Эта статья продолжает затронутую тему о статусе канонов. Одним из замечаний поступивших на первую статью «О неизменяемости канонов» было высказывание о том, что в ней «никак не отражается реальная церковная жизнь». Но этой цели и не преследовала первая публикация, которая целиком была посвящена собственно теоретическому рассмотрению вопроса о неизменяемости / изменяемости канонов.
Полагаю, что верная именно теоретическая оценка канонов имеет первостепенное значение, в то время как оценка практики их применения носит, хотя и важный, но всё-таки второстепенный характер. Богословие должно определять жизнь, а не жизнь богословие. А если богословие жизнь не определяет, то проблема здесь заключается в «человеческом факторе».
Но, конечно, необходимо заниматься и анализом практики применения канонов. В продолжение изложения взглядов святителя Филарета Московского на церковное право ниже и предлагается обобщённый обзор его собственной практики применения канонов.
Итак, одной из не теряющих свою актуальность проблем современной церковной жизни является выяснение вопроса о практическом статусе древнего канонического Предания Церкви, вошедшего в «Синтагму» канонов при патриархе Фотии Константинопольском в 883 г., а в русской традиции с XIX века известном под наименованием «Книги правил».
Сегодня чтение этого сборника может вызвать и вызывает определённые затруднения, большинство из которых, в конечном счёте, сводятся к одному: почему довольно много канонов сегодня в Церкви не соблюдаются или не соблюдаются в полной мере?
Само неисполнение канонов началось не сегодня, а уже давно. Ответ на вопрос, почему это произошло и происходит, думаю необходимо искать в самом Церковном Предании. Одним из выразителей и хранителей этого Предания как раз и является близкий нам по времени святитель Филарет Московский — российский святой, который прославился во многих областях церковной и гражданской жизни, стал также и крупнейшим признанным канонистом-практиком не только XIX века, но и всей истории Русской Православной Церкви.
Но прежде чем перейти непосредственно к изложению опыта применения канонов святителем Филаретом канонов необходимо указать на один парадокс, который встречается в его наследии и является важным для понимания его отношения к канонам.
С одной стороны, у него содержится множество высказываний о том, как важно соблюдать каноны. Например, в письме к князю А.Н. Голицыну по делу о браке флигель-адьютанта А. П. Мансурова святитель Филарет сообщал, что одной из причин отказа Мансурову в признании его брака (а он женился на двоюродной сестре) была его забота «о неприкосновенности коренного закона (правило Вселенского Собора), которого предел, если переступить, то неизвестно будет, на чем остановиться»[1]. В другом письме к тому же князю владыка Филарет высказывал мысль, что каноны являются священными узами для епископа, и как он «поднимет руку сокрушить их»[2]? Но с другой стороны множество сохранившихся решений и мнений Святителя показывают, что он часто оказывался готовым не применять требования канонов. Например, для жителей Курильских островов он был готов отступить от соблюдения в полной мере правил о духовном и кровном родстве при заключении ими браков[3].
Как согласовать, понять, оценить эти два встречающихся разных подхода к канонам у митрополита Филарета? Я думаю, что ключом к правильному пониманию этого разнообразия решений святителя Филарета является предположение о двух уровнях его отношения к церковным правилам.
Первый уровень, который можно было бы назвать как возвышенно-теоретический, как раз и представлен общими суждениями, мыслями Владыки о ценности канонов, важности их соблюдения, в его благоговейной преданности им, в высказываниях о том, что каноны являются крайним пределом, за который нельзя переступать, иначе неизвестно, где можно будет остановиться; в словах о том, что милость не должна обижать правду[4] и так далее. На этом уровне митрополит Филарет выступал как безусловный апологет последовательного соблюдения правил по акривии.
Следствием такого преданного отношения к канонам можно было бы ожидать от митрополита Филарета решительного проведения этих взглядов в жизнь, последовательной, упорной борьбы за как можно более полное соблюдение канонов в Церкви. Но, как уже было сказано выше, этого не было.
