16 января 1906 г. император Николай II утвердил постановление Святейшего Синода о создании особого органа – Предсоборного Присутствия, который в течение нескольких месяцев должен был подготовить созыв Поместного Собора Православной Российской Церкви. В работе Предсоборного Присутствия приняли участие видные архиереи, клирики, а также миряне – профессора духовных учебных заведений, специалисты в области церковно-государственных отношений. Создание этого органа стало плодом напряженной публицистической деятельности церковных и общественных тружеников и явилось выражением непростой ситуации, сложившейся в Российской империи на рубеже XIX–XX вв. вокруг вопроса канонического положения Русской Церкви в государстве. Поместный Собор, который ни разу не созывался в Синодальный период и на который большие надежды возлагала церковная и светская общественность, по ряду причин в ближайшее время так и не состоялся. Тем не менее, члены Предсоборного Присутствия проделали большую богословско-каноническую работу, добросовестно проработав самые насущные вопросы церковной жизни. Во многом именно благодаря этой работе Поместный Собор 1917–1918 гг. в непростых условиях революционных потрясений смог принять ряд взвешенных и важных решений. Опираясь на эти решения, Церковь в тяжелейший период советской власти осуществляла свою деятельность.

Предсоборное Присутствие, таким образом, стало важным этапом на пути подготовки Поместного Собора, восстановившего канонический строй Русской Церкви. Свою работу этот орган начал 8 марта 1906 г. в Александро-Невской Лавре. На открытии первого официального заседания первенствующий член Синода митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Антоний (Вадковский) сказал следующее: «…Государь не со вчерашнего дня думает думу о церковной реформе. Еще в 1903 г. Он с большим вниманием отнесся к статьям Льва Тихомирова “Запросы жизни и наше церковное управление”, печатавшимся сначала в “Московских Ведомостях” и вышедшим потом отдельной брошюрой. 6 марта того же 1903 г., – продолжал митрополит Антоний, – <…> Государь вручил мне эту брошюру и приказал мне дать о ней свой отзыв. Таковое же поручение тогда же было дано протопресвитеру И.Л. Янышеву, К.П. Победоносцеву, а, может быть и другим лицам»[i]. Примечательно в этой речи то, что при открытии органа, от которого общественность ждала подготовки Поместного Собора, Первенствующий член Синода вспоминает о публицистической деятельности Льва Тихомирова, человека, прошедшего сложный путь от теоретика революционного движения до идеолога монархического лагеря. Возникают вопросы: действительно ли указанные статьи Тихомирова имели такое важное значение в ходе обсуждения церковной реформы в России и стали одной из причин организации Предсоборного Присутствия? Почему властные структуры обратили внимание именно на его работу?

Для ответа на поставленные вопросы видится необходимым, во-первых, рассмотреть сами предложения Тихомирова по реформированию высшего управления Русской Церкви, высказанные им в вышеназванных статьях; во-вторых, для определения их действительной значимости в общих чертах рассмотреть историю обсуждения в российском обществе церковной реформы во 2 пол. XIX – нач. XX вв.

В настоящее время Лев Александрович Тихомиров, «без подробной характеристики взглядов которого не обходится практически ни одно исследование по консервативной политической мысли конца XIX – начала XX вв.»[ii], не нуждается в специальном представлении. В научных работах последнего десятилетия рассмотрены многие стороны его активной деятельности[iii]. Однако его трудам на церковно-общественном поприще в современной исторической науке уделено сравнительно мало внимания, хотя сам Тихомиров относил себя к публицистам не просто монархического, но именно «церковного направления»[iv].

Тихомиров в своих работах не сразу обратился к проблеме переустройства Русской Церкви. Первоначально, после возвращения из-за границы в 1889 г., он затрагивал вопросы, касавшиеся религиозно-нравственного состояния образованного общества. В этот период многие деятели указывали на религиозное оживление в нем, проявлявшееся в интересе интеллигенции, образованных слоев к вопросам веры. Тихомиров же отмечал неверное направление и характер этого оживления, называя его «брожением», которое «может возбуждать только тревогу и опасение за его будущее, за его влияние на Россию»[v].

