В течение последнего времени активно дискуссировалась тема возможности деканонизации новомучеников, вызванная тем, что целый ряд их имен не вошел в официальный церковный календарь за 2013 год. Были высказаны разные точки зрения, в том числе мною был написан материал «К вопросу о возможности деканонизации. По поводу статьи протодиакона Андрея Кураева “Деканонизация: горькая правда”», опубликованный затем целым рядом интернет-ресурсов[1]. Среди наиболее интересных в смысле рассмотрения вопроса с разных точек зрения, отражающих как сущностную, так и эмоциональную части его восприятия, можно выделить статьи протодиакона Андрея Кураева «Деканонизация: горькая правда»[2], Кирилла Миловидова «“Забойщики” и “литераторы”: как в НКВД фабриковались признания и отречения»[3], протоиерея Владислава Цыпина «В канонах нет даже слова деканонизация»[4], игумена Дамаскина (Орловского) «Сложности изучения судебно-следственных дел, имеющего целью – включение имени пострадавшего священнослужителя или мирянина в собор Новомучеников и исповедников Российских»[5], Ксении Лученко «Уже несвятые святые»[6], С.С. Бычкова[7] «Вынесение святых. Кто вычеркнул из святцев 36 российских новомучеников?»

Обсуждение проблемы (хотя само слово «деканонизация» не звучало) прошло и на круглом столе «Критерии канонизации святых новомучеников и исповедников Церкви Русской», прошедшем 24 октября 2013 года под председательством главного редактора портала «Богослов. Ru» протоиерея Павла Великанова и ответственного редактора «Журнала Московской Патриархии» С.В. Чапнина в рамках международной конференции «Научно-богословское осмысление мученичества, исповедничества и массовых репрессий», которую проводила Общецерковная аспирантура и докторантура им. святых равноапостольных Кирилла и Мефодия при участии Новоспасского монастыря, Мемориального центра «Бутовский полигон» и при поддержке фонда «Русский мир»[8].

Все это побудило меня вновь вернуться к данной теме, так как наметились первые итоги ее обсуждения. При этом я не буду рассматривать в ней все публикации, обозначенные во введении больше для того, чтобы заинтересованные в данной проблеме могли самостоятельно с ними познакомиться, если посчитают это целесообразным.

Статья протодиакона Андрея Кураева «Деканонизация: горькая правда»[9] первой привлекла мое внимание к данной проблеме после того, как целый ряд моих знакомых священников и монашествующих, прочитав ее, стали говорить о якобы уже состоявшейся деканонизации ряда новомучеников и исповедников Российских, в том числе связанных с Ивановской областью. Статья вызвала целый ряд вопросов и соображений, которыми я не мог не поделиться.

Отец Андрей писал: «Полагаю, что решение о деканонизации некоторых новомучеников обоснованно и не имеет никакого отношения к текущей политике»[10]. Но при этом он не отвечал на основной вопрос: а кемоно было принято? При этом и сам далее писал: «Тот же еп. Василий Кинешемский был прославлен “архиерейским собором с правами поместного” в августе 2000-го http://www.patriarchia.ru/db/text/423849.html). А деканонизирован без всякого соборного или даже синодального решения. Кто и кем уполномочен отменять решения Собора, даже если оно было поспешным и неправильным?»[11]

Можно было бы говорить о недействительности канонизации, если бы Собору сознательно подавали заведомо ложные документы епархиальные и синодальная комиссии по канонизации, и это было бы достоверно доказано. Или если бы канонизация произошла по приказу каких-то государственных или иных структур, имеющих возможность влиять на Собор. Но ведь таких доказательств и таких приказов нет. И если о ком-то из прославленных тогда не стало известно что-то, не укладывающееся в обывательское представление о святом, то м.б. потому что Господь Сам его прославил, несмотря на все недостатки, присущие человеку? Вообще можно почитать «Жития святых» святителя Димитрия Ростовского, чтобы убедиться, как много святых не вписываются в наши представления об «образцовом» человеке. Достаточно назвать жития св. Алексия человека Божия, св. мученика Вонифатия, св. Иоанна Милостивого.