Почему? Ответить на этот вопрос может помочь изучение второго уровня отношения святителя Филарета к канонам. Этот уровень я бы назвал практико-целесообразным. Он представлен преимущественно в конкретных решениях, мнениях Святителя, а иногда и в общих суждениях. На этом уровне Владыка показывал готовность отступать от соблюдения правил по миссионерским, благотворительным соображениям, соображениям справедливости, снисхождения к человеческой слабости и так далее. Какова допустимая мера этих отступлений?
Анализ творений святителя Филарета показывает, что для этого должны быть соблюдены два условия. Во-первых, по его мнению, отступления от канонов не должны нарушать «коренные» церковные правила, речь о которых шла в предыдущей статье, посвящённой анализу мнений митрополита Филарета по вопросу о неизменяемости канонов.
А, во-вторых, вероятная польза при отступлении от «некоренных» правил должна превышать пользу, проистекающую от полного соблюдения правила. Если кратко обобщить этот принцип, то в общем виде он будет звучать следующим образом: канонично то, что приносит пользу Церкви.
Каноны в этом случае выступают уже не как самодовлеющие начала, которые необходимо, во чтобы то ни стало, исполнить, а как инструменты для достижения главной цели в жизни (и целей промежуточных ей): спасения. Именно на этом уровне, как можно предположить, у святителя Филарета и происходила выработка конкретных мнений, решений. Этот уровень «рабочий», а первый — возвышенно-теоретический, выступает как «надзорный орган», контролирующий[5], чтобы проявление человеколюбия оказалось всё-таки «на пути закона», а не «мимо закона»[6].
Чем же руководствовался митрополит Филарет, при принятии решений на этом практико-целесообразном уровне? Владыка не был кабинетным ученым, пытавшимся умозрительно определить меру применимости церковных правил, он был практиком. На основании изучения канонического наследия Святителя, можно утверждать, что процесс формирования мнений и решений по вопросу степени использования конкретных канонов состоял из пяти частей (конечно, совсем необязательно, что они всегда одновременно присутствовали при решении конкретного дела).
Во-первых, митрополит Филарет давал толкование подлежащего применению правила и определял меру его важности. Так, например, большинство его высказываний о том, что если правило нарушить однажды, то неизвестно будет, на чём остановиться, относились к необходимости соблюдения именно «коренных правил». Из этого следует, что отступления от «менее» важных правил, в целом, более допустимы и менее вредны для Церкви. Вывод об этом подтверждается мнениями и практикой Владыки. Например, святитель Филарет считал недопустимым нарушать каноны, запрещающие православным молиться с еретиками[7], но считал возможным допускать инославным присутствовать на православном богослужении[8].
Кроме того, в трёх случаях толкования Святителем правил (в вопросах допущения мирян в алтарь[9], разрешении инославным посещать православное богослужение[10] и допущения им разноисповедных браков[11]) проявилось его избирательное отношение к канонам. В упомянутых случаях при наличии нескольких различающихся друг от друга правил, регулирующих один и тот же предмет, он выбирал те правила, которые предлагали наиболее мягкий, снисходительный вариант решения по делу[12].
Таким образом, называя каноны, «священными узами» епископа, на практике Святитель Филарет отнюдь не оказывал слепого, безотчётно раболепного поклонения нормам правил, но проявлял рассудительное к ним отношение.
Необходимо заметить, что такое отношение к канонам в определённой степени предполагает и удивительная особенность самого православного канонического права — включение в его свод некоторых правил, отличных друг от друга по содержанию.
Суббота для человека, а не человек для субботы (Мк. 2:27), — это Господь говорит неприменительно к какому-нибудь «преданию старец», а по отношению к правилу, имевшему самый высокий статус в Ветхом Завете – к заповеди Десятословия. Если Господь дозволяет проявлять рассуждение к заповеди, то тем более и про каноны можно говорить, что они существуют для человека, а не человек для них.
