Сербская Церковь реагировала на преследования православных и создание Хорватской Православной Церкви неоднократными протестами и обращениями к сербскому премьер-министру М. Недичу и немецкому командованию в Сербии. Так, в конце мая 1942 г. Патриархия послала в правительство Сербии протест в связи с грабительским захватом хорватским государством собственности Сербской Церкви. 8 июня министр образования поддержал этот протест и переслал его в штаб командующего немецкими войсками в стране. После этого уполномоченный германского МИД в Белграде Бенцлер встретился с епископом Зворничско-Тузланским Нектарием и выяснил, что Сербская Церковь после распада Югославии считает себя хранительницей единства страны, не признает и в ближайшем будущем не признает Хорватской Православной Церкви, которой передана собственность Сербской Церкви в Хорватии. В своем докладе в МИД от 9 ноября 1942 г. Бенцлер полагал, что сейчас не следует заниматься этим вопросом. Шеф полиции безопасности и СД 31 декабря на соответствующий запрос также ответил, что внесение ясности в данное дело в настоящее время представляется нецелесообразным. В результате германский МИД 13 января 1943 г. указал Бенцлеру в подходящей форме отклонить ходатайство Министерства образования Сербии[i].

4 августа 1942 г. Сербский Синод принял новое постановление по делу создания автокефальной Православной Церкви в Хорватии: 1. подтвердить решение от 30 апреля о непризнании Хорватской Православной Церкви как неканоничной и основанной вопреки желанию местного сербского населения и архиереев; 2. рассматривать запрещающее архиепископа Гермогена определение Синода Русской Православной Церкви как свое собственное, просить митрополита Анастасия продолжить судебный процесс над архиепископом, вынести решение и передать соответствующие документы Сербскому Синоду; 3. разослать это постановление всем сербским архиереям с рекомендацией, чтобы архипастыри довели его до сведения всех священников, а те, в свою очередь, верующих. Следует отметить, что, добыв протокол этого заседания Синода, германский МИД переслал его в СД[ii].

Немецкое посольство в Загребе неоднократно извещало свое начальство о деструктивной деятельности Сербской Церкви в Хорватии. 11 июня 1942 г. посол писал, что отношение хорватского правительства к образованию самостоятельной Хорватской Церкви удовлетворительное, но эти устремления наносят вред Сербской Православной Церкви и также сербскому населению. Поэтому надо учитывать, что из-за сопротивления с сербской стороны мероприятиям хорватского правительства по всем направлениям примирения двух стран пока не будет. В связи с этим посол предлагал унифицировать германское отношение к Православным Церквам в Сербии, Хорватии и других балканских странах и согласовать данную позицию с общей политикой в регионе, прогнозируя в противном случае неудачу религиозной политики[iii].

22 октября посольство сообщало в германский МИД об опасности устремлений Сербской Церкви охватывать все православное население на отошедших от Сербии территориях. Оно отмечало, что с учетом национальной роли Сербской Церкви подобные требования представляют попытку приобрести политическое влияние на указанное население. Наконец, в декабре 1942 г. посольство писало, что Сербский Синод, как и раньше, стремится сделать германское правительство ответственным за преследование православных сербов в Хорватии или как минимум отвести ему роль третейского судьи. Поэтому всякое дальнейшее преследование сербского элемента в Хорватии будет истолковано Сербской Православной Церковью как нежелание или неспособность немецкого правительства вмешиваться в это дело. С другой стороны, стремление правительства Германии использовать Сербскую Церковь для замирения занятых территорий не увенчается значительными успехами, пока будет существовать впечатление, что правительство не хочет серьезно заниматься ее частично обоснованными жалобами[iv]. Это противоречие германские власти так и не смогли разрешить.

Всевозможные препятствия деятельности Хорватской Православной Церкви чинили и сербские архиереи за границей. Так, проживавший в США епископ Дионисий 18 октября 1942 г. написал и отправил государственному секретарю меморандум «Квислингское порождение – Хорватская Православная Церковь», в котором писал о преследованиях сербов и подчеркивал, что «православных хорватов не существует»[v].

Хотя немцы имели своих осведомителей в руководящих органах Сербской и Русской Зарубежной Церквей, они не ожидали их столь резко негативной реакции на создание Хорватской Православной Церкви.

Председатель Архиерейского Синода РПЦЗ митрополит Анастасий категорически не признал образования неканонической Церкви и еще до официального вступления архиепископа Гермогена в новую должность запретил его в священнослужении. Предварительно Первоиерарх обратился с запросом к известному знатоку канонов профессору С.В. Троицкому, который дал строго каноническое заключение. После воскресного богослужения в белградской Троицкой церкви митрополит с амвона сообщил прихожанам о решении Архиерейского Синода от 6 июня исключить архиепископа Гермогена из состава Синода и духовенства РПЦЗ, запретить в священнослужении и при первой возможности (при наличии полагающегося состава епископов) предать его суду Архиерейского Собора. В тот же день в Троицкой церкви владыка Анастасий, по свидетельству прихожан, «весьма резко осудил и само государство Хорватию с его жестокими гонениями православных сербов, за что сам подвергся преследованию со стороны Гестапо, как за явное возбуждение общественного мнения против союзного Германии государства на оккупированной во время войны территории»[vi].

6 июня митрополит Анастасий письменно известил о решении Архиерейского Синода Заместителя Сербского Патриарха митрополита Иосифа, отметив, что он был очень удивлен поступком архиепископа Гермогена. 9 июня Первоиерарх РПЦЗ написал о случившихся событиях в Софию русскому архиепископу Серафиму (Соболеву): «…новое испытание постигло нашу Церковь вследствие антиканонического поступка Высокопреосвященного архиепископа Гермогена». Владыка Анастасий попросил известить об этих событиях Синод Болгарской Православной Церкви и отметил, объясняя запрещение архиепископа Гермогена: «Необходимость принять срочные меры для предотвращения дальнейшего соблазна и сохранения братских отношений с Сербской Церковью вынудила меня принять решение, изложенное в моей резолюции от 24 мая / 6 июня с.г.»[vii].

11 июня Первоиерарх РПЦЗ написал Епископскому Совету при Управляющем русскими православными общинами в бывшей Югославии: «По полученным сведениям в Хорватии образована автокефальная Церковь без согласия Церкви-Матери. Во главе этой новой Церкви, вопреки священным правилам, встал Архиепископ Екатеринославский и Новомосковский Гермоген. Ввиду нарушения им целого ряда священных правил и выхода из подчинения своей канонической власти в лице Архиерейского Синода, мною резолюцией от 24 мая / 6 июня с.г. наложены на него прещения. Вследствие сего русскому духовенству, находящемуся в Хорватии, должно воздерживаться от всякого молитвенного канонического общения с ним, о чем Епископский Совет даст сему духовенству соответствующие указания»[viii].

Напечатать или объявить о решении Архиерейского Синода где-либо, кроме русских церквей, немецкие власти не разрешили. Так, в телеграмме представителя германского МИД в Белграде Бенцлера своему начальству в Берлин от 16 июня 1942 г. говорилось: «Посольство в Загребе уже по телеграфу просило меня помешать Патриарху местной Русской Церкви Анастасию, который не признает основания новой Церкви в Хорватии, публично выступить против нее. В связи с этим известно, что Патриарх Анастасий сообщил исполняющему обязанности председателя Синода Сербской Православной Церкви, что он не признает новой Хорватской Церкви, не согласен с назначением митрополитом Гермогена, отстранил его и в соответствии с каноническим правом начал против него судебное разбирательство».

Бенцлер сообщил, что по его настоянию цензура воспрепятствовала публичному выражению мнения митрополита Анастасия, причем ему конфиденциально дали знать о желательности его отказа от всякого высказывания позиции против Хорватской Православной Церкви в проповедях и т.п. Владыка согласился с этим, «настаивая, однако, на точке зрения, что создание Церкви и занятие поста ее главы Гермогеном по каноническому праву недопустимо, и легализация произошедшего возможна только с согласия Сербской Православной Церкви»[ix].

