит в движение силу вожделения...» (2, 299). Некоторые подвижники, не зная этого, начинали хулить молитву Иисусову, другие, принимая производимые такой молитвой страстные ощущения за действие благодати, впадали в душевное сладострастие.

Молодые люди часто стремятся немедленно достичь совершенства. Кончается это, как правило, срывами, тяжелыми потрясениями, глубоким разочарованием, а не редко и гибелью мечтателя. Опытный учитель, поэтому, ведет своего воспитанника, постепенно увеличивая нагрузки, чтобы таким образом последний мог действительно достичь многого. Этот путь является единственно верным в аскетике. Ибо без повседневного труда исполнения заповедей и познания своей немощи и своего недостоинства перед Богом, подвизающийся непременно возгорится исканием в молитве благодатных состояний, и незаметно для себя станет на путь т.н. естественной мистики, самовнушения, получая и соответствующие плоды.

Экстатические состояния нехристианских мистиков, для многих из которых сама идея личного Бога, а тем более признание Христа воскресшего вполне чуждо, ярко свидетельствуют о возможности достижения неблагодатных, однако очень сильных нервно-психических переживаний. Но то, что для языческих мистиков, не знающих о благодати Божией, является искомым и, так сказать, естественным результатом, то для христианского подвижника оказывается ловушкой, обманом, заблуждением — прелестью. Потому свт. Игнатий пишет: «Но если в тебе кроется ожидание благодати, — остере­гись: ты в опасном положении! Такое ожидание свидетельст­вует о скрытном удостоении себя, а удостоение свидетельст­вует о таящемся самомнении, в котором гордость. За гордостью удобно последует, к ней удобно прилепляется прелесть... Прелесть сущест­вует уже в самомнении, существует в удостоении себя, в са­мом ожидании благодати... От ложных понятий являются ложные ощущения. Из ложных понятий и ощущений составляется самообольщение. К действию самообольщения присоединяется обольстительное действие демонов»  (2, 321).

Он предупреждает:"Не ищи в молитве наслаждений, они отнюдь не свойственны грешнику. Желание грешника ощутить нас­лаждение есть уже самообольщение. Ищи, чтобы ожило твое мертвое, окаменевшее сердце, чтобы оно раскрылось для ощущения греховности своей, своего падения, своего ничтожества, чтобы оно увидело их, созналось в них с самоотвержением. Тогда явится в тебе истинный плод молитвы: истинное покаяние" (1,149). «Не устремимся к исканию наслаждений при молитве нашей!» (1,164). «Искание само собою уже есть обольщение...» (2, 200). «Воспрещается безрассудное, разгоряченное стремление к открытию в себе благодатной сердечной молитвы; воспрещается это стремление потому, что причина его — неведение или недостаточное знание и гордостное признание себя способным к благодатной молитве и достойным ее» (2, 272).

Напротив, у Странника на пространстве всех его рассказов слышится активное искание сердечных переживаний благодатных плодов молитвы. Он с воодушевлением говорит, что Отцы «ободрительно уверяют, как доступно и легко можно достигнуть сих сладостных внутренних ощущений в молитве; и сколь они вожделенны, как-то: сладость...теплота... восторг, радость...» и т.д. (269-270). Странник не сомневается, что все его ощущения сладости, света и проч. (105) от Бога. И он живет ими, с упоением говорит о них своим собеседникам: «Иногда сердечная сладост­ная теплота разливалась по всему составу моему и я умиленно чувствовал при себе везде присут­ствие Божие. Иногда ощущал внутри себя вели­чайшую радость от призывания имени Иисуса Христа, и познавал, что значит сказанное им: цар­ствие Божие внутрь вас есть» (52).

Но древо узнается по плодам. И те выводы, которые делает Странник, испытав «сладостную теплоту», лучше всего говорят об источнике и природе этих переживаний. Вот что он рассказывает: «Испытывая таковые и подобные сим насладительные утешения, я заметил, что последствия сер­дечной молитвы открываются в трех видах: в духе, в чувствах и откровениях; в духе, например, сла­дость любви Божией, внутренний покой, восхи­щение ума, чистота мыслей, сладостное памятова­ние Бога, в чувствах приятное растепливание серд­ца, наполнение сладостию всех членов, радостное кипение в сердце, легкость и бодрость, прият­ность жизни, нечувствительность к болезням и скорбям. В откровениях просветление разума, по­нятие священного писания, познавание словес твари, отрешение от сует и познание сладости вну­тренней жизни, уверение в близости Божией и любви его к нам» (52) (подчеркнуто нами — А.О.).

В качестве своего рода самоубеждения Странник приводит слова св. Григория Синаита: «сердечное действие не может быть прелестным» (281),  но умалчивает об учении этого святого о прелести. А свт. Игнатий цитирует следующие его слова:  «Обычно уму, особенно в людях легкомысленных, преждевременно стремиться к усвоению себе высоких молитвенных состояний... И потому должно тщательно рассматривать себя, чтоб не искать преждевременно того, что приходит в свое время, и чтоб не отвергнуть того, что подается в руки, направившись к исканию другого. Свойственно уму пред­ставлять себе мечтанием высокие состояния молитвы, которых он еще не достиг, и извращать их в своей мечте или в своем мнении». Свт. Игнатий делает вывод: «Прелесть в большей или меньшей степени есть необходимое логичное последствие неправильного молитвенного подвига» (1,268).

Обращает на себя внимание, что все три вида последствий сердечной молитвы пронизаны у Странника одним — сладостью. И ни в одном из них нет даже упоминания о том, что является первым, главным и неизменным свойством молитвы на всех этапах духовной жизни: "Святые отцы Восточной Церкви, —пишетсвт. Игнатий,—  особенно пустынножители, когда достигали высоты духовных упражнений, тогда все эти упражнения сливались в них в одно покаяние. Покаяние обнимало всю жизнь их, всю деятельность их: оно было последствием зрения греха своего" (II,125-126). И продолжает: "Зрение греха своего и рожденное им покаяние суть делания, не имеющие окончания на земле" (2,127).

Святитель приводит оценку истинными подвижниками своих подвигов: "Подвижник только что начнет исполнять их, как и увидит, что исполняет их весьма недостаточно, нечисто... Усиленная деятельность по Евангелию яснее и яснее открывает ему недостаточность его добрых дел, множество его уклонений и побуждений, несчастное состояние его падшего естества... Исполнение им заповедей он признает искажением и осквернением их" (I,308-309). Поэтому святые, — говорит он, — "омывали свои добродетели, как бы грехи, потоками слез" (II,403).

Напротив, находящиеся в прелести «тотчас влекутся и влекут читателей своих к высотам, недоступным для новоначального, заносятся и заносят. Разгоряченная... мечтательность заменяет у них все духовное, о котором они не имеют ни малейшего понятия. Эта мечтательность признана ими благодатию" (IV,498).