Не оставил Тихомиров без внимания и религиозные умствования графа Л.Н. Толстого, который с 80-х годов XIX в., переживая духовный кризис, выступал с критикой многих общественных институтов, в том числе и Церкви. Тихомиров критиковал социальные и религиозные взгляды писателя, возмущаясь тем, что российская печать, будто рекламируя ценные бумаги, превозносила Толстого. Однако, по мнению Тихомирова, на этих «акциях» впоследствии можно было ожидать «умственное и нравственное банкротство миллионов людей»[vi].

В последующих своих работах Тихомиров критиковал и других «вольных пророков»: Розанова, Мережковского, Энгельгардта[vii].

В церковной тематике бывший революционер проявил себя как внимательный и вдумчивый публицист, искренне переживавший за происходящее в государстве. Его статьи неизменно вызывали интерес у читающей публики и живое обсуждение поднятых вопросов. По мнению исследователей, революционные настроения, а также «все большее увлечение молодежи антиправославным учением Л. Толстого, далекими от канонического православия религиозными идеями В. Розанова и В. Соловьева» постепенно заставили Тихомирова обратиться к проблемам современного устройства Православной Российской Церкви. Это, в свою очередь, свидетельствовало об осознании Тихомировым того факта, «что сама церковная организация в стране оставляет желать лучшего и именно с нее необходимо начинать возрождение правильной церковной жизни»[viii]. 

В работе «Запросы жизни и наше церковное управление» Тихомиров впервые выступил не с официальных позиций Церкви. Тем не менее, на фоне все усиливавшейся критики синодальной системы, а также негативных высказываний о распространяющемся неверии и слабом влиянии Церкви на общество, работа Тихомирова обратила на себя внимание общественности и представителей властных структур взвешенностью суждений при отсутствии резкой отрицательной оценки существовавших церковно-государственных отношений.

Тихомиров утверждал, что высшее церковное управление в России является самым важным органом, отвечающим за духовное окормление православных граждан. Этот орган – Святейший Синод – Петр I желал видеть как «важное и сильное правительство». Но важным и сильным, по мнению Льва Александровича, можно считать то правительство, «которое обладает достаточной осведомленностью и средствами для благоустроения всех запросов жизни <…> Наше же Церковное Управление, – отмечал публицист, – наоборот, во всех важнейших запросах жизни обнаруживает слишком часто как недостаток своевременной в них осведомленности, так и недостаток средств к их разрешению. Вследствие этого, мы нередко видим не столько решение вопросов, сколько оттягивание их»[ix].

Не видя со стороны Церкви должного руководства, православные граждане, по мнению Тихомирова, постепенно привыкают действовать самостоятельно, нередко дробясь при этом на различные фракции, что подрывает силы Церкви.

Государственная власть, в свою очередь, видя некомпетентность церковного управления в ведении дел, привыкает к тому, чтобы самой решать возникающие дела и вопросы. Но на этом пути, утверждал Тихомиров, «во-первых, извращается истинный смысл православного союза Церкви и государства, заменяясь протестантской идеей подчинения Церкви Государству; во-вторых, решение, путем государственного воздействия, таких вопросов, которые по природе своей, только духовной силой Церкви могут быть разрешены правильно, – получается… неудовлетворительное и цели благоустройства не достигающее»[x].

Вместе с тем Тихомиров тонко подмечал, что хотя учреждения 1721 г. и вышли неудачными, но они принципиально не исказили церковно-государственных отношений. Поэтому осуществить мысль Петра о «сильном и важном» церковном правительстве, в котором одинаково заинтересованы и Церковь и государство, легко, но этому мешает следующее недоразумение.

Синод представляет собой «построение совершенно ошибочное». Будучи учрежден Петром как «постоянный собор» со властью «равнопатриаршескою», он соединил в себе одновременно значение и Собора, и патриарха. Последний не является вышей церковной властью, которая принадлежит Поместному Собору. Патриарх есть власть исполнительная, наблюдающая за выполнением решений соборов. Святейший Синод в этом отношении мог бы заменить патриарха, но никак не Поместный Собор.