Во-вторых, применяя каноны, митрополит Филарет несомненно учитывал особенности своей исторической эпохи – то обстоятельство, что люди, общество становятся всё более духовно немощными, а соответственно и неспособными в полной мере исполнять церковные правила. В письме к архиепископу Рязанскому Гавриилу Владыка писал: «Немощны мы ныне для строгого исполнения правил…»[13].
И мысль похожего характера. В ответ на сетование преподобного Антония Радонежского о том, что преподобный Сергий, в отличие от современных монастырей не занимался приёмом гостей (то есть, был свободен от таких попечений) Владыка заметил: «Преподобный Сергий не заботился о принятии гостей, даже и высоких, говорите вы. Правда. Он был не то, что мы; и гости иначе расположены были; и не те были обычаи, которых нельзя же совсем пренебрегать. Позаботимся, как умеем от доброго расположения к добрым гостям»[14].
Итак, каноны, несмотря на то, что у них существует тесная связь с догматами, тем не менее, действуют и в истории. Об этой стороне канонов ёмко пишет протоиерей Владислав Цыпин: «… в идее всякого канона содержится неизменный, догматически обусловленный момент, но в своём конкретном и буквальном смысле канон отражает и преходящие обстоятельства церковной жизни»[15].
В-третьих, Святитель Филарет, решая вопрос о том, в какой мере использовать правило к конкретному человеку или группе людей, учитывал их субъективные и объективные качества, особенности. Другими словами, Владыка руководствовался адресным подходом к объекту применения канона. Так в 1854 году прихожане единоверческой церкви обратились к нему с просьбой рукоположить в священники избранного ими студента, которому на тот момент не исполнилось ещё 30 лет. Митрополит Филарет, несмотря на наличие устойчивой синодальной практики рукополагать богословски образованных ставленников ранее достижения ими канонического возраста, им в этом отказал, объяснив: «Хотя же и в прежние времена были, и ныне есть примеры снисхождения, по которому без предосуждения рукополагаются в пресвитера недостигшие тридцатилетнего возраста; но сие снисхождение неудобным признаётся приложить к единоверческой церкви, дабы её прихожане, приверженные к особенным её правилам и обрядам, не получили повода к опасению, что данные им правила могут быть изменены. Напротив того начальство долгом поставляет наблюдать, чтобы данные единоверческой церкви правила соблюдаемы были во всем неизменно»[16].
В данном деле мы сталкиваемся со случаем нераспространения Владыкой на единоверческие общины общецерковного снисхождения по характерной для него причине — заботе о ближнем, чтобы своим решением не соблазнить, не смутить других.
В-четвёртых, не последнее значение для формирования решения имела существовавшая правоприменительная практика Церкви, с которой митрополит Филарет в той или иной степени считался. Сталкиваясь с неканоническими обычаями, он нередко оказывался готовым проявлять к ним терпеливое снисхождение, если эти обычаи не нарушали «коренных» правил[17]. Так, например, в отношении переходов монахов из одних монастырей в другие он считал неразумным становиться «тюремщиком» в ситуации, когда «все дают бродить»[18].
Проявление такого снисхождения связано было с тем, что Владыка не был сторонником конфликтных и революционных методов решения канонических проблем. Более разумным и целесообразным он считал эволюционный подход в борьбе с устоявшимися неканоническими обычаями.
В-пятых, применение канонов Святителем в некоторой степени зависело от той позиции, которую занимали по этому поводу Святейший Синод и государственная политика Российской империи.
Примером этому может быть указ Синода о допустимости пения «Трисвятого» при погребении инославных. О нём он писал, что можно было и это опустить, но, однако принимает указ Синода[19]. А в других случаях, казавшихся ему более существенными, в своей епархиальной практике он продолжал принимать решения, противоположные ясно выраженной по этому вопросу позиции Синода (в вопросах толкования брачного права Церкви)[20].