Другая цитата протодиакона Андрея представлялась еще более спорной: «Можно предположить, что по мере погружения исследователей в архивно-ГПУшный материал были найдены документы и свидетельства, не соответствующие христианским представлениям о том, как святой (не простой человек, а именно образцовый святой) должен вести себя на допросе и даже под пыткой»[12]. Но где содержатся христианские представления о том, как святой должен вести себя под пыткой? Разве первоверховный апостол Петр не отрекся трижды от Христа за одну ночь даже и без пытки и после покаяния не стал вновь апостолом? И разве мы можем забывать о том, что первым христианским святым, которого Сам Христос прославил, был разбойник, который висел рядом с Ним на кресте, но использовал последнее время жизни для покаяния и исповедания своей веры во Христа? И что это такое «образцовый святой»? И кто может доказать, что святитель Василий Кинешемский не покаялся (если предположить даже, что он оговорил арестованную вместе с ним Ираиду Тихову)? (Хотя, как справедливо писал в 2004 году в ответ конкретно на это обвинение в адрес святителя, выдвинутое П.Г. Проценко, иеромонах Макарий (Маркиш), «Владыка Василий был знаком с Тиховой в течение нескольких лет, жил у нее в доме и служил в храме, тайно устроенном у нее на участке. Арестованы они были одновременно, все эти факты следствию были известны, и ничего нового о ней из показаний епископа извлечь было невозможно»[13].

Возникал еще существенный вопрос. Протодиакон Андрей Кураев писал: «ФСБ больше не допускает церковных историков к архивам, разрешая знакомиться лишь с отдельными выписками из дела (по усмотрению ФСБ)»[14].

Так кто же конкретно видел документы, согласно которым следует, что святитель Василий «не соответствует» «требованиям» для его канонизации? Я лично работал в архиве УФСБ России по Ивановской области с несколькими томами его архивных уголовных дел за разные годы, так вот я там не видел ничего порочащего епископа Василия. Почему мы априори должны доверять какому-то исследователю, утверждающему обратное? И если на то пошло, где гарантии, что подпись святителя под протоколами, на основании которых кого-то осудили (если вообще есть такие протоколы), подлинная? Например, игумен Дамаскин (Орловский), много потрудившийся для прославления новомучеников и исповедников, как видно из его последних публикаций, чересчур доверяет советской репрессивной машине, что она якобы работала предельно точно, как часы, и архивные уголовные дела содержат только правду, хотя и преломленную особым образом в сознании тех, кто их вел. А это иногда могло быть так, а иногда могло быть и не так. В стране, где Конституция значила меньше закрытых постановлений, где высшие меры наказания назначали внесудебные органы, где писаные законы легко могли попираться волей тех, кто в этот момент мог это сделать перед тем, как потом самому стать жертвой этой же машины репрессий, где ложь и предательство были негласными добродетелями – откуда мы можем знать, достоверны какие-то конкретные уголовные дела или нет? Если, например, судебные процессы против бывших первых лиц государства в 1930-е годы носили показательный характер, на них были иностранные журналисты, пресса всего мира свидетельствовала о подлинности их признаний, то кто может подтвердить подлинность признаний безвестных и, в силу этого, «малозначимых» даже с точки зрения современного православного публициста мучеников и исповедников? И даже бывшие первые лица страны – что стояло за их признаниями? У Д. Оруэлла в его романе «1984» есть интересная версия на этот счет. Действительно, формы психологического воздействия на человека, способные изменить его восприятие окружающего, говорить не то, что он думает, очень многообразны.

С другой стороны: раз выявилось, что в работе комиссий по канонизации были ошибки, то значит правильно, что процесс дальнейших прославлений приостановлен. Но это совсем не повод говорить о «деканонизации». Потому что у Бога совсем другая логика, чем у людей.

