ПЕРВУЮ ЧАСТЬ ДНЕВНИКА ЧИТАЙТЕ ЗДЕСЬ
23 октября. Посмотревши на себя, я нашёл, что доселе моё стремление к религиозно-нравственной жизни выходило как будто не из высоких начал. Что меня заставляло подать копейку нищему, снести ничтожную обиду, молиться Тебе, Господи? То, что это я нашёл приятным для себя, это доставляет мне покой, радость. Само же нищелюбие, незлобие, даже Сам Господь — это высшее благо отодвигалось на второй план, делаясь средствами для достижения приятного мне состояния. Оттого-то и происходило: когда я не испытывал от своих дел, чего ожидал, то уж не любил и становился холоден к ним. В таком состоянии не шла на ум и молитва, и Господний Отеческий взгляд скрывался в каком-то облаке.
Таким образом, семя доброй жизни до сих пор если и сохраняется во мне, то растёт на камне моего сухого себялюбивого (хотя и тонко) сердца. Скоро оно восходит под влиянием божественной теплоты, но тотчас же, не имея в себе влаги, увядает, когда сокроется солнце или взойдёт терние забот. Дай же, Господи, любить мне добро и Тебя не потому только, что это доставляет мне удовлетворение, но всегда, в радости и скорби, любить, потому что Ты и добро достойны всякого благословения и любления. Сотвори меня уже не наёмником, работающим из-за платы, но истинным Твоим преданным Тебе рабом, готовым во всём исполнять Твою волю не по страху, но потому что Ты мой Творец и Господь, т. е. из благоговения к Тебе, Господи! Я не прошу от Тебя совершенной любви к Тебе сыновней, ибо ещё недостоин такой близости, хотя и то дай мне, если окажусь достоин. А теперь дай мне быть уже не дитятей, ласкающимся к Тебе, когда Ты ко мне ласкаешься, но отроком, познающим и видящим в Тебе Отца всегда — в милостивом и грозном виде, дорожащим Твоим Святым именем.
После гулянья в саду в 9 час. Как мягкий свет луны ласкает наши взоры, так привлекает умные сердечные очи Богочеловек Христос — тихий Свет святые славы Бессмертного Отца небесного. Когда душу твою невольно покроет легкое облако сомнений, то восклони твоё чело и приникни взором к этому Свету-Христу: он рассеет их, как лунный свет облако. Берегись же предаваться самовольному, упорному, гордому сомнению, ибо его без нашей воли и само солнце иногда не в силах прорвать («Церковное слово». 1907. № 51. С. 3–4).
17 ноября. Под влиянием слов верующего (при чтении проповедей о. И. И. Сергиева-Кронштадтского) чувствуешь всю истину, силу и духовную красоту веры. Так бы и хотелось из души верующего пересадить себе в сердце его веру! Господи, если так сильна вера, если она будет только с зерно горчичное, значит во мне, судя по проявлениям, и в такой мере нет веры. Как это я ещё и живу? Значит, это Ты действуешь во мне, еже деяти и еже хотети о благоволении. Своего-то ещё ничего не привносил. Или ещё спит зерно веры на дне моего сердца. Если его нет там, так посей, Господи! Если посеяно, то возрасти, умножи во мне веру! Дай и мне добрыми делами поливать это семя, возгревать Твой дар!
24 ноября. Нынешнее длинное Евангелие и Апостол[1] поучают нас отрешённости от мирских страстей, всегдашнему бодрствованию, ожиданию второго пришествия Господня и готовности на борьбу с искушениями диавола. По внешнему образу существования нынешний мир не отличается ни от допотопного, ни от времени Содома и Гоморры. Но при внешнем сходстве времён и одинаковости положения верующих и неверующих вовне, должно быть большое различие первых от последних во внутренней жизни; в противоположность беспечной рассеянности неверующих (ядяху, пияху, женяхуся, куповаху), их рабского пристрастия к мирской жизни (жена Лотова) верующие, подобно Ною, должны своею жизнию пророчествовать о наступающем суде Божием, сами же удаляться, подобно Лоту, от сообщества и участия в мирских развлечениях. Так как кроме сих искушений мира они постоянно подвергаются козням диавола, то им особенно нужно бодрствовать, как воинам Христовым, облекшись во всеоружие праведности. Как постоянно находящимся на военном положении с одною только целью — спасти свою душу, нейдёт им рассеянность и всякая привязанность к чему-либо земному. Дай же нам, Господи, бодрый ум и сердце трезвое! («Церковное слово». 1907. № 53. С. 35–36).
Когда Дух Святый коснётся ищущей Его души, то от прикосновения Его, как от удара жезла Моисеева, из каменного неподвижного и нераскаянного сердца человеческого иногда истекает обильный поток умилительных слёз покаяния. Пред слёзные взоры кающейся души предстаёт кроткий образ Доброго Пастыря, простирающего Свои руки к заблудшей овце. Подобно сему кроткому животному, кающаяся душа, ободрённая кротким взором на неё своего Пастыря-Спасителя, с глубоким воплем изливает пред Ним свои наболевшие чувства, как бы некоторые язвы... И вскоре за этим кающаяся душа чувствует, действительно чувствует (ибо воображение бессильно пересоздать человека в одно мгновение), что по ранам её разливается мягкий елей милости Божией, благодати Христа и вино радости, плод Духа Святого. Помилованная и обрадованная душа уж осмеливается и спешит в благодарном чувстве к Благодетелю просить и умолять Его о ближних ей братьях.
26 ноября. Был в церкви св. Кирилла и Мефодия за заупокойной литургией. Что так всматриваются люди в черты лица знакомого усопшего? Что они там так пристально напоследок стараются рассмотреть? Чему они отдают свой прощальный привет? Не материи же?! Не массе простой земли? Нет, здесь что-то более простой земли! Только отвлечённый холодный ум видит в теле человеческом простую материю. Нет: оно представляет собою, мало того, содержит в себе образ образа Божия — душу. Этот-то образ души содержался в теле во время жизни, живёт он некоторое время и по отделении души от тела, и оно тогда только делается материей. Сам же образ души остаётся как бы семенем для будущего воскрешённого тела, когда каждое тело будет по роду семени своего. В воскресшем теле каждого каждый будет созерцать образ души его — её мысли и чувства; образ, который он уготовал себе в продолжение земной жизни. Какая слава будет тогда праведников, создавших себя Духом Святым по образу Божию, и какой позор грешников — гордых, завистливых и развратных! Сердце чисто созижди в нас, Боже, и дух прав обнови во утробе (теле) нашей! («Церковное слово». 1907. № 54. С. 52–53).
30 ноября. Как несравненно опаснее болезнь души — грех телесного недуга! Язва телесная, хоть будь они внутри, она всегда, когда обратишь на неё внимание, даст чувствовать себя. Тогда как душевные раны, несмотря на всякие убеждения разума в их существовании, иногда совсем не чувствуются сердцем. Страшно это нечувствие и нерадение! В душе тогда совершенно умирают всякие стремления к высшему, духовному, идеальному, и она как бы превращается в персть, в бесчувственную материю. Неоднократная попытка ума подняться, воспрянуть из тины не трогает каменного сердца. Никакое представление ни страха вечной погибели, ни беспредельной любви не проникает чрез ледяную оболочку его. В бесплодной попытке возбудить сердце, наконец, и разум истощается, голос его замолкает, и вот тело человека представляет из себя могилу с тленом душевным, гроб сухих костей. А в ком грехом душа умерла, в том и тело подвергается ускоренному разложению, пока, как и душа, не сделается сначала неподвижным, а потом превратится и в землю.
