В 1686 году Вселенский Патриарх Дионисий IV и Священный Синод Константинопольской Церкви издали Томос о передаче Киевской митрополии в каноническое ведение Московского Патриарха. Обстоятельства издания этого документа и по сей день вызывают споры как среди ученых, так и среди церковных и политических деятелей. Как же все было на самом деле?

8 января 1654 года[1] в Переяславле гетман Богдан Хмельницкий и казацкая старшина присягнули на верность московскому царю, положив тем самым начало процессу вхождения Украины в состав Московского государства. Столь существенная перемена в политической жизни Украины не могла не отразиться и на положении православной Киевской митрополии. 

Киевские митрополиты в 1654-1685 гг 

Напомним, что к моменту заключения Переяславского договора Московская Церковь уже более двух столетий существовала как автокефальная. С 1589 года она получила статус Патриархата и, таким образом, по чести приблизилась к древним Восточным Православным Церквам. Киевская же митрополия продолжала оставаться автономной в составе Константинопольского Патриархата. При этом после падения Византийской империи (1453) степень церковной зависимости Киева от Константинополя становится все менее значительной. Это дает основания украинским историкам утверждать, что «Украинская Церковь лишь номинально зависела от Церкви Цареградской, но фактически она была независимой»[2].

Договор 1654 года не предполагал изменений канонического статуса Киевской митрополии. В статьях, составленных в марте 1654 года, которые оформили новые взаимоотношения между Московским царством и Украиной, лишь одно положение касалось Православной Церкви. Статьи подтверждали и гарантировали сохранение в будущем имущественных прав украинского духовенства[3].

Следует помнить, что в 1654 году в состав Московского государства вошла далеко не вся территория современной Украины. Большинство епархий Киевской митрополии остались тогда на территории Польского королевства. К моменту созыва Переяславской Рады в состав митрополии, кроме самой Киевской епархии, входили также епархии Луцкая, Львовская, Могилевская, Перемышльская, Полоцкая и Черниговская. Лишь Киевская и Черниговская кафедры оказались на территории, контролируемой Москвой. Остальные епархиальные центры остались в Польше, находившейся в состоянии войны с Московской державой.

С 1647 по 1657 годы киевский митрополичий престол занимал Сильвестр Косов. Несмотря на заключение союза с Москвой, он отказывался признавать над собой власть Московского Патриарха, выступая за сохранение канонической связи с Константинополем. В июле 1654 года митрополит Сильвестр даже отправил послов в Смоленск, где тогда находился царь Алексей Михайлович. В своей челобитной он просил о сохранении зависимости Киевской митрополии от Царьграда — «первой вольности, яже есть всех вольностей и прав коренем»[4].

Митрополит Сильвестр скончался 13 мая 1657 года. Гетман Богдан Хмельницкий поручил местоблюстительство Киевского престола Черниговскому епископу Лазарю Барановичу — единственному архиерею Левобережной Украины. Гетман также разослал грамоты православным архиереям в пределах Польского королевства (епископам Луцкому, Львовскому и Перемышльскому) с приглашением прибыть в Киев для избрания нового митрополита. Однако 27 июля скончался и сам Богдан.

Выборы нового митрополита были проведены в Киеве уже при следующем гетмане — Иване Выговском. 6 декабря 1657 года (в день памяти святителя Николая) на Киевский престол был избран епископ Луцкий Дионисий Балабан. Его интронизация состоялась 28 февраля 1658 года. Характерно, что как выборы, так и настолование нового митрополита проходили без участия московских церковных властей. Владыка Дионисий получил подтверждение своих полномочий от Константинопольского Патриарха[5]. Позже и польский король признал Дионисия законным Киевским митрополитом.

Период украинской истории, начавшийся после смерти гетмана Богдана Хмельницкого, в украинской историографии получил устойчивое название «Руина». Действительно, вплоть до начала 1680-х годов история Украины, особенно на правом берегу Днепра, пестрит фактами военных столкновений и массового уничтожения мирного населения. В церковной жизни это также было время «разброда и шатаний».

Когда Иван Выговский отложился от Москвы и стал вести переговоры с Польшей, митрополит Дионисий также принял участие в заключении Гадячского договора 8 сентября 1658 года. Вместе с Выговским митрополит уехал в Чигирин и уже больше в Киев не возвращался. С этого времени Дионисий являлся фактически митрополитом Правобережной Украины, не имея возможности управлять епархиями на левом берегу Днепра.

27 октября 1659 года гетманом Левобережья стал сын Богдана Хмельницкого Юрий. Он подписал с Москвой новый договор. Предложенные ему князем А. Н. Трубецким к подписанию статьи существенно отличались от мартовских статей 1654 года. Именно в этом новом договоре 1659 года и появился впервые следующий пункт: «А митрополиту Киевскому, так и иным духовным Малыя России, быть под благословением святейшего патриарха Московского» (статья 8)[6]. Характерно, что именно текст статей 1659 года вошел впоследствии в «Полное собрание законов Российской империи» и воспринимался как оригинальный документ 1654 года. На самом деле, как сказано, это была переработка мартовских статей Богдана Хмельницкого[7]. Впрочем на деле пункт о подчинении Киевского митрополита Московскому Патриарху в 1659 году не был воплощен в жизнь.