Несколько раз немцы безрезультатно пытались воздействовать на главу РПЦЗ, чтобы тот отменил свои прещения. После разговора с Павеличем владыка Гермоген по совету Г. Хелма обратился в Архиерейский Синод с просьбой признать его и не наказывать за самовольные действия, но митрополит Анастасий лишь известил об этом письме Сербский Синод. Первоиерарх РПЦЗ вызывал митрополита Гермогена в Белград, надеясь при личной встрече «вразумить» его, но последний от этого уклонился, считая, «что переговоры не приведут к позитивным результатам, так как Анастасий был односторонне проинформирован со стороны православного сербского митрополита»[x]. В свою очередь хорватские власти просили германское правительство предпринять необходимые шаги для организации поездки митр. Анастасия в Загреб с целью урегулирования отношений с митр. Гермогеном, однако, из этого также ничего не вышло[xi]. Верность главы РПЦЗ Сербской Церкви оказалась сильнее давления оккупационных властей.

Упоминавшийся архимандрит Иоанн (Шаховской) так охарактеризовал действия Владыки Гермогена: «Удар для Православной Церкви Сербии, сильно пострадавшей во время войны. И это после того, как Сербская Церковь великодушно приняла под свое покровительство епископов Карловацкого Синода»[xii].

Следует еще раз отметить, что к сотрудничеству с Хорватской Церковью не удалось склонить архиепископа Феофана, которому почти год препятствовали покидать монастырь Хопово и даже предлагали пост митрополита. 17 августа 1942 г. германский МИД, учтя ходатайство митр. Анастасия, просил свое посольства в Загребе получить разрешение на поездку архиепископа Феофана в Белград. Однако 27 августа немецкое посольство ответило, что эта поездка представляется руководству Хорватии в настоящее время нежелательной. Только 15 октября 1942 г. владыка Феофан смог переехать для постоянного жительства в Белград (где он и скончался 18 июня 1943 г.)[xiii].

После его запрещения в священнослужении со стороны Архиерейского Синода митрополит Гермоген стал говорить о неканоничности этого решения. На допросе 26 мая 1945 г. он показал, что его принятие должности главы Хорватской Православной Церкви якобы не «противоречило канонам православной церкви, так как по канонам каждый епископ должен получить разрешение от своей церкви, чтобы мог стать во главе епархии или целой церкви. Согласно этому я мог просить разрешение только в русской церкви в Москве, так как принадлежал ей, и мне не нужно было разрешение сербско-православной и русско-беженской, так как русская беженская церковь не была признана русской церковью в Москве, поэтому митрополиту Анастасию было запрещено священнослужение московским патриархом»[xiv].

После вынесения прещений митрополиту Гермогену со стороны Архиерейского Синода между ним и владыкой произошли еще два острых конфликта. Первый из них касался русских церквей в Сараево, Земуне и Цриквенице, находившихся в юрисдикции РПЦЗ. Митр. Гермоген потребовал от этих приходов поминать за богослужением его и Павелича, угрожая полицейскими акциями. Рассмотрев этот вопрос 14 декабря 1943 г., Архиерейский Синод РПЦЗ решил установить в надлежащих местах богослужения поминовение в хорватских храмах гражданских властей по форме: «Независимую державу Хорватскую и Поглавника ея», поминовение же митрополита Гермогена, как не находящегося в молитвенном общении с Русской Православной Церковью Заграницей, признать невозможным[xv].

Синодальная канцелярия обратилась 29 декабря 1943 г. к уполномоченному германского МИД по Юго-Востоку Нойбахеру, прося защитить религиозную свободу русских приходов от притязаний и притеснений хорватского правительства. Управляющий канцелярией Г. Граббе отмечал, что в Сербии положение русских общин совсем другое, чем в Хорватии: на основе межцерковного соглашения в русских храмах Сербии, кроме собственных архиереев, поминают и сербских епархиальных епископов.

31 декабря Нойбахер сообщил об этом ходатайстве в МИД, рекомендовав воспрепятствовать требованиям митрополита Гермогена, «учитывая культурно-политически очень благопристойную позицию Патриарха Анастасия в Белграде». Согласившись с этим предложением, германский МИД 7 февраля 1944 г. указал посольству в Загребе воздействовать на митрополита Гермогена. 24 февраля посольство ответило, что в хорватском правительстве к требованиям митрополита относятся пассивно и не будут применять принудительные меры, а начальник отдела культов сообщил о терпимом положении русских церквей в Хорватии. В свою очередь, имеются основания подозревать русского священника в Сараево в вербовке прихожан для своего храма среди членов Хорватской Православной Церкви. Воздействие же на митрополита Гермогена в смысле принуждения его отказаться от требований невозможно, правда, он не имеет средств, чтобы эти намерения осуществить[xvi].

Такой ответ не устроил МИД, и 10 марта он повторно рекомендовал посольству в форме, которая не повредила бы немецким связям с митрополитом Гермогеном, воздействовать на архиерея, так как русским церквям в Хорватии угрожают закрытием, если в них не станут поминать митрополита (поминовение поглавника в этих храмах к тому времени уже было введено). Повторное требование подействовало, и 6 апреля 1944 г. посольство сообщило в МИД, что оно рекомендовало владыке Гермогену не выдвигать дело на передний план. Митрополит выразил согласие, поскольку русские священники и так уже имеют его предписания. К тому же хорватское правительство по-прежнему относится к этому делу пассивно[xvii].

Таким образом, Архиерейский Синод отстоял свои церкви в Хорватии. Правда, из прежних пяти русских приходов, оказавшихся на территории этой страны, в юрисдикции РПЦЗ осталось только три: сараевский св. кн. Александра Невского во главе с настоятелем протоиереем Алексием Крыжко, земунский свв. Архангелов Михаила и Гавриила с настоятелем протоиереем Виталием Лепоринским и цриквеницкий (приход в Сремских Карловцах фактически перестал существовать еще в 1941 г., а загребский перешел в юрисдикцию Хорватской Церкви). Кроме того, часть новосадского прихода, проживавшая в г. Петроварадине, оказалась на территории Хорватии, отрезанной от своего храма. Хорватские власти осенью 1941 г. предоставили русской общине в Петроварадине для проведения богослужений бывшую сербскую военную церковь, и таким образом там возник новый приход в юрисдикции РПЦЗ.

Самым значительным из указанных приходов являлся сараевский. В этом городе в 1920-1929 гг. находился Русский кадетский корпус имени великого князя Константина Константиновича. Первым храмом для его преподавателей и учащихся стала сербская церковь, в строительстве которой в 1863 г. участвовала и Россия. В марте 1921 г. специально для корпуса в здании бывших военных казарм была устроена домовая церковь св. кн. Александра Невского (ее настоятелем служил законоучитель корпуса), вскоре появился русский участок на военном кладбище. Многие преподаватели Русского корпуса проявили себя как неплохие иконописцы, написав для Александро-Невской церкви иконы, иконостас также был создан силами самих преподавателей и кадетов. Хор корпуса очень ценили в Сараево, кадеты пели на молебнах в дни славы Королевского дома, в военном госпитале, некоторых общественных организациях и в местном православном соборе. Первым корпусным священником и преподавателем Закона Божия был священник Сергий Троицкий, потом его сменяли отцы Нил Софинский, Фрол Жолткевич, Василий Бощановский, Иоанн Федоров. Борис Молчанов, Георгий Фроловский и Антоний (Бартошевич). Духовником корпуса некоторое время был епископ Вениамин (Федченков)[xviii].

После того, как 5 сентября 1929 г. Русский кадетский корпус в Сараево был ликвидирован, закрылась и церковь, но уже 1 марта 1930 г. в городскую больницу был назначен священник Алексий Федотович Крыжко (30.03.1885-26.07.1974), служивший также законоучителем русского начального училища в Сараево до его закрытия в апреле 1941 г. Отец Алексий возродил русский приход, который в августе 1932 г. снял помещение бывшей мастерской на ул. Деспича, д. 6, где и была устроена новая домовая церковь. В это время в Сараево проживало 616 русских, но в приходе состояло около 100 семей. В 1934 г. при храме открылась воскресная школа, в создании которой главную роль сыграло сестричество во главе с Е.Н. Пелипец, регентом прекрасного церковного хора была К.П. Камат, казначеем – А.Н. Богатырев, а церковным старостой – Б.П. Викентьев[xix].