Вот он каков, грех! И такой опасности мы не замечаем! Если бы не Господь-Промыслитель, то как бы скоро земля сделалась смрадною печью, достоянием душевных и телесных червей. Он принимает в Свою любвеобильную десницу человеческое существо, когда душа подвергается совершенному нерадению, самозабвению и бесчувствию. Охраняя во время такого сна от растления, Он, как любящая мать и даже более того, начинает всячески будить спящую во мраке греха душу. Он или согревает хладное, замёрзшее сердце огнём любви, благодеяний, или, если то не помогает, бичует жезлом правды, наказаний, бедствий.
Грешник, не допускай себя сознательно до самозабвения и нечувствия: заметив это, прибегай к молитве. Если пользуешься милостью без заслуги, опомнись тогда, сознай, что этою милостью Господь предотвращает тебя от будущего совершенного бесчувствия, и, возблагодарив Промыслителя, последуй Его призывающему голосу. Если за грехи твои несёшь наказание и бедствия, то не озлобляйся, не ропщи, но смотри на жезл правды Божией как на воспитывающий, призывающий и побуждающий жезл любви Божией. Сознав это мыслью при помощи наказующего и призывающего тебя Бога, ты сердцем скоро воспрянешь от греховной тины самозабвения и нечувствия. Пресвятая Владычице наша Богородице, святыми Твоими и всесильными мольбами отжени от нас, смиренных и окаянных рабов Твоих, уныние, забвение, неразумие, нерадение, и вся скверная, лукавая и хульная помышления! («Церковное слово». 1907. № 57. С. 97–99).
17 декабря. Любовь к миру — вражда против Бога. Когда человек стоит на пути обращения к Богу, так сказать, на границе между миром и Богом, то он ясно может понять смысл этих слов Апостола. Впереди обращающегося к Богу зрится новое небо и новая земля и привлекают его мысленные очи сердца: там душа зрит своё потерянное отечество с небесным Отцом; там ангельское воинство с хвалебною песнью: Свят, свят; там первородная Церковь святых её братьев и сестёр, там вечная жизнь покоя, любви и славы. Так и перенеслась бы душа туда на крыльях утренней или вечерней зари, к Солнцу правды или Свету тихому Святые Славы.
Но увы! она связана. Она ещё не разрешилась от тела, связывающего её с миром! Обращая свои взоры назад, она поражается унынием и тяжёлою скорбью о покидаемом ею мире. С тех пор как душа решилась прервать с ним связь, отстала от его берега, но к другому не пристала, она очутилась среди волн сомнений: не хочется упускать из вида грядущего града и жалко своей бывшей земли странствия — там остались знакомые ей места, предметы, привычки, развлечения, привязанности. Потеря ей кажется великой, а награда ещё в ожидании... Опасен сей перелом. Душа, бодрствуй! Не взирай на погибающий Содом, чтобы не уподобиться жене Лота! Беги в гору! Вперяй очи и сердце к небесному Иерусалиму. Прислушайся к ободряющему гласу Пастыря: «Приидите ко Мне вси труждающиеся и обременнии и Аз упокою вы!» («Церковное слово». 1907. № 59. С. 138).
18 декабря (после вечерни в Ф-ском[2] монастыре исповедовался[3]). Исповедь иначе не могу назвать, как делом особенным, чудесным, божественным, не от одного только человека зависящим. По-видимому я тот же сейчас, каким был 2–3 часа назад тому, однако сердцем и мыслями чувствую дивную в себе перемену: если до этого сердце сжималось скорбью и теснотою, то теперь оно расширилось, свободно вдыхает в себя невидимый, но благорастворённый воздух; если прежде мысль занята была неприятным своим ничтожеством, дебелостью, то теперь, созерцая своё помилование, облагодетельствованное ничтожество, обласканное милосердым Отцом небесным, душа готова в умилении сама до бесконечности унизить себя, дабы более восчувствовать глубину милосердной любви Божией; если прежде трудно было от тяжести сердечной вознести очи горе к правосудному, строгому и якобы безучастному взору Судии-Бога, теперь-то целомудренные очи покаявшейся души-блудницы преклоняются долу от умиления, благоговейной любви пред Возлюбленным.
В Святом же Причащении без мысленного напряжения, непосредственно в сердце душа чувствует присутствие Желанного. Всякий случайный взор на Него готов пролить в сердце покаявшейся души поток благодарственных слёз; истинно слово Иисусово: ядый Мою плоть и пияй Мою кровь во Мне пребывает и Аз в нем! В причащении, особенно в первые минуты (а святые всегда так чувствуют) после приятия Святых Даров, когда всё житейское не нахлынуло ещё в душу, как бы забываешь о своём прежнем «я»; поистине претворяешься, преображаешься, воскресаешь в новую жизнь, по этому же суди, каково благостно будет совершенное воскресение праведных. Опять истинно слово Иисусово «ядый Мою плоть и пияй Мою кровь имать живот вечный, и Аз воскрешу его в последний день», и паки: «якоже бо Отец воскрешает мертвые и живит, тако и Сын, их же хощет живит».
Обыкновенно наше «я» ограничивается нами телом. Когда же причастишься, и Дух Христов, и тело Его соединится с твоим духом и телом, то чувствуешь от этого таинственного единения расширение своего сердца, расширение своего самосознания и мысли: во Христе, как бы в себе, ты видишь отражение и прошедшего, и настоящего, и будущего — как в фокусе всемирной истории; чрез Него, как лоза после привития, чувствуешь связь и единство со всем древом Церкви небесной и земной, со всякой веточкой, со всяким листком; «Вся Моя — Твоя, и Моя — Твоя», — могут повторять сыны Божии по благодати за Единородным Сыном по естеству.
Где же мир, во зле лежащий, с которым трудно было до сих пор порвать связи? Где беспокоивший дух злобы? Где туга сердечная? Всё побледнело, всё исчезло, от всего освободил душу Небесный Гость, и в будущем воскресении совершенно и навсегда нынешнее небо и земля прейдут, и явится вместо их новое небо и новая земля. Поражённый духом уст Христовых, диавол низвержен будет во тьму кромешную. На новой земле и небе заживёт правда Божия, царём будет Бог всяческая и во всех, и сыны Божии будут веселиться пред лицем Его в свободе и славе Его.
Господи! Помоги мне всегда хранить в себе, сосуде скудельном, эти небесные дары Твои, сподоби их всех чад Твоих — христиан, не лиши их и тех, которые Тобою ещё не призваны к таковому таинственному общению. Да будем мы все и всё — едино: Ты во Отце, Отец в Тебе, и мы чрез Отчего Твоего Духа в Вас — святая, единосущная, нераздельная и животворящая Троица! Слава Тебе, Боже! Слава Тебе, Боже! Слава Тебе, Боже! («Церковное слово». 1908. № 64. С. 211–212).