Получилось это, по мнению Тихомирова, потому, что «в этой синодальной соборности исполнительной власти выразилась не церковная идея, а та коллегиальная идея, которая во времена Петра I была ошибочно признаваема наилучшею вообще во всем управлении, в том числе и государственном». Впоследствии эта идея доказала свою полную несостоятельность и во всех отраслях управления была упразднена государством, везде, кроме церковного управления, «где она, в действительности, еще менее состоятельна»[xi].

Коллегиальный характер церковного управления и порождает его слабость. Ведь «члены Св. Синода каждого нового состава не могут близко знать дел, возникших при прежнем составе, и в свою очередь, устанавливая какие-либо меры, уже не имеют времени приводить их в исполнение, а принуждены передавать это дело новому составу, который должен исполнять то, что обдумали и установили другие»[xii]. В итоге действительное управление Церковью переходит в руки канцелярии, власть обер-прокурора гипертрофируется, так как состав Синода постоянно меняется, а он неизменно остается в своей должности. Поскольку обер-прокурор лучше всех знает церковные дела, то практически именно ему принадлежит исполнительная власть в Церкви. При этом Обер-прокуратура превращается в министерство, а Синод – в некий консультативный орган. Следствием такого положения дел становятся два негативных явления: во-первых, надзор за епархиальными архиереями, по церковным канонам и государственному закону принадлежащий Синоду, переходит к Обер-прокуратуре; во-вторых, высшая государственная власть действует не посредством Синода, как то предписывал Духовный Регламент, а посредством все той же Обер-прокуратуры. Таким образом, «отношения Церкви и к Верховной власти, и к епархиальной власти фактически совершаются посредством органа не духовного, а гражданского»[xiii].

Главная мысль Тихомирова в данной работе, таким образом, состояла в следующем. В высшем управлении Русской Церкви, в принципе, все нормально, но существуют досадные недоразумения, которые не позволяют Церкви своевременно и адекватно отвечать на запросы времени. В существующем положении никто не виноват, ни Петр, ни, тем более, его преемники на императорском престоле. Суть проблемы – «в сохранении устарелого, всюду уже отброшенного принципа коллегиальности, <…> который <…> перепутал действия законных правил церковного управления»[xiv]. Для приведения церковного управления в должное состояние не нужно производить никакой ломки учреждения 1721 г., необходимо лишь упорядочить отдельные его части.

Предложения Тихомирова по реформированию церковного управления состояли в следующем: во-первых, необходимо возобновить созыв Поместных Соборов, отдельных от Синода; во-вторых, в самом Синоде для большей эффективности его деятельности нужно «разъединить функции, ошибочно слитые воедино», для чего Первоприсутствующий член Синода должен получить все права главного епископа Русской Церкви, т. е. права Синода по «функциям управительным», права патриаршие; остальной состав Синода сохранил бы совещательные функции; обер-прокуратура должна вернутся к своим естественным обязанностям – государственному надзору за законным течением дел в церковном управлении; и, наконец, все сношения Синода с верховной властью должны осуществляться через главного епископа Русской Церкви или патриарха, если главный епископ получил бы такое наименование посредством соборного решения.

Таковы были предложения Льва Тихомирова. Его работа была замечена всеми, кто интересовался вопросами преобразований в Церкви[xv]. По замечанию исследователя О.А. Милевского, после того, как император Николай II попросил митрополита Антония познакомиться с ней и дать свой отзыв, Тихомиров в одночасье «стал одним из самых больших авторитетов по вопросам реформирования церковно-государственных отношений»[xvi]. Но неужели же до него никто не предлагал восстановить в Русской Церкви патриаршество, возобновить созывы Поместных Соборов и определить для обер-прокурора положение, предписанное ему государственными законами?

Вопрос церковных преобразований волновал церковную общественность с середины XIX века. До этого времени очень немногие деятели брали на себя смелость выступать с критикой или обсуждением церковных преобразований Петра Великого, в которых, по замечанию проф. А.С. Павлова, «ярко сказалось стремление поставить церковные дела под непрестанный контроль верховной государственной власти»[xvii].