Тем не менее уже в октябре 1659 года князь А. Н. Трубецкой назначил местоблюстителем киевского митрополичьего престола епископа Лазаря Барановича. Последний принял это назначение. Таким образом, Киевская митрополия фактически разделилась на две части. На территории Польского государства продолжал свою архипастырскую деятельность митрополит Дионисий Балабан, а в землях подконтрольных Московской державе высшая церковная власть была в руках епископа Лазаря. С этого времени Москва стремится усилить свое влияние, в том числе и церковное в  украинских землях.

В 1661 году в Москве местоблюститель Патриаршего престола Питирим рукоположил во епископа Мстиславского Мефодия Филимоновича, который тогда же был назначен местоблюстителем Киевской митрополии. Это деяние имело скандальные последствия. В 1662 году Патриарх Никон проклял за это митрополита Питирима, а Константинопольский Патриарх провозгласил анафему Мефодию[8]. В результате большинство украинского духовенства отказалось повиноваться новоявленному местоблюстителю. Так что первая попытка прямого поставления в Москве кандидата на Киевский престол потерпела неудачу.

В 1667 году на Поместном Соборе в Москве было принято решение о повышении Черниговской епархии в архиепископию. С этого времени Лазарь Баранович стал архиепископом. Однако, поскольку это решение было принято без согласования с Константинополем, Цареградский Патриарх не признал его законности[9].

В 1668 году гетманом обоих берегов Днепра стал Петро Дорошенко. Ему удалось на короткое время объединить под своей властью почти все украинские земли. На Киевский митрополичий престол взошел Иосиф Нелюбович-Тукальский, избранный в митрополиты еще в 1663 году на Соборе в Умани и утвержденный в этом звании польским королем. Митрополит Иосиф выступал за сохранение канонической связи с Константинополем. Поэтому, прибыв в Киев, он повелел прекратить поминание в церквах царя Алексея Михайловича и поминать лишь гетмана Петра. С епископа Мефодия Филимоновича Иосиф снял мантию и панагию и сослал его в заточение в Уманский монастырь[10]. Во время правления митрополита Иосифа попытки перевода Киевской митрополии под юрисдикцию Москвы не имели успеха.

Митрополит Иосиф скончался 26 июля 1675 года. С этого времени местоблюстителем вновь становится Лазарь Баранович. Митрополичий престол оставался вакантным до 1685 года.

Новый шаг на пути присоединения Киевской митрополии к Московскому Патриархату был сделан в 1683 году. 18 ноября скончался архимандрит Киево-Печерской Лавры Иннокентий Гизель. Гетман Иван Самойлович написал об этом особое письмо Московскому Патриарху Иоакиму, прося благословения на избрание нового настоятеля Лавры. В ответном письме Патриарх  благодарил гетмана за то, что тот обратился именно к нему, и преподал свое благословение на проведение выборов[11].

Но такое поведение гетмана не нашло поддержки в среде киевского духовенства. Новый архимандрит был избран вольными голосами без предварительных консультаций с Самойловичем. Им стал Варлаам Ясинский. Не испрашивая подтверждения своих прав в Москве, он обратился за посвящением к Лазарю Барановичу, который и возвел его в архимандриты. Впрочем угроза захвата лаврских владений, исходившая от львовского епископа Иосифа Шумлянского, заставила все же Варлаама просить подтверждения своих полномочий у Патриарха Иоакима. В результате Патриарх направил Варлааму утвердительную грамоту, в которой, однако, более говорилось об обязанностях Печерского архимандрита, нежели о его древних привилегиях[12]. С канонической точки зрения это деяние Патриарха Иоакима означало изъятие Лавры из юрисдикции Константинопольского Патриарха. При этом следует иметь в виду, что это был ставропигиальный монастырь, напрямую подчинявшийся Предстоятелю Константинопольской Церкви[13].

Активизация львовского епископа Иосифа Шумлянского, который стал именовать себя администратором Киевской митрополии, побудила как гетмана, так и московское правительство также активизировать свои действия по замещению вакантного митрополичьего престола. Дело усугублялось еще и тем, что находившийся в польских пределах епископ Иосиф был не только солидарен с польским королем в его антимосковских планах, но и выказывал готовность принять унию. Поэтому неудивительно, что в своем письме к гетману Самойловичу от 31 октября 1684 года Патриарх Иоаким мотивировал необходимость скорейшего замещения вакантной Киевской кафедры тем, что «в Польской державе униаты, духовного их чина люди, называются Киевскими митрополитами и архимандритами Печерскими, дабы чем ту Киевскую митрополию им усвоити»[14].

 Поставление митрополита Гедеона Святополка-Четвертинского 

Все это побудило гетмана искать кандидата на Киевский престол. И тут подвернулся вполне удобный случай. В 1684 году из Польши в подконтрольную Москве часть Украины бежал епископ Луцкий и Острожский Гедеон Святополк, князь Четвертинский. Объясняя причину своего бегства из Польши, он говорил думному дьяку Емельяну Украинцеву: «Приехал я сюда потому, что от гонения королевского мне житья не было, все неволил меня принять римскую веру или сделаться униатом; и теперь, идучи в поход, сам король и королева сказали мне, что когда король придет с войны, а я римлянином или униатом не сделаюсь, то меня непременно сошлют на вечное заточение в Мариенбург. Я испугался и бежал сюда, желая кончить жизнь в благочестии»[15].

