По словам Роже Кауйа, «нет ни одной религиозной системы – даже если понимать это выражение в широком смысле – где бы ни играли основополагающей роли категории чистого и нечистого»[1]. Каждая религия имеет свое специфическое обоснование и осмысление данных категорий. В Восточном христианстве, особенно в период средневековья, восприятие скверны было очень ярким, детально разработан был и соответствующий ритуал очищения. Поскольку феномен нечистоты вызывает у современного человека недоумение, попытаемся изложить концепцию его с точки зрения средневекового христианства.
Человек находится на грани двух миров: умопостигаемого и чувственного, потенциально он охватывает оба мира[2]. Духовный мир и физический соотносятся как идея и материя, идеал умопостигаемого мира должен быть воплощен в материи. Человек является посредником, через которого совершается это воплощение, поэтому человек – это наиболее «магический» элемент тварной вселенной. Мир умопостигаемый разделяется на светлых, святых духов и на падших, нечистых[3]. Человек может стать проводником как святых энергий, так и нечистых, и тем самым освящать себя и всю нижележащую природу или осквернять[4]. Животные, растения, стихии, места пространства, периоды времени могут стать нечистыми под воздействием темных духов: либо через человека, либо непосредственно.
Дуализм мира умопостигаемого предполагает, что весь чувственный мир тоже должен разделяться по принципу «чистое – нечистое». Непосредственно после Божественного творчества мир был чист, «все добро зело». Грехопадение полагает начало разделению: сначала – сыны божии и сыны человеческие, затем – Израиль и язычники, в конце – Христос и Антихрист, Церковь Божия и церковь сатаны, Рай и Ад.
В данном контексте, скверна есть фундаментальная категория христианского миропонимания. Возникает она в метафизической области мира духов и оттуда проникает в мир чувственный посредством человека, в событии грехопадения[5]. Здесь необходимо выделить основные области осквернения бытия: антропная, культурная и космическая.
Нечистота антропная может присутствовать на всех уровнях человеческого бытия: «Нечистота ума состоит, во-первых, в ложном ведении; во-вторых, в неведении чего-либо из всеобщего…; в-третьих, в страстных помыслах; в-четвертых, в согласии на грех. Нечистота души состоит в том, что она не действует соответственно естеству, а от этого в уме рождаются страстные помыслы. Нечистота тела есть осуществленный на деле грех»[6]. Телесная скверна проявляется, главным образом, в сфере пола, поскольку пол есть центр бытия человеческого тела, это сила, которой человек должен научиться управлять («плодитесь и размножайтесь»). Согласно прп. Максиму, именно с преодоления полового разделения, какого-то таинственного преображения пола, вследствие которого явился бы единый человек, Адам должен был начать совершенствование вселенной[7]. Приблизившись к пониманию пола в его идеальном проявлении, возможно приблизиться к пониманию половой скверны.
Триадологический принцип: Отец рождает Сына – это необходимый онтологический акт раскрытия Божественной Сущности. Непрестанный процесс, всегда достигающий своей цели. Тварь существует по образу и подобию Бога. В ангельском мире – богоподобные триады, таинственное «благорождение» (по свт. Григорию Нисскому). Первозданный человек тоже должен был, по образу ангельского и Божественного «благорождения», породить все человечество, актуализировать, раскрыть содержание человеческой природы[8]. Это был бы единый акт-процесс, не имеющий временной растянутости, как в ангельской иерархии. Некоторым аналогом может служить числовой ряд: от единицы к бесконечной множественности, но все числа существуют в едином мгновении.
Но грехопадение изменяет способ, «тропос» (прп. Максим Исповедник) достижения цели. Ангелоподобное «благорождение» заменяется на рождение скотоподобное, нечистое порождение (один из чинов ангельских триад и самого Бога Ареопагит называет «очищением»[9]). Само грехопадение может рассматриваться как измена Богу с Дьяволом, как блуд, вследствие которого в человеческую природу проникает семя-энергия Сатаны, которое даст свой самый зрелый плод в лице Антихриста. Сама природная сила и энергия к порождению остается в человечестве, но принимает «скверный», скотский образ. Регулярные мужские поллюции и женские менструации – это оскверненная, но не уничтоженная первозданная функция порождения. Эта функция необходима как неотрывная от человеческой природы энергия. Логос природы остается неизменным, меняется же только тропос энергии, действия.