Странник, благодаря употребляемой им практике молитвы, с поразительной скоростью достигает желаемой цели. «Недели через три... я начал чувствовать... что как-то насладительно кипело в сердце... и я прелагался в восторг. Иногда чувствовалась пламенная любовь к Иисусу Христу....» (50-51). С подобной же молниеносностью — менее чем через неделю — того же достиг и слепой, начавший действовать по указанному Странником способу. «Дней через пять он начал чувствовать сильную теплоту и... по временам он начал видеть свет... иногда представлялось ему, когда он входил в сердце, что как бы сильный пламень зажженной свечи вспыхивал сладостно внутри сердца и выбрасываясь через горло наружу, освещал его; и он при сем пламени мог видеть даже и отдаленные вещи» (105).

Потому свт. Игнатий писал: «Всем известно, какое душевное бедствие возникло для иудейс­ких книжников и фарисеев из их неправильного душевного настроения: они соделались не только чуждыми Бога, но и исступленными врагами Его, богоубийцами. Подобному бедствию подвергаются под­вижники молитвы, извергшие из своего подвига покаяние, усиливаю­щиеся возбуждать в сердце любовь к Богу, усиливающиеся ощущать наслаждение, восторг... Этот род прелести — ужасен: он одинаково душепагубен как и первый, но менее явен; он редко оканчивается сумасшествием и самоубийством, но растлевает реши­тельно и ум и сердце. По производимому им состоянию ума Отцы назвали его мнением» (1, 247).

Однажды доверие благодатности своих переживаний и силе своей молитвы едва не окончилось для Странника трагически. Он в марте, когда еще снег и холод, провалился в ручей по пояс, но пошел к литургии, и, причастившись, выпросил разрешение у сторожа переночевать в нетопленной сторожке. «Весь оный день я был в несказанной радости и сладости сердечной; лежал на палатях в сей нетопленной сторожке, как будто покоясь на лоне Авраамовом: молитва действовала сильно. Любовь к Иисусу Христу и Матери Божией как сладостные волны клубились в сердце и как бы погружали душу в утешительный восторг ... Поутру хотел встать, но вижу, что не могу и пошевелить ногами; совсем отнялись и расслабли как плети» (65).

Немаловажным в понимании духовного состояния Странника является его отношение к сновидениям. Он сообщает о том, что «изредка видывал во сне и покойного старца моего, который многое толковал мне» (34) в Добротолюбии, наставлял его и даже делал пометки углем на полях книги (48-50,63,70). Все эти сонные видения Странник принимает без какого-либо сомнения и прямо следует полученным в них откровениям: «Сей случай уверил меня в истине сновидения и в богоугодности блаженной памяти старца моего. Вот я и принялся читать Добротолюбие по тому самому порядку, который указал мне старец» (50) во сне.

Святоотеческое отношение к сновидениям хорошо известно. Свт. Игнатий, приводя высказывания Отцов, цитирует, в частности, очень яркие слова преп. Иоанна Лествичника: «Верующий снам подобен гонящемуся за своею тенью и покушавшемуся поймать ее» (5, 348). Сам Святитель заключает свои рассуждения:  «Нам надо знать и знать, что в нашем состоянии, еще не обновленном благодатью, мы не способны видеть иных сновидений, кроме составляемых бредом души и наветом демонов» (5, 347).

Странник, по собственному признанию, в начале своего духовного пути ничего кроме Библии не читал и о молитве, естественно, имел самое поверхностное представление. Поиски ответа на вопрос о непрестанной молитве привели его к встрече со старцем-схимником, рекомендации которого и определили всю дальнейшую духовную жизнь Странника. Поэтому очень важно сопоставить их с учением по тем же вопросам свт. Игнатия.

У преп. Исаак Сирина есть такие слова: «Не следует тому, кто передает знание ученикам, с самого начала подводить их к совершенному знанию предмета, не научив их прежде как следует буквам алфавита и чтению по складам. Также очень плохо, когда высокое предлагается прежде, чем проработано низкое» (Слово 44. § 5).

С чего же начинает старец наставление 20-летнему еще ничего непонимающему в духовной жизни молодому человеку, горящему жаждой приобрести непрестанную молитвву? Прежде всего, это поучения из Добротолюбия преподобных Симеона Нового Богослова, Григория Синаита, Каллиста и Игнатия Ксанфопулов, Никифора, то есть тех Отцов, наставления которых давались совсем не новоначальным в современном смысле этого слова. Свт. Игнатий предупреждал: «Делателю Иисусовой молитвы весьма полезно прочитать Примечания (Предисловия) схимонаха поляномерульского Василия, на книги святых: Григория Синаита, Исихия Иерусалимского, Филофея Синайского и Нила Сорского. По прочтении сих примечаний чтение всего Добротолюбия делается более ясным и полезным. При чтении Отцов не должно упускать из виду и того, что меры новоначального их времен суть уже меры весьма преуспевшего в наше время. Применение Отеческих наставлений к себе, к своей деятельности, должно быть совершаемо с боль­шою осмотрительностью» (5,117). Свт. Игнатий приводит слова св. Григория Синаита: «...всякий, проходящий излишне усиленный подвиг молитвы от слыша­ния или учения, погибает, как не стяжавший руководителя» (2, 277), т.е. не нашедший истинного руководителя. Не в этом ли и была главная причина того духовного пути, по которому пошел Странник?

Основная мысль наставлений старца такова: «Стяжи матерь и произведет тебе чад, говорит св. Сирин, научись приобрести первую (во-первых — А.О.) молитву и удобно исполнишь все добродетели» (21-22).  Но у Исаака Сирина в данном случае мысль совсем не о молитве, а о законе последовательности в приобретении добродетелей (см. Исаак Сирин. Слово 72), об опасности нарушения которого предупреждал свт. Игнатий: «Опасно преждевременное получение наслаждения Божественною благодатью! Дары сверхъестественные могут погубить подвижника, не наученного немощи своей" (I,532). Как видим, схимник по-своему трактует святого Исаака. Причина этого очевидна — он, как и Странник, весь поглощен идеей непрестанной молитвы, в ней одной он видит сущность христианского подвига и цель жизни. В то же время о самом важном — о нравственных и духовных условиях ее совершения он, практически, ничего не говорит.

Однако вся святоотеческая мысль, на которой настаивает и свт. Игнатий, утверждает, что задачей христианской жизни является приобретение смирения через исполнение заповедей Христовых и покаяние в случае их нарушения. Все другое является не более, как средством к достижению этой цели. И молитва, в том числе, есть только одна из основных заповедей, одно из важных средств спасения, но сама по себе недостаточное без исполнения других заповедей. Потому любая подмена этой святой цели какими бы то ни было средствами есть духовное самоубийство. «Сущность подвига, — подчеркивает свт. Игнатий, — заключается в исполнении заповедей» (1,526), то есть всего заповеданного Господом, а не одной только молитвы. Эта мысль красной нитью проходит через все творения всех святых Отцов. Потому свт. Игнатий, напоминая слова Христовы, «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня» (Ин. 14,21), говорит: "Исполнение заповедей Спасителя -— единственный признак любви к Богу, принимаемой Спасителем" (2, 67-68).