Большинство украинского духовенства, гетман и московское правительство стали рассматривать Гедеона как наиболее подходящего кандидата в митрополиты. Не поддерживал его кандидатуру лишь Лазарь Баранович, очевидно, сам претендовавший на Киевскую митрополию. После того как Емельян Украинцев в ноябре 1684 года встретился с Гедеоном и признал его вполне годным для занятия Киевского престола, гетман Самойлович предлагал тут же отправить его для поставления в Москву. Но Украинцев советовал гетману этого не делать, дабы не провоцировать конфликт с Черниговским архиепископом: «Если у архиепископа Черниговского ненависть к епископу Луцкому, — сказал Украинцев, — то ты бы, гетман, скоро его, епископа Луцкого, в Москву не отпускал; пусть прежде духовные и мирские люди выберут митрополита в Киев»[16].

Именно этот план, предложенный Емельяном Украинцевым, и был реализован. Однако прежде проведения в Киеве Собора по избранию нового митрополита Московское правительство попыталось все же получить согласие Константинопольского Патриарха на переход Киевской митрополии в юрисдикцию Патриарха Московского. В Константинополь для переговоров был отправлен грек Захария Софир. Он взял с собой письмо московских государей Иоанна и Петра Алексеевичей на имя Патриарха Иакова, датированное 11 декабря 1684 года. Здесь содержалась просьба уступить Московскому Патриарху право рукополагать Киевских митрополитов[17]. Однако Патриарх ответил, что теперь в Османской империи смутное время: визирь при смерти, и неизвестно кто будет на его месте; и потому ничего нельзя сделать[18]. Так что просьба Москвы осталась неудовлетворенной. После этого московское правительство и гетман Самойлович решили действовать, не дожидаясь благословения из Константинополя.

Собор для выборов нового митрополита был созван в Киеве 8 июля 1685 года в кафедральном храме Святой Софии. Состав его участников довольно ярко отразил реальное положение дел в митрополии. На Собор не явился Лазарь Баранович, «отговорився слабостию своего здоровья»[19]. Более того, Черниговский архиепископ не прислал в Киев даже своих доверенных лиц. Как писал гетман Самойлович в Москву, из Черниговской епархии на Соборе не было «никого, как из архимандритов и игуменов, так и из протопопов»[20]. Не было в Киеве и делегатов от епархий, оставшихся на территории Польши. Так что в храме Святой Софии присутствовали лишь представители духовенства Киевской епархии — «все Киевской епархии из духовного чина начальные»[21]. При этом число светских чинов, отправленных на Собор гетманом, было весьма значительным. В храме Святой Софии присутствовали черниговский полковник Василий Борковской, войсковой есаул Иван Мазепа,  переяславский полковник Леонтий Полуботок, киевский полковник Григорий Карпов и нежинский полковник Иаков Жураковский. Таким образом, представителей духовенства на Соборе было «гораздо менее», нежели посланцев гетмана[22].

После начала соборных заседаний выяснилось, что духовенство отнюдь не горит желанием «оставити Константинопольскаго престола бывшее послушание, чрез что аки в растерзании ума обреталися многие»[23]. Но, несмотря на оппозицию со стороны духовенства, по настоянию гетмана Самойловича Собор все же избрал на Киевский престол Гедеона Святополка-Четвертинского.

Характерно, что и сам епископ Гедеон не участвовал в работе Собора. Уже после состоявшихся выборов к нему была направлена делегация в составе игуменов Феодосия Углицкого и Иеронима Дубины, которые и сообщили ему о результатах выборов.

Не удивительно, что киевское духовенство решило опротестовать деяния Собора. В литературе высказывается мнение, что недовольные созвали в Киеве новый Собор, который направил свой протест гетману Самойловичу[24]. На наш взгляд, текст указанного протеста не дает оснований думать, что в Киеве созывался некий альтернативный Собор. Скорее всего протест был составлен представителями духовенства, заседавшими в Святой Софии 8 июля. Содержание этого документа позволяет сделать вывод о том, что, собственно, вызывало беспокойство украинского духовенства[25].

Прежде всего авторы протеста полагали, что Собор 8 июля не имел права решать вопрос о переходе в другую каноническую юрисдикцию. По их мнению, этот вопрос должны решить между собой два Патриарха — Константинопольской и Московский. Отторжение митрополии от Константинополя может также неблагоприятно сказаться на жизни тех епархий, которые остались на территории Польши. Переход в юрисдикцию Москвы может стать поводом для усиления в Польше униатской пропаганды. Но наибольшие опасения украинского духовенства вызывала перспектива потери Киевскими митрополитами тех привилегий, которые они имели прежде. В протесте прямо говорится, что в случае подчинения Москве в Киеве больше не будет вольных выборов митрополита, «але кого от патриарха пришлют — будет митрополитом». Авторы протеста также опасались, что Московский Патриарх отныне будет вмешиваться в церковные суды Киевского митрополита. Свои опасения они подтверждали ссылкой на события, имевшие место в Слободской Украине после открытия Белгородской митрополии.

Напомним, что Слободской Украиной принято называть историческую область, охватывавшую нынешнюю Харьковскую, часть Сумской, Донецкой и Луганской областей Украины и часть Белгородской, Курской и Воронежской областей России. Во время войны Богдана Хмельницкого совершилось массовое заселение этих земель украинскими казаками и крестьянами. Переселенцы присягали на верность Московскому государю, за что получали от него особые вольности. В церковном отношении территория Слободской Украины подчинялась Московскому Патриарху. С 1657 по 1667 год эти земли входили непосредственно в состав Патриаршей области. Но на Московском Соборе 1667 года была учреждена Белгородская митрополия, охватившая в том числе и значительную часть Слободской Украины. Первым Белгородским митрополитом стал серб Феодосий. Впоследствии в Белгород назначались архиереи из великороссов, которые активно вводили здесь московские порядки[26].