В сентябре 1933 г. русский храм посетил Сербский Патриарх Варнава, а летом 1938 г. – Первоиерарх РПЦЗ митрополит Анастасий (Грибановский). В связи с убийством в 1934 г. югославского короля Александра I Карагеоргиевича в церкви был устроен киот, увенчанный гербами России, Югославии и вензелем короля (в период оккупации югославский герб и вензель укрыли за широкой траурной черной тесьмой). 7 июля 1937 г. о. Алексий Крыжко был возведен в сан протоиерея, а 22 августа 1941 г. награжден наперсным крестом с украшениями. После закрытия в 1941 г. почти всех православных храмов Сараево многие сербы ходили молиться в русскую церковь. При этом о. Алексий Крыжко тайно совершал богослужения в лесу для четников, бесстрашно исповедовал и причащал борцов против нацистов и усташей. 6 августа 1943 г. протоиерей был отстранен хорватскими властями от службы в городской больнице Сараево и подвергнут временному аресту за отказ служить молебен за здоровье Павелича[xx].

В г. Земуне, как уже говорилось, в годы войны существовало оставшееся в юрисдикции РПЦЗ русское иноческое братство Святого Креста, настоятелем которого служил игумен Лука (Родионов). Даже служивший регентом в русской церкви Земуна сын владыки Гермогена Сергей Григорьевич Максимов не последовал за своим отцом, остался верным РПЦЗ и в дальнейшем, до конца войны, был псаломщиком при походной церкви Русского корпуса в Югославии.

Связь русских общин Хорватии с Белградом или Нови Садом из-за необходимости получения виз была крайне затруднена. Так, когда в августе 1942 г. митрополит Анастасий назначил в Земун диакона Михаила Толмачева, тот не смог выехать туда из Венгрии. В 1941 г. священники из Нови Сада еще могли приезжать для совершения богослужений в Петроварадин, однако затем им перестали выдавать хорватские визы. Даже летом 1944 г. приходы РПЦЗ в Хорватии все еще не перечисляли Архиерейскому Синоду обязательные 10 % от церковного дохода. Общая численность прихожан РПЦЗ в Хорватии в то время составляла около 6 тыс. человек, которых окормляли четыре священника. При этом хорватские власти официально не признавали Зарубежную Русскую Церковь и лишь терпели ее[xxi].

Так как на территории Хорватии действовали части 1-й казачьей дивизии (преобразованной со временем в 15-й кавалерийский казачий корпус) и Русского корпуса, имевших военное духовенство в юрисдикции РПЦЗ, эти священнослужители нередко совершали богослужения не только для солдат своих частей, но и в православных храмах для русских и сербских прихожан. В частности, корпусной священник Русского корпуса игумен Никон (Рклицкий) 25 января 1945 г. написал митрополиту Анастасию, что он по приглашению настоятеля участвовал в совершении рождественских богослужений и произнесении проповедей в русской церкви г. Сараево.

В этом письме отец Никон дал самую высокую оценку общине и ее настоятелю: «Местный русский приход, во главе с протоиереем о. А. Крыжко, при самых неблагоприятных обстоятельствах сохранил полную каноническую чистоту, чему способствовала твердость настоятеля, неоднократно подвергавшего свою жизнь опасности… Приходская церковь в г. Сараево производит очень благоприятное впечатление по своему благолепию и чинности и красоте богослужений. Проживая несколько дней в г. Сараево, я имел возможность убедиться, что протоиерей о. Алексий Крыжко пользуется любовью, уважением и добрым влиянием не только среди своей паствы, но и среди местного населения, как православного, так и неправославного, о чем мне приходилось слышать в трамваях и на улицах от людей, обращавшихся ко мне с вопросами о моем пребывании в г. Сараево»[xxii].

Еще один конфликт Хорватской Православной Церкви с РПЦЗ, возникший летом 1944 г., был связан именно с деятельностью духовенства русских частей на территории Хорватии. Митрополит Гермоген обратился к командованию 1-й казачьей дивизии с призывом подчинить воинских священников его юрисдикции, перейти при богослужениях на григорианский календарь и возносить молитвы за него и Павелича. По этому поводу владыке Анастасию пришлось снова обращаться к немецким властям, которые помогли отклонить притязания Загребского митрополита[xxiii].

В целом же германские ведомства старались поддерживать владыку Гермогена. Впервые его приняли в посольстве в Загребе 10 июля 1942 г. и обещали всячески помогать митрополиту в «тяжелой работе». В дальнейшем такие визиты стали регулярными. 17 июля 1942 г. немецкий посол Зигфрид Каше даже сам посетил митрополита Гермогена, упомянув в беседе, «что, как и прежде, охотно готов его поддерживать любым образом»[xxiv]. В одном из своих отчетов в МИД Каше писал: «Пришло спокойное время после создания Хорватской Православной Церкви»[xxv].

Владыке уже вскоре после вступления в должность удалось несколько улучшить положение православных в Хорватии. В июне 1942 г. во время своей поездки в Сирмиен он открыл несколько закрытых там ранее храмов. 28 июня церковный староста с. Рогожа написал митрополиту Гермогену о закрытии храма, насильственном перекрещивании и желании прихожан открыть церковь. В дальнейшем его ходатайство было удовлетворено. Впрочем, бывали случаи, когда усташи специально открывали некоторые храмы, предназначенные для посещения владыки Гермогена, а после его отъезда снова закрывали[xxvi].

В конце июля 1942 г. благодаря усилиям митрополита вышло распоряжение министра юстиции и культов о выплате государственных пособий, назначении жалования или пенсии в соответствии с законом о чиновниках священникам Хорватской Православной Церкви, их вдовам и сиротам. Причем право на получение пособий получили и жившие в стране жены священнослужителей, находившихся в безвестном отсутствии, высланных или самостоятельно уехавших из Хорватии. В конце 1943 г. подобная помощь оказывалась 81 вдове, 42 женам священников Сербской Церкви и 38 сиротам[xxvii].

Живший в годы войны в Загребе и лично хорошо знавший владыку Гермогена генерал И.А. Поляков 9 марта 1951 г. писал в его защиту епископу Флоридскому Никону: «1. По всей Хорватии шло гонение на православных: сжигались церкви, арестовывались пастыри, часть иногда расстреливалась, нередко страдали и русские священнослужители. Единственная сербская церковь в Загребе, ставшая, как бы русской, была закрыта; 2. Вступая в управление Хорватской Православной Церковью, архиепископ Гермоген поставил первым условием прекращение гонений на Православную Церковь и других безобразий. Бывший тогда во главе Хорватии д-р А. Павелич эти условия принял и отдал соответствующие распоряжения. Невольно напрашивается вопрос – богоугодное дело совершил тогда арх. Гермоген или же противное духу Святого Писания? 3. Гонения почти сразу утихли, стали открываться церкви и приводиться в порядок, получили и мы, загребчане, нашу церковь назад; 4. Вскоре арх. Гермоген становится ходатаем за всех русских, которые новой хорватской властью временно арестовывались не только в одиночку, но и большими партиями, и обычно без всяких с их стороны проступков. Так как двери поглавника (д-р Павелич) были всегда для арх. Гермогена открыты, он шел к нему, и его просьбы хорватское правительство, хотя и скрипя сердцем, но все же выполняло; 5. Посещая арх. Гермогена по несколько раз в неделю, и, часто обсуждая с ним положение и разные вопросы, выдвинутые жизнью того времени, я встречал у него много посетителей, осаждавших его разнообразными просьбами. В числе последних нередко были даже русские военные, служившие в войсках д-ра Павелича. Владыко во всем старался пойти навстречу, всем старался помочь. Следовательно, принятием возглавления Хорватской Православной Церкви арх. Гермоген сделал большое русское дело и спас многих и многих от преследования, тюрьмы, а иногда и смерти. Во имя истины и Христовой правды обходить этот вопрос молчанием, мне думается, будет несправедливо. Видимо, в то время Белград был мало осведомлен о том, что тогда происходило в Хорватии»[xxviii].