В этом отношении для правильного понимания позиции святителя Филарета, необходимо принимать во внимание присущие ему благоразумие и осторожность в тех случаях, когда решение по какому-либо вопросу было выше его полномочий и касалось сферы высшего государственного и церковного управления. Личной особенностью Владыки было, с одной стороны развитое в нём чувство понимания особенностей и возможностей своей эпохи и времени, в которое жил; а с другой – укоренённое осознание своей собственной меры, понимания круга, границы своих должностных обязанностей, за которые он без уважительной причины старался не выходить.
Эту черту его характера хорошо помогает понять его ответ в 1861 году на просьбу графа Е.В. Путятина обратиться с предупреждением к императору Александру ΙI о том, что для государства и императорской фамилии существует крайне опасное положение дел. Владыка написал следующее: «Вы желаете возбудить мою ревность. Может быть, я имею в сем нужду. Но для моей ревности есть круг, очерченный моим призванием. Сей круг есть Церковь, или, если судить строже, епархия. Если действование моё в пределах моих обязанностей окажется неудовлетворительным, могу облегчить мою скорбь много тем, что действовал по необходимому долгу, при посильном разумении. Но если произвольно выступлю за пределы моих обязанностей, и последствия окажутся нежелаемые, я буду иметь в совести сугубый упрёк, что действовал не к пользе, и что своей произвольной виной открыл себе путь к неполезному»[21].
В силу этих особенностей характера, святитель Филарет был далёк от стремления подражать святым Иоанну Златоусту, Амвросию Медиоланскому в обличениях властей придержащих, когда видел что-либо неправое, неодобрительное в поведении или решениях последних. Когда его современники, такие как преподобный Антоний (Медведев), Андрей Николаевич Муравьёв призывали возвышать голос для несогласия с чем-либо подобным, то Владыка отвечал на эти просьбы также обычно отказом. Например, по какому-то такому случаю он написал преподобному Антонию «Вы, отец наместник, думаете подвигнуть меня в близость к исповедникам. – Далеко. – Довлеет, аще с мытарями проповем Божие милосердие»[22].
Или ещё характерные ответы того же содержания: «… пути святителя Иоанна (конечно, Златоуста, прим. А. П. Лебедева) теперь не найдёшь»[23]. Причём эти ответы святитель Филарет объяснял не только смиренным осознанием своей духовной немощи, но и ещё, видимо, его собственной убеждённостью, что такая позиция часто оказывается целесообразной. Так позволяют говорить, по крайней мере, два его высказывания, приводимые по этому поводу историком А. П. Лебедевым в статье «Великий и в малом…» Московский митрополит Филарет»: «Не несправедливо и не бесполезно будет меру терпения наполнить водой кротости и возлить на огонь ревности, чтобы он горел тихо и не разгорался без нужды до пожара, могущего сверх опасения повредить мирные скинии любви, снисхождения и смирения»[24]. И второе высказывание: «Можно стучать в запертую дверь с молитвой, но с советами можно войти только в отверстую»[25].
Весьма вероятно, что когда святитель Филарет в каких-то случаях хранил молчание и не пытался повлиять на изменение неправильного положения дел, делал это потому, что во-первых, не относил эти случаи к принципиальным (то есть, рассматривал их как всё-таки терпимые), а во-вторых, не видел вероятной пользы в своём вмешательстве и какой-то критике: дела останутся такими же какими и были, а он напрасно может пострадать. Такого взгляда он держался на разного рода дела: как на общегосударственные, и общецерковные, так и на те, которые были связаны с каноническим правом. Действительно, Владыке нельзя отказать в наличии способности чувствования ситуации и понимании духа времени, когда что-то уместно, а что-то нет.
Таким образом, итоговое решение святителя Филарета вырабатывалось методом согласования пяти вершин своеобразного канонического неравностороннего пятиугольника, вершинами которого были соответственно: сам канон и его толкование; характер исторической эпохи; особенности объекта применения; правоприменительная практика и позиция высшей церковной и государственной власти.