Киевское духовенство в указанном протесте перечисляет следующие перемены, совершившиеся в церковной жизни Слобожанщины. Церковная дань отныне взималась не по числу  церквей, а по числу дворов в каждом приходе, для чего все члены приходов были тщательно переписаны. Священник за  утаивание дохода, равно как и за другие, более мелкие провинности, подвергался телесным наказаниям. Были обложены новыми податями и миряне: «кто утонет, кого гром убьет, албо наглою умрет смертию — платят за тое вину по гривне митрополитови»[27]. Церковные книги киевской печати заменялись московскими, киевское церковное пение также было отменено, а введено московское. От священников требовали крестить детей не через обливание, а исключительно через погружение, отчего многие непривыкшие к этому священники «детей в слободах потопили». В храмах с престолов снимались прежние антиминсы и заменялись на новые, надписанные Московским Патриархом. У духовенства были отобраны прежние ставленические и постригальные грамоты, вместо которых выданы «московские новые…, але не без кошту священников»[28].

Киевское духовенство опасалось, что все эти новшества будут такими же методами вводится и в Киеве, если их митрополия перейдет в состав Московского Патриархата.

Следует отметить, что и гетман Иван Самойлович, извещая Патриарха и великих государей[29] о состоявшихся выборах митрополита, просил сохранить за Киевским архипастырем его прежние привилегии. Он просил сохранить процедуру избрания митрополита вольными голосами, чтобы Московский Патриарх лишь посвящал Киевского митрополита, но не вмешивался в его суды. Гетман просил позволить Киевской митрополии иметь свою типографию и свои школы. Он также считал необходимым, чтобы Патриарх Иоаким просил Константинополь благословить переход Киевской митрополии в новую юрисдикцию. При этом Самойлович считал целесообразным сохранить за Киевским митрополитом титул «экзарха Константинопольского патриаршества»[30].

Патриарх Иоаким утвердил состоявшиеся в Киеве выборы. В сентябре он направил письмо епископу Гедеону, в котором поздравлял его с избранием и приглашал для поставления прибыть в Москву[31]. Письмо аналогичного содержания было направлено и гетману Самойловичу. Любопытно, что в этих письмах вопрос о сохранении древних привилегий Киевской кафедры был обойден молчанием. Направили гетману грамоту и великие государи московские, которые, в отличие от Патриарха Иоакима, обещали, что все перечисленные гетманом привилегии Киевской митрополии будут сохранены. Было отклонено лишь предложение сохранить за Киевским митрополитом звание экзарха Константинопольского Патриарха[32].

В октябре Гедеон отправился в Москву, где 8 ноября 1685 года состоялось его поставление в Киевские митрополиты. В Успенском Соборе Кремля он принес клятву верности Патриарху Иоакиму «и аще случится и по нем благословением Божиим будущему Святейшему Патриарху Московскому и всея России, и всему преосвященному Собору — Российским преосвященным митрополитам, архиепископам и епископам»[33].

Таким образом, переход Киевского митрополита в юрисдикцию Москвы фактически состоялся. Однако с канонической точки зрения этот акт не мог считаться легитимным без его одобрения (пусть и задним числом) со стороны Константинопольского Патриарха.

 Переговоры в Константинополе 

В ноябре 1685 года в Константинополь был отправлен дьяк Никита Алексеев. Когда он проезжал через Украину, то к нему присоединился и личный посланник гетмана Иван Лисица. Им было поручено просить Константинопольского Патриарха передать Киевскую митрополию в юрисдикцию Москвы. Послам были вручены грамоты Патриарха Иоакима, царей Иоанна и Петра Алексеевичей и гетмана Ивана Самойловича.

Для того чтобы правильно оценить действия делегации в Константинополе, следует иметь в виду, что к середине XVII века сложились довольно тесные взаимоотношения между Восточными Патриархами и московскими государями. Греческое духовенство регулярно посещало Москву, получая здесь щедрую милостыню. При этом контакты греческих иерархов с Москвой не ограничивались исключительно церковной сферой. Уже с конца XVI века Восточные Патриархи становятся, по выражению профессора Н. Ф. Каптерева, «политическими агентами» московских царей. Они доставляют в Москву сведения о политической ситуации в Османской империи. Иерусалимский Патриарх Досифей в одной из своих грамот, адресованных московскому царю, прямо писал: «В вашей богохранимой державе мы имеем чин доносителя»[34]. Однако надо иметь в виду, что материальный интерес не был единственным стимулом, побуждавшим греческих иерархов к подобному сотрудничеству. Восточное православное духовенство с воодушевлением воспринимало и всячески поддерживало политическое усиление Москвы, надеясь, что со временем именно московский царь поможет грекам свергнуть ненавистную власть турок. 

Деятельность восточных иерархов в пользу политических интересов Москвы вызывала беспокойство турецкого правительства, которое пристально следило за всеми контактами Патриархов с русскими послами. За тайные связи с Москвой был повешен Патриарх Парфений, а за поездку в Москву лишились кафедр Александрийский Патриарх Паисий и Антиохийский Макарий[35]. Во второй половине XVII столетия московским послам в Константинополе позволяли встречаться с Патриархами лишь после решения всех политических дел с визирем.