Но дальше протодиакон Андрей Кураев написал еще более странную вещь: «Древние мученики страдали и умирали прилюдно. На глазах всего города. Потому они и были – “свидетелями”. Потому и прославлялись христианами немедленно и бесспорно. Потому и была их кровь, пролитая вo очию всех, “семенем Церкви”. Новомученики допрашивались и казнились потаенно. Поэтому их казни не стали “семенем”. На смену “павшим борцам” не вставали тысячи новых, зажженных примером их свидетельства до крови»[15]. Получается, что, по его мнению, именно публичность, иногда сопровождаемая театральными эффектами в казни первых христианских мучеников, стала причиной того, что они стали «семенем Церкви». А казни, совершенные не на публике, получается, ничего не значат? То есть, если чью-то казнь транслируют по телевидению по всему миру, то она значима, а если палач – это единственный свидетель, то нет? Представляется, что в таком взгляде на это очень много от прививаемого сегодня массам взгляда на жизнь как на шоу и ничего от христианства.

Только клиповым взглядом на историю Церкви можно объяснить следующую его цитату: «Очевидной личностной связи “я видел смерть мученика – был поражен его мужеством и верой – хочу стать таким же” почти не было. Церковная жизнь угасала с нарастанием числа мучеников, а не разгоралась. Потому сегодня приходится создавать малоубедительные для неверов “мистико-историософские схемы” – мол, хотя страна и не заметила подвига новомучеников, но возрождение церковной жизни 90-х было вымолено мучениками, убитыми в 30-х…»[16] Для меня, как специалиста по истории Русской Православной Церкви XX века, эти «мистико-историософские схемы» совсем не выглядят неубедительно.

Игумен Дамаскин (Орловский) большое внимание уделяет архивным уголовным делам, именно их, как представляется из общей направленности его рассуждений, видит своего рода «актами мученическими» (хотя сравнивать уровень судопроизводства Древнего Рима времен гонений на христиан и Советского Союза времен массовых репрессий некорректно) и, соответственно, основанием для принятия решения о возможности канонизации: «Фактически Федеральный закон о государственной безопасности, как он звучит в настоящее время, предполагает наличие государственных секретов в деятельности органов государственной безопасности с конца 1917 года, что является абсолютным препятствием для изучения судебно-следственных дел с целью включения новых имен в Собор новомучеников и исповедников Российских. Эти же препятствия ясно сформулированы и в вышеназванном Положении, не допускающем ни в каком виде ознакомления ни исследователей, ни родственников репрессированных с делами и фактами в них, которые свидетельствуют о сотрудничестве человека с органами ЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ»[17]. Не имеет смысла в рамках данной статьи рассматривать критику, которой подверг игумена Дамаскина известный своей антиклерикальной позицией С.С. Бычков; однако нашлись и те, кто смог возразить ему по существу, на основании не меньшего опыта работы с архивными уголовными делами советского периода.

Научный сотрудник ПСТГУ Лидия Головкова просмотрела более 20 тысяч следственных дел пострадавших за веру: причисленных к лику новомучеников и нет. Она уверена, что судить о святости человека по следственному делу – ошибка[18]. «Для ведения уголовно-следственных дел существовали две группы следователей, которые на жаргоне сотрудников НКВД назывались “литераторами” и “забойщиками”, — цитирует ученый в своей статье слова оперуполномоченного Кунцевского районного отделения УНКВД Куна. — “Забойщики” выбивали подписи под протоколами, а “литераторы” составляли тексты протокола». Иногда «забойщики» выбивали из человека подпись на белом листе, куда потом вписывался нужный следователю текст, а иногда подписи под протоколами просто подделывались. «Мне, например, попались в одном документе из дела 50-х годов слова одного чекиста, который писал другому: “если тебе нужен специалист по подписям, то у меня есть два человека, которые это прекрасно делают”», — рассказывает эксперт. А некоторые дела и вовсе составлялись уже после того, как человек был расстрелян. По информации Головковой, фальсификацией следственных дел, или на языке чекистов «липачеством», занимались все райотделы управления НКВД, в том числе Москвы и Московской области. «Доказательства этого были получены автором во время работы со следственными делами 50—60 годов, именно в эти годы судили сотрудников, фальсифицировавших дела в тридцатые»[19].