21 декабря. И изшед вон, плакася горько. Господи! давно ли Ты вечерял со мною? Давно ли я наслаждался пред лицем Твоим благодатью Твоих даров, миром и радостью в Духе Святом? Давно ли, согретый теплотой Духа любви, я готов был следовать за Тобою до смерти? Тогда я думал, что довольно для меня покаянных вздохов, как будто оставалось только веселиться пред лицем Твоим. Но вот Жених отнят от души моей... Какой Иуда похитил Его из сердца моего? Что, душе моя, не пободрствовала и не защищала, хотя бы мечом Петра, Учителя своего? Какая ночная зима искушения, какой огонь сласти заставили тебя так скоро отречься Господа и очутиться вне двора, где страждет Господь (в лице своих меньших братий)?
Покайся же, душе моя, подобно Петру. Познай, что слёзы сокрушения вместе с Петром — и твой жребий. Но не отчаивайся, подобно ожесточённому Иуде-предателю. Не носи ада упорства и отчаяния в сердце твоём. Смирись, признайся в своей слабости и не отводи взора твоего от Учителя — проси, умоляй Его; верь, что Он смотрит на тебя и теперь не взором презрения, а милосердия и сострадания; надейся, что чрез три дня опять явится тебе, ободрит тебя, согреет теплотою Своего Духа Утешителя, духа любви к Нему и братьям. Тогда, при содействии Его, а при твоём только желании ты взойдёшь и на крест, за которым откроются вечные неизменные обители в дому Отца Небесного, откроется вечеря с возлюбленным тобою Господом Иисусом Христом и всеми возлюбившими Его (в лице меньших братьев). Господи! окропи опять росу благодати в иссохшем сердце моем — кладенце сокрушенном! («Церковное слово». 1908. № 65. С. 230).
1893 года 7 февраля (Прощёное воскресение). От прочтения дневника своего открываешь как будто новый для себя мир чувств и мыслей, между тем тобою же когда-то пережитых. Когда воспроизводишь добрые мысли и чувства, то является повод к искушению в самомнении: я-де не совсем плохой человек (вот одна из опасностей ведения религиозно-нравственных дневников).
Между тем ощущения новизны при чтении дневника должны убедить в том, что все эти добрые мысли и чувства всего менее твои, то есть от тебя исходили как причины, хотя и совершались в твоей голове и сердце, но всё это действие благодати Божией. Если бы это более зависело от твоей воли, исходило из тебя, то оно не изгладилось бы так скоро из твоей памяти. Поелику действия благодати не усвоены тобою совершенно, не растворились с духом твоим, а, так сказать, облекали тебя, как одежда, то ты при малейших искушениях и чувствовал себя обнажённым от этой Христовой одежды и находил себя тем слабым и ничтожным, каким был и прежде. Одно я замечаю в себе (и притом, может быть, ещё большее) ощущение или восприемлемость благодати, но и это не моё, но действие Того же Духа благодати предочищающего («Церковное слово». 1907. № 66. С. 245).
13 февраля. Причащение есть как бы восстановление падшего человека в первобытное райское состояние. Умными очами очищенного сердца причастник зрит пред собою Бога, как бы ходящего с ним в раю в вечернюю прохладу дня. Себя ощущает царём своих мыслей и чувств, а не рабом страстей. Ходит он среди них, как среди прекрасных райских дерев. Только минутно и случайно встречаясь мыслью с знакомым древом познания добра и зла — прежних падений, останавливается пред ним в задумчивости и в некотором беспокойстве. Сторонится он и мысленного змия-искусителя. Если бы не древо с тревожащею надписью «смертью умрёте» и не змий, готовый «ужалити в пяту», то что было бы благодатнее в здешней жизни состояния причастника? Но благодарение Господу! Против смертоносного древа мы имеем древо жизни — Христа, верующий в Которого, аще и умрёт, оживет, поддерживаемый надеждою, что и смерть совершенно пожерта будет животом. Змий, жалящий в пяту, поражён уже и сокрушён в главу. Будет в своё время один только «Бог всяческая и во всём».
Когда начинают тебя посещать подобные мысли и чувства, душа стремится в уединение и как-то ревниво оберегает свою беседу с Господом. Когда же сердце переполняется святыми чувствами от этой сладкой беседы, то оно просится наружу — поделиться своим богатством: с одной стороны, хочет заимствовать от Бога источник воды живой, а с другой — и сама напаять другого или ищет помощника, подобного себе в возделывании духовного сада мыслей и чувств. Полнота блаженства — в крайней любви Бога, но не без любви подобных нам. «Возлюбиши Господа Бога твоего... и ближнего, твоего... яко сам себе». Совершенная любовь в человеке, как и в Боге, тройственна: Бог, я и ближний. Как в Боге любовь между Отцом и Сыном в славе Духа Святого, так и любовь между человеком и ближним должна быть в Боге, как в необходимой атмосфере. «Что добро или что красно, но еже жити братии вкупе?» (Псал. 132, 1).
Общественность кажется первою потребностью и законом человеческого бытия, а одиночество, обособленность временны, случайны. Живущий исключительно для Бога, вдали от ближних, необходимо нуждается в молитве — как духовном общении с ними, а иногда и во внешнем сообществе (пример пустынников, выходивших по временам в мир). Слава Тебе, Господи, оживляющему нас и соединяющему в любви с Собою и ближними!
О покаянии. 8 сентября. Когда согрешишь в чем-либо пред Господом, то не чуждайся Его, подобно согрешившему Адаму, но с молитвою покаяния тотчас же спеши в Его распростёртые для грешников объятия.
Против словопрения. 9-го сент. Не вступай в излишние словопрения, ибо после них вместо собранности ума и сердечной теплоты чувствуется в душе пустота и расслабление.
О неосуждении. 10 сент. Не будь холоден, когда видишь, что брат твой согрешает. И тем более не осуждай его или не потворствуй его греху, но возбуди в твоём сердце сожаление к нему, как прогневителю общего Отца нашего Бога.
Против многозаботливости. 12 сент. Когда в смиренном сердце всего себя предаёшь воле Бога Вседержителя, тебе становится покойно и светло под кровом Божиим. Если же ты, не чувствуя своего ничтожества и забывая Вседержительство Божие, вперёд будешь строить планы своей жизни, хотя бы во славу Божию и спасение своей души, то не найдёшь себе покоя, обуреваемый разными мыслями; а тут и диавол будет смущать тебя тяжестью богоугодной жизни. Потому не строй излишних планов, но всегда в смиренном и преданном сердце говори: Господи! ими же веси судьбами спаси мя недостойного раба Твоего!
Против уныния. 13 сент. Если тебя смущает продолжительность многотрудной жизни и спасения, то вспомни о том: может быть, нынешний день — последний день твоего богоугождения. Считай каждый день за весь период твоей земной жизни и напрягись с утра до ночи бодрствовать и не унывать. Забывая прошедшее, каждый новый день полагай началом своего спасения, и так незаметно, при помощи Божией, богоугождение сделается необходимою твоею потребностью, и не увидишь, как течение твоё скончается.
Памятование об умерших. 15 сент. Возгревай любовь к усопшим братиям, вспоминай чаще о них в своих молитвах и по любви к ним усерднее будешь стремиться к будущей жизни.