С самого начала освободительной войны под предводительством Богдана Хмельницкого Восточные Патриархи считали естественным ее исходом присоединение Украины к Московскому царству. Еще в декабре 1648 года Иерусалимский Патриарх Паисий по пути в Москву встретился с Хмельницким и пытался убедить его принять московское подданство. Об этом же он хлопотал и в Москве. В 1651 году о том же говорил Константинопольский Патриарх в беседе с посланцем Хмельницкого в Царьграде. Посреднические услуги в деле установления контактов Хмельницкого с Москвой брали на себя и другие восточные иерархи[36]. Присоединение Украины к Московскому государству давало, по мысли греков, надежду на совместный поход казаков и великороссов против татар и турок.

Весьма характерно, что тот же Иерусалимский Патриарх Паисий надеялся, что вслед за Украиной в состав Московского царства войдут и Дунайские княжества (Валахия и Молдова). В 1655 году он даже прямо просил Алексея Михайловича принять Молдову под свое покровительство. Эту просьбу поддержал и Антиохийский Патриарх Макарий[37]. Но этот план не был осуществлен.

Итак, московские послы прибыли в Адрианополь весной 1686 года. Здесь грек Юрий Мецевит рекомендовал им первым делом отправиться к визирю и просить его содействовать решению вопроса о Киевской митрополии. Дьяку Алексееву такое предложение показалось странным. Он считал это дело сугубо церковным, и потому полагал, что Патриарх может решить его без совета с визирем. На это Мецевит возразил: «Если патриарх сделает это дело без визирского указа, и какой-нибудь митрополит донесет, что патриарх списывался с Москвою, то патриарха сейчас казнят»[38].

Тогда послы попытались повидаться с Иерусалимским Патриархом Досифеем, которого в Москве не без оснований считали своим союзником. Но и этот иерарх отказался встречаться с делегацией без дозволения визиря. Тогда Алексеев обратился все-таки к визирю, и, получив его согласие, отправился на встречу с Досифеем.

Во время беседы с московскими послами Патриарх Досифей высказался резко против подчинения Киевской митрополии Москве. Он считал глубоко порочным сам образ действия московского правительства. Досифей вполне справедливо заметил, что прежде надлежало получить благословение Константинополя, а уже затем поставлять Киевского митрополита в Москве. «А то прислали просить благословения, когда уже поставили! Это Восточной Церкви разделение», — говорил Патриарх[39]. Вероятно, после беседы с Алексеевым и Лисицей Патриарх Досифей отправил письма московским царям и Патриарху Иоакиму, в которых доказывал незаконность и неуместность задуманного ими дела[40].

Одним из наиболее важных аргументов, высказанных Патриархом Досифеем против присоединения Киевской митрополии к Московскому Патриархату, было его  опасение, что этого акта не признают в Польше, на территории которой находилась тогда значительная часть митрополии. Православные, живущие в Польше, будут искать себе иного митрополита, а это может стать причиной нового раскола[41].

Но для нас более интересна суровая нравственная оценка, которую дал Патриарх Досифей деяниям Москвы: «Что [за] вина да оттерзаете чуждую епархию? Не есть ли стыд от людей, не есть ли грех от Бога! Да присылаете денги и из ума людей выводите, берете грамоты сопротивны Церкви и Богу. Сказывал нам посланник ваш, яко писма от вас не привез, токмо приказали ему дати нам милостыню, аще ему дадим писмо, якоже хощет; и аще не дадим ему, и он нам да не отдаст»[42]. Из этих слов Патриарха Досифея становиться очевидным, что московский посланник вел в Адрианополе откровенный торг. За содействие в деле получения отпустительной грамоты он предлагал Досифею щедрую «милостыню». Возмущенный Первоиерарх Иерусалимской Церкви назвал это явной симонией и лихоимством «во уничижение Восточныя Церкви»[43].

Тем не менее, в письме к московским государям Патриарх Досифей писал, что хотя образ действия Патриарха Иоакима и не заслуживает одобрения, все же он, Досифей, рад, что Киев, наконец, обрел митрополита, «егоже и хиротонию приемлем, и прочая оставляюще, молимся владыце Христу, да даст ему сил правити благо и богоугодно»[44].

Но все же Патриарх Досифей наотрез отказался выступать посредником в переговорах московских послов с Константинопольским Патриархом.

Из письма Досифея к Патриарху Иоакиму видно, что еще когда Алексеев и Лисица находились в Адрианополе, Константинопольский Патриарх Дионисий сам пытался установить с ними контакт. Досифей говорит, что к Алексееву от имени Дионисия обращался некий архимандрит, который прямо просил у московского посланника денег за выдачу требуемой грамоты. Но Алексеев ответил, «яко прежде да даст ему грамоты, и потом да возмет деньги от него»[45].

Когда стало очевидным, что решить вопрос напрямую с Патриархами не удастся, московские послы отправились к визирю. И здесь обнаружился еще один аспект этого дела.

Время, когда Алексеев и Лисица прибыли в Адрианополь, было временем тяжелейшего кризиса Османской империи. В 1683 году турки начали очередную войну с Австрией. 16 июля они осадили Вену, после чего паника поднялась во всей Европе. В войну вступили Польша и Венеция. Польский король Ян III Собесский со своей армией подошел к Вене и наголову разбил турок. Великий визирь Кара-Мустафа бежал с поля боя и впоследствии по приказу султана был подвергнут традиционной для турецких вельмож казни — задушен шелковым шнурком. Армия союзников перешла в контрнаступление. Турки терпели одно поражение за другим. В 1686 году они оставили венгерскую столицу, которую удерживали в руках более 140 лет[46].