По утверждению исследователей, только во второй половине XIX в. было выработано не менее пятнадцати проектов преобразования высшего церковного управления[xviii]. Большая часть из них представляют собой неофициальные записки или частные письма. Другая часть помещена в публицистических сочинениях, некоторые из которых по причине цензуры первоначально были изданы за границей.

Первые проекты реформирования высшего церковного управления относятся к пятидесятым годам XIX в., но высказывания и пожелания на эту тему в российском обществе появились задолго до начала либеральных реформ при императоре Александре II. Эти проекты родились как протест против «протасовских захватов» – мероприятий обер-прокурора Протасова Н.А. (1836–1855), фактически превративших обер-прокурора в центральную фигуру высшего церковного управления.

Наиболее известен проект А.Н. Муравьева, который он выразил в трех «записках», составленных в 1856–1857 гг. Муравьев был известным духовным писателем, некоторое время занимал должность обер-секретаря Святейшего Синода и, по выражению митрополита Московского Филарета (Дроздова), был «искренним ревнителем православной Церкви»[xix].

В своем проекте он отмечал недостатки церковного управления, к которым относил преобладающее влияние светских лиц в церковных делах, малое число епископских кафедр, «уничтожение в России патриаршества»[xx]. Для исправления положения Муравьев предлагал вернуть деятельность Синода к «древнему коллегиальному управлению», очистив его от министерских элементов. Обер-прокуратура при этом должна получить функции органа надзора за ведением дел. Также автор записки говорил о необходимости введения соборного начала в жизнь Церкви.

В своих взглядах А.Н. Муравьев не был одинок. Подобные же суждения выражали архиепископ Агафангел (Соловьев), епископ Никодим (Казанцев) и другие архиереи Русской Церкви.

Преосвященный Агафангел в 1857 г. составил записку на имя императора Александра II, в которой еще более резко отметил бюрократизацию Синода и преобладающее влияние светских чиновников в церковных делах. В этом же году он представил проект реформирования Синода в постоянный Всероссийский собор. Институт обер-прокуратуры архиепископ Агафангел предлагал упразднить совсем «как неестественное, без малейшей надобности, совокупление двух разных по духу понятий и истекающих из них стремлений и воззрений». Упразднение обер-прокуратуры вполне естественно, считал он, т.к. «странная уродливость этого установления не представляет решительно никакого разумного довода к его существованию»[xxi].

Обсуждение вопроса церковных преобразований в это время приняло настолько широкий размах, что, по утверждению современных исследователей, среди различных мнений и проектов, выраженных и представленных в этот период, можно выделить три различные группы. А.Н. Муравьев и названные преосвященные  составляли группу, которую условно можно назвать «архиерейской»[xxii]. Славянофилы в лице Ю.Ф. Самарина, не предлагая конкретных мер в деле реформирования церковного управления, подвергали критике реформу Петра I. И, наконец, третья группа – «западники» – смотрели на возможные церковные преобразования как на часть либеральных реформ. Граф П.А. Валуев основной проблемой считал разобщенность Церкви и общества, а решение ее видел в максимальном сближении этих институтов. Князь П.В. Долгоруков, придерживаясь либеральных взглядов, тем не менее, выступал за устранение в Синоде светского влияния обер-прокурора и предлагал регулярно проводить Всероссийские соборы.

Достойна внимания и записка «О настоящем положении Православной Российской Церкви», подписанная коллективным псевдонимом «Козьма Прутков», под которым в 50-е – 60-е гг. выступали братья Жемчужниковы, писатель и поэт А.К. Толстой, П.П. Ершов. По мнению историка Г.В. Бежанидзе, автором записки является В.М. Жемчужников[xxiii].

Главной причиной недостатков церковной жизни записка также называла «порабощение Церкви светской властью», которое началось с учреждения Синода. Это порабощение, по мнению Жемчужникова, ведет к бессилию Церкви: «...там, где только она одна могла бы оказать помощь, там именно она должна оставаться безгласной и бездействующей и в этих-то случаях всего явственней видно, что самостоятельность Церкви необходима как для сохранения и охранения веры, так и для пользы самого правительства и народа»[xxiv].