Кротость. 16 сент. Будь смирен и кроток, частым воспоминанием имени Господа Иисуса Христа возжигай в сердце твоём огонь любви к Кротчайшему из всех, тогда в душе будешь иметь мир и тихую радость. Смирение и неотчаяние. Примечай благодеяния Божии, явленные для тебя в продолжение всей твоей жизни; рассматривай пути Его спасительного о тебе попечения, без которого ты давно бы погиб для земной и небесной жизни; тогда будешь смирен сердцем и не будешь отчаиваться и унывать в минуты кажущегося оставления тебя Богом.
Утешение на крестном пути. 17 сент. Когда ты начнёшь изнемогать под давлением дурных привычек, страстей или внешних бед, то начертай пред собою «Крестный путь» и успокоишься, видя, что ты подражаешь Страдальцу-Христу и тем как бы облегчаешь крест Его; ибо грехи твои, с которыми ты борешься, крест для Него.
Не пренебрегай и малым. 20 сент. Не пренебрегай и в малом предпочитать пользу души пользе тела, ибо и этим приучишься к самоотвержению и обрящешь пред Господом большую благодать. Например: обедня поздно, и ты колеблешься — закусить пред обедней или нет. Потерпи голод телесный и душу напитаешь полнее. Если принялся за какое дело, то доводи его до конца, побеждая встречающиеся на пути искушения: решился побывать в церкви — стой все службы до конца; Господь не умедлит поддержать Своею благодатию и помощью и обильно вознаградит за терпение («Церковное слово». 1908. № 69. С. 293–295).
Тяжесть малодушия и уныния. Горе вкусившему дара небесного, сподобившемуся сладостных благодатных посещений, если он при искушениях и тем более по произволению, нерадению будет малодушествовать, унывать, отчаиваться в помощи Божией — отпадать неверием от Благого, Премудрого и Всемогущего Господа!
Повод к смирению и любви. Благодатные посещения да не будут поводом к тайной духовной гордости, а наипаче да будут к большему смирению, люблению Бога, а в Нём и ближнего, как чада Божия, кто бы он ни был. Хвалите имя Господне, яко в век милость Его!
Неверующий сердцем крайне оскорбляет милосердие Божие. 27 сентября. «Сыне, даждь Ми сердце твое», — говорит Господь каждому христианину. Невыразимая благость Божия к человеку выражается в этих словах. Хочет благостнейший Господь поставить нас к Себе в самое близкое — сыновнее отношение. Он как бы так говорит: что ты, человече, чуждаешься Меня, всячески удаляешься от Моего милостивого взора? Иди в Мои Отеческие объятия, поверь Мне все твои мысли и чувства, и желания. Что тебе нужно, сказывай Мне с детской простотой, мало того, с дерзновением требуй от Меня, как от близкого Друга («вы друзи Мои»). Я ли для тебя, Моего образа, что-либо пожалею, когда для тебя, чтобы спасти тебя от пасти диавола, чтобы опять приблизить к Себе, — для этого не пожалел Единородного Сына Своего, Самого Себя.
После этого подумай, христианин, как мы оскорбляем нашего милосердого Отца не только тем, что дерзко и бесстыдно преступаем Его заповеди, но даже хотя бы и точным, тщательным исполнением заповедей, но холодным, рабским или наёмническим сердцем, без простоты и детской преданности Его святой воле и искренней любви к Нему.
Лукавое и греховное сердце моё! Зачем ты обращаешься с просьбою к Господу без преданности и веры в Его любовь, премудрость и всемогущество? Лучше не молись так лицемерно: молясь и называя Господа милосердым Отцем своим, в сердце говоришь Ему: знаю, что господин жестокий, жнёшь, идеже не сеял, и собираешь, идеже не расточил, — требуешь от меня недолжного, поэтому если я и молюсь, то потому, чтобы отдать дань Твоей жестокости. Господи! пощади нас от такого жестокого оскорбления Тебя, милосердого Отца, нашим неверием и косностью сердца. О, человек, неразумный и косный сердцем, еже веровати всякому слову Божию!
Искушения в простой сердечной молитве. 6-го октября. Во время молитвы, совершаемой с детскою верою в благость, премудрость и всемогущество Божие, по которым Он всегда исполнит благие желания, завистник силится внушениями своих мыслей помрачать и подавлять нашу веру в Бога, как всеблагого Отца: то как бы от лица Божия устрашает тебя непосильными жертвами, которыми ты должен заплатить Отцу за Его милосердие; то смущает твою детскую преданность и дерзновение тем, что Его представляет жестоким судьей, а тебя — непростительным грешником. Стой твёрдо на своей молитве, не слушай диавола — клеветника, завистника и исконного человекоубийцы. На предъявление непосильных жертв отвечай: Бог Господь мой благих моих не требует, но всё дает мне Сам, и по любви к Нему, при Его помощи я на все готов: «Все могу о укрепляющем мя Иисусе! Кто ны разлучит от любве Божия? Скорбь ли, или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или беда, или меч?» (Рим. 8, 35).
Для любви не существует жертв. На смущающую мысль о строгом правосудии Божием к грешнику отвечай: знаю, строг Господь к тебе, диавол и к подобным тебе нераскаянным грешникам, противникам, а для меня, хотя и ежедневно по немощи согрешающего, но кающегося искренно, всегда отверсты «объятия Отчи». На кресте я всегда созерцаю любовь Божию к грешнику, а в силе Его очистить мои грехи я не сомневаюсь, ибо нет греха, побеждающего милосердие Божие.
Итак, только ты, диавол, да лукавый и ленивый раб не обращаетесь с детскою преданностью к Господу, а говорите бесстыдно: вем, яко Господин жесток еси: жнешь, идеже не сеял, и собираешь, идеже не расточал.
Смирение возвышает душу. 8 окт. Чем кто смиреннее, тем благоговейнее, чем более душа исполнена благоговения, тем возвышеннее становится она и в мыслях, и в чувствах (всяк смиряйся вознесется), тем ближе становится к Богу. На кого воззрю? токмо на кроткого и молчаливого, и трепещущего словес Моих.
Об унынии и малодушии. Доселе всё было мрачно и уныло: облака заволокли светлое солнце. Вдруг неожиданно прорвалось темное облако, заблистало солнце, залило светом предметы: озарилась и засияла радостью и душа. Подобные перемены совершаются и в духовном мире. Мрачные облака — это грехи и страсти, скрывающие от умных очей нашего сердца Бога — Солнце правды и святости, исполняющего веселием сердца наша. Не унывай и не малодушествуй, как дитя, когда грех на время закроет от тебя свет лица Божия. Твердо верь, что Оно и теперь сияет на праведные и неправедные, ибо Бог не изменяется. Только в покаянии устреми взоры веры и упования на Его милость, и Он не умедлит исполнить тебя радости с лицем Своим, разогнавши нашедшее на тебя облако греха («Церковное слово». 1908. № 73. С. 355–357).