Критерием согласования этих вершин выступал принцип полезности, целесообразности — выбора более значимого в каждой ситуации блага, большей для Церкви пользы.
Если, например, более значимым благом святитель Филарет признавал соблюдение правила, то в случае его нарушения он оказывался готовым приложить все возможные усилия для восстановления канонического порядка. Так это было, например, в деле незаконного брака флигель-адьютанта А. П. Мансурова. Во время судебного преследования Мансурова Император Николай I дал понять, что желает, чтобы ему было оказано снисхождение. Святитель же Филарет в ответ на это написал прошение об уходе в отставку, лишь бы не поступить в угоду власть имущих и не нарушить церковные правила[26].
В других же менее важных случаях Владыка предпочитал выбирать мир, который для него оказывался более ценным благом, чем вступление в конфликт, который, неизвестно, принесёт ли пользу или, наоборот, больше вреда.
Не все мнения и практика святителя Филарета могут быть объяснены этим принципом полезности. Например, допущение святителем Филаретом двоебрачия причётников является, скорее всего, проявлением снисходительной терпимости к уже устоявшемуся неканоническому обычаю[27]. То же самое можно было бы предположить и о разноисповедных браков. Вероятно, в сложившихся тогда исторических условиях святитель Филарет не считал разумным выступать против таких браков, которым он к тому же и сам находил каноническое оправдание[28].
В этом отношении Владыка не был изъят из той эпохи, в которую жил. Как я уже говорил выше, судя по всему, он учитывал настроения, порядки, царившие тогда в обществе; имел убеждения о том, что возможно изменить в церковной жизни к лучшему, а что является лишь несбыточными для того момента времени желаниями. Святителю Иннокентию, будущему митрополиту Московскому, в 1857 году он писал: «Открывать и обличать недостатки легче, нежели исправлять. Несчастие нашего времени в том, что количество погрешностей и неосторожностей, накопленное не одним уже веком, едва ли не превышает силы и средства исправления. Посему необходимо восставать не вдруг против всех недостатков, но в особенности против более вредных и предлагать средства исправления не вдруг все потребные, но сперва преимущественно потребные и возможные»[29].
В целом же, использование предложенного принципа полезности в очень многих случаях помогает понять, проанализировать, согласовать между собой всё многообразие канонического наследия Святителя. Думается, что данный подход представляет собой такое отношение к церковным правилам, которое позволяет избежать крайностей при их применении (неразумного буквализма и модернистского либерализма).
Если же отказаться от этого принципа полезности, то тогда очень сложным становится целостное осмысление всех многогранных мнений и решений Владыки, в которых есть всё: строгость и снисхождение, твёрдость и рассудительность, решительность воли и тонкость толкований.
Завершая этот доклад, полагаю, что следующий итоговый список принципов отражает воззрения святителя Филарета на меру применения им канонов. Это такие принципы как:
- полезность, целесообразность использования правил по акривии, либо по икономии (главный принцип в применении канонов);
-
дифференцированность в степени применимости канонов («коренные» правила должны соблюдаться непременно);
-
справедливость (соответствие гипотезы канона обстоятельствам конкретного дела);
-
адресность (для кого, когда и где будет использоваться канон);
-
реалистичность и историчность (понимание своей эпохи и её возможностей);
-
соотнесённость с общей правоприменительной практикой Церкви (нецелесообразно, чтобы между ними была пропасть);
-
несоблазнительность для окружающих (как в случае использования, так и не при использовании конкретных правил).
Каноническое наследие святителя Филарета Мудрого, человека, жившего не в такое далёкое от нас время, может являться и является определённым ориентиром, руководством для жизни современной Церкви в поиске ответов на вопросы о том, как, по каким основаниям применять конкретные каноны: по акривии, либо икономии. Но это наследие также помогает подняться и на новый, более глубокий уровень осмысления места канонического права в Церкви, увидеть его не только как набор правил о том, что можно делать и чего нельзя, а понять его как маяк-помощник, указывающий на пределы возможного безопасного плавания корабля и оставляющий его капитану определённую свободу в принятии решения об окончательном курсе. Капитан не может обойтись без маяка, но и маяк без капитана не принесёт кораблю пользы.