В процессе историческом функция рождения постепенно достигает своей высшей цели, преображается в лице Девы Марии, Иоанна Крестителя, и завершается в событии Рождества Христова. Домостроительство Христа очищает человеческую природу от скверны грехопадения и дает новый тропос рождения – в Таинстве Крещения. Сохраняемый в силу грехопадения, скотский способ зачатия и рождения преобразуется в крещении в «благорождение» Божественное. Таинство Крещения есть основа и прообраз всех ритуальных очищений и омовений. Средневековая традиция (сохраняемая, отчасти, и в наше время) ритуального очищения есть необходимое продолжение Таинства Крещения, так как оскверненная природная функция продолжает действовать, и ей необходимо церковное противодействие. Ритуальное омовение, не будучи Таинством, является как бы эманацией крещения (погружения), действует силой этого Таинства, подобно тому, как все таинства действуют силой Евхаристии. В данном контексте необходимость соблюдения ритуальной чистоты становится понятной. В случае же достижения высоких степеней святости, то есть при максимальном богоподобии, поллюции и менструации могут пропадать: победа над страстями завершается преображением физиологии.
Порождаемое Адамом человечество делится на множество культур, соотношение между которыми так же строится по принципу чистого – скверного. Возникает понимание скверны в историко-культурном аспекте. Человек, социум существенно воздействует на окружающую реальность и порождает культуру, в основе которой всегда лежит какой-либо «миф» (по концепции Лосева А.Ф. «миф относительный» или «Абсолютный»[10]). Социум, который полагает в основе своего бытия «миф относительный», нечистый, оскверняет окружающее его бытие (но и относительно очищает, упорядочивает; языческий культ – это в некоторой степени подготовка к пришествию Христа, естественное откровение). Мифы – это энергии духов (чистых или нечистых), воздействующие на человечество, культуру, историю. Древние и средневековые историографы всегда отмечали действия Бога, ангелов и бесов (языческих богов) на ход человеческой истории.
Древние цивилизации центрировались вокруг культа, в котором совершалось посвящение различных элементов чувственного бытия богам. С точки зрения ветхозаветного, да и новозаветного сознания языческие культы были посвящены нечистым (неистинным) богам (бесам), и потому вся языческая культура считалась нечистой. Нечистыми являются: животные, используемые в языческих культах, места и времена богослужений и т.д. В Ветхом Завете все языческое должно быть уничтожаемо как нечистое. В Новом Завете все вне-христианское так же признается нечистым, но может и должно быть преображено (а не уничтожено), так как Богочеловеком дана преображающая сила (сюжет из Деяний с ап. Петром в Иоппии гл.10)[11]. Важно, что противостояние чистое – нечистое все-таки остается в Новом Завете, но может быть снято в процессе благовестия, воплощения «Абсолютной Мифологии» в истории человечества. С пришествием Христа все не автоматически стало чистым, а все может стать чистым. Потому средневековое христианство продолжало ветхозаветную традицию, разделяя все на чистое и нечистое, но при этом признавая самую возможность преображения всего нечистого во Христе. В Новом Завете дается максимальная сила преодоления нечистоты – это христианский культ, все входящие в его состав Таинства и обряды. Скверна в творении продолжает существовать и после боговоплощения, она явит свой максимум в лице Антихриста и антихристианской культуры, это и будет точка завершения грехопадения Адама. Поэтому христиане должны быть особенно осторожными в отношении к скверне культурной. Этим объясняется культурная изоляция от иноверцев в средневековом христианском обществе[12]. С точки зрения средневекового православия вся пост-средневековая либеральная культура является скверной. Новоевропейский человек старается освободиться от уз Бога и естественно попадает под власть бесовщины. Возникает искусственно созданная культура комфорта, насилия над природой и технократии. Преодолевая пространство, время, физические законы, современный человек ощущает себя богом, на самом деле оказываясь обманутым. Человек забывает о своем ничтожестве и впадает в прелесть титанизма, вся культура становится проводником бесовских энергий. Нечистыми являются все произведения данной культуры: электричество, машина, телевидение, интернет, сотовая связь, мода, образ жизни человека, вообще весь быт. В данном контексте вполне логично и естественно выглядит поведение некоторых общин староверов-беспоповцев, считающих современный мир оскверненным, антихристовым, это представление является отголоском средневекового православия[13].
Космическая скверна тесно связана с культурной и антропной. Можно предположить, что скверные животные, согласно древнему символическому сознанию человечества, после грехопадения стали воплощать и выражать в себе человеческие страсти, как бы концентрировать их в себе. Животные являются как бы внешней проекцией бессловесной части человеческой души. Символизм характеров и страстей здесь очевиден: агнец послушен и молчалив даже при его убийстве, поэтому он является образом смирения, он чист и священен; пес похотлив, поэтому нечист, змей пресмыкается к земле, он – образ низменности и т. д. По природе все чисто, но в природе есть элементы, более склонные к нечистоте. Язычество являет в себе культ страстей, поэтому и использует поклонение определенным типам животных. В язычестве они признаются священными, а в ветхозаветном еврействе и в христианстве они считаются скверными. Один из самых ярких примеров – это пес: в иранской культуре, он считался животным священным, в христианстве же – скверным, что отражено даже в Евангельском завете не давать святыни псам (Мф. 7:6)[14]. Нечистые животные являются частью нечистой культуры язычников, поэтому и дуализм в мире животных связан с противостоянием Израиля и язычников в Ветхом Завете, Церкви и мира – в Новом.