1894 г. 28 января. Вся вселенная с видимыми и невидимыми мирами представляет один дом Божий, в котором Господь, любвеобильнейший Отец наш, Отец небесных Ангелов, святых Божиих и нас грешных — живых и умерших. На всех нас изливается Его беспредельная любовь чрез Единородного Его Сына во Святом Духе. Всех Он содержит в лоне Своей Божественной любви, всех покрывает, и всех до единого, до самого отъявленного, и упорного и ожесточённого из грешников готов принять в царство Своё небесное, если бы все мы образумились, сознали всю нелепость и низость греха и увидели красоту и величие добродетели, от искреннего сердца раскаялись и с благоговением бросились в Его Отеческие объятия любви. Приидите же все, восплачем и припадём пред Ним, в умилении сердца взывая: помилуй нас, помилуй нас! Видев в другом, брате твоём, какой-либо грех, ты уже презираешь его и сторонишься. Посмотри на других, посмотри прежде всего и на себя; во всех ты увидишь грехи: у одного одни, у другого другие — а всё же грехи. Хоть у брата твоего большие и тяжкие грехи, а у тебя, ты думаешь, легкие, — всё же грехи одинаково Господу ненавистны. И то ещё подумай: может быть, ты за свой, по-видимому лёгонький грешок более виновен и неприятен Господу, чем брат твой за свои грехи. Всё предоставь Господу, праведному Судии, смотрящему на сердце человека. Итак, все мы пред Богом грешны и виновны, все мы достойны жалости, и взаимное сострадание во грехах — первая обязанность христианина; противные же ему осуждение и презрение ближнего — смертный грех, порождение диавольской гордости.
Слава, Господи, Кресту Твоему честному! О если бы нам, христианам, постигнуть всё величие креста Господня, беспредельную любовь Божию, милосердие и сострадание Сына Божия и силу Духа Святого, явленные в Нём и могущия привлечь к подножию Его самого ожесточённого грешника! Тогда только понятно будет для нас и чествование знамения Креста Господня как священного символа, существенного в христианстве. Когда искушаешься грехом, бесконечно оскорбляющим Бога, вспомни Крестную Жертву бесконечной любви Его к тебе и одумайся! Когда же по неведению и слабости естества падёшь, то, бросив уныние и отчаяние, со слезами искреннего раскаяния спеши в распростёртые объятия сострадающего грешнику Христа. Увидишь брата, по неведению ко греху идущего, — предотврати его наносить раны Распятому, а согрешившего уже, с молитвою за него, предоставь суду милосердия Божия, не осуждая сам.
29 января. Если при жизни на земле Господь полагал душу Свою за овцы, то тем более Он защищает избранных Своих от мысленного волка, когда смертию Своею упразднил имущего державу смерти. Только нам самим при приближении врага нужно прибегать под кров Доброго Пастыря, тем более не вдаваться в обольстительные сети врага, когда заметим их. Пусть враг Его будет и нашим врагом. В этом будет вся наша верность нашему Взбранному Воеводе и условие нашей безопасности («Церковное слово». 1908. № 76. С. 408–409).
11 февраля (пятница нед. Мытаря и Фарисея). Слава Богу! Ещё исповедавшись, очистился от грехов, и Святых Таин приобщившись, обновился в духе. Дай, Господи, навсегда утвердиться каждому из нас в том светлом, радостном настроении, какого сподобляются истинные (без осуждения) причастники Животворящих Твоих Таин. Всем удоволенная в Господе Спасителе душа наша в горячей молитве за живых и умерших спешит испросить у Господа или даже как бы от себя сообщить им благодатное состояние, полученное ею с принятием Св. Животворящих Таин. Так любовь, изливаемая Богом на нас, переполняя наше сердце (когда оно вполне открывается для неё), распространяется и на наших ближних. Веруяй в Мя, якоже рече Писание, из чрева его реки истекут воды живы. Так верующая и любящая Бога душа делается посредником или как бы проводником любви Божией и на других. Господи, умножь в нас веру!
1 марта. После акафиста преп. Сергию в 5 час. утра лёг и видел три сна, невольно врезавшиеся мне в память. Они мне показались очень точным, наглядным выражением моих мыслей о строе христианской жизни, почерпнутых из сочинений преосвящ. Феофана.
Первый сон. На гумне у себя дома встречаю мать, несущую на руках укутанного в пеленах младенца. То был как будто оживший из мёртвых сын моей сестрицы, всегда бывший больным и теперь приобщённый своей бабушкой Св. Таин. Я хотел было его развернуть, чтобы посмотреть, но он как-то прятался и болезненно жалобным взглядом как бы умолял не беспокоить его. «Он спит», — сказала мать. «Так и бывает после Причастия», — ответил я, припоминая из сочинений преосвящ. Феофана, что спасительно успокоительное действие Св. Таин обнаруживается в младенцах спокойным сном. Другая бывшая с матерью старушка (не помню, кто-то из знакомых) начала с похвалою говорить о прежней жене моего старшего брата и о спящем младенце, как будто теперь представлявшемся мне уже сыном её, оставшимся сиротою. При этом, как на особенное достоинство младенца и матери, родившей его, она указывала на ушко младенца, подбористое, без отвесов внизу. Этот больной, покоящийся мирно на руках бабушки и болезненно уклоняющийся от всякого внешнего прикосновения, мешающего его покою, — этот, говорю, младенец не есть ли образ христианина-младенца во Христе, упокоевающегося в лоне матери — Церкви под покровом Её мудрых воспитательных постановлений, ограждающих его от всякого вредного для него влияния внешней, мирской греховной жизни? А эта похваляемая другой старушкою мать младенца (под образом прежней жены брата, отличавшейся внимательным почтением к мужу, родившая сына с таким же подбористым — внимательным ухом) не образ ли Православной Церкви, строго хранящей повеления своего жениха Господа и порождающей Ему истинных чад с послушанием и преданностью ей?
Буду же я преданным Святой своей матери Церкви, и пока я ещё младенец во Христе, только что оживший чрез соединение с Господом в таинствах от греховной смерти и требующей попечения о себе, — как таковой буду хранить себя от вредного влияния мира под покровом Её святых и спасительных учреждений. (Каковое убеждение я вынес из сочинений преосв. Феофана, здесь оно только приняло внешнее, наглядное выражение.)
20 июня (по приезде домой[4]). Невыразимо долготерпение милосердного Бога к нам, грешникам! Давно бы каждый из нас должен прибегнуть[5] по правде Божией, если бы не милость Его к нам. Год за годом, месяц за месяцем, день за днём, час за часом откладывает Он нашу смерть в ожидании нашего обращения. Даже самая смерть грешника с её предшествующими и сопровождающими скорбями и болезнями в руках долготерпеливого Господа — последний призыв к обращению. Долготерпит на нас, не хотя да кто погибнет, но да вси в покаяние приидут. Слава, Господи, долготерпению Твоему! («Церковное слово». 1908. № 77. С. 419–421).
1895 год. Первые шаги в жизни. Января 17-го. (Память св. Антония Вел.). Представляй себе всегда Бога всевидящим Оком, смотрящим в твоё сердце, и соблюдешь совесть чистою, и завет твой с Ним будет искренно, строго и точно соблюдаться. Чтобы не расслабляться и не унывать, знай, что Бог всегдашний твой помощник, окружающий тебя ангельским ополчением; с другой стороны, всегда помни, что всегдашние, постоянные скорби, по воле Божией, удел истинного подвижника, исключая минуты божественного утешения (Видение св. Антония Великого).