 Схимники же в «Рассказах» все дело христианской жизни сводят, по-существу, к одной лишь молитве. Другие заповеди в поле зрения старцев, фактически, не присутствуют. Все их внимание обращено на «частость» молитвы. И приводимые ими высказывания Отцов даются исключительно в этом ключе без учета контекста[3], что часто радикально искажает их смысл. «Многие о деле молитвы, — научает один из них, — рассуждают совсем превратно, думая, что приуготовительные средства и подвиги производят молитву, а не молитва рождает подвиги и все добродетели» (20-21). Но эта мысль старца расходится с учением Отцов. Свт. Игнатий пишет:  «Особенное попечение, попечение самое тщательное, должно быть принято о благоустроении нравственности сообразно уче­нию Евангелия. Опыт не замедлит открыть у молящегося теснейшую связь между заповедями Евангелия и молитвой Иисусовой.  Эти заповеди служат для этой молитвы тем, чем служит елей для горящего светильника; без елея светильник... гаснет, разливая вокруг себя дым зловонный» (1, 225-226).

 «Как цвет и плод произрастает на стебле или дереве, которые сами прежде должны быть посеяны и вырасти, так и молитва произрастает на других добродетелях, иначе не может явиться, как на них» (1, 261-262). «А как мо­литва заимствует свою силу из всех прочих добродетелей и из всего учения Христова: то монахи прилагают особенное тщание к исполнению евангельских заповедей» (1,458).

«...говорит преподобный Макарий Великий: «Кто принуждает себя исключительно и всеусильно к молитве, но не трудится о приобретении смирения, любви, кротости и всего сонма прочих добродетелей, не внедряет их в себя насильно, тот может достигнуть только до того, что иногда, по прошению его, касается его Божественная благодать... Если же получивший не приобучит себя к прочим добродетелям, упомянутым нами, и не стяжет навыка в них, то или лишается полученной благодати или, вознесшись, ниспадает в гордость, или... не преуспевает более и не растет» (1, 289).

Поэтому, естественно, вызывает недоумение, что схимник преподносит молитву Иисусову как единственное и самодостаточное условие познания Бога и получения от Него всех даров. Старец прямо поддерживает юношу в его восторженном стремлении овладеть непрестанной молитвой, ощутить сладостные переживания в ней. Он наставляет:  «Токмо частость или непрестанность молитвы (как бы она ни произносилась вначале) есть единственное мощное средство как совершенства внутренней молитвы, так и спасения души»(246). «Если бы человек неупустительно выполнил одну сию заповедь Божию о непрестанной молитве, то в одной он исполнил бы все заповеди» (252).  Святые Отцы учат иначе.

Свт. Игнатий приводит следующий случай из Алфавитного патерика: «Брат сказал преп. Сисою Великому: «Вижу, что во мне пребывает непрестанная память Божия». Преподобный отвечал: «Это не велико, что мысль твоя при Боге: велико увидеть себя ниже всей твари». И Святитель делает следующий вывод: «Основание молитвы -— глубочайшее смирение. Молитва  есть вопль и плач смирения. При недостатке смирения молитвенный подвиг делается удобопреклонным к самообольщению и к бесовской прелести» (1, 310). Благодатное же смирение приобретается только одним путем: "Тщательное исполнение заповедей Христовых научает человека его немощи" (IV,9), — цитирует свт. Игнатий преп. Симеона Нового Богослова. 

А вот что свт. Игнатий пишет о частости молитвы: «Только совершенным христианам свойственно мо­литься без гнева и размышления (1 Тим,2,8), то есть в глубоком мире, в чистейшей любви к ближнему, без малейшего памятозлобия к ближнему и осуждения его, без развлечения посторонними по­мыслами и мечтаниями (без размышления)... Очевидно, что непрестанная молитва не может быть достоянием новоначального инока; но, чтоб сделаться способным в свое время к непрестанной молитве, он должен приучиться к частой молитве» (5,112).

Поэтому Святитель считает, что "для занятия ею (умной, сердечной молитвой — А.О.) приличествует возраст зрелый, при котором уже естественно укрощаются в человеке порывы. Не отвергается юность, когда имеет качество зрелости, в особенности, когда имеет руководителя" (2, 216).  

Но приобрести зрелость Странник не имел еще времени, а должного руководителя, как видим, он не встретил. Поэтому слышим от Странника: «Наконец, через непродолжительное время почувствовал, что молитва сама собою начала как-то переходить в сердце, т.е. сердце при обычном своем биении, начало как бы выговаривать внутри себя молитвенные слова за каждым своим ударом, например: 1)Господи, 2)Иисусе, 3) Христе, и проч. Я перестал устами говорить молитву и начал с прилежанием слушать как говорит сердце.... Потом начал ... в мыслях такую любовь к Иисусу Христу, что казалось, если бы Его увидел, то так и кинулся бы к ногам Его...» (33). По словам Странника, он «иногда входил весь сам в себя и ясно видел все мои внутренности, удивляясь премудрому составу человеческого тела» (107).

Можно лишь удивляться тому, что схимник совсем еще молодому человеку, ничего не понимающему в духовной жизни, сразу же предлагает те внешние приемы при совершении молитвы Иисусовой, которые иногда использовали отдельные подвижники. Схимник зачитывает ему строки из преп. Симеона Н.Б.: «сядь безмолвно и уединенно, преклони главу, закрой глаза, потише дыши, воображением смотри внутрь сердца, своди ум, т. е. мысль из головы в сердце...» (23). И Странник начинает «изводить Иисусову молитвву вместе с дыханием в сердце, по наставлению святого Григория Синаита...» (51), но совсем не замечает, что говорит преп. Григорий о молитве с дыханием: «Удерживай и дыхание, то есть движение ума, смежив несколько уста при совершении молитвы, а не дыхание ноздрей, то есть чувст­венное, как это делают невежи» (1, 272). Свт. Игнатий по этому поводу пишет: «Возложение упования на эти пособия (ноздревое дыхание, ти­хость вдыхания и выдыхания и проч. — А.О.) очень опасно: оно низводит к вещественному, неправильному пониманию молитвы, отвлекая от понимания духовного, единого истинного» (2, 288).  И продолжает: «Из употреблявших с  особенным тщанием вещественные вспомогательные средства достигли преуспеяния весьма редкие, а расстроились и повредились весьма многие» (2, 297). «Подвиг умной и сердечной молитвы исправляется умом ... не от одного простого, вышеизложенного естест­венного художества через ноздревое дыхание или от сидения при упражнении молитвой в безмолвном и темном месте — да не будет! Это изобретено Божественными Отцами не для чего иного, как в некоторое пособие к собранию мысли от обычного парения, к возвращению ее к самой себе и ко вниманию (Ксанфопулы)» (2, 288-289). Поэтому заключает он: «Советуем возлюбленным братиям не доискиваться открытия в себе этого механизма, если он не откроется сам собою» (5,114). 