Необходимо отметить, что владыка заступался не только за русских, но и за всех православных, прежде всего за сербов. М. Оберкнежевич об этом писал так: «Как участник основания Хорватской Православной Церкви, я глубоко убежден, что, принимая во внимание тогдашние военно-политические обстоятельства страны, существование этой Церкви оказалось благоприятным для сербов, хорватов и других национальностей на территории Хорватии, как в плане религиозно-духовном, так и в общечеловеческом, - наступило общее примирение хорватско-сербского конфликта, и во многих областях переговоры заключались во взаимном признании и национальной терпимости. Хорватская Православная Церковь, возглавляемая Владыкой Гермогеном, оказалась защитницей сербов в Хорватии и временным решением в рамках тоталитарного строя, не терпящего Сербскую Церковь, как исключительную господствующую организацию соседней сербской державы»[xxix].

В архивном фонде Загребской митрополии сохранились письма верующих к Владыке с просьбами о помощи, в том числе от родственников заключенных в концлагеря или угнанных в Германию. Из письма крестьянина с. Рогожи (1942 г.) также видно, что митрополиту Гермогену было известно о насильственном окатоличивании сербов, а также закрытии и уничтожении многих православных храмов. Во многих случаях митрополит пытался помочь, выполняя христианский долг пастыря, в том числе обращался с соответствующими просьбами к самому Павеличу или его министрам (правда ответов чаще всего не получал). Об оказании помощи русским монахам и монахиням в монастырях на Фрушкой Горе, в частности в Хоповской обители, владыка в октябре 1942 г. писал даже немецкому посланнику З. Каше[xxx].

При этом митрополит был вынужден демонстрировать лояльность хорватским властям, в полной финансовой зависимости от которых находилась возглавляемая им Церковь и он лично. Первоначально митр. Гермоген жил с ближайшими помощниками в отеле «Эспланда», пока летом 1942 г. ему не выделили для резиденции здание на ул. Прилаз, 71. В случае когда владыка должен был уезжать из Загреба, ему каждый раз приходилось просить власти о выделении машины, и только в октябре 1944 г. он получил служебный автомобиль (что не свидетельствовало об особом благоволении к нему хорватских властей). Обо всем, что владыка хотел иметь лично или для нужд митрополии, он должен был просить власти. В ноябре 1943 г. митрополит получил право собирать материальные средства для Церкви у верующих, но эта помощь была незначительной. Хорватские власти не доверяли владыке, поэтому он постоянно находился под контролем агентов усташей. Показательно, что 6 ноября 1944 г. власти потребовали от митрополита предоставить им биографию и документы, подтверждавшие его титул в русской церковной иерархии[xxxi].

В многочисленных посланиях по случаю церковных праздников, дней создания Хорватии, именин Павелича и т.д. митрополит Гермоген призывал православное население страны к повиновению правительству. Так, например, в связи с празднованием в Хорватии 15-16 августа 1942 г. дня жатвы в православных храмах страны в день Успения Божией Матери (15 августа по новому стилю) были совершены богослужения с благодарственными молебствиями. Митрополит Гермоген выступил по случаю праздника с посланием: «В этот день все мы вознесем свои теплые молитвы Творцу Вседержителю за счастье и лучшее будущее нашего народа, нашего дорогого отечества хорватского и за здоровье и долгоденствие нашего державного Главы Государства – Поглавника». Впрочем, подобные послания, нередко публиковавшиеся в хорватских газетах, не были написаны самим митрополитом, а составлены агентами властей[xxxii].

3 октября владыка Гермоген совершил в загребском храме молебен в связи с годовщиной восшествия на престол болгарского царя Бориса III, а 13 декабря 1942 г. – благодарственный молебен по случаю дна Ангела «вождя» украинского националистического движения в Хорватии полковника Андрея Мельника. 30 августа 1943 г., сразу же после получения сообщения о скоропостижной кончине царя Бориса, владыка Гермоген совершил панихиду по новопреставленном, на которой помимо правительства Хорватии присутствовал болгарский посол в Загребе Иордан Мечкаров[xxxiii].

В 1942 г. митрополит подписал листовку, в которой призывал партизан вернуться в свои дома, считая, что семьи пропадут без своих лучших работников. Владыка лично никогда не составлял и не подписывал листовки, направленные против участников освободительного движения, но и не протестовал, когда на подобных листовках появлялась его подпись, поставленная без ведома митрополита[xxxiv].

28 сентября 1943 г. владыка Гермоген дал интервью, в котором высказался против состоявшегося в Москве избрания владыки Сергия (Страгородского) Патриархом Московским и всея Руси, оценив это лишь как тактический маневр советских властей и средство укрепления позиций Сталина: «Противозаконное восстановление Патриархата и лицемерное покровительство Сталина Русской Православной Церкви означает новый камень преткновения и новый экзамен для всего подлинного Православия. Выдержка этого экзамена потребует много усилий, чтобы Церковь при выполнении своей христианской православной миссии не понесла вреда от махинаций советских правителей». Митрополит также выразил свое твердое убеждение, что Русская Православная Церковь, которая уже выдержала так много кровавых преследований, «избежит и этой опасности»[xxxv].

Когда после кончины Первосвятителя Сергия в феврале 1945 г. Патриархом Московским и всея Руси был избран владыка Алексий (Симанский), митрополит Гермоген (по некоторым сведениям под угрозой ареста и заключения в лагерь) подписал заготовленный в Министерстве юстиции и культа текст протеста от имени священства и мирян своей Церкви[xxxvi].

На допросе 26 мая 1945 г. владыка показал: «Мое отношение к властям НДХ за все время было лояльным, и я все их распоряжения выполнял и приказывал подчиненным проводить их в жизнь. Также и хорватская православная церковь во всем покорялась приказам и пожеланиям власти. Если когда я и воспротивился желанию власти, а это относилось к делам, которые противоречили церковным фундаментальным установлениям, то в конце концов принимал их требования»[xxxvii].

С самого начала Хорватская Православная Церковь испытывала острую нехватку священнослужителей. Первым из них фактически стал земунский священник Василий Шурлан, который еще в марте 1942 г. подал властям прошение о создании новой Церкви. Согласно же документам Загребской митрополии первым 25 июня 1942 г. на приход в Копривницы был назначен священник Владимир Соколов, назначение которого утвердило и Министерство юстиции и культов.

Именно отдел культов этого министерства принимал окончательные решения о поставлении духовенства, направляя их затем в Загребскую митрополию. Отдел также передавал митрополиту приказы в виде рекомендаций, которые должны были выполнять священники[xxxviii]. Однако порой митрополит Гермоген проявлял самостоятельность и издавал свои распоряжения о назначении священников, расходящиеся с министерскими. Административная деятельность владыки отличалась многообразием: он объезжал приходы, освещал открываемые церкви и т.д. При этом митрополит Гермоген достаточно критически относился к деятельности усташей (как уже говорилось, их надзорная служба тайно следила за владыкой).

Реальная власть митрополита оказалось небольшой, обо всех уступках в пользу православных он был вынужден ходатайствовать у германских и хорватских властей. 20 июля 1944 г. немецкое посольство в своем обзоре отмечало, что Хорватская Православная Церковь ведет себя осторожно, и митрополит Гермоген полностью зависит от Министерства юстиции и культов. Некоторые верующие писали владыке: «Вы, преосвященный, обычная фигура, которой власти помыкают, как хотят»[xxxix]. В другом подобном письме от 24 июля 1942 г. говорилось: «Мы до сегодняшнего дня были народом, осужденным усташами на смерть, так же, как и наша Церковь, если Вы думаете, что нам надежнее обратиться к Хорватской Православной Церкви, чей синоним большое «У» [эмблема усташей], то Вы, преосвященный, сами представляете собой марионетку усташской власти»[xl].