Поэтому особенная важность наследия святителя Филарета заключается в том, что он, как показывает весь характер его служения, решая, как применять в каждом отдельном случае правила: по акривии или по икономии, как бы задавался вопросом: Cui bono?[30] При чём не только задавал этот вопрос, но часто и отвечал на него.
[1] Выписка из письма митрополита Филарета к обер-прокурору Святейшего Синода, князю А.Н. Голицыну, по делу о браке флигель-адьютанта А.П. Мансурова // Филарет, митрополит Московский и Коломенский, святитель. Собрание мнений и отзывов по учебным и церковно-государственным вопросам: В 5 т. / Под ред. преосвященного Саввы, архиепископа Тверского и Кашинского. CПб., 1885. Т. 2. Мнение № 178. С. 171. 23.11.1826 г. Ниже это издание обозначается как «Собрание мнений и отзывов».
[2] Письмо митрополита Филарета к обер-прокурору Святейшего Синода, князю А. Н. Голицыну, с мнением о браке флигель-адьютанта А. П. Мансурова // Собрание мнений и отзывов. CПб., 1885. Т. 2. Мнение № 182. С. 184. 19.01.1827 г.
[3] Филарет, митрополит Московский и Коломенский, святитель. Полное собрание резолюций. М., 1914. Т. 4. Резолюция № 9423. С. 184-185.
[4] «… милость дело хорошее, но … она не должна обижать правду» (Из письма к П. А. Мухановой по поводу её ходатайства предоставить место служения одному студенту // Письма Филарета, митрополита Московского и Коломенского к высочайшим особам и разным другим лицам. Тверь, 1888. Ч. 2. С. 321 (Цит. по: Наумов Д. Правда и милость как юридические принципы, по воззрению и практике Московского митрополита Филарета. Чтения в Обществе любителей духовного просвещения. 1893. Кн. 2. С. 256).
[5] Но при выдвижении этого предположения о двух уровнях отношения Святителя к канонам нельзя избежать одного щекотливого вопроса о том, не бросает ли оно тень на нравственный облик Святителя, не обвиняет ли его в лицемерии?
Допустим, что Владыка поступал неправильно. В этом случае, чтобы быть честным, ему необходимо было бы систематизировать всё своё многообразное отношение к применению канонов и публично высказать его, чтобы иметь, таким образом, нравственно-безукоризненное единство слова и дела.
Если бы он так поступил, что же он смог бы предложить в качестве своего взгляда на исполнение канонов? По сути, утверждение, что канонично всё то, что полезно для Церкви (подробнее об этом ниже).
Но не было бы тогда публичное провозглашение этого подхода проявлением пастырской неразумности и неосторожности? Смогли бы другие правильно воспринять, правильно осознать такое отношение к применению канонов? Не соблазнились ли бы при этом некоторые? Не стали бы они говорить, что таким утверждением объявляется отмена канонического права и провозглашается волюнтаризм и правовой нигилизм? Всё это вполне возможно.
Поэтому в этой связи нет оснований укорять Святителя Филарета в лицемерии, а, наоборот, следует, скорее, признать его охранительную рассудительность в этом вопросе.
Высказывания Святителя о необходимости соблюдения правил – это действительно выражение его убеждения в важности этого. Ведь по своей природе эти высказывания - общие, декларативные заявления без уточнений о том, что для большинства случаев церковной жизни правильно и полезно простое следование канонам.