С чего начался молитвенный путь Странника? 20-летнему юноше, не имеющему никакого навыка в молитве старец дает послушание: «Вот тебе четки, по ним совершай на первый раз хоть по три тысячи молитв в день... непременно верно выполняй по три тысячи в день» (26). «Дня два, - рассказывает Странник, - мне было трудновато, а потом так сделалось легко и желательно... Я объявил о сем старцу, и он приказал мне уже по шести тысяч молитв совершать в день... Целую неделю я в уединенном моем шалаше проходил каждодневно по шести тысяч Иисусовых молитв» (26), и «привык к ней в неделю» (27). Через десять дней старец повелел «неупустительно совершать по двенадцати тысяч молитв в день» (27). «...на первый день едва-едва успел в поздний вечер окончить мое двенадцатитысячное правило. На другой день совершил его легко и с удовольствием». «И так дён пять исполнял верно ... и получил приятность и охоту» (27). Дальше желание творить молитву стало настолько непреодолимым, что оно заменило утреннее правило и «весь день провел я в радости... и с легкостью окончил двенадцать тысяч молитв в ранний вечер» (28). После этого старец разрешил: «твори молитву сколько хочешь, как можно более» (28-29). 

Свт. Игнатий писал: «Новоначальные иноки нуждаются в продолжительном времени для обучения молитве. Невозможно, вскоре по всту­плении в монастырь или по вступлении в подвиг, достичь этой верховной добродетели. Нужны и время, и постепенность в подвиге, чтобы подвижник созрел для молитвы во всех отношениях» (1,458)

Месяцев пять проведши уединенно в сем мо­литвенном занятии и наслаждении помянутыми ощущениями, я так привык к сердечной молитве, что упражнялся в ней беспрестанно, и, наконец, по­чувствовал, что молитва уже сама собою, без вся­кого со стороны моего побуждения производится и изрекается в уме моем и сердце, не токмо в бодрственном состоянии, но даже и во сне дей­ствует точно так же, и ни от чего не прерывается, - не перестает ни на малейшую секунду. По святителю Игнатию, без утомления ума непрерывно совершать молитву Иисусову «...на переход этот нужны многие годы» -Странник достиг этого, как видим, месяцев в пять!

Простой арифметический подсчет показывает, что если следовать совету свт. Игнатия, то для совершения 12 тысяч кратких Иисусовых молитв («Господи Иисусе Христе, помилуй мя (меня)»), потребуется 37,5 часов (для полной молитвы: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного», - нужно 60 часов)! При максимальном допущении, что Странник повторял молитву без отдыха, пищи, питья и проч. непрерывно в течение 18 часов в сутки, то он должен бы произносить 666 молитв в час. Если же учесть, что Странник «с легкостью окончил двенадцать тысяч молитв в ранний вечер», то можно представить, какова была скорость произнесения им молитвы и реальность сохранения главнейших и безусловных ее требований: неспешности, внимания и сокрушения духа. Совершенно очевидно, что молодой человек думал лишь об одном - о количестве молитв. А старец не только не сдерживал его неразумных порывов, но и прямо способствовал им.

Свт. Игнатий предупреждал ревностных искателей непрестанной молитвы Иисусовой: «Достоинство молитвы состоит единственно в качестве, а не в количестве... Качество истинной молитвы состоит в том, когда ум во время молитвы находится во внимании, а сердце сочувствует уму» (2,163). «Новоначальным должно заниматься молитвой понемногу, но часто»[4]. «Особенно способствует сохранению внимания во время молитвы, - пишет свт. Игнатий, - весьма неспешное произнесение слов молитвы» (5, 98).

Некоторые следствия и выводы

Истинность духовного опыта Странника в сравнении с учением свт. Игнатия (Брянчанинова) вызывает, по меньшей мере, серьезные сомнения. Странник, как можно было видеть, в своей молитвенной практике нарушает многие основные законы духовной жизни. На пространстве всех рассказов у него, практически, ничего не говорится о видении своей духовной поврежденности, недостоинстве предстояния перед Богом и, тем более, недостоинстве получения каких-либо благодатных даров, нет сокрушения о грехах и плача сердечного, не просматривается никакой борьбы со страстями. Самое большее - редкие слова типа: «один я грешник» (65), которые, как кажется, произносятся, скорее, потому, что так положено чувствовать себя христианину, нежели по причине действительного видения им себя таковым. У него все идет удивительно легко. Трудности длятся день-два, самое большее - неделю, но не трудности борьбы с своим ветхим человеком, о котором он, судя по его «откровениям», не имеет никакого представления, а трудности исполнения огромного числа молитв, возлагаемых на него духовником. По свт. Игнатию, это очень опасное состояние, ибо «все виды бесовской прелести, которым подвергается подвижник молит­вы, возникают из того, что в основание молитвы не положено покая­ние, что покаяние не сделалось источником, душою, целью молитвы» (1, 233).

Вот еще один показательный рассказ Странника: «Я многих видал, которые просто, без всякого просветительского наставления, и не зная, что есть внимание (подчеркнуто нами - А.О.), сами собою устно творя беспрестанную Иисусову молитву, достигали того, чтоуста и язык их не могли удерживаться от изречения молитвы, которая впоследствии так их усладила и просветила, и из слабых и нерадивых сделала подвижниками и поборниками добродетели» (264). Так, внимание, которое свт. Игнатий вслед за всеми Отцами называет душой молитвы, без которой молитва - не молитва, у Странника оказывается чем-то совершенно несущественным.

Странник, к сожалению, не знает, например, что бесконечное повторение мантры индуистскими аскетами также делало их и подвижниками, и поборниками добродетели, и приносило им наслаждения, доходящие до экстаза. Однако все это не давало им благодати и оставляло без Христа. Подобные состояния наблюдаются и у тех христианских подвижников, которые произносят молитву без внимания и покаяния - тоже как своего рода мантру. Это прямо приводит их к прелести. Прелесть в данном случае состоит в том, что подвизающийся свои естественные, нервно-психические состояния, порождаемые непрерывным, механическим  повторением одних и тех же слов молитвы, воспринимает как действия благодати, в результате чего впадает в т.н. мнение, то есть в гордость, хотя бы и прикрытую личиной внешнего смирения. К этому присоединяется и искание благодатных переживаний, что совершенно искажает дух подвижника, приводя его к духовному сластолюбию. В результате, подвижник, производя с внешней стороны впечатление святого, который всех любит, никому не делает зла, непрестанно находится в радости и в молитве - с внутренней, как не познавший своих страстей и своего бессилия очиститься от них, и потому не приобретший главнейшего в духовной жизни - смирения, оказывается в гибельном состоянии.