Это было далеко не так: весь период своей деятельности в качестве главы Церкви митрополиту Гермогену все-таки удавалось добиваться заметных уступок. С осени 1942 г. православные священники начали преподавать Закон Божий в некоторых хорватских школах и начал издаваться составленный по григорианскому стилю православный календарь «Огниште» (Огнище). В первом календаре на 1943 г. были помещены фотографии и цитаты из выступлений Павелича, в календаре на 1944 г. выделялась антибольшевистская статья «Православная Церковь в СССР». В октябре 1944 г. был издан третий – последний – календарь на 1945 г. В нем опубликовали произведение одного из известных православных богословов бывшего епископа Далматинского Никодима (Милаша), однако в обширной вступительной статье редактора календаря Савича Марковича Стедимлии говорилось о смысле и значении «светославия» и негативной политической роли Сербской Православной Церкви в прошлом и настоящем[xli].

С начала апреля 1944 г. в Загребе два раза в месяц стала выходить газета «Глас Православльа» («Голос Православия», редактор С.М. Стедимлия), которая была задумана для содействия объединению православного населения. Ее последний 14-й номер появился 15 апреля 1945 г. 13 октября 1943 г. хорватский премьер-министр Николай Мандич впервые ввел в свой кабинет православного министра (без портфеля) – адвоката из Сараево доктора наук Савву Бесаровича.

Продолжалось восстановление закрытых и частично разрушенных в 1941 г. православных храмов. 6 июля 1943 г. в с. Ралиева вблизи г. Сараево была открыта церковь свт. Николая. Освящение и торжественное богослужение в храме в присутствии начальника местного гражданского управления совершил иеромонах В. Радованович. Всего до конца войны в Хорватии было восстановлено и открыто около 20 православных церквей, но ни одного монастыря.

Митрополит Гермоген неоднократно пытался добиться признания Хорватской Церкви со стороны Поместных Православных Церквей, но без особого успеха. Первоначально владыка безрезультатно обратился к Константинопольскому Патриарху, добиться признания у него не помогла даже активная помощь Министерства иностранных дел Хорватии. Вселенская Патриархия сочла за лучшее оставить письмо владыки Гермогена без ответа. Затем митрополит написал главам Болгарской и Элладской Церквей. Единственный положительный комментарий о реакции в православном мире прозвучал в хорватской прессе относительно Болгарского Синода, который якобы «с радостью приветствовал основание Хорватской Православной Церкви»[xlii].

27 июля 1942 г. митрополит Гермоген сообщил служившему в Стамбуле настоятелем прихода при русском подворье афонского скита св. прор. Илии архимандриту Серафиму (Палайде) о создании Хорватской Православной Церкви и предложил о. Серафиму занять пост епископа в ней. Владыка Гермоген просил архимандрита в случае принятия этого предложения получить разрешение на поездку в Хорватию и хиротонию у Вселенского Патриарха. Однако о. Серафим ответил отказом[xliii].

14 ноября 1942 г. митрополит отправил письмо Румынскому Патриарху Мирону, указав в нем: «Волею Божией мое смирение было призвано возглавить Хорватскую Православную Церковь. Во время великих искушений, ниспосланных на часть святого Православия, мне было суждено оставить тишину монастырского уединения, занять эту должность, которую ныне выполняю, взять кормило Православной Церкви и собирать чад ея в одно стадо, по словам Первоначальника Господа Иисуса Христа, восстановить покой и благочестие, любовь и правоверие Православия в Хорватии, где вихрь мировой войны восколебал и смутил Православие, вызвал расстройство, растление и полное безумие».

Владыка Гермоген выражал надежду «на моральную поддержку, братское отношение, родственную любовь и одобрение». Ответ нового Румынского Патриарха Никодима через хорватское посольство в Бухаресте последовал только 23 апреля 1943 г. В нем говорилось о решении Румынской Православной Церкви официально не признавать Хорватскую Церковь со ссылкой на позицию Константинопольского Патриарха, однако содержалось обещание оказать моральную помощь и принять для обучения в высших Духовных школах Румынии молодых хорватских клириков[xliv].

Правда сам митрополит Гермоген на допросе 20 июня 1945 г. оценил реакцию Румынской и Болгарской Церквей следующим образом: «…через посольство Румынии в Загребе я в письменной форме информировал Патриарха Румынского, и он признал меня за митрополита Хорватской Православной Церкви и без согласия Вселенского Патриарха. Болгарский посол не захотел принять мой доклад для Болгарского Патриарха, таким образом, я был вынужден направить письменный доклад архимандриту в Черепищу. Он проинформировал церковный Синод в Болгарии о моей интронизации в митрополита Загребского и сообщил мне, что Болгарский Синод признал бы меня, но в связи с военными событиями желает избежать крупных разногласий с Константинопольским Патриархом»[xlv].

Следует отметить, что по сообщению хорватского посланника в Риме М. Лорковича Ватикан положительно отреагировал на появление автокефальной Хорватской Православной Церкви, расценив ее создание в качестве пути к возможной унии с Католической Церковью[xlvi].

Со стороны официальных хорватских властей преследование православных сербов приостановилось, но со стороны военизированных формирований усташей оно продолжалось. Так, например, в докладе немецкого посольства в Загребе от 26 октября 1942 г. отмечалось, что 11 октября все до того времени мирно жившее двухтысячное православное население с. Кукуевич было убито или заключено в концлагерь; в середине октября усташи провели насильственное удаление населения в районе Босанска Дубица – Ясеновац, что вызвало рост повстанческого движения и т.д. На заседании Сербского Синода 15 января 1943 г. обсуждалось разрушение усташами в Славянском Броде часовни и церковного кладбища, причем было решено восстановить их, если появится возможность[xlvii].

Факт продолжения усташами репрессий германский МИД в своей аналитической записке от 15 июня 1944 г. считал одной из основных причин малого успеха всей попытки создания Хорватской Православной Церкви (многие усташи по-прежнему называли всех православных сербами и поэтому убивали их). В качестве другой причины указывалась личность «царского эмигранта» митрополита Гермогена, якобы отвергаемого многими сербами. Кроме того, «банды Тито» по приказу Сталина пересмотрели прежнюю коммунистическую враждебность к религии и, чтобы «поддержать сталинский религиозный маневр», «ведут с собой перешедших к ним православных попов»[xlviii].

Численность Хорватской Православной Церкви весь период существования оставалась небольшой. За 1942 г. (с 25 июня по 27 декабря) официально были назначены 70 священнослужителей, к концу года имелось 42 прихода. К Рождеству 1943 г. владыка Гермоген наградил своим указом 40 священнослужителей: палицей – двух протоиереев, саном игумена – трех иеромонахов, саном протоиерея – трех священников, золотым наперсным крестом – одного игумена и двух протоиереев, красным поясом на подрясник (по сербскому обычаю) – 18 хорватских (сербских) священников и 11 русских.

В феврале 1943 г. в списке платящих налоги священников значилось 73 человека. Однако в дальнейшем их число снижалось: в мае 1943 г. 65 священников обслуживали 55 постоянных и 19 временных общин. В январе 1944 г. в Хорватской Церкви имелось 57 священнослужителей, но в конце этого года из нее в результате резкого осложнения военной ситуации вышло 20-25 членов клира и в дальнейшем митрополиту Гермогену подчинялось лишь около 30 священников. При этом несколько священнослужителей – Николай Вукойевич, Любомир Врцель, Николай Стойсавлевич, Наум Милкович, Мирко Вуйатович и Никанор Калик – перешли служить в Динарийскую дивизию четников (действовавшую в Герцеговине, в районе г. Книна). Уходили от митрополита Гермогена в конце 1944 г. и русские священники, например отцы Николай Семченко и Димитрий Мрихин. Приходы Церкви имелись лишь в тех районах «независимого государства Хорватия», которые прочно контролировались правительством[xlix].

Острая нехватка духовенства и необходимых средств для ремонта храмов и совершения богослужений ощущалась постоянно, при этом Святое миро получали из Болгарии и Румынии. Несмотря на то, что митрополит еще в июле 1942 г. говорил в германском посольстве о возможности назначить трех епископов, одного русского и двух сербов, через два года из-за административных сложностей и недостатка кандидатов создание задуманных епископств еще не осуществилось.

Нехватку духовенства пытались решить различными способами. В июле 1943 г. Хорватская Православная Церковь послала своего представителя в Болгарию. Ему удалось установить официальные контакты с Болгарским Священным Синодом. В результате этой поездки 22 августа было заключено соглашение между Хорватской и Болгарской Церквами о принятии для учебы в Богословский институт при Черепешском монастыре в Болгарии 30 хорватских подданных – кандидатов во священников. В дальнейшем планировалось их обучение в Софийской и Пловдивской духовных семинариях. Правда, для учебы в Болгарии поехало только девять человек[l].