Части космоса, лишенные присутствия человека и культуры (пустыня, морские глубины, омут и т.д.), могут быть населены нечистыми духами. Это происходит потому, что там нет преображающей энергии человека, грехопадение позволило Сатане властвовать в этих местах. Ночь, как время минимальной активности человека, как символ адской тьмы – тоже является скверной.
В эсхатологическом аспекте вся скверна и вся святыня окончательно разделятся на две несоприкасающиеся онтологические области – на Ад и Рай. Та и другая область максимально сконцентрируют в себе скверну и святыню.
Таким образом, с точки зрения христианского средневековья феномен скверны, так же как и весь ритуал, связанный с очищением, выглядит вполне обоснованным философски. Если попытаться вписать категорию скверны в упрощенную онтологическую схему, можно вспомнить популярную в древней философии триаду: сущность-потенция-энергия, которая в нашем случае выразится в следующей триаде: бес-грех-скверна. Скверна есть неотделимый и необходимый чувственный коррелят бесовщины и греха. Реальность бесовского мира и грехов распространяется до уровня материального и воплощается в скверне, которая является их энергийным проявлением. Если грех воспринимать не этически, как это часто бывает в наше время, а именно религиозно, то есть богослужебно (с точки зрения культа), то он обязательно будет предполагать понятие скверны и, соответственно, ритуальной чистоты. Характерной чертой человека древности и средневековья было вполне конкретное восприятие мира духовного. Божественное и бесовское было не только предметом веры или абстрактного мышления, но и предметом реального ощущения. Реальное ощущение святости всегда будет оттеняться и дополнятся распознанием и реальным ощущением скверны. Этим и объясняется, почему представление о скверне было таким развитым в древности, и почему в наше время человек с атрофированным чувством сакрального не может понять важности данного учения и соответствующей ему практики. Это представление в православии не было уступкой язычеству или остатком ветхозаветных религиозных обрядов, а было проявлением вполне здорового церковного сознания.
[1] Кайуа Р. Миф и человек. Человек и сакральное. М.: ОГИ, 2003. С. 163. Автор изящно раскрывает общий для всех религий принцип деления реальности на чистое – нечистое и самую логику этого деления.
[2] Восточно-христианская философия наиболее последовательно и полноценно изложена у прп. Максима Исповедника, поэтому мы будем ориентироваться преимущественно на его идеи. «Всякое естество сущих подразделяется на умопостигаемое и чувственное, и умопостигаемое называется и является вечным, как в вечности получившее начало бытия, а чувственное – временным, как во времени сотворенное; и первое подпадает уразумению, а второе – чувству по причине крепко соединяющей их друг с другом неразрывной силы связанного с естеством признака, ибо сильна связь уразумевающего с уразумеваемым и чувственного с чувственным, а человек состоя из души и чувствующего тела посредством взаимной природной связи и характерных черт с каждой частью творения, объемлется и объемлет: объемлется по сущности, а объемлет потенциально, как устремляющийся разными своими частями к ним, и посредством этих своих частей их к себе притягивающий; ибо ему свойственно быть объемлемым умопостигаемыми и чувственными тварями, как состоящему из души и тела, и обнимать их по помыслительной и чувственной потенции души, как разумеющей и чувствующей». Максим Исповедник. О различных недоумениях у святых Григория и Дионисия (Амбигвы). М., 2006. С. 132-133.
[3] «Всякая разумная и духовная сущность разделяется надвое: на ангельское и человеческое естество. Все ангельское естество опять разделяется на две общие части и группы: на святые и проклятые, на святые Силы и нечестивых бесов. А все человеческое естество разделяется только на две общие части: [людей] благочестивых и нечестивых». Максим Исповедник. Творения. Богословские и аскетические трактаты. Книга 1. М., 1993. С. 124.
[4] «Ум наш находится посредине двух неких сил, каждая из которых производит свойственное ей. Я подразумеваю добродетель и порок, то есть ангела и беса… Святые Силы поворачивают нас к добру, а естественные семена и благое произволение помогают нам. Наоборот, страсти и лукавое произволение становятся союзниками бесовских приражений». Максим Исповедник. Там же. С. 133.