Свт. Игнатий приводит слова преп. Макария Великого, который говорил, что «встречаются души, соделавшиеся причастниками Божественной благодати ... вместе с тем, по недостатку деятельной опытности, пребывающие как бы в детстве, в состоянии очень неудовлетворительном ... которое требуется истинным подвижничеством" (I,284). «В монастырях употребляется о таких старцах изречение: "свят, но не искусен", и наблюдается осторожность в советовании с ними... чтобы не вверяться поспешно и легкомысленно наставлениям таких старцев» (I,285). Таковой, по словам св. Исаака Сирина, даже "недостоин называться святым" (I,286).

Странник приводит весьма понравившееся ему наставление одного священника: «чтобы просветиться духовно и быть внимательным и внутренним человеком, следует взять один какой-нибудь текст из Св. Писания, и как можно дольше держать на нем одном все внимание и размышление, и откроется свет разумения... Очень мне понравилось сие наставление священника» (112). Но такую мысль едва ли можно найти у какого-либо святого Отца. Зато она очень напоминает трансцендентальные медитации, практикуемые нехристианскими мистиками с целью познания сущности вещей и достижения наслаждений.

А вот назидание схимника, также без сомнения принимаемое Странником за истинное учение: «для спасения ничего более не нужно, как всегдашняя молитва: «молись и делай что хочешь, и ты достигнешь цели молитвы... Молись и мысли, что хочешь, и мысль твоя очистится молитвою» (265). Что всё это значит, и какой Отец Добротолюбия так учит, Странник по понятным причинам оставляет без объяснений.

Странник рассказывает: «Иду иногда верст по семидесяти и более в день, и не чувствую, что иду.... Когда сильный холод прохвати меня, я начну напряженнее говорить молитву, и скоро весь согреюсь. Если голод меня начнет одолевать, я стану чаще призывать имя Иисуса Христа и забуду, что хотелось есть. Когда сделаюсь болен... стану внимать молитве и боли не слышу» (30).

Эти состояния Странника очень схожи с теми, о которых рассказывает свт. Игнатий. В одном из случаев речь идет о чиновнике, который «занимался усиленным молитвенным подвигом». «Оказалось, что чинов­ник (впавший в прелесть и пытавшийся покончить с собой - А.О.) употреблял образ молитвы, описанный святым Симеоном, разгорячил воображение и кровь, при чем человек делается очень способным к усиленному посту и бдению... Чиновник  видел свет телесными очами; благоухание и сладость, которые он ощущал, были так же чувственные;

... принимают участие в благодатном видении и телесные чувства Святых, но тогда, когда тело перейдет из состояния страстного в состояние бесстрастное. Монах начал уговаривать чиновника, чтоб он оставил употребляемый им способ молитвы, объясняя и не­правильность способа, и неправильность состояния, доставляемого способом. С ожесточением воспротивился чиновник совету. «Как отказаться мне от явной благодати!» -  возражал он» (1,238).

Подобный случай был и с афонским схимонахом. «Оказалось, что иеросхи­монах носит вериги, почти не спит, мало вкушает пищи, чувствует в теле такой жар, что зимою не нуждается в теплой одежде. К концу беседы пришло мне на мысль поступить следующим образом: я стал просить афонца, чтоб он, как постник и подвижник, испытал над собою способ, преподанный святыми Отцами, состоящий в том, чтоб ум во время молитвы был совершенно чужд всякого мечтания, погружался весь во внимание словам молитвы, заключался и вмещался, по выражению святого Иоанна Лествичника, в словах молитвы... «Когда ты испытаешь над собою, - сказал я афонцу, - то сообщи и мне о плоде опыта; для меня самого такой опыт неудобен по развлеченной жизни, проводимой мною». Афонец охотно согласился на мое предложение. Через несколько дней приходит он ко мне, и говорит: «Что сделал ты со мною?» - «А что?» - «Да как я попробовал помолиться со вниманием, заключая ум в слова молитвы, то все мои видения пропали, и уже не могу возвратиться к ним» (1,242).

Свт. Игнатий пишет: «Если же кто бы то ни был, движимый, по выражению святого Иоанна Лествичника, гордостным усердием, ищет получить преждевременно сладость духовую или сердечное молитвенное действие или какое другое духовное дарование, приличествующее естеству обновленному, тот неминуемо впадает в прелесть, каким бы образом молитвы он ни занимался, псалмопением ли или Иисусовой молитвой» (Письма. №153). «Сознание своей греховности, сознание своей немощи, своего ничтожества - необходимое условие для того, чтоб молитва была ми­лостиво принята и услышана Богом» (1,155). Это, самое важное и ценное в христианской жизни, «Рассказы» оставляют совершенно без внимания. В них одна идея и одна цель: непрестанность и сладость молитвы. Об этом очень ярко свидетельствуют и заключающие первую часть Рассказов «Три ключа к внутренней молитвенной сокровищнице», где в перечислении основных условий и свойств молитвы о сознании своей греховности, своей немощи как необходимого условия принятия молитвы Богом не сказано ни слова (119-120).

Опыт «Откровенных рассказов странника» всегда привлекал к себе мечтателей о духовном совершенстве, не изучивших основ святоотеческой духовной жизни. Причина такого увлечения вполне понятна - «Рассказы» предлагают быстрое средство без познания своей духовной поврежденности, своих страстей и своего бессилия искоренить их собственными силами достичь непрестанной молитвы и благодатных состояний[5]. А это, естественно, в высшей степени льстит ветхому человеку.

Известно, что «Рассказами» одно время увлекся даже свт. Феофан (Говоров). Однако позднее он писал: «Книжка - рассказы странника - внешний чин дела изображает, а писания отеческие - внутренний»[6]. «В книгу - рассказы - не смотрите. Там есть советы, не пригожие для вас, которые могут повесть к прелести»[7].

 * * *

В качестве еще одной иллюстрации уклонений в молитве можно привести книгу монаха Иосифа Дионисиатиса «Наставник молитвы Иисусовой. Жизнеописание старца Харалампия Дионисиатского» (М. 2005). В ней обычные христианские советы по различным вопросам жизни совмещаются с такими наставлениями  о молитве Иисусовой, которые вызывают, по меньшей мере, глубокое недоумение. Эти наставления очень напоминают «Откровенные рассказы странника». Так, молодому человеку старец Харалампий благословляет: «Первое упражнение заключается в том, чтобы произносить молитву устами вслух, причем как можно более отчетливо и быстро. Но будь внимателен. Когда мы проговариваем молитву, приходит сатана и обрушивает на наш ум целый ворох помыслов и мечтаний. Когда новоначальный произносит молитву про себя в уме, нападки лукавого удушают ее. Но если ты быстро-быстро произносишь ее устами, сатане не так-то просто успеть посредством различных помыслов ввергнуть тебя в рассеяние...