«Разношерстная» Хорватская Церковь, хотя бы в том шатком виде, в котором она существовала, в значительной степени держалась благодаря личности митр. Гермогена. Внук прот. Серафима Купчевского М.А. Шардт-Купчевский, несколько идеализируя владыку, в основном справедливо писал: «Владыка Гермоген своей благодатной мудростью сумел удержать вокруг себя разнородные элементы. Новая Церковь стала многонациональной. Кроме сербов и хорватов ее членами были черногорцы, македонцы, болгары, румыне, цыгане, албанцы, русские, русины, украинцы и возвратившиеся в Православие униаты. Владыка Гермоген сразу снискал любовь и уважение всей своей паствы, которая нашла в нем не только духовного руководителя, но заботливого сердечного отца, советника и защитника… Отличаясь редким талантом проповедования, владыка Гермоген обращался к своей пастве, призывая всех стремиться ко Христу Спасителю и искать Его в своей жизни, воспламенял сердца колеблющихся и своим примером смирял ропотников»[li].

Последние церковные награды митрополит Гермоген вручил в конце марта – начале февраля 1944 г. 34 священнослужителям, в том числе 11 русским: архимандриту Николаю (Руженцеву), иеромонаху Лукиану (Андриевскому), протоиереям Петру Попову, Михаилу Милоградскому, Сергию Селивановскому, священникам Василию Добронравову, Вениамину Романову, Михаилу Песоцкому, Ивану Мрачковскому, Серафиму Купчевскому и Василию Юрченко. Из других русских священнослужителей, входивших в Хорватскую Православную Церковь, можно назвать иеромонаха Платона (Бондаря), протоиереев Димитрия Извольского, Димитрия Кутенко, Димитрия Мрихина, священника Евгения Погорецкого, протодиаконов Алексия Борисова и Алексия Ежисова[lii].

Ведущий историк Сербской Церкви второй половины XX века Джоко Слийепчевич даже писал: «В иерархии Хорватской Православной Церкви было намного больше русских священников, чем сербских, хотя были и сербы»[liii]. Правда, это утверждение являлось ошибочным – русские священнослужители составляли лишь около трети духовенства Хорватской Церкви. В тоже время, согласно донесению Ганса Хелма от 29 января 1943 г., существовала оппозиция против митрополита Гермогена как русского по происхождению и против его русских помощников. При этом к данной оппозиции примыкали и сербские священники, не вступившие в Хорватскую Православную Церковь[liv].

Единственный православный епископ – Спиридон (Мифка) – был назначен по предложению министра юстиции и культов указом Павелича от 8 августа 1944 г. в Сараево. Отец Спиридон родился 9 апреля 1902 г. в Самоборе (вблизи Загреба) в семье хорватов-католиков, в 1924 г. перешел в православие из католичества, в 1927 г. окончил Духовную семинарию в Сремских Карловцах, в 1938 г. был рукоположен во священника в Босанской Крупе, в начале 1941 г. принял монашеский постриг в Николо-Чачском монастыре, после оккупации Югославии уехал в Германию, где около шести месяцев проживал в Дортмунде и семь месяцев в других местах, лишь в конце 1942 г. вернулся в Хорватию и был назначен настоятелем прихода в Горажде. По свидетельству немецкого посла Каше, митрополит Гермоген не вполне был согласен с назначением о. Спиридона епископом из-за моральных качеств последнего[lv]. Архивные документы за ноябрь 1943 г. показывают, что митрополит несколько раз наказывал о. Спиридона из-за его неприличного поведения, но в апреле 1944 г. под давлением властей был вынужден возвести его в сан игумена, а затем и в сан архимандрита[lvi].

Сам владыка Гермоген на допросе 20 июня 1945 г. заявил, что он выступал против этой епископской хиротонии, и даже приходское место в Високе (вблизи Сараево) было предоставлено о. Спиридону в сентябре 1943 г. Министерством юстиции и культов без согласования с ним: «Архимандрит Николай из Сараева сообщил мне в 1943 г., что Мифка совершил нарушение канонов Сербской Православной Церкви, обвенчав мужа со второй женой, хотя тот не был разведен с первой. Я дал распоряжение провести расследование моему архимандриту Николаю. В 1943 г. министр юстиции и культов д-р Цанки потребовал от меня согласия на хиротонию Спиридона Мифки во епископа Сараевского. Я отказался дать свое согласие министру и сообщил ему, что против Спиридона Мифки ведется церковное расследование. После этого меня вызвал к себе поглавник и в присутствии министра д-ра Цанки предложил мне согласиться с хиротонией Мифки во епископа Сараевского. На мой ответ, что я не могу дать такого согласия, поглавник сказал мне, что берет на себя всю ответственность за это, а министр Цанки тем временем прочитал телеграмму Румынского Патриарха, в которой тот сообщал, что митрополит Виссарион (Пую) приезжает в Загреб для рукоположения Мифки. После этого Павелич сказал мне, что больше не существует причин противиться рукоположению Мифки, и я согласился с этим предложением и произвел хиротонию вместе с Виссарионом (Пую)». При этом митрополит Гермоген подчеркнул, что он не знал о лишении о. Спиридона священного сана Сербской Православной Церковью и, естественно, не мог сообщить об этом митрополиту Виссариону[lvii].

Так как для канонического совершения архиерейской хиротонии требовалось как минимум два иерарха, хорватские власти еще за пару недель до указа поглавника о назначении епископом о. Спиридона (от 8 августа 1944 г.) через свое посольство в Бухаресте и румынский МИД обратились за помощью к Румынскому Патриарху Никодиму. В послании от 4 августа Патриарх ответил согласием и направил в Загреб делегацию из трех священнослужителей, в том числе митрополита Виссариона (Пую). Хотя немецкий посол в Загребе в своем донесении начальству от 12 августа пытался представить это послание как признание Хорватской Православной Церкви со стороны Румынской, но на самом деле в нем не было ни одного слова о признании. Патриарх писал лишь о том, что передает Хорватской Церкви «наилучшие пожелания на будущее и поздравления с хиротонией нового епископа»[lviii].

Определенную роль в переговорах с Патриархом Никодимом сыграл атташе румынского посольства в Загребе, впоследствии известный французский писатель Виргилий Георгиу. После войны он был рукоположен в Париже во иерея и в дальнейшем стал великим экономом Константинопольского Патриарха.

13 августа 1944 г. митрополит Виссарион приехал в Загреб и 15 августа, вместе с владыкой Гермогеном, в Спасо-Преображенском храме (в присутствии представителя Болгарской Православной Церкви) совершил епископскую хиротонию о. Спиридона, которой хорватские власти придавали большое пропагандистское значение. Интересно отметить, что для перевозки будущего епископа в Загреб немцы предоставили архимандриту Спиридону самолет Юнкерс-52. После хиротонии состоялись торжественные приемы в румынском посольстве и в резиденции министра юстиции и культов Павао Цанки. 16 августа владыку Виссариона принял лично Павелич, наградивший митрополита орденом[lix].

Синод Сербской Православной Церкви 11 сентября 1944 г. послал Румынскому Патриарху протест, указав в нем, что Спиридон Мифка ранее служил священником Сербской Церкви, но 16 октября 1936 г. церковным судом в Бане Луке был лишен священного сана, что 28 ноября 1936 г. подтвердил Великий церковный суд в Белграде; кроме того, он женат и имеет троих детей (в действительности о. Спиридон к 1941 г. овдовел, после чего и принял монашеский постриг)[lx]. 27 марта 1946 г. Сербский Синод даже решил временно прервать отношения с Румынской Церковью[lxi], но свое письменное извинение Румынский Патриарх прислал в Белград только в 1948 г.

