Настоящее пение — это всегда исповедь

Знаменный распев — это одна из вершин церковного пения. Духовно-конструктивные основы знаменного распева являются определенным, если хотите, путеводителем для трудов в церковно-певческом искусстве.

Помимо знаменного распева есть целый ряд других, которые родились в недрах Церкви и воцерковлены во всех смыслах, — это монастырские распевы, в основе которых часто лежит знаменный и его гармонизации. Поэтому нужно думать не только о том, как петь, но и о том, кому петь. С одной стороны, для того, чтобы петь знаменным распевом, нужно жить по-знаменному, а с другой стороны, обращение к знаменному распеву помогает приобщиться к опыту сосредоточенной, глубокой и внимательной молитвы.

Иеромонах Серафим (Роуз), ссылаясь на работу Владимира Соловьёва, говорит, что в последние времена антихрист откроет музей христианской старины, и там каждый найдет для себя многое, что ему импонирует. Отец Серафим пишет, что, возможно, образ антихриста будет написан с соблюдением лучших византийских иконописных традиций. Если продолжить эту мысль, можно предположить, что коронация антихриста может осуществляться под пение знаменных мелодий. Сами по себе, в отрыве от глубинной церковной жизни, они ценности не представляют.

Уже не раз приходилось говорить, что увлечение внешним, если оно не продиктовано внутренними потребностями духа, опасно. Мне довелось быть на конференции по церковному пению, где один из докладчиков сказал: «Вы были сегодня в пещерах, где подвизались преподобные отцы, видели, как они подвизались, как спасались, как молились. Неужели можно предположить, что им был близок распев Киево-Печерской Лавры?» — тем самым намекая, что они реагировали исключительно на знаменный распев. Пришлось возразить, что этим подвижникам совершенно определенно не требовался никакой распев да и пение как таковое.

Но при всем этом хотел бы отметить еще один нюанс. Святой Григорий Нисский говорит: некоторые полагают, что церковное пение — это только сладкозвучие, которое должно облегчить восприятие церковного текста, но на самом деле это не так. Настоящее пение — это всегда исповедь. «Мелос», или мелодия, имеет духовный посыл, духовную природу.

В светской музыке, например инструментальной, тоже нет текста, но есть музыкальная мысль, глубокое содержание, которое проникает в самые глубокие недра человеческой души и сердца и может повлиять на них кардинальным образом. Поэтому приобщение к музыке — дело, если хотите, небезопасное. Человек может, наслушавшись определенных произведений, или облагородиться, или потерпеть серьезные духовные потери. Это происходит на подсознательном уровне.

То, что музыка — служанка слова, никто не оспаривает. Однако когда человек приходит в храм, где звучит песнопение на незнакомом языке, он может не осмыслить произносимый богословский текст, но само пение на него воздействует. Потому что пение — тоже молитва, и сердце откликается, чувствует, хотя иногда не понимает этого.

На основе беседы из проекта «Лица Академии»