 Итак, начинаем первый урок. Я дам тебе эти четки-трехсотницу, и с вечера ты вместе с нами будешь совершишь бдение. Будешь читать девять четок Спасителю: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя» и три - Божьей Матери: «Пресвятая Богородица, спаси мя». Протянув двенадцать четок, начинай новый круг...

После того как были протянуты первые несколько четок, некоторая сладость мало-помалу стала проистекать из гортани и ощущаться на языке и губах. Она напоминала сладчайший леденец, с той разницей, что последний через пять-десять минут рассасывается. Эта же сладость не умолялась, скорее, наоборот, увеличивалась, так что молодой человек с чувством великой благодарности непрерывно повторял Божественные слова молитвы.

Не прошло и часа, как он [юноша] закончил первые двенадцать трехсотиц [3.600 молитв - менее секунды на каждую молитву!]. В конце четвертого круга [14.400 молитв!] его душа внезапно затрепетала от слез славословия и благодарения...» (с. 187-190).И т. д.

Поражает полная противоположность этой практики совершения новоначальными молитвы Иисусовой святоотеческим указаниям. Святитель Игнатий писал: «Первоначально положи себе произносить сто молитв Иисусовых со вниманием и неспешностью. Впоследствии, если увидишь, что можешь проинести больше, присовокупи другие сто. С течением времени, смотря по надобности, можешь и еще умножить число произносимых молитв. На неспешное и внимательное произнесение ста молитв потребно времени 30 минут... Не произноси молитву спешно... делай после каждой молитвы краткий отдых и тем способствуй уму сосре­доточиваться. Безостановочное произнесение молитвы рассеивает ум» (5, 110).

«Новоначальным должно заниматься молитвой понемногу, но часто, чтобы сохранить вкус к молитве и не произвести в уме утомления, от которого происходит оставление молитвы» (6, 276)).

«Существенными принадлежностями этой молитвы должны быть: внимание, заключение ума в слова молитвы, крайняя неспешность при произнесении ее и сокрушение духа» (5, 107).

У старца Харалампия видим совсем другое. Во-первых, молодому человеку сразу же дается огромное правило. Святитель Игнатий, напротив, пишет: «Новоначальным должно заниматься молитвой понемногу, но часто, чтобы сохранить вкус к молитве и не произвести в уме утомления, от которого происходит оставление молитвы» (6, 276).  Во-вторых, о. Харалампий требует произносить молитву «быстро-быстро» и в качестве назидания говорит о собственном «достижении»: «На один вдох-выдох я могу произнести 100-200 молитв» (с. 211)! Это, бесспорно, уникальный случай во всей исихасткой практике. И понятно, почему предлагая такой метод совершения молитвы Иисусовой о. Харалампий не ссылается ни на одного святого Отца. Этот метод противоречит не только учению Отцов, но и простому здравому смыслу: при такой немыслимой скорости, когда в течение нескольких часов молитва Иисусова произносится ежесекундно (!)[8], совершенно невозможно сохранить главнейшее в молитве - внимание, без которого любая молитва «не молитва. Она мертва! Она - бесполезное, душевредное, оскорбительное для Бога пустословие».

Наконец, возникшие у юноши, совершившего с такой фантастической скоростью столь большое количество молитв, крайне опасные ощущения сладости, слез славословия и благодарения, у старца не только не вызывают никаких сомнений, но, напротив: «Радость отца Харалампия от успеха первого урока была безгранична» (с. 191).

Святитель же Игнатий по поводу подобных сладостей предупреждает: «Тщеславие стремится преждевременно к духовным состояниям, к которым человек еще не способен по нечистоте своей; за недостижением истины - сочиняет себе мечты. А сладострастие, присоединяя свое действие к действию тщеславия, производит в сердце обольстительные ложные утешения, наслаждения и упоения. Такое состояние есть состояние самообольщения" (IV,499). Сам о. Харалампий признает: «Такие прельщенные есть даже у нас на Святой Горе» (с.185).

Метод быстро-быстрого произнесения молитв, мантр, заклинаний известен в нехристианской языческой практике. Он применяется для скорого достижения состояний так называемого сверхсознания и сладостных переживаний. Так мыслят многие мистики‑иноверцы. Вот одна из иллюстраций: «практика мантра‑джапы приводит в состояние самадхи... когда имя Бога постоянно повторяется, оно очищает тело, нервы и ум... имя Бога обладает огромной силой и спасает от любого страдания и несчастья... мантра‑джапа автоматически поддерживает душевное и физическое здоровье»[9]. Иезуит Иаков Керрут совершал по этому, видимо, методу, двадцать четыре тысячи молитв в день! Подобную практику очень точно охарактеризовал глинский старец схиархимандрит Серафим (Романцов): «никакой молитвы у тебя нет, ты просто привык к ее словам, как некоторые привыкают к ругани».

И можно себе представить, что будет с верующим, если он, увлеченный авторитетом афонского старца, начнёт совершать молитву по методу языческой мантра‑джапы. Подобный метод не имеет ничего общего с благоговейным, покаянным обращением к личному, живому Богу. Святитель Игнатий объясняет, с чего нужно начинать учиться молитве Иисусовой: "В упражнении молитвой Иисусовой... должно начинать с начала, то есть совершать молитву со вниманием и благоговением, с целью покаяния, заботясь единственно о том, чтобы эти три качества постоянно соприсутствовали молитве...» (I,225-226). 

Православие характеризуется, в частности, тем, что признает истинным, верным только то, что находит себе подтверждение в Священном Предании Церкви, то есть в учении святых Отцов, в их совокупном опыте богопознания. Отступление от пути Отцов является достаточным доказательством ложности любого нового учения, иного опыта. Именно такой подход дал возможность Православной Церкви на протяжении двух тысяч лет сохранить как истину веры, так и истину духовной жизни.

В настоящее время этот критерий приобретает исключительную важность, поскольку святоотеческий опыт всё больше утрачивается в сознании современного христианина под влиянием западной неправославной аскетики, старых и новых мистических и оккультных учений, различных харизматических движений - одним словом, нецерковного опыта. Поэтому только сравнение этих новых «духовных» путей со святоотеческим может показать, какова их природа и действительная ценность.