В октябре 1944 г. митрополит Виссарион, узнав о запрещении Архиерейским Синодом РПЦЗ владыки Гермогена, посетил в Вене Первоиерарха РПЦЗ митрополита Анастасия и выразил сожаление о том, что «по неосведомленности» относительно канонического положения Хорватской Православной Церкви, запрещения владыки Гермогена и «канонической неправоспособности» Спиридона Мифки принял участие в хиротонии последнего (священноначалие РПЦЗ приняло эти извинения)[lxii].

Согласно докладу Каше в германский МИД от 17 августа 1944 г. еп. Спиридон был выбран хорватскими властями в качестве «наследника» митрополита Гермогена, положение которого «поколебалось». Немецкий посол отмечал, что «Мифка полностью находится под влиянием правительства и… не может исполнять свои обязанности без согласия министерства». Однако авторитет епископа Спиридона был очень низким. Он должен был приступить к службе 3 сентября, но так как православное население Сараево отнеслось к назначению епископа неблагоприятно и выражало возмущение в связи с недавним уголовным делом в отношении злоупотреблявших служебной властью священников, епископ занял должность только 1 октября. В этот день он устроил прием в своей резиденции, на котором присутствовал немецкий консул в Сараево[lxiii].

Епископ Спиридон совершал поставления священников в своей епархии и исполнял обязанности наставника в так называемой Хорватской православной семинарии в Сараево, которая, вероятно, функционировала только несколько месяцев[lxiv].

В своем докладе митрополиту Анастасию от 25 января 1945 г. корпусной священник Русского корпуса игумен Никон (Рклицкий) описал неожиданное посещение его первой литургии в русской церкви Сараево епископом Спиридоном: «Он около 40-летнего возраста и производит впечатление человека доброжелательного и мягкого. Я совершал проскомидию. Поздоровавшись со мной по-светски, он не чинил препятствий к совершению мною литургии в установленном для Зарубежной Церкви порядке. С протоиереем о. А. Крыжко он также сохраняет добрые отношения, не предъявляя ему затруднительных, как священнику Зарубежной Церкви, требований»[lxv].

Расценив участие митрополта Виссариона в хиротонии епископа Спиридона как признание Хорватской Православной Церкви со стороны Румынского Патриархата, хорватская пресса выражала надежду на то, что вскоре последует признание других Православных Церквей. Но этого, естественно, не произошло. В одной из современных публикаций утверждалось, что митрополит Гермоген 27 июля 1942 г. через хорватский МИД получил каноническое признание из Стамбула от Вселенского Патриарха, а затем «постепенно пришло признание всех православных церквей, находящихся либо под оккупацией, либо под влиянием стран «Оси» как союзнических держав»[lxvi]. Однако это не так: не только Константинопольский Патриархат, но даже Церкви союзных Германии Румынии и Болгарии официально так и не признали Хорватскую Православную Церковь.

Вскоре режим Павелича начал рушиться. Югославская армия заняла Сараево 6 апреля 1945 г., епископ Спиридон переехал в Загреб. 11 апреля в Спасо-Преображенской церкви состоялось последнее торжественное архиерейское богослужение владык Гермогена и Спиридона в присутствии представителей хорватского правительства, руководства усташей и немецкого посольства[lxvii].

Последним же обращением митрополита Гермогена к своей пастве стало Пасхальное послание, в котором владыка, как и раньше, предупреждал об опасности, грозящей миру в лице безбожного коммунизма: «Берегитесь, чада мои духовные, тех, которые в священных ризах обращаются к вам вместо креста с кровавым ножом и оружием в руках, ибо они не воинствуют за Христа, но за нечестивого, стремящиеся прельстить вас и отравить души ваши! Берегитесь всех тех, которые говорят о свободе под красной звездой, ибо там нету свободы, там только бедствие и несчастие. В их временном царствии владеет только одна свобода – хула на Бога Вседержителя, Его Воскресшего Сына и Духа Святаго. В христианской любви и братском прощении, возлюбленные братья и чада наши духовные, поздравим друг друга радостным Пасхальным приветствием – Христос Воскресе»![lxviii]

Уже перед самым взятием Загреба Народно-освободительной армией Югославии, 6 мая, согласно некоторым источникам, произошло поставление митрополита Гермогена в Патриархи. Как показал сам владыка на допросе 26 мая 1945 г., он сначала отказывался от предложения правительства быть наименованным Патриархом Хорватской Православной Церкви, но после категорического заявления начальника отдела культов Министерства юстиции и культов Р. Главаша, что по уставу митрополит должен принять эту должность и титул Патриарха, согласился. Видимо, здесь повлияли возраст владыки и плохое состояние здоровья, которое один из близких к нему людей охарактеризовал как «старческое изнеможение»[lxix].

8 мая Загреб был взят югославской армией. В этот день перестала существовать Хорватская Православная Церковь. Уже 10 июня, после переосвящения загребского Спасо-Преображенского храма, в нем стал служить священник Сербской Православной Церкви о. Илия Чук. Павелич бежал в Австрию, затем в одежде католического священника перебрался в Италию, позднее скрывался в Аргентине и Испании, где и скончался в 1959 г. Папа Иоанн XXIII благословил умирающего Павелича, и тот умер, держа в руках четки, подаренные ему Пием XII. По некоторым сведениям, перед отъездом из Загреба поглавник предложил митрополиту Гермогену (вместе с клиром) уехать с ним в Австрию, но владыка отказался, как и все загребское православное духовенство. На допросе 26 мая 1945 г. митрополит показал, что ему предоставлялась машина, которая должна была доставить его к уходившему из Загреба поезду, однако он «решил остаться, так как не чувствовал себя виноватым»[lxx].

По словам М.А. Шардт-Купчевского митрополит Гермоген заявил: «Нас здесь мало, но у нас есть епископство и духовенство православное, и совесть наша спокойна. В эти скорбные времена мы сохранили Православие от растления. Мы готовы дать отчет во всех своих деяниях за время нашего служения перед свободно созванным Собором братской Сербской Церкви с участием архиереев Русской Зарубежной Церкви»[lxxi].

По свидетельству же В.А. Маевского, митрополит «подвижнически нес взятый на себя крест и мужественно защищал вверенную ему русскую (а также запуганную и провоцируемую сербскую) паству, оставаясь с ней до последнего момента. Когда же советские войска приблизились к Загребу, то митрополит Гермоген, - уступая настойчивым просьбам своей паствы, - согласился покинуть город. Но его автомобиль был захвачен партизанами, и старца-владыку, вместе с сопровождавшим его регентом Космаенко, зверски убили»[lxxii].

В своем рассказе В. Маевский не вполне точен. Владыка Гермоген был арестован югославскими коммунистами 8 мая вместе с протодиаконом Алексием Борисовым, при этом, по воспоминаниям свидетелей, над престарелым митрополитом издевались, водя его голым по улицам, но в день ареста не убили. Епископа Спиридона, который успел скрыться из Загреба, арестовали 22 мая. Регент хора Спасо-Преображенской церкви А. Космаенко и некоторые другие церковнослужители пропали без вести (вероятно, были убиты коммунистами).

В середине июня Заместитель Сербского Патриарха митрополит Иосиф обратился к министру внутренних дел титовского правительства В. Зечевичу с просьбой подробно допросить митрополита Гермогена о Хорватской Православной Церкви, в деятельности которой «много неясного». Об этом же ходатайствовал и Сербский Синод, однако их просьбы не были выполнены[lxxiii].

23, 26 мая и 20 июня были проведены допросы митрополита Гермогена. Рассчитывая использовать выросший авторитет Московского Патриархата в Югославии, владыка 23 мая заявил следователю, что обратился к находившемуся в 1944 г. в окрестностях Вены русскому протопресвитеру Михаилу Виноградову с просьбой передать просьбу о признании себя главой Церкви в Хорватии Московскому Патриарху Сергию (с которым о. Михаил был близко знаком). Позднее о. М. Виноградов якобы передал митр. Гермогену ответ о том, что «патриарх дает свое согласие», и владыка может принять место митрополита Хорватского[lxxiv]. Это заявление, несомненно, было придумано от начала до конца. Такое согласие было абсолютно невозможно, как и контакты о. Михаила с Патриархом Сергием через линию фронта, видимо митрополит хотел ввести в заблуждение следователя. Симптоматично здесь и стремление дистанцироваться от Русской Православной Церкви Заграницей.

