Тело – совершеннейшая вещь среди системы вещей. Телесность стала ключевым фактором в понимании форм гендерных отношений и феномена сексуальности.
Бодрийяр трактует тело как «культурный факт», а не как биологический объект или «естественное» событие. То есть наше понимание тела или его органов зависит от культуры, в которой мы функционируем. В капиталистическом обществе, как отмечает Бодрийяр, тело понимается как частная собственность личности. То есть «культурная» репрезентация тела в капиталистическом обществе конструирует тело как форму капитала, принадлежащую отдельному индивиду. Тело как актив, требующий инвестиций.
К тому же тело стало фетишем; достаточно отметить, какой заботой мы его окружаем. Тело в перенасыщенным медиасредствами капиталистическом обществе является нашим частным фетишем. Тела способны вовлечь в себя некогда утраченное магическое измерение, становясь «идеальными», «совершенными», «за которые можно умереть». Тела в капиталистической системе не подавляются непосредственно, но приспосабливаются к требованиям этой системы. Это опосредованная эксплуатация. Тело представляется фундаментальным инструментом в проекте социализации субъектов. Проект состоит в совершении инвестиций (экономического и психологического характера) в наши тела.
По Бодрийяру, мы буквально производим, формируем, изменяем и расширяем наши тела, используя типично семиотические процедуры. Тела, отточенные как античные скульптуры, демонстрируют «здоровье», «сексуальность», «молодость», «спортивность». Но данные свойства – это скорее атрибуты знака, а не тела в реальности. Тело, к примеру, может быть «спортивным», не будучи медицински здоровым, как в случае с профессиональными бодибилдерами, которые часто падают в обморок от обезвоживания накануне соревнований. Девушки допубертатного возраста одеваются таким образом, чтобы продемонстрировать еще не существующую «сексуальность» полового созревания. Нарочитая «молодость» в облике богатых и знаменитых вряд ли обманет нас, когда мы знаем, что эти люди в годах.
В целом полноправным членам общества потребления необходимо сообразовываться с требованиями моды, постоянно заботиться о собственном облике. Женское тело, в особенности молодая девичья телесность, субъективируется через процедуры контролируемой и администрируемой эмансипации. В обществе потребления женская кожа является менее значимой наготой, чем престижная одежда или модный аксессуар. Как тело запечатлено в знаках и структурируется в двойственном означивании, так и не существует наготы вне положения дупликации в знаках.
Конечно, анализ Бодрийяра выходит далеко за рамки критики знакового консюмеризма. Тело в потребительском обществе является «объектом спасения» и субъективируется посредством «жертвенной практики». Мы являемся жертвами нашего тела: время, деньги и энергия расходуется ради наших тел. Это не просто профанная деятельность, мирская забота, но этика должного и возврат сакрализации: трансформация священного, а не отказ от него. Это современная религия общества потребления.
Дух этического терроризма довлеет над телом, но при всем этом последнее считается «освобожденным». Тело худеет, оно должно упражняться и реализовываться, ему необходимо следовать строгим пищевым предписаниям (например, выпивать более 8 стаканов воды и съедать пять порций свежих фруктов и овощей каждый день). Если мы не последуем предписаниям подобных «телесных молитв», то будем вскоре жестоко наказаны, и объектом наказания будут наши тела: мы будем выглядеть старше, будем чаще болеть и обрастать жиром.
Тело с его сексуальными желаниями более не существует, потому что ранее подавляемое тело стало вдруг репрессирующим. Мы теперь не подавляем наши тела, но наши тела подавляют нас! Таким образом, «миф освобождения» скрывает феномены, происходящие на самом деле, а именно эксплуатацию и контроль. Наш «добровольный» труд, направленный на самоуправление и оптимизацию наших тел, является формой «более отчужденного труда, чем использование тел в качестве рабочей силы».
«Сексуальность», то есть «освобожденная» сексуальность, рассматривается как кодированный обмен знаками, собирающий сексуальные значения, менее всего связанный с приватностью и чувственностью. Консюмеризм и мода отрицают тело как реальную плоть, оперируя установками тела как знака: преображенное, совершенное, идеальное тело есть тело как знак. Наблюдается семиотическая редукция тела к сдержанным знакам.