Знание законов духовной жизни и тех опасностей, которые стоят на пути христианина - одно из необходимых условий верного достижения им горнего Иерусалима. Исключительную важность приобретает такое знание в настоящее время, когда, с одной стороны, в Россию бурным потоком нахлынули всевозможные «духи» и появились бесчисленные варианты духовности; с другой - святоотеческое понимание духовной жизни и мудрость применения ее законов к психологии и силам современного человека в силу многих причин становится все большей редкостью. Незнание этих законов приводит к тому, что многие, даже искренне ищущие, не редко увлекаются внешне притягательными, но, по-существу, далекими от Священного Предания Церкви формами духовности, в результате чего в лучшем случае они остаются без плода, в худшем - попадают в секты, губя свои души и расстраивая свое физическое и психическое здоровье. Всё это имеет самые  серьезные последствия не только для их жизни, но и жизни всей Церкви и общества в целом.

Достаточно обратиться к морю той лжедуховной литературы, которая продается сейчас не на каких-то светских прилавках, а во многих церковных магазинах, чтобы убедиться в этом[10]. Вся она настойчиво пропагандирует жизнь, принципиально противоположную тем святоотеческим указаниям, которые так ясно, точно изложил в своих творениях святитель Игнатий.

Этот процесс отступления от Священного Предания Церкви, от твердых указаний святых Отцов о сущности монашества, о молитве, послушании и прочих основных  устоях духовной жизни развивается всё сильнее. Все больше предаются забвению и рассматриваются как что-то второстепенное предупреждения святых Отцов о  прелести, которая легко поражает подвижника, пошедшего, вопреки заветам Отцов, своим путем молитвы.

В качестве примера одного из таких новых путей в современном православии можно привести книгу «Старец Порфирий Кавсокаливит. Житие и слова»(Малоярославец. 2006).

Вот несколько иллюстраций из нее.

1. Старец Порфирийсообщает о следующем сверхъестественном событии, происшедшем в его юности:  «С уверенностью можно сказать одну вещь: старец Димас передал мне дар молитвы и прозорливости в тот час, когда молился в притворе соборного храма Кавсокаливии во имя Святой Троицы». (Отметим, что в тот момент старец Димас даже не знал о присутствии Порфирия.)  Эта уверенность о. Порфирия затрагивает один из серьезных вопросов духовной жизни в Православии: когда и как христианин может  получить подобные дары Божьи? Святоотеческое учение говорит об этом вполне однозначно: Господь и только Он Сам, а не человек и не через человека, сколь бы свят таковой ни был, может дать верующему благодатные дары молитвы, прозрения, чудотворения и проч. За всю двухтысячелетнюю историю Церкви не было того, чтобы человек передал человеку подобные дары Божии. К тому же и Бог дарует их лишь после долгого подвига правильной духовной жизни, а не по причине подсматривания за молитвой старца.

Напротив, в языческих религиях передача (и обязательно сознательная) особых оккультных способностей от учителя к ученику действительно существует. Но какое отношение имеют эти передачи к духовным дарам Божьим?! И что означает в таком случае это сообщение с уверенностью о. Порфирия?

2. Каково учение о. Порфирия о самой духовной жизни? Оказывается, «два пути ведут нас к Богу: путь суровый и утомительный, с суровыми сражениями против зла, и легкий путь посредством любви. Многие люди избрали суровый путь, и «пролили кровь, чтобы принять Дух», доколе не достигли великой добродетели. Я нахожу, что самый краткий и верный путь - это путь любви. Им следуйте и вы...».

Что это за верный путь любви и в чем заключается его легкость? Отец Порфирий отвечает: «Не боритесь за то, чтобы изгнать тьму из клети своей души. Проделайте маленькое отверстие, чтобы проник свет, и тьма исчезнет. То же в отношении страстей и немощей. Не воюйте с ними, но преображайте в силу, презирая зло...  Не нужно ни диавола бояться, ни ада, ничего. Должна царствовать любовь ко Христу...

Оставьте все немощи, чтобы не узнал о них супротивный дух и не стал мучить вас и погружать в уныние. Не делайте никаких усилий к тому, чтобы освободиться от них...  И не говорите: «Боже мой, освободи меня от того-то», - например, от гнева, тоски. Не хорошо молиться или думать о какой-либо определенной страсти...  Не сражайтесь с искушением напрямую, не просите, чтобы оно ушло, не говорите: «Убери его, Боже мой!» (выделено нами  - А.О.). И так далее. Все эти настойчивые «не» просто поражают своим откровенным вызовом Евангелию, учению святых Отцов.

Христос заповедует бороться с грехом до крови: если соблазняет тебя рука твоя, отсеки ее... И если нога твоя соблазняет тебя, отсеки ее... И если глаз твой соблазняет тебя, вырви его: лучше тебе с одним глазом войти в Царствие Божие, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную... (Мф. 9, 43-47).

Церковь Великим постом призывает не просто молиться, но с земными поклонами об очищении от праздности, уныния, любоначалия, празднословия, осуждения....

Святитель Игнатий такой «легкий путь посредством любви» прямо называет душепагубной прелестью. Он писал: «Всем известно, какое душевное бедствие возникло для иудейских книжников и фарисеев из их неправильного душевного настроения: они сделались не только чуждыми Бога, но и исступленными врагами Его, богоубийцами. Подобному бедствию подвергаются подвижники молитвы, извергшие из своего подвига покаяние, усиливающиеся возбуждать в сердце любовь к Богу, усиливающиеся ощущать наслаждение, восторг; они развивают свое падение, соделывают себя чуждыми Бога, вступают в общение с сатаною, зара­жаются ненавистью к Святому Духу. Этот род прелести - ужасен; он одинаково душепагубен как и первый, но менее явен, он редко оканчивается сумасшествием и самоубийством, но растлевает решительно и ум и сердце. По производимому им состоянию ума Отцы назвали его мнением. На этот род прелести указывает святой апостол Павел (Кол. 2,18)» (т.1, 247).

Афонский старец Ефрем (Мораитис) в своей книге «Отеческие советы» (Саратов, 2006) понуждает: «Подвизайся, чадо мое, ибо путь Божий узок и тернист - не сам по себе, а по причине наших страстей... приложим большой труд, и наши руки будут истекать кровью, а лицо покроется потом». «Уступками не давай пищи своим страстям... Потрудись теперь сколько можешь, ибо со временем, если страсти останутся без надзора, они становятся как бы второй природой, и тогда попробуй-ка совладать с ними! Но если теперь будешь сражаться со страстями законно, как тебе советуют, то освободишься...». «Ради любви Христовой подвизайтесь со всею силою души... Будем подвизаться, чтобы стать сосудами Распятого... Будем сильно подвизаться...»  (с. 224, 227, 243) (выделено нами  - А.О.). 

А о. Порфирий к чему призывает: Оставьте все немощи. Не делайте никаких усилий к тому, чтобы освободиться от них. И не говорите: «Боже мой, освободи меня от того-то», - например, от гнева, тоски. Не хорошо молиться или думать о какой-либо определенной страсти!