[5] Здесь очевидна связь учения о скверне с демонологией. Существует немало исследований по теме восточно-христианской демонологии: Рассел Д. Б. Сатана. Восприятие зла в ранней христианской традиции. Перевод с английского Санина А. П. СПб. 2001. Рассел Д. Б. Люцифер и Дьявол в Средние века. СПб. 2001. Greenfield R. Traditions of belief in late Byzantine demonology. Amsterdam. 1988.
[6] Максим Исповедник. Творения. Богословские и аскетические трактаты. С. 125-126.
[7] Максим Исповедник. О различных недоумениях... С. 278-279.
[8] «...если бы из-за греха не произошло с нами никакого извращения и отпадения равночестия с ангелами, то таким же образом и мы для размножения не нуждались бы в браке. Но каков способ размножения в природе ангелов – неизреченно и неуразумеваемо это человеческими догадками, кроме лишь того, что он несомненно существует. Такой же способ мог бы действовать и у людей...преумножая человеческое естество до меры, определенной советом Создавшего… Он (Бог, - М. Г.) устраивает в природе такой способ размножения, какой соответствует поползнувшимся в грех, вместо ангельского благорождения насадив в человечестве скотский и бессловесный способ взаимного преемства». Григорий Нисский. Об устроении человека. СПб., 2000. С. 74-75. «...возможно, был и иной предусмотренный Богом способ увеличения численности людей, если бы первый человек сохранил заповедь и не низвел бы самого себя в скотоподобие путем злоупотребления своими возможностями...». Максим Исповедник. О различных недоумениях... С. 281.
[9] «Божественное блаженство не имеет ведь примеси какой-либо инаковости, исполнено вечно сущим светом, совершенно и не нуждается ни в каком совершенствовании, – очищающее, просвещающее и совершенствующее, Оно, скорее – само Очищение, Просвещение и Совершенство, выше очищения, выше света и до совершенства пребывающее Само-совершенно-началие и причина всякой иерархии…». Дионисий Ареопагит. О небесной иерархии. // Дионисий Ареопагит. Сочинения. Толкования Максима Исповедника. СПб., 2003. С. 75.
[10] Лосев А. Ф. Диалектика мифа. Дополнение к «Диалектике мифа». М., 2002.
[11] Видение ап. Петра призывает его к проповеди в языческом скверном мире, показывая, что скверна язычников не уже очищена, а в принципе может быть очищена Богом. Вообще, проповедь ап. Павла и всего Нового Завета об отмене ветхозаветных традиций, в отношении к скверне, может быть интерпретирована как призыв христиан к активной борьбе против вселенской скверны, а не так, что вся скверна исчезла с пришествием Христа. Понятие скверны вполне онтологично, а не только педагогично, что в Ветхом Завете, что в Новом, различие лишь в степени ее силы.
[12] Христианское деление культур на чистые и нечистые было исследовано Успенским Б.А. на примере древнерусской культуры. «Итак, все пространство делится в древнерусской культуре на чистое и нечистое. Пребывание в чистом пространстве есть признак святости (отсюда объясняется паломничество в святые земли), пребывание в пространстве нечистом, напротив, – признак греховности (отсюда объясняется нежелание путешествовать в иноверные страны)». Успенский Б.А. Дуалистический характер русской средневековой культуры (на материале «Хождения за три моря» Афанасия Никитина). // Он же. Избранные труды, т. I. Семиотика истории. Семиотика культуры. М.: «Гнозис», 1994. С. 257.
Важно отметить, что дуализм культурного пространства порождал такой феномен как антиповедение, который ведет к пониманию средневекового христианского «двоеверия». Если христианин оказывался в пространстве нечистой культуры, в случае недостатка у христианина очищающей силы, он должен был вести себя соответственно нечистому контексту. См.: Успенский Б.А. Антиповедение в культуре древней Руси. // Там же, с. 320-332.
[13] Из данных интуиций исходят Флоренский П.А. и Лосев А.Ф. в своих рассуждениях о традиционном православии и современной культуре. «Зажигать перед иконами электрический свет так же нелепо и есть такой же нигилизм для православного, как летать на аэропланах или наливать в лампаду не древесное масло, а керосин» (Лосев А.Ф. Диалектика мифа. Дополнение к «Диалектике мифа». С. 79). «…молиться со стеариновой свечой в руках, наливши в лампаду керосин и надушившись одеколоном, можно, только отступивши от правой веры. Это – ересь в подлинном смысле, и подобных самочинников надо анафематствовать» (с. 91). См. об электричестве (с. 78-79), о машине (264-265).
[14] Подробно мифология пса была рассмотрена Успенским Б.А. См.: Мифологический аспект русской экспрессивной фразеологии. // Избранные труды, т. I. Семиотика истории. Семиотика культуры. C. 84-99, 121-122.