Получается, что подрывной, антиэкономический, эротический заряд, первоначально принадлежащий телам, в процессе коммерческого обмена нейтрализуется, в конечно счете трансформируется до позиций знаковой стоимости с его отвлеченными качествами (красота, спортивность, внешний вид). Подобные вещи, которые элементарно продаются и покупаются, эффективно управляются и оптимально контролируются. Кроме того, наше символическое отношение к себе, к нашей «инаковости», изменяется, потому что наши недостатки и несовершенства могут быть хирургически удалены, могут быть усовершенствованы косметически или при помощи цифровой обработки.
Бодрийяр подчеркивает полноценное скатывание постсовременных людей к пуританской этике современного гедонизма. Если в прошлом экспрессия телесных желаний (допустим, любовные похождения) была «критикой сакрального <…> борьбой за человечество против Бога», то сегодня «культ тела не находится в противоречии с культом души», но, напротив, является прямым наследником культа души и осуществляет идеологические функции. Голые желающие тела в их первозданной и откровенной сексуальности некогда казались подрывными и опасными; они были невыносимы для таких социальных институтов, как Церковь, государство, образование, семья.
Великие писатели периода модерна – Д. Лоуренс, Анаис Нин, Ж. Батай – шокировали приличное общество рассказами об эротических приключениях, плотских наслаждениях, не ограниченных моралью. Бодрийяр анализирует версии «сексуальности» или эротики, некогда производимые скандально известными авторами, как действительно подрывные. В настоящее время «сексуальность» вступила в фазу буржуазно-пуританской этики: «Лишь под репрессиями тело обладало громадным сексуальным потенциалом; далее тело стало предметом спроса. Облеченное в знаки моды, тело стало сексуально разочарованным, оно становится манекеном – в моде секс утрачивает различие».
Ныне не существует подрыва или вызова в репрезентации сексуальности. К примеру, в клипах поп-музыкантов вроде Леди Гага нет ничего подрывного и революционного, за исключением иллюзорного образа самой артистки. Секс в клипах современных поп-звезд может быть более эксплицированным и отчетливым, чем в творениях Батая или Миллера. Но тогда почему репрезентации секса стали столь банальными, безопасными и некритическими? Потому что тело и сексуальность стали освобожденными в качестве знаков и только знаков. Посредством включения в знаковую систему сексуальность утрачивает свою взрывоопасность и трансформируется в рекламную эротику, или «операбельную» сексуальность.
Тело как скопление знаков является индивидуализированной ценностью. Восприятие нашего тела опосредуется знаками: фактически мы занимаемся эксплуатацией наших тел в качестве знаков. Идеал красоты предстает в качестве обязательства и долга перед потребительским обществом; некая замена этического долженствования. Модные тенденции и рекламная индустрия делают ставку на худобу и внешнюю хрупкость, что Бодрийяр маркирует как нечто «тощее и изможденное», связывая такие признаки с «отрицанием плоти» как фундаментальным качеством потребительского общества. Благодаря перманентной диете и физическим упражнениям мы направляем насилие на наши тела, пытаясь улучшить собственное статусное положение во всеобъемлющей системе знака. В то время как система утверждает, что либерализация заключается в естественно гармоничных взаимоотношениях между «Я» (индивидом) и телом, в действительности же мы занимаемся повседневным террором, мы совершаем «ежедневные, навязчивые дисциплинарные» упражнения.
Бодрийяр в описании озабоченности правильными формами тела раскрывает рецепт консюмеризма. К примеру, некоторые крупные работодатели обеспечивают на производственных территориях наличие фитнес-центров. Сотрудникам рекомендуется в обеденное время заниматься спортом и принимать душ. Таким образом, схема самопрезетации и максимизации своего тела стала непреложным атрибутом современной потребительской системы. Созданы косметические продукты для мужчин и женщин, позволяющие коже дышать, при этом можно вести себя активно; то есть мы можем работать, бегать трусцой или заниматься сексом при полном макияже, не волнуясь о засорении наших пор или нарушении регенерации клеток. Затем мы возвращаемся домой, чтобы поесть витаминизированной, с высоким содержанием белка и низким содержанием углеводов еды, перед сном нанесем ночной крем и ляжем рано, чтобы выглядеть свежими с утра. Мы можем и не делать этого, но мы знаем, что должны делать это.
Главный закон потребительского века: если мы не будем следовать установкам всемогущего консюмеризма, тогда наши тела будет изношены, мы будем наказаны.