Поэтому совсем не удивительно, что призывая к легкому пути, о. Порфирий «забывает» о главнейшем в духовной жизни - покаянии, о котором все святые Отцы учат как о необходимейшем условии спасения, и без которого невозможна духовная жизнь ни одного человека. Прп. Марк Подвижник говорит, что «нет конца покаянию до самой смерти и для малых и для великих!»; св. Исаак Сирин: «...нет ни одной добродетели, высшей покаяния. Делание его никогда не может достигнуть совершенства». «Ежечасно надлежит нам знать, что в сии 24 часа дня и ночи имеем мы нужду в покаянии"; свт. Игнатий: «покаяние - единственная дверь, посредством которой можно о Господе обрести пажить спасительную. Вознерадевший о покаянии чужд всякого блага» (6, 155).  

3. Отец Порфирий призывает вместо сурового и утомительного пути сражений против зла стать на легкий путь любви. Но что это за любовь, как она достигается - об этом ни слова. И это понятно, поскольку истинная любовь к Богу и ближнему приобретается только через борьбу со страстями, немощами, искушениями, через исполнение заповедей Божиих и покаяние. Господь прямо сказал: Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня (Ин. 14,15). Как же в таком случае можно оценить ту любовь к Богу, которая противопоставляется о. Порфирием борьбе со страстями?

Может быть с наибольшей точностью и силой отвечает на этот вопрос святой Исаак Сирин: «Нет способа, - говорит он - возбудиться в душе Божественной любви... если она не препобедила страстей. Ты же сказал, что душа твоя не препобедила страстей и возлюбила любовь к Богу; и в этом нет порядка. Кто говорит, что не препобедил страстей и возлюбил любовь к Богу, о том не знаю, что он говорит. Но скажешь: не говорил я "люблю", но "возлюбил любовь". И это не имеет места, если душа не достигла чистоты. Если же хочешь сказать это только для слова, то не ты один говоришь, но и всякий говорит, что желает любить Бога... И слово это всякий произносит, как свое собственное, однако же, при произнесении таких слов движется только язык, душа же не ощущает, что говорит»[11].

Таков закон духовной жизни, таков неложный голос Священного Предания Церкви: «нет способа возбудиться в душе Божественной любви... если она не препобедила страстей»!

Отсюда можно понять, из какого источника получил о. Порфирий свои потрясающие «откровения» не бороться, не воевать, не делать никаких усилий против искушений, страстей, немощей, тьмы, зла, но идти легким путем любви. Этот источник - мечтательность, и этот «путь» на Западе известен давно. От него со всей силой предостерегали как древние, так и позднейшие Отцы, в том числе и русские. Этот ложный путь глубоко усвоен католическими аскетами всех рангов святости, а затем и протестантами. Все они, «забыв» об очищении сердца от страстей, сразу призывают христианина возноситься «любовью» к Христу. И этой своей беструдностью и сладостью мечтательной любви уловляет многих «малых сих». От этого пути предупреждали Отцы: «Увидишь молодого, летящего на небо, стащи его за ноги на землю»!

Одной из главных причин столь ярко выраженного антиаскетического учения о духовной жизни, к которому о. Порфирий так настойчиво призывает своих чад, является незнание им святоотеческого духовного опыта жизни. Его «путь» прямо идет в русле таких великих католических «святых», как Франциск Ассизкий, Катарина Сиенская, Тереза Авильская, Тереза Малая, и множества других, которые не знали Отцов Добротолюбия и пошли своим мечтательным путем. В незнании святых  Отцов признается и сам о. Порфирий: «Мне нравились и нравятся книги, написанные Святыми Отцами: Златоустом, Василием, Григорием Богословом, Григорием Нисским, Григорием Паламой и другими. Но, искренне говорю вам, я не читал их...». Интересно, как может нравиться то, чего не читал? - В мечтах всё возможно.

Глубокую оценку легкого пути дает святитель Игнатий, характеризуя книгу «Подражание Иисусу Христу» Фомы Кемпийского: «Книга ведет читателей своих прямо к общению с Богом, без предочищения покаянием, почему и возбуждает особенное сочувствие к себе в людях страстных, незнакомых с путем покаяния, не предохраненных от самообольщения и прелести, не наставленных правильному жительству учением святых Отцов Православной Церкви. Книга производит сильное действие на кровь и нервы, возбуждает их, - и потому особенно нравится она людям, порабощенным чувственности: книгою можно наслаждаться, не отказываясь от грубых наслаждений чувственностью» (т. 1, с. 255). 

[1] Здесь и далее ссылки на Творения святителя Игнатия делаются по изданию: СПб. 1905.

[2] Здесь и далее ссылки даются на «Откровенные рассказы странника духовному отцу своему» по изданию: YMKA-PRESS. Paris.1973.

[3] Эта тема требует специального рассмотрения.

[4] Собрание писем свт. Игнатия Брянчанинова. М.-СПб. 1995. №276.

[5] В этом отношении очень показательна книга известной протестантской писательницы 18-го века Ж. Гюйон «Краткий и легчайший способ молиться, коим каждый легко может приобресть внутреннюю, сердечную Молитву и достигнуть чрез то высокого совершенства». СПб. 1822.

[6] Св. Феофан. Собрание писем. Выпуск 5. №824. М. 1899. С. 110.

[7] Там же. №825. С.112.

[7] Вот некоторые из «духовных» писаний последних лет: Г.П. Дурасов. «Богом данная Макария»; Татьяна Гроян. «Царский архиерей»; Иеромонах Трифон. «Чудеса последнего времени»; С.Г. Залесский. «По вере вашей да будет вам. Об иконе Божией Матери, именуемой "Воскрешающая Русь"; А.Г. Чахвадзе. «Окно в мир горний: явления, чудеса и молитвы последних времен»; «Русь Православная»; "Духовные беседы и наставления старца Антония"; С. Девятова. Очерк «Пензенский старец Алексий» в книге «Православные старцы 20 века»; иеромонах Гавриил. «Пензенский старец Алексий. Приидите ко мне все труждающиеся...»; Схимонахиня Антония. «Я испытал тебя в горниле страдания»; В.П. Филимонов. «Но избави нас от лукаваго ...»; «Угодница Божия Пелагия Рязанская»; «Ах, мама, маменька»; «Встреча с вечностью» (видеокассета и DVD-диски); Лучезарный батюшка. Воспоминания об игумене Гурии (Чезлове) .

[8] «его язык, как моторчик, непрерывно повторял односложную Иисусову молитву» (с.190).

[9] Свами Нараянананда. Практические наставления по достижению Самадхи. М., 2003, с. 70 - 73.

[11] Исаак Сирин, св. Слова подвижнические. М. 1858. Сл. 55.