[6] «Человеколюбие мимо закона не так надежно, как на пути закона», - эти слова из письма к обер-прокурору Святейшего Синода А. П. Толстому были высказаны по делу о вдовце, вступившему в брак с двоюродной сестрой умершей жены. Владыка был против оказания снисхождения и признания этот союза, в котором уже и дети родились, законным браком (Письмо № 37 к Обер-прокурору Святейшего Синода графу Александру Петровичу Толстому // Письма Филарета, митрополита Московского и Коломенского к высочайшим особам и разным другим лицам. Тверь, 1888. Ч. 2. С. 89. 3.10.1860 г.).
[7] Отзыв митрополита Филарета по поводу появившейся в одной константинопольской армянской газете статьи о посещении греческим митрополитом армянской церкви в городе Конии, в Малой Азии // Собрание мнений и отзывов. M., 1888. Т. 5. Ч. 2. Мнение № 848. С. 872. 11.04.1866 г.
[8] Письмо митрополита Филарета к обер-прокурору Святейшего Синода графу Н.А. Протасову с приложением правил о действовании православных священников при погребении умерших римско-католического, лютеранского и реформатского исповеданий // Собрание мнений и отзывов. CПб., 1887. Т. дополнительный. Мнение № 56. С. 184-185. 25.02.1847 г.
[9] Письма Филарета, митрополита Московского и Коломенского, к Андрею Николаевичу Муравьеву. 1832-1867. Киев, 1869. С. 443. 1853 год.
[10] Письмо митрополита Филарета к обер-прокурору Святейшего Синода графу Н.А. Протасову с приложением правил о действовании православных священников при погребении умерших римско-католического, лютеранского и реформатского исповеданий // Собрание мнений и отзывов. CПб., 1887. Т. дополнительный. Мнение № 56. С. 184-185. 25.02.1847 г.
[11] Наставление священнику, в отношении к совершению брака, православной невесты с лицом иного христианского вероисповедания, без письменного обязательства воспитывать детей от сего брака в православии // Собрание мнений и отзывов. M., 1888. Т. 5. Ч. 2. Мнение № 799. С. 704-705. 30.06.1865 г.
[12] Вопрос о том, насколько обоснованными, правильными были случаи снисходительных толкований канонов святителем Филаретом, не входит в предмет моего рассмотрения.
[13] Письма к Гавриилу, архиепископу Рязанскому. М., 1868. С. 75. (Цит. по: Наумов Д. Филарет, митрополит Московский как канонист. М., 1893. С. 41).
[14] Письма митрополита Московского Филарета к наместнику Свято-Троицкой Лавры архимандриту Антонию. 1831-1867 гг. М., 1884. Т. 4. Письмо № 1218. С. 103. 01.06.1858 г.
[15] Цыпин Вячеслав, протоиерей. Курс церковного права. Учебное пособие. Клин, 2002. С. 502.
[16] Душеполезное чтение. 1871. Ч. 4. С. 483-484. 1854 год.
[17] Примером борьбы с неканоническим обычаем, затрагивавшем «коренные» правила, являются его усилия по прекращению в Московской епархии практики дозволять второбрачным причётникам носить стихарь и входить в алтарь. Однако Владыка при этом признаёт, что оставление второбрачных в клире уже само по себе есть снисхождение (Письмо митрополита Филарета к ярославскому архиепископу Евгению, с разъяснением оснований воспрещения причетникам-двоеженцам входить в алтарь и надевать стихарь // Собрание мнений и отзывов. CПб., 1887. Т. дополнительный. Мнение № 75. С. 275. 21.06.1849 г.).
[18] Письма митрополита Филарета к викарию Московской епархии епископу Дмитровскому Иннокентию // Прибавления к изданию творений святых отцов в русском переводе. 1871. Ч. 24. Письмо № 57. С. 485. 08.01.1828.
[19] Письмо митрополита Филарета к обер-прокурору Святейшего Синода графу Н.А. Протасову с приложением правил о действовании православных священников при погребении умерших римско-католического, лютеранского и реформатского исповеданий // Собрание мнений и отзывов. CПб., 1887. Т. дополнительный. Мнение № 56. С. 185. п. 1. 25.02.1847 г.