23 февраля. О посте (Выписки из книги «Монашеская жизнь по изречениям св. о.о. подвижников» арх. Ювеналия[6]). «Веждь, яко молитвою и постом подобает тебе умолити Бога» (Чин пострижения). «Сколько отнимешь у плоти, столько придашь душе, чтобы сиять ей духовным здравием, потому что не телесными силами, но постоянством души и терпением в скорбях одерживается победа над невидимыми врагами» (2 бес. Злат. о посте, ч. 4, стр. 19)[7]. Сказавши о должной мере поста, св. Исаак Сирианин замечает: «Всякому следует как бы на весах взвешивать житие свое, умеренному же и ревностно продолжаемому деланию нет цены».
24 февр. О бдении. Из слов св. Исаака Сирианина. «Не думай, человек, чтобы во всем иноческом делании было какое-либо занятие важнее ночного бдения» (Слово 40)[8]. Всякая молитва, которую мы совершаем ночью, да будет в очах твоих достаточнее всех деяний дневных (Слово 70)[9]. Почти делание бдения, чтобы найти тебе утешение близким по душе твоей (Слово 56). В сии часы (ночи) душа ощущает оную бессмертную жизнь, и ощущением её совлекается одеяния тьмы и приемлет в себя Духа Святого (Слово 4)[10].
10 марта. Не подмечай в других греха, это дело лукавого диавола, а одно добро отыскивай, ибо человек и по созданию, а христианин, какой бы ни был, по воссозданию и освящению Св. Духом, благ: образ благого Бога, образ Христа и подобие Св. Духа. Исправляй брата своего не замечанием в глазу его сучка, когда в твоем ещё бревно, а сочувствием к нему, как подобному тебе отображению Отца небесного, с молитвою о нём, когда немощь твоя не стерпит его греховных ран. Знай, что так, кротостью, всегда лучше исправить, чем суровым замечанием, даже мыслью и взглядом одним, отражающим сокровенную мысль. Укрепи, Господи, меня в этой главной немощи моей — виновнице так частого оскорбления мною Тебя Отца Небесного и братий моих!
11 марта. (Суббота, 9 ч. утра. Один в своей комнате. Размышляю). Вот уж третья неделя проходит, как нарушился порядок течения настроившейся моей жизни. Иногда бывают минуты недовольства своим положением, своими однообразными, скучными, бесплодными занятиями[11]. Хотелось перемены, новой должности, новых обязанностей или совсем, оставив всё, предаться уединению, заботе о своей только душе, созерцательной жизни. Как же я ошибался и оскорблял Тебя премудрого, милосердного Господа, своим внутренним ропотом в мыслях и чувствах! Это открыло мне невольное заключение теперешнее моё, устроенное Твоим Промыслом для опытного научения меня, непотребного, жестоковыйного и непослушного Твоему благому о мне попечению.
Вот обнаружился я весь (правда, не весь, а отчасти, сколько мне нужно теперь), каким я могу быть в уединении, впрочем, не совершенном уединении, а окружённый попечениями самых близких родных. Расслабление телом и душею, необузданное блуждание мыслей, холодность сердечная, раздражительность, презорство и недовольство окружающими тебя своими попечениями, возбуждение в себе и в других мрачного состояния и прямое оскорбление их взглядом, словом и делом. Вот познанные мною плоды моего часто желаемого уединения. Видно, от себя никуда не убежишь, с нами вечно рай и ад.
Человеческая душа — своего рода другой мир, во зле лежащий; если она избежит внешнего мира удалением в пустыню, в затвор, то второго никак не убежит ни в пустыне, ни в затворе. Напротив, там он предстанет пред человеком во всей своей безобразной наготе. Это случилось со мной: во время болезни мне ещё пришлось заглянуть в свою душу, дать отчёт в своей немного прожитой жизни. Вступал я в жизнь больше с льстивою надеждою своим поведением не столько послужить пользе других во славу Божию, сколько получить похвалу от начальников и благодарность от подчинённых, искал не славы Божией, а славы своей, земной, суетной. При таком настроении — исправление своих обязанностей, не проникнутое любовью к Богу и ближним, смиренными послушанием начальникам и снисходительною, но правою и бескорыстною услужливостью подчинённым. Отсюда успехи в исполнении того или другого начинания, благодарность со стороны подчинённых за оказанную любезность надмевали, заставляли предпочитать себя товарищам без всякого основания, тщеславиться пред подчинёнными и взором, и словом, и делом (поблажкой и заискиванием от них похвалы). Наоборот, неудача подвергала унынию, недовольству своим положением и отчаянию в своих способностях, осуждению начальников, суровости и презрению подчинённых, и вместо прежнего легковерия по отношению к ним вселяла болезненную подозрительность.
Вот сознанные мною грех и недостатки моей службы. И всё это — проявление моей испорченной души, проявление, без которого я, может быть, не познал бы себя. Корень всех зол, всей испорченности моей души и наружного проявления её в деятельности — это гордость, высокое мнение о себе. Может быть, по наружности я и кажусь смиренным и сгорбленным, но в сердце у себя являюсь возносящимся и прямовыйным. Точно во всех отношениях молодец. Эта-то гордость и ослепляет меня, не даёт мне вполне видеть, не только каков я внутри — в мыслях и чувствах, но и снаружи — каков я в делах. Часто как будто делаешь поступок с благою целью, а тут, если не в корме, то сбоку примешивается или гордость под видом ревности о славе Божией, или тщеславие под видом простоты и снисходительности. Гордость же возбуждает постоянно мысли к парению — к мечтательности: строишь картины будущей своей жизни и везде ставишь себя на первом плане, если не в образе прославленного всеми и признанного героя, то в образе мученика, всеми отвергнутого праведника, только Богом одним любимого.
От гордости и самонадеянность, разбитая неудачами во внешней или во внутренней жизни, скоро переходит в отчаяние в милости Божией, в упорство, нераскаянность, окаменелость сердечную. От гордости и постоянная раздражительность без всякого повода, по одному капризу над окружающими меня родными, и мрачность в настроении — уныние. Наконец, если не происходит, то окрашено гордостью всё, что я ни делаю относящегося до христианской (если можно у меня назвать), аскетической жизни: воздержание в пище, чтение аскетических книг, стояние на молитве...
Гордостью объясняется и то, что так часто и вдруг минуты особенного возбуждения духовной жизни сменяются у меня периодом охлаждения, расслабления, бесчувствия и увлечения чувственностью. Итак, как будто (на сей раз благодаря болезни) я всё более и более признаю в гордости своего главного противника, борьба с которым должна быть главною моею борьбою. Так как этот враг искушает меня главным образом высокоумием и раздражительностью; то смирение и кротость должны быть моими основными добродетелями. Поприще борьбы мысли и чувства и семейные отношения — вот имеющий быть для меня подвиг, и в сем особенно должно стоять на страже внутренней и внешней: внутрь-пребывание, трезвение и мягкое снисходительное с унижением и отвержением себя обхождение с родными — главные орудия моей борьбы со врагом. Это определяет моё поведение внутри своей собственной храмины и своей квартиры, а среди начальников и начальствуемых — орудием борьбы со врагом должно быть во всем и малейшем послушание первым и кроткое требование того от подчиненных.