Так что московские послы прибыли в Турцию в самый разгар этой войны, когда положение Османской империи становилось близким к катастрофическому. При этом Россия еще в 1681 году заключила с Турцией мирный договор, и потому рассматривалась султаном как потенциальный союзник. К тому же, несмотря на Андрусовское перемирие (1667), Московское царство продолжало оставаться в состоянии войны с Польшей, в то время одним из главных врагов Турции. В этой ситуации визирь принял решение всячески способствовать удовлетворению просьбы московских государей о подчинении Патриарху Иоакиму Киевской митрополии, надеясь тем самым укрепить свою дружбу с Москвой. И когда к нему пришел Алексеев, то «визирь изъявил полнейшую готовность исполнить все его желания, и, между прочим, обещал призвать к себе Досифея и приказать ему исполнить просьбу московского правительства относительно Киевской митрополии»[47].

После встречи с визирем Алексеев вновь посетил Патриарха Досифея и нашел в нем совершенную перемену: «Я, — сказал Патриарх, — приискал в правилах, что вольно всякому архиерею отпустить из своей епархии к другому архиерею; я буду уговаривать Патриарха Дионисия, чтоб он исполнил волю царскую, и сам буду писать к великим государям и к Патриарху Иоакиму и благословение от себя особо, а не вместе с Дионисием»[48]. Документальным свидетельством этой перемены являются грамоты Патриарха Досифея, направленные православному населению Польши и гетману Самойловичу. В них Иерусалимский Первосвятитель призывал считать Гедеона Четвертинского истинным Киевским митрополитом и содействовать ему в архипастырском служении[49]. За столь существенную корректировку своей позиции Патриарх Досифей получил от Никиты Алексеева 200 червонцев[50].

Тем временем в Адрианополь прибыл Константинопольский Патриарх Дионисий. Он должен был  встретиться с визирем, чтобы получить от него подтверждение своих полномочий. Следует заметить, что Дионисий за свою жизнь пять раз избирался и затем свергался с Константинопольского Патриаршего престола. В 1686 году он взошел на Патриарший трон в четвертый раз[51]. Узнав волю визиря, Дионисий пообещал исполнить просьбу Москвы, как только возвратится в Константинополь и соберет собор митрополитов.

Таким образом, принципиальное согласие Патриархов Дионисия и Досифея, а также великого визиря на передачу Киевской митрополии в ведение Московского Патриарха было достигнуто в Адрианополе в апреле 1686 года. В мае, вернувшись в Константинополь, Патриарх Дионисий составил письма к московским государям, Патриарху Иоакиму и гетману Самойловичу, в которых говорил о своем согласии на перемену канонической зависимости Киевской митрополии[52].

Наконец в июне в Константинополе был созван Собор архиереев, на котором было принято окончательное решение по этому вопросу. Собор издал грамоту (томос), повелевающую признавать Гедеона Четвертинского законным Киевским митрополитом. Кроме Патриарха Дионисия грамоту подписал также 21 митрополит[53]. Кроме того, Дионисий в июне издал еще две грамоты, адресованные гетману Самойловичу и всем верным чадам Киевской митрополии, в которых говорил, что уступает митрополию Московскому Патриарху и повелевает отныне всех новоизбранных митрополитов отправлять для посвящения в Москву[54].

Никита Алексеев вручил Патриарху Дионисию за эти документы 200 золотых и три сорока соболей, в чем получил от Дионисия собственноручную расписку[55]. Характерно, что в своем письме к московским царям Константинопольский Патриарх просил прислать «жалование» и всем архиереям, подписавшим томос[56].

Так завершилась миссия русских посланцев в Константинополе. Получив искомый «пакет документов», Алексеев и Лисица отправились домой.

Как сказано, столь скорое завершение дела объясняется, прежде всего, желанием турецкого правительства сохранить мир с Москвой. Однако надежда визиря оказалась тщетной. Весной 1686 года, когда московские послы были в Турции, в Москве уже велись переговоры с личными представителями польского короля на предмет подписания мирного договора. «Вечный мир» с Польшей был заключен 21 апреля. Москва обязалась разорвать мир с турецким султаном и крымским ханом и немедленно послать войска на крымские переправы для защиты Польши от татарских нападений. Польское правительство со своей стороны гарантировало, что православное население на территории Польши не может быть принуждаемо к унии, а высшее православное духовенство будет получать посвящение от Киевского митрополита[57].

Но этот договор мог вступить в силу только после его подписания польским королем. Поскольку Ян Собесский в то время был в военном походе в Молдавии, то договор был им подтвержден лишь осенью 1686 года. Тогда же в Москве было принято решение снарядить военный поход против крымского хана, союзника Турции.

Это фактическое объявление войны Османской империи чуть было не перечеркнуло результаты миссии дьяка Никиты Алексеева. На обратном пути из Константинополя московский посол вместе с грамотами был арестован при проезде через Крым. Московское правительство сумело освободить его, послав крымскому хану в обмен одного важного татарского пленника[58].