«Есть отдельные дела, когда не приходится сомневаться, что протокол написан со слов самого обвиняемого или же им самим, — резюмирует Лидия Головкова. — Такие протоколы для исследователя, может быть, представляют самую большую ценность. Но это редчайшие случаи. А в основном мы абсолютно не можем отличить — где правда, а где нет. Конечно, какие-то дела могут быть сфальсифицированы больше, какие-то меньше. Но и этого мы доподлинно никогда не узнаем. Поэтому мне кажется просто безумием верить этим делам. Мы тем самым как бы продолжаем следовать логике гонителей. Речь ведь не о том, что людей мучили, и они выдерживали пытки. Речь идет о прямом обмане. Следственные дела тех лет – от первых слов до последних – появлялись на свет лишь для того, чтобы оболгать и опорочить ни в чем не повинных людей»[20].

Как отмечал протоиерей Владислав Цыпин, «процедура деканонизации не только не прописана, но в церковных канонах нет даже такого слова. Кроме Анны Кашинской, которую исключили из святцев, а потом снова прославили, таких примеров нет. Подобные случаи бывали в Синодальный период, но и там речь шла не о деканонизации, то есть не о решении, является тот или иной человек святым или нет, а о том, чтобы прекратить почитание некоторых местночтимых святых. Синод принимал решение прекратить почитание святого, предать земле мощи, дальше их вынимали из раки и погребали в земле. Если говорить о мощах тех святых, имена которых не включили в календарь — они останутся мощами, никуда не денутся. Можно ли будет служить перед ними молебны — это зависит от решения священноначалия»[21].

Как заявил на круглом столе «Критерии канонизации святых новомучеников и исповедников Церкви Русской» (вопроса деканонизации касавшегося лишь косвенно) С.В. Чапнин, «мы сейчас говорим достаточно узким кругом и имеем право знать: а что вызвало сомнения? Кто над этим работает? Какое дано поручение, чтобы эти сомнения прояснить? Какие сомнения? Прошел уже целый год, и мы видим, что, кроме общих слов утешения и максимально округлых формулировок, ничего не дождались мы. Мне кажется, что в церковных сообществах мы имеем возможность и должны ее иметь получить на эти недоумения вразумительный ответ. Одна из задач конференции — содействовать механизмам такого оповещения. Мы не претендуем на то, чтобы подменить работу комиссии по канонизации, Священного Синода и Архиерейского собора. Мы ожидаем информирования. Мне не кажется, что вопросы и сомнения — это тайна церковного сообщества. Авторитет Церкви заключается в том, чтобы об этом говорить»[22].

Интересно, что архиепископ Берлинский Марк на данном круглом столе вообще высказал сомнение в том, что документы необходимы для прославления: «Очень спорный вопрос, могут ли документы быть определяющими при прославлении святых. Такого в истории не было. Я допускаю, что они могут быть допущены как второстепенные или третьестепенные свидетельства, подтверждающие решение. Но не как основные»[23].

Наверное, если Церковь соборно прославила уже какого-то святого, то, это произошло не просто так. Поэтому говорить о деканонизации – значит брать на себя еще большую ответственность, чем ставить вопрос о канонизации. Потому что сущностно для Церкви от того, прославлен ли христианин в лике святых, ничего не меняется: ведь все святые христиане святы не в силу своих пусть даже самых величайших подвигов, а в силу святости Церкви, Глава которой Христос.