Однако твёрдо нужно помнить, что всё это предписание от Господа, но всё-таки немощной моей душе, разбитой во всех своих частях грехом, и что орудия её — орудия слабы. Вся же сила в Господе. Без молитвы не должен я ни начинать, ни оканчивать никакого дела. При этом всякое попечение об исходе дела я должен возложить на Господа премудрого, всемогущего и благого, как и вся жизнь моя от первого шага до последнего должна быть вверена Ему. Никуда самому мыслью не замышлять, никуда не проситься у начальников, ибо сам не знаешь, где для тебя лучше, а живи до тех пор, пока позовёт Господь. Сам Он поставил на известный пост, Сам и сведёт. Припоминай при этом предсмертные слова отца: «Живите тихо, живите смирно, чужого не берите, своё берегите (жизнь по правде) и Бога помните!» («Церковное слово». 1908. № 82. С. 502–505).
12 марта. «Вместилище для принятия помощи — сердце жаждущее, сила привлекающая — слёзная уповательная молитва, руки приемлющие — сыновнее дерзновение со смирением» (епископ Феофан).
14 марта. Когда слышишь внутри — в совести предостерегающий голоса от чего-нибудь греховного: мысли, слова и дела, даже одной мысли, то не пренебрегай им, не будь самонадеян, не думай, что предостережение это — излишняя докучливая или щепетильная болезненность совести. Нет, это или голос совести, говорящий о действительном твоём опасном в данную минуту состоянии, или внушение чрез совесть доброго твоего Ангела-Хранителя. Блюди же всегда совесть чистою, тогда она ясно будет показывать волю Божию. Если же раз, два, три не послушаешь по небрежности голоса её, а тем более если намеренно заглушишь, тогда предостерегающий голос её замолкнет, но зато заговорит она голосом неумолимого судьи, когда прогневанный Господь положить на тебя, как на убийцу своего внутреннего человека, печать Каинова отвержения. Какими же нам нужно быть осторожными и всегда прислушиваться к голосу совести. Блюдите, како опасно ходите!
17 марта. Носи непрестанно в сердце и памяти спасительное имя Господа Иисуса Христа. Возбуждай себя к молитве Иисусовой постоянно, хотя подвиг этот на первых порах покажется как бы каким оружием, поражающим твоё греховное каменное, косное сердце. Уныние при начале этого подвига — действие и беспокойство гнездящегося в грехолюбивом сердце змия, чувствующего в спасительном имени Иисусовом более сильного, пришедшего связать его. Неприятную сердечную боль при этом считай не тебе принадлежащей, а хитрому, льстивому врагу твоему — диаволу. Разоблачай его козни и отринь обольщения к покою словами Писания о важности сей молитвы: 1. Не судих что ведети в вас, точию Иисуса Христа и Сего распята. 2. Несть иного имени под небесем (Деян. 4, 12). 3. Аще кто не любит Господа Иисуса Христа (а любовь предполагает постоянное памятование о любимом), да будет проклят маран-афа (1 Кор. 16, 22). 4. Аще кто во Мне не пребудет, извержется вон, якоже розга, и изсышет (Ин. 15, 6). («Церковное слово». 1908. № 85. С. 551–552).
18 марта. Мужество в борьбе со грехом привлекает силу Божию. Мужественного укрепляет Господь, но за смиренного и предавшагося совершенно в волю Божию, Он Сам поборает. Для новоначального в борьбе с плотию (с самим собою) удобнее самоотверженное мужество, а в борьбе с миром и диаволом — смирение: последнее предохраняет его и от жестокости к другим, и от гордости, и от самомнения, что часто сплетается с мужеством.
Май. Плоды Св. Духа: правда, мир и радость о Дусе Святе исполняют только смиренное, кроткое, детское сердце. Смиряйся всегда пред Богом и людьми, как дитя, и будешь всегда находиться в утешении от Св. Духа, хотя бы тебя окружали или грозили большие скорби. При таком настроении вся тяжесть скорбей в уповании на Благопомощника представится для тебя небольшим детским бременем. Наоборот, высокомудрствующему и незначительные скорби кажутся тяжёлым крестом, одно воображение которых повергает такового в уныние.
3 июня. Вместо развлечений приседи при ногу Иисусову — вот и будешь чаще сподобляться посещения благодати Божией. Никто и ничто не утешит так, как Господь Своим посещением. Приходит Он с дарами — оставлением грехов, милостью; и уходит с дарами — обещанием в будущем помощи. Рассеянность же делает неспособною душу ни получить, ни удержать дара благодати Божией. Благолепный церковный звон! Как он утешает душу христианина на земле в юдоли плача! Как будит он в душе воспоминание о всём святом, небесном, ободряет в борьбе со скорбями, неизбежными в его земном изгнанничестве, манит и веселит надеждою на раннее или позднее, но непременное отечество к Небесному Отцу. Всё в нашей Св. Православной Церкви свято, назидательно!
4 июня. Велико к христианам милосердие Матери Божией и сильно ходатайство Её за них пред Сыном: честным Своим омофором Она покрывает от правосудия Божия безобразие наших грехов и беззаконий и изливает в израненные грехом сердца наши потоки милости Божией, которые, переполняя сердца, изливаются в слезах покаяния, умиления и благодарения к всегдашней Заступнице рода христианского («Церковное слово». 1908. № 86. С. 569–570).
5 июня. Претерпевый до конца, той спасен будет. Вот пришла последняя неделя исполнения мною обязанностей надзирателя в первый год моего служения Церкви и обществу. Старался я усвоить взгляд на свою службу как на послушание, порученное мне от Господа чрез начальствующих лиц (и в частности, как на послушание, возложенное на меня нашим Архипастырем[12] в качестве искуса пред пострижением в монашество). Как исполнял я своё послушание вовне — судия тому Господь. Но с каким духом я проходил его, это обнаружилось и не к оправданию, но к осуждению моему. Часто вступал в дежурство не с охотою; это намекало на нерасположение во мне к порученному мне делу и на нелюбовь к порученным моему надзору воспитанникам.
И вот подобное настроение явно обнаружилось для меня, когда я не согласился с товарищем своим на предлагаемые им условия дежурства, потому что мне тогда весь день пришлось бы смотреть за воспитанниками, а «это мне надоело». Вот в каком духе, духе нетерпения, я нёс возложенный на меня крест. Где же самоотвержение, необходимое для следования за Господом? Где обещание следовать за Господом до смерти? Таков ли дух монашества? Или ты думал, что предлагавшееся тебе разделение дежурства помешало бы твоему намерению поговеть на этой неделе? Тогда зачем забота о будущем, где упование на Бога? Зачем своё разумение? Не мог ли Господь Сам все устроить к твоей и другого пользе, при твоём послушании ближнему и преданности Господу? Так, истинного монашеского духа во мне ещё нет.
Как легка, свободна и плодотворна молитва, в простоте сердца творимая! Зачем же это мы стесняемся в церкви среди других молиться искренно, от души? Это — дело диавола! И скрывает враг своё действие под видом смирения. Ты хочешь просто по-детски от души помолиться, а тебе кажется, — все смотрят на тебя и высказывают о тебе свой приговор: одни считают тебя за ханжу, а другие, напротив, удивляются твоему благоговению, умилению. Презри внушаемую диаволом мысль о похвале и порицании тебя другими, разорви помыслы, связывающие молитвенные движения твоего сердца, и молись, как будто ты один наедине с Богом в клети своего сердца: похвалят во славу Божию и осудят в наше спасение. Только сам одно про себя помни, что молиться нужно всегда искренно, от души, просто, по-детски. Богу приятна такая молитва.