Как только в Константинополе узнали о заключении Москвой «вечного мира» с Польшей, положение Патриарха Дионисия стало крайне незавидным. Против него сразу же сложилась оппозиция в Синоде. Недовольные Дионисием архиереи обвинили его в тайных связях с Москвой, приводя в подтверждение факт передачи Московскому Патриарху Киевской митрополии. В результате Дионисий лишился патриаршества через два месяца после официального вступления на Константинопольский престол[59]. Однако акт передачи Киевской митрополии в московскую юрисдикцию отменен не был, из чего видно, что обвинения в адрес Дионисия были лишь предлогом для его удаления с кафедры.

 Итоги 

Что же было дальше? Конфликт между Гедеоном Четвертинским и Лазарем Барановичем привел к тому, что последний решил выйти из юрисдикции Киевского митрополита и подчиниться напрямую Московскому Патриарху. Тем самым Черниговская епархия фактически вышла из состава Киевской митрополии[60]. Подобную же участь наследовала и Могилевская епархия. С начала XVIII века архиереи сюда назначались уже не из Киева, а из Москвы (со времени основания Синода, соответственно, из Петербурга)[61].

Несмотря на гарантии, данные польским правительством в 1686 году, униатская пропаганда не была прекращена. В результате к началу XVIII века епархии Львовская, Луцкая и Перемышльская окончательно стали униатскими. Так что уже через двадцать пять лет после вхождения в состав Московского Патриархата Киевский митрополит из главы обширного автономного церковного округа превратился в правящего архиерея одной лишь Киевской епархии.

Два преемника Гедеона Четвертинского — Варлаам Ясинский (1690-1707) и Иоасаф Кроковский (1708-1718) избирались в Киеве на Соборах и лишь посвящались в Москве. Однако после проведения Петром I Синодальной реформы право избирать митрополитов вольными голосами у киевского духовенства было отнято. В 1722 году киевский архипастырь был «избран» по новой схеме. Синод предложил императору четыре кандидатуры, из которых Петр выбрал Варлаама Вонятовича, занимавшего Киевский престол до 1730 года. Характерно, что владыка Варлаам получил уже не сан митрополита, а лишь архиепископа. С этого времени Киевская митрополия фактически превращается в одну из рядовых епархий Русской Церкви. Постепенно были в значительной мере нивелированы особенности украинского церковного пения, украинского произношения богослужебных текстов, украинской печати церковных книг. Так что опасения, высказанные украинским духовенством в 1685 году, оказались вполне справедливыми.

Подводя итог всему вышесказанному, следует отметить, что события 1686 года ярко отразили внутреннее состояние и Московского Патриархата, и Константинопольской Церкви, и Киевской митрополии. Во-первых, Москва, чувствуя свое политическое могущество, считала для себя допустимым существенные отступления от канонического порядка решения церковных вопросов. И процедура избрания митрополита Гедеона Четвертинского, и его интронизация в Москве, и получение задним числом благословения Константинопольского Патриарха были совершены в нарушение канонов. Во-вторых, поведение восточных иерархов в ходе решения этого вопроса оказалось полностью детерминированным двумя факторами — позицией турецкого правительства и личной материальной выгодой. Отмеченная выше перемена настроения Иерусалимского Патриарха Досифея после встречи московских послов с визирем показывает, что даже этот, далеко не худший представитель греческого епископата, был способен существенно корректировать свои канонические воззрения под влиянием двух указанных факторов. Наконец, и украинское духовенство за тридцать лет после Переяславской Рады сильно изменилось, с ним совершилась, по выражению Н. Д. Полонской-Василенко, «большая эволюция»[62]. Если в 1654 году оно твердо отстаивало свою каноническую подчиненность Константинополю, то в 1685 году смиренно передавало этот вопрос на усмотрение Константинопольского Патриарха. Характерно, что мы не видим протестов против процедуры избрания и посвящения митрополита Гедеона ни со стороны гетмана, ни со стороны казацкой старшины, ни со стороны церковных братств.

Как же сегодня оценивать акт 1686 года? Вполне очевидна его обусловленность сложившейся во второй половине XVII века политической конъюнктурой. Процесс интеграции Украины в Московское государство не мог не повлечь за собой постепенного сглаживания особенностей ее административного устройства, местного самоуправления, системы образования. В этом контексте вхождение Киевской митрополии в состав Московского Патриархата после Переяславской Рады представляется неизбежным. Эту неумолимую логику исторического процесса прекрасно понимали как российские, так и украинские историки. Например, профессор И. И. Огиенко (впоследствии — митрополит Иларион) писал, что присоединение Киевской митрополии к Московскому Патриархату «логично выплывало из присоединения политического, из акта 1654 г., и не допустить его не было сил. Тридцать два года (1654-1686) защищало духовенство независимость своей Церкви — и можно только удивляться, что оно так упрямо и долго не отдавало своей свободы»[63].

При этом тот способ, которым было осуществлено присоединение, не может быть признан нормативным. И потому неудивительно, что украинская национальная историография всегда оспаривала каноничность актов 1685-86 годов.

В ХХ веке и Константинопольские Патриархи неоднократно выступали с критикой событий 1686 года. Так в 1924 году Патриарх Григорий VII в Томосе о даровании автокефалии Польской Православной Церкви писал следующее: «Первое отделение от Нашего Престола Киевской Митрополии и Православных Митрополий Литвы и Польши, зависящих от нее, а также присоединение их к Святой Московской Церкви совершилось не по предписаниям канонических правил, также не было соблюдено все то, что было установлено относительно полной церковной автономии Киевского Митрополита, который носил титул Экзарха Вселенского Престола»[64]. Патриарх Григорий назвал три основания, позволивших ему даровать автокефалию Православной Церкви в пределах возрожденного Польского государства. Это, во-первых, необходимость согласования церковных границ с новыми политическими границами, во-вторых, право Константинопольского Патриаршего Престола оказывать поддержку Православным Церквам «оказавшимся в нужде» и, в-третьих, нарушение канонических правил, совершенное в 1686 году (православные епархии Польши, Литвы и Беларуси в 1686 году была частью Киевской Митрополии). Однако сам акт 1686 года Патриархом Григорием аннулирован не был. На территории Украины он по-прежнему признавал законной юрисдикцию Московского Патриарха.