Для устранения непорядков, имевших место в духовном управлении, а наиболее для «оживления и возвышения Церкви», В.М. Жемчужников предлагал следующие меры. От имени обер-прокурора Синода необходимо предложить преосвященным подготовить свои замечания по существующим в епархиальном управлении недостаткам, а также предложения по их устранению. После того, как эти замечания и предложения будут собраны, разбить их по разделам и, выделив из них главное и существенное, представить императору на рассмотрение. Принятие же окончательного решения по выявленным недостаткам и предложениям к их устранению должно принадлежать Собору, который необходимо провести в Москве.

Собор, по мнению Жемчужникова, окажется крайне полезным и для Церкви, и для всего общества. Собор «оживит Церковь, даст ей сознание, тот дух, которого ей недостает, и без которого нет творчества, нет жизни! Иноземные православные патриархи примут с особым удовольствием известие о том, что в Москве открылся местный православный собор. Европа, доселе неверующая в то, что и у нас есть Церковь, увидит ее тоже и тогда поверит, разубедится в ложной мысли, что Император есть глава Церкви Русской, как папа – Латинской, а пренебрегать европейским мнением в этом деле, – заключал Жемчужников, – не следует...»[xxv]

Ни один из названных проектов, как, впрочем, и другие проекты второй половины XIX в., не только не был реализован на практике, но и, за редким исключением, не дошел до стадии обсуждения на высшем уровне. Тем не менее, настоятельный вопрос церковных преобразований прозвучал. Российское общество теперь постоянно будет к нему возвращаться, а духовенство и лучшие представители церковной общественности все глубже и глубже будут прорабатывать поставленные вопросы.

В 1882 г. протоиерей А.М. Иванцов-Платонов, доктор богословия и профессор Московского университета, в газете «Русь» опубликовал цикл статей, в которых дал обстоятельную программу к восстановлению в России «правильного течения и самостоятельного развития церковной жизни»[xxvi]. Позже, в 1898 г., С.Ф. Шарапов переиздал работу прот. Иванцова-Платонова отдельной брошюрой, что вызвало «желание реформы Церкви как в церковных, так и светских кругах»[xxvii]. 

Автор затронул многие темы современной церковной жизни, говорил о недостатках в высшем церковном управлении, на епархиальном и приходском уровнях, указывал пути решения существующих проблем.

В своем проекте прот. Иванцов-Платонов был вполне корректен, но не боялся говорить о самых животрепещущих вопросах. Он считал, что положение высшего церковного управления таково, что необходимо согласиться с критикой католиков, будто в Русской Церкви «совершенно оскудела духовная свобода и духовная жизнь, будто в ней все подавлено господством “цезарепапизма”, т. е. государственным гнетом над религиозной жизнью». Впрочем, замечал автор, «не цезарепапизм, не Царский гнет над Церковью, не прямое вмешательство высшей государственной Власти в церковные дела подавляет духовную жизнь в нашей Церкви. Собственно со стороны высшей государственной власти никакого гнета над Церковью... не замечается. Напротив, вся беда у нас состоит в том, что высшая государственная власть совершенно устраняется от личного непосредственного отношения к церковным делам, представляя управление Церкви... светскому чиновничеству на подобие того, как управляются всякие другие государственные ведомства»[xxviii]. В этом, по мнению автора программы, главная болезнь церковного управления.

Начать преобразования, по мнению прот. Иванцова-Платонова, необходимо с ограничения власти обер-прокурора и изменения способа назначения членов Синода. Необходимо возродить соборное начало на приходском и епархиальном уровне, а также в высшем церковном управлении. Также необходимо восстановить и патриаршество, что должно быть произведено собором русских епископов.

Следующей крупной работой, в которой затрагивался вопрос необходимости преобразований в Русской Церкви, стали статьи Тихомирова «Запросы жизни и наше церковное управление».

Возможно, обсуждение преобразований в Церкви так и осталось бы на теоретическом уровне, но в России началась Первая русская революция.