Отвечая на вопрос о причине неподчинения решениям Архиерейского Синода РПЦЗ, владыка Гермоген также попытался оправдаться ссылкой на позицию Московского Патриархата: «Русский Патриарший Синод запретил священнослужение председателю Синода Русской Православной Церкви за границей митрополиту Анастасию, и именно поэтому я не хотел признавать его власть надо мной, как и власть эмигрантского Русского Синода. Однако ни мне, ни Феофану Русский Синод в Москве никогда не запрещал священнослужение. Также было запрещено священнослужение всем тем епископам, которые и в дальнейшем станут сотрудничать с запрещенными в священнослужении архиереями, такими как Анастасий. Поэтому я при первой возможности вышел из эмигрантской Русской Церкви и перешел в Хорватскую Православную Церковь»[lxxv].

Своей вины владыка не признал и о своей деятельности в качестве главы Хорватской Церкви почти ничего не рассказал. Однако никакие заявления и оправдания митрополита не могли спасти его от смертной казни, его участь была предопределена еще до суда. Для новой коммунистической власти владыка был «врагом народа».

По указанию правительства Тито 29 июня 1945 г. состоялся суд Военного трибунала при коменданте Загреба под председательством капитана Р. Владе над 23 священнослужителями различных конфессий, в том числе шестью православными и 35 мирянами. Фактически это оказался не суд, а расправа, так как он проходил без заслушивания показаний свидетелей и выступлений защитников обвиняемых. Митрополит Гермоген (Максимов), епископ Спиридон (Мифка), протоиереи Серафим Купчевский, Иосиф Цвиянович, Димитрий Мрихин, протодиакон Алексий Борисов, а также некоторые священнослужители других конфессий и миряне (в том числе Петр Лазич и начальник отдела культов Радослав Главаш), всего 49 человек, были 29 июня приговорены судом к смерти, при этом о. Д. Мрихина обвинили в сотрудничестве с четниками[lxxvi].

Митрополита Гермогена обвинили в том, что он «принял должность и титул митрополита Загребского, а в перспективе и Патриарха так называемой Хорватской православной церкви, которая была создана по приказу Павелича, чтобы как можно легче осуществилась оккупация Югославии, и чтобы единство сербского народа в Хорватии было расколото, что обусловило братоубийственную войну… с целью послужить захватчику, как можно легче поработить народы Югославии, и как можно лучше скрыть усташские злодеяния, совершенные над невинным населением… На своем посту… он по приказу Павелича и на службе иностранного завоевателя насильно переводил и загонял сербов в так называемую Хорватскую православную церковь и таким образом скрыл смерть тысяч сербов, которые во время этих переводов массами были убиты… по приказу и на службе оккупантов он разжигал национальную, расовую и религиозную ненависть… поддерживал тесные политические и дружеские связи с верховными функционерами оккупантов… ставя себя на полную службу оккупантов»[lxxvii].

Большую часть приговоренных расстреляли в лесу за городом (по некоторым сведениям – 3 июля 1945 г.), а епископа Спиридона, двух католических священников и трех мирян повесили[lxxviii]. По свидетельству нынешнего митрополита Загребско-Люблянского и всей Италии Йована (Сербского Патриархата), останки убитых были сожжены в кремационной печи на Палмотичевой улице Загреба[lxxix].

В целом новый режим далеко не так жестко подошел к Католической Церкви, как к Хорватской Православной, хотя первоначально пытался прировнять антикоммунистически настроенных католических архиереев к усташам и сделать их ответственными за преступления «независимого государства Хорватия» против сербов. Однако уже в 1945 г., выступая перед католическими епископами, И.-Б. Тито заявил, что он говорит, как «хорват и католик» (позднее это замечание было вырезано из газетных сообщений)[lxxx].

Через несколько месяцев после окончания войны Тито попытался получить содействие в деле примирения сербов и хорватов после ужасов усташского террора со стороны архиепископа Алоизия Степинаца. Руководители новой Югославии также предлагали архиепископу, чтобы Хорватская Католическая Церковь стала более «национальной», то есть менее зависимой от Ватикана. Однако Степинац занял по отношению к коммунистам бескомпромиссно жесткую позицию. Тито предлагал архиепископу уехать из страны и также просил Ватикан отозвать Степинаца, но этого не произошло.

В сентябре 1946 г. Алоизий Степинац на судебном процессе был признан виновным в государственной измене, убийствах сербов и приговорен к 16 годам каторжных работ, из которых отбыл пять, а после освобождения оказался возведен Папой Римским в сан кардинала. Архиепископ и после окончания войны не только отказывался признать свою вину и ответственность за принудительное обращение в католичество и массовые убийства сербов, но и не произнес ни единого слова сочувствия, раскаяния или сострадания по отношению к жертвам усташей. Скончался Степинац в 1960 г., а 3 октября 1998 г. в ходе своего посещения Хорватии Папа Иоанн-Павел II провозгласил его «блаженным». Следует отметить, что ясного выражения позиции Католической Церкви Хорватии относительно ее поведения во время II мировой войны до настоящего времени не последовало.

27 марта 1946 г. Синод Сербской Православной Церкви признал основание автокефальной Хорватской Православной Церкви неканоничным, ее иерархию – схизматичной и принял определение о запрещении в священнослужении всех рукоположенных митрополитом Гермогеном и епископом Спиридоном священников. При этом священство Хорватской Церкви, имевшее рукоположение от законных сербских архиереев, признавалось; крещения и венчания, совершенные еп. Спиридоном и рукоположенными им лицами, признавались в случае соответствия брачным правилам, а миряне Хорватской Церкви принимались в Сербскую Церковь по чину приема раскольников. В тоже время на Архиерейском Соборе вопрос существования в годы II мировой войны Хорватской Церкви никогда не рассматривался[lxxxi]. Между тем до настоящего времени этот вопрос, в связи с распадом Югославии в 1990-е гг. и существованием теоретической возможности воссоздания Хорватской Православной Церкви, остается для Сербского Патриархата очень острым и болезненным.

Так, например, 1 марта 2006 г. Сербский Патриарх Павел выразил в письме Первоиерарху РПЦЗ митрополиту Лавру протест по поводу начала реставрации русской часовни на кладбище Мирогой в Загребе (связанной с памятью митр. Гермогена): «…обращаемся к Вам с целью прекращения указанных работ, не только из-за вреда, который наносится стилю и внешнему виду часовни, но из-за вреда, который причиняется живой Церкви поминанием Митрополита Гермогена, канонически непризнанного иерарха, возглавившего так называемую Хорватскую православную церковь при помощи и по предложению Независимого Хорватского государства Павелича, основавшего эту «церковь» на мучениях и гонениях Сербской Православной Церкви. Таким образом, строительство памятника самозваному Митрополиту Гермогену, совершившему, в результате своих чрезмерных и властолюбивых амбиций, грех против всего христианского мира, сотрудничая со службой квислинговского (предательского) фашистского государства, главой которого был Павелич, усугубило бы агонию и хорошо известное отношение к православному сербскому народу, проживающему на территории Республики Хорватия»[lxxxii].

В Русской Православной Церкви Заграницей Архиерейского суда над владыкой Гермогеном никогда не было, но негативное отношение к нему сохранялось длительное время. Когда в конце 1955 г. сын владыки Сергей Максимов обратился к митрополиту Анастасию с просьбой разрешить совершение заочного отпевания отца, Первоиерарх разрешил отпеть, но «потише», без публичного афиширования этого события. 7 марта 1956 г. Архиерейский Синод принял по этому поводу специальное постановление: «Уведомить С.Г. Максимова, что хотя Архиепископ Гермоген и совершил тяжкий грех перед Церковью, отпав от Русской Церкви, и, создав неканоническую церковную организацию, он не отпал совсем от Православия, а грех свой отчасти искупил мученической смертью. Поэтому не усматривается препятствий к совершению отпевания Архиепископа Гермогена, однако, без большой торжественности»[lxxxiii]. Даже в конце 1990-х гг. на заседании Архиерейского Синода РПЦЗ один из его членов резко осудил деятельность митрополита Гермогена в годы II мировой войны.