[20] Например, уже после окончания в 1854 году разбирательства по поводу брака Коровекевича-Базелевича на крёстной дочери его матери, Владыка в 1858 году не дозволил воспреемнику вступить в брак с воспреемницей того же ребёнка по тому же самому мотиву, что и в деле Коровкевича-Базилевича (по его мнению, это был бы брак во 2 степени духовного родства). А Святейший Синод этот брак дозволил (Душеполезное чтение. 1889. Ч. 3. С. 495-496. 1858 г).
[21] Письмо митрополита Филарета к графу Е.В. Путятину по поводу просьбы графа о предупреждении императора Александра Николаевича о крайне опасном современном положении для государства и императорской фамилии // Собрание мнений и отзывов. М., 1887. Т. 5. Ч. 1. С. 137-138. 21.09.1861 г.
[22] Письма митрополита Московского Филарета к наместнику Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандриту Антонию. 1831-1867 гг. М.: типография Э. Лисснер и Ю. Роман, 1884. Т. 4. Письмо № 1532. С. 421. 06.03.1864 г. (Цит. по: Лебедев А. П. «Великий и в малом…» Московский митрополит Филарет // Лебедев А. П. «Великий и в малом…»: Исследования по истории Русской Церкви и развития церковно-исторической науки. СПб., 2005. С. 148. Из контекста этого письма нельзя сказать, по какому поводу были написаны эти слова.
[23] Письма митрополита Московского Филарета к наместнику Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандриту Антонию. 1831-1867 гг. М., 1878. Т. 2. Письмо № 634. С. 401. 31.03.1848 г. (цит. по: там же. С. 149). Приведу целиком абзац, из которого взято это предложение: «Прилагаемое письмо старца Сергия прочитайте, и, возвращая мне, скажите полезное мне слово. Приемлю обличение моего нынешнего недостоинства. Хорошо бы бежать от всего, и особенно в нынешнее время. Но пути святителя Иоанна теперь не найдёшь; и путь святителя Тихона обрести и твёрдо стать на нём не беспрепятственным видится (очевидно, святителя Тихона Задонского, который написал прошение об уходе на покой после недолгого управления своей кафедрой, - прим. автора) . Помогите мне уразуметь слово о. Сергия, и им воспользоваться».
[24] Сборник мыслей и изречений митрополита Филарета, извлечённых из переписки его с разными лицами. М., 1897. С. 17 (Цит. по: там же. С. 149).
[25] Сборник мыслей и изречений митрополита Филарета, извлечённых из переписки его с разными лицами. М., 1897. С. 41 (Цит. по: там же. С. 149).
[26] См.: Иоанн (Снычев), митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский. Жизнь и деятельность Филарета, митрополита Московского. Тула, 1994. С. 188-189.
[27] Письмо митрополита Филарета к ярославскому архиепископу Евгению, с разъяснением оснований воспрещения причетникам-двоеженцам входить в алтарь и надевать стихарь // Собрание мнений и отзывов. CПб., 1887. Т. дополнительный. Мнение № 75. С. 275. 21.06.1849 г.
[28] Он полагал, что 72 правило VI Вселенского собора запрещает вступать в брак с «тяжкими» еретиками: «Можно полагать, что строгость сего правила направлена преимущественно на таких еретиков, которых ересь соединена с хулой на Божество, каковы ариане и духоборцы» (Наставление священнику, в отношении к совершению брака, православной невесты с лицом иного христианского вероисповедания, без письменного обязательства воспитывать детей от сего брака в православии // Собрание мнений и отзывов. M., 1888. Т. 5. Ч. 2. Мнение № 799. С. 704. 30.06.1865 г.).
[29] Письмо к святителю Иннокентию, митрополиту Московскому // Призовите Бога в помощь: Сборник писем святителя Филарета Московского. М., 2006. С. 461. 1857 год.
[30] Какая польза, какой прок? – римская поговорка.