Тема церковной реформы стала самой обсуждаемой, как в церковной, так и в светской печати. Либеральные издания активно поддерживали призыв к церковной реформе, не без оснований считая стремление к ней духовенства и церковных деятелей отголоском общих политических событий. Газета «Русь» писала: «И как русская общественная жизнь вдруг почувствовала себя до невозможности стесненной в том русле, которое заботливо подготовила ей бюрократия, так и церковь вдруг проснулась от двухсотлетней летаргии, и первым ее жизненным вздохом было слово, которое стало теперь лозунгом всей мыслящей России... – свобода!»[xxix] Духовенство, впрочем, в лице отдельных своих представителей, также признавало связь «освободительного» движения с вопросом о церковной реформе. Профессор церковного права Петербургского университета прот. М.И. Горчаков отмечал в одной из своих бесед: «...из всех концов России раздавались голоса призыва к освобождению, и эхо этого призыва проникло под своды огражденной от него бюрократией церкви»[xxx].

22 марта 1905 г. императору был подан доклад Святейшего Синода, в котором высказывалось предложение пересмотреть современное государственное положение Православной Церкви в России и «созвать в Москве Собор епископов для избрания Патриарха и обсуждения церковных преобразований». В ответ император Николай II выразил готовность созвать Поместный Собор для решения вопроса о каноническом строе церковного управления, «когда наступит благоприятное для сего время»[xxxi].

27 июля 1905 г. Святейшим Синодом был издан указ, по которому епархиальным архиереям предписывалось представить свои мнения по вопросам необходимых церковных преобразований. Большинство архипастырей высказались за восстановление соборного начала и патриаршества в высшем церковном управлении.

16 января 1906 г. император Николай II учредил Предсоборное Присутствие, при открытии которого Первенствующий член Синода отметил особую роль Льва Тихомирова в подготовке реформы в Русской Церкви.

Таким образом, краткий обзор мнений и проектов реформирования высшего церковного управления второй половины XIX в. позволяет сделать вывод о том, что главные недостатки устройства Русской Церкви и предложения по их устранению уже были высказаны до работы Тихомирова «Запросы жизни и наше церковное управление». То есть Тихомиров не сказал и не предложил ничего существенно нового. В связи с этим необходимо сделать вывод, что его статьи были замечены не вследствие новизны обозначенных недостатков церковного управления или предложений по реформированию существующего церковного строя, но по причинам иного характера. Во-первых, это широкая известность Тихомирова, не только как покаявшегося революционера и «цареубийцы», но и вдумчивого, талантливого публициста, затрагивавшего самые актуальные вопросы современности. Во-вторых, это в высшей степени корректное обсуждение реформы Петра и темы церковно-государственных отношений; и, в-третьих, изложение сути проблем с глубоким пониманием дела, пониманием самих принципов существования государственно-церковного аппарата. Тихомиров не сказал ничего существенно нового, но сделанные им предложения были замечены властными структурами в силу очевидности обозначенных недостатков, необходимости церковных преобразований и корректности их изложения.

Работа Тихомирова, таким образом, не только стала «одним из важных этапов на пути подготовки общественного сознания к проведению церковных реформ»[xxxii], но и положила начало конкретным действиям правительства по изменению неканонического строя управления Русской Церкви.

Думается также, что митрополит Антоний не случайно упомянул статьи Льва Александровича. Уже во время работы Предсоборного Присутствия один из активных его участников Ф.Д. Самарин отметил: «... ни для кого не тайна, что наше церковно-освободительное движение возродилось и ведется не на церковной почве»[xxxiii]. То есть отдельные члены Присутствия полагали, что оно было создано как следствие общего «освободительного» движения. Правительство поступило совершенно правильно, не пойдя по пути поспешных реформ, которые могли направить Церковь по неверному и политизированному пути. Поэтому на открытии заседаний Предсоборного Присутствия необходимо было подчеркнуть, что этот орган, действительно нужный и жизненно необходимый, был создан никак не вследствие требований либерального движения. Он был создан потому, что сам император давно думал о преобразованиях в Церкви, и вопрос получил развитие в силу очевидной необходимости, что в своей работе и выразил Л.А. Тихомиров.