Большой резонанс имело заявление, сделанное в марте 2005 года архиепископом Скопльским Всеволодом (Майданским, † 2007), которого не без оснований считали куратором «украинской политики» Константинопольского Патриархата. На встрече с Президентом В. Ющенко он заявил, что Константинопольский Патриархат никогда не признавал законности перехода Киевской Митрополии в состав Московского Патриархата и потому Константинополь и по сей день продолжает считать Украину своей канонической территорией. Хотя это заявление и вызвало жесткие протесты со стороны Русской Православной Церкви, однако официальный Константинополь никак не прокомментировал заявление архиепископа Всеволода, давая понять, что фактически игнорирует недовольство Москвы.

Совсем недавно в Киеве в ходе юбилейных торжеств, посвященных 1020-летию Крещения Киевской Руси, Вселенский Патриарх Варфоломей неоднократно именовал Константинопольский Патриархат Церковью-Матерью по отношению к Украинской Православной Церкви. А 26 июля 2008 года в своем программном обращении к украинскому народу, произнесенном на Софийской площади в Киеве, Патриарх Варфоломей прямо назвал присоединение Киевской Митрополии к Московскому Патриархату аннексией. При этом он подчеркнул, что Вселенская Церковь согласилась «ограничить себя» ради того, чтобы способствовать более полному применению «духовного наследия Византии», а также ради защиты православной идентичности украинского народа.

Патриарх Варфоломей поставил события 1686 года в один ряд с дарованием автокефалии ряду Поместных Церквей на Балканах: Элладской, Сербской, Болгарской, Албанской. Все эти акты совершились под давлением местных политических элит и стали вынужденными шагами для Константинополя, но сегодня, все же, их законность не оспаривается.

Таким образом, отношение Константинопольского Патриархата к Томосу 1686 года имеет очевидно двойственный характер. С одной стороны, как сами Вселенские Патриархи, так и их официальные представители неоднократно делали заявления о нарушении канонического порядка в 1685-86 годах, а с другой, Томос 1686 года никогда официально не отменялся.

Действительно, для православного церковного сознания критерием каноничности является не процедура принятия того или иного решения, а рецепция Церковью совершившихся перемен. Например, 17 правило Четвертого Вселенского Собора предписывает в случае возникновения между епископами спора о канонической принадлежности той или иной территории руководствоваться критерием давности установленных границ. Если спорная территория в течение тридцати лет состояла в ведении одной епархии, ее каноническая принадлежность не может быть оспорена. Эту норму подтвердил позже и Трулльский Собор своим 25 правилом[65]. Хотя буквально указанные каноны относятся к сельским и деревенским приходам, тем не менее, по замечанию митрополита Никодима (Милаша), их нужно понимать в общем контексте канонической традиции, в соответствие с которой «права епархиальных епископов на свои области основывались, главным образом, на обычае, а затем на давности»[66].

Исходя из этого критерия, сам факт того, что Константинопольская Церковь вот уже более 300 лет признает законность иерархии, поставляемой в Украину Русской Православной Церковью, служит достаточным основанием того, что акт 1686 года остается в силе и по сей день.

Поэтому представляются бесперспективными попытки пересмотра решений, принятых в Константинополе в конце XVII века. На наш взгляд, куда более актуальным является вопрос о возрождении древних традиций автономного бытия Украинской Церкви, которые после вхождения в состав Московского Патриархата были практически полностью утрачены. И вот здесь нельзя не отметить, что сегодня канонический статус Украинской Православной Церкви весьма близок к тому, который Киевская митрополия имела в середине XVII века. Ведь последнее десятилетие ХХ века стало не только временем трагических разделений в украинском православии, но и временем возрождения древней традиции автономного бытия Киевской митрополии. Уже более пятнадцати лет Украинская Православная Церковь является самоуправляемой с правами широкой автономии: она созывает свои Соборы, имеет свой Священный Синод, сама избирает своего Предстоятеля, который лишь утверждается Московским Патриархом. Украинская Церковь сама канонизует своих святых, имеет свои учебные заведения. В последнее время была заметно модернизирована и структура Синодальных учреждений Украинской Церкви, которые постепенно превращаются из номинальных в реально действующие.

Обстоятельства присоединения Киевской митрополии к Московскому Патриархату являются для нас важным историческим уроком. Они еще раз напоминают, что в любых обстоятельствах, при любой политической конъюнктуре Церковь Христова, которая есть столп и утверждение истины (1 Тим 3, 15), должна стремиться к соблюдению незыблемых канонических устоев. Ведь никакое отступление от церковных правил, какими бы благими целями оно не оправдывалось, не проходит бесследно. Прегрешения политиков и иерархов, совершенные в XVII веке, бумерангом возвращаются к нам, их потомкам, ставя и нас перед серьезным выбором. Сумеем ли мы достойно ответить на этот вызов?