19 ноября. Прошло ровно два года, как я дал пред духовником обет Господу посвятить Ему свою жизнь в иноческом чину, и около года с тех пор, как я объявил о своём намерении Преосвященному. В ожидании исполнения своего намерения, по воле Божией три раза я напоминал Преосвященному (а в последний раз усиленно просил) о своём желании поскорее исполнить данный мною обет Господу. Но вот и теперь моё желание ещё не исполнилось. Я удерживался, ждал, потом напоминал не раз и просил, по совету близких мне людей, и молил Господа, чтобы Он исполнил моё намерение. Если и после этого Господь не исполняет моего желания, то твёрдо надо верить, что в этом Его святая воля относительно меня, многогрешного и недостойного: недостоин ещё я и неспособен носить благое иго Христово.
Буду молить Его Милосердие, чтобы дал мне исполнить священный для меня обет, единственное дорогое для меня дело, когда это угодно будет Его премудрой и благой воле. Сам дерзко не буду назначать время на то. Я желал скорее принять иноческий чин более всего потому, что в нём думал считать себя более огражденным от искушений и падений и ещё хотел избавиться от беспокоящей постоянно меня мысли об исполнении обета и о неопределённости своего состояния. С принятием монашества я думал считать себя уже готовым и способным на всё, что возложил бы на меня Господь чрез моих начальников. Но при сильном желании и надежде на помощь Божию у меня недоставало терпения и рассудительности.
Покорить своё хотя бы и святое желание воле Божией, усматриваемой в обстоятельствах жизни, и требуется духом монашества (как я понял после третьего моего объяснения с Преосвященным). Внешний чин монашества, смотря по положению лица, может ограждать от искушений или, наоборот, подвергать большим искушениям. Поэтому-то, как говорил Преосвященный, и требовалось обсудить положение как настоящее, так и будущее. По неопытности своей я полагаюсь на волю Божию и отдаюсь в руки отеческого попечения Преосвященного. Сам же отселе буду смотреть на себя как на послушника, во всём покорившего волю свою Богу и поставленным от Него начальникам.
Усиленно я молил Господа о скорейшем исполнении моего обета, шёл с надеждою получить от Преосвященного обещание исполнить моё желание, в случае же отказа положил и действительно настойчиво просил Преосвященного, за что после невнимания к его отеческим советам — подождать, обсудить[13] получил от него укорение в гордостном настроении, что вовсе не свойственно монашеству. Подмеченное Преосвященным во мне настроение я не отрицаю, это — главный недуг моей души. Но усиленная просьба моя в данную минуту происходила от возбуждённого предварительною молитвою и советом близких людей желания поскорее к Николе (свят. Николая я желал бы избрать своим покровителем, а Преосвященного Николая — руководителем) и исполнить свой обет.
В уповании, что молитва моя услышана, и смотря на отказ Преосвященного как на последнее препятствие моему желанию (которое, как мне казалось, я должен победить твердою, несумненною надеждою на милость Божию), я и допустил гордость в сердце и оказал невнимательность к его отеческим советам. И только приходивший в это время добрый священник своими советами успокоил меня в моём расстроенном до слёз душевном состоянии. И убедил покориться воле Божией, изреченной устами Преосвященного. Благодарю Господа за происшедшее со мною, хотя после и раскаивался в своём упорстве и невнимании к советам Преосвященного. Всё Господь, и искушения наши, направляет к лучшему.
Из прошедшего я из уст Преосвященного получил указание на главный недуг души моей. Отсюда и считаю особенно нужным для меня подчинение себя воле Божией и распоряжению начальников. Другой урок для меня: нужно, по слову Спасителя, просить, искать, толкать в двери милосердия Божия, когда окажешься в затруднительных обстоятельствах, а в конце концов говорить надобно ему: не моя, но Твоя воля да будет, полагаться на Его святую волю. Преданность, покорность воле Божией Ему угоднее веры, твёрдого упования на Него; ибо вера и твёрдое упование наше может быть не оправдано, не потому что милосердия у Господа мало, но потому что просимое для нас неполезно или что Господь самым медлением и неисполнением нашей просьбы хочет сообщить нам благо более того, чего мы желаем и просим.
Напр., в данном моем положении покорность воле Божией и распоряжениям начальства, терпение полезнее для меня и угоднее для Него, чем исполнение обетов. Послушание, покорность воле Божией (жертва воли) дороже, угоднее Господу всяких других дел благочестия — молитв и обетов. Побуждением к молитве (просительной или благодарственной) служит то или иное просимое или дарованное благо; в послушании же искреннем выражается деятельная, совершенная преданность Господу как Богу своему — Творцу, Промыслителю и Спасителю; предмет послушания — угождение св. воле Божией, вытекающее из любви к Нему.
Третий урок для меня из происшедшего. Внутренние настроения свои, внушение молитвы, решения, убеждения не признавать за непогрешимые, а проверять советом, чтобы не впасть в обман, и в ложном, прелестном убеждении, что поступаешь по внушению Божию, исполняешь волю Божию, не оказаться противником её: «во мнозе совете спасение». И послушание воле начальников, Богом поставленных, есть средство против обольщения и ошибок, которым мы больше и подвергаемся, руководясь своим умом и влечениями сердечными, чем суждениями о нас посторонних, под управление и руководство которых нас Бог поставил.
Слава Господу премудрому и благому за всё в прошедшем; только одно неприятно: своею настойчивостью неразумною оскорбил я отеческое расположение Преосвященного. Господи! воздай ему по доброте его, а меня, гордого и упорного, прости и научи смирению, послушанию. Впрочем, думаю, это допустил Господь не без доброго намерения: сам я иногда подозревал искренность своего желания исполнить обет и то же думал относительно Преосвященного. Теперь, когда последний укорил меня в упорстве, мог я более убедиться в искренности моего намерения, и я не буду смущаться мыслью, что неисполнение мною обета зависит от моего нерадения. Слава Богу! («Церковное слово». 1908. № 87. С. 579–583).
[1] 87-е зачало из Евангелия от Луки и, поскольку на этот день приходилась память великомученицы Екатерины, 233-е зачало из послания к Ефесянам.
[2] Фёдоровский монастырь в Казани.
[3] Под конец учёбы в академии Василий причащался несколько раз в год, следуя в этом, вероятно, указаниям Феофана Затворника.
[4] В Бобылёвку, по окончании академии.
[5] Вероятно, опечатка, вместо «погибнуть».
[6] Архимандрит Ювеналий (Половцев). Монашеская жизнь по изречениям о ней св. отцов подвижников. Киев, 1889.
[7] В действительности слова принадлежал свт. Василию Великому (см. Ювеналий (Половцев), стр. 57).
[8] На самом деле 70.
[9] На самом деле 40.
[10] На самом деле 42.
[11] Надзиратель Саратовской духовной семинарии.
[12] Архиепископ Николай (Налимов; 1852—1914), во время службы Василия Харитонова в Саратове епископ Саратовский и Царицынский.
[13] По воспоминаниям современников, выражения очень характерные для вл. Николая.
Источник: Богослов.Ru