Опубликовано: 22 сентября 2025
Источник
Морозов Александр, свящ. Верные «даже до крови»: Святейший Патриарх Тихон и служители храма Спаса Преображения в московской Спасской слободе в 1920-х годах // Сретенское слово. М.: Изд-во Сретенской духовной академии, 2025. № 2 (14). С. 123–158. DOI: 10.54700/27826066_2025_2_6

Период возрождения патриаршества в русской Православной Церкви в 1917 г. и служение Святейшего Патриарха Московского и Всея России Тихона (Беллавина) до его блаженной кончины в 1925 г. пришелся на начало становления Советского государства. Этот период сопровождался массовым отпадением от православной веры еще недавно заполнявших храмы прихожан, второй революцией и последующей Гражданской войной. На долю Церкви в этот период выпало немало испытаний: лишение церковного имущества, давление со стороны новой советской власти, появление обновленческого движения, массовое закрытие храмов, аресты представителей духовенства.
В новом формате взаимоотношений Церкви и государства жизнь прихода храма Спаса Преображения на Большой Спасской улице предстает в сохранившихся архивных документах, следственных делах на служителей храма и воспоминанииях очевидцев как одна из удивительных страниц церковной истории Москвы. Несмотря на трудности и политические перипетии служители Спасского храма в этот сложный для Церкви период сохраняли верность своему Патриарху. Настоятель Спасского храма и председатель правления регулярно приглашали служить патриарха Тихона в Спасский храм. Приход оставался живым и активным.
В литературе по истории московских церквей начала XX в. сведения о Спасском храме и его служителях либо отсутствуют, либо носят справочный характер. Комплексные научные исследования, посвященные служителям храма Спаса Преображения в Спасской, отсутствуют. Небольшая брошюра[1] по истории храма и Спасской слободы кратко касается описания служителей храма в начале XX в. и не может расцениваться как научное исследование. Полноценный анализ архивных следственных дел служителей храма, а также описание в современной литературе истории государственно-церковных отношений в контексте деятельности прихода храма Спаса Преображения в Спасской слободе в 1920-х гг. не проводились.
Каменный храм Спаса Преображения был построен в 1698–1701 гг. «за Сретенскими воротами, за Земляным городом...»[2], рядом с загородным двором первого российского генералиссимуса А. С. Шеина, двор которого состоял в приходе Спасской церкви[3].
К началу XX в. приход Спасо-Преображенского храма в Спасской простирался от 1-й Мещанской улицы до Красных ворот и от Садового кольца до Каланчевского поля. Церковь Спаса в Спасской была до революции одной из самых богатых в Москве. Красивый купол и высокая колокольня ее просматривались с дальних точек как со стороны Домниковки, Орликова переулка и Каланчёвки, так и с путей Николаевской железной дороги и Переяславской слободы. (Илл. 1)

Илл. 1. Спасский храм
Жизнь прихода церкви Спаса на Спасской в послереволюционные годы оставалась активной. На престольный праздник Преображения Господня три года подряд (1919–1922) Божественную Литургию в Спасском храме служил Святейший Патриарх Тихон[4]. (Илл. 2)
Несмотря на материальные трудности многих московских храмов в 1920-е гг., отмеченные в дневнике современника событий тех лет Н. П. Окунева[5], в храме на Большой Спасской пел большой хор им. свт. Филиппа, митрополита Московского, под управлением известного регента Никиты Никаноровича Драчёва (ум. 1942). Общине храма, хору и его регенту Н. Н. Драчёву в 1926 г. посвятил свое произведение — стихиру на литии в праздник Преображения Господня «Приидите, взыдем на гору Господню» — выдающийся духовный композитор П. Г. Чесноков.

Илл. 2. Святейший Патриарх Тихон
В храме на Спасской исполнялось сочинение А. Кастальского «Из Патриаршего и архиерейского служения»[6]. Имея такого опытного регента, как Никита Никанорович, приходской хор Спасского храма самостоятельно исполнял патриаршие богослужения.
Напротив церкви Спаса Преображения в Спасской[7], у своего сына М. Ф. Соловьёва в Докучаеве переулке, проживал иеросхимонах Алексий Зосимовский, вынувший «жребий»[8], решивший избрание одного из трех кандидатов на патриаршество — митрополита Московского и Коломенского Тихона (Беллавина). Живя в Спасской слободе, старец Алексий молился и служил в Спасской церкви[9]. (Илл. 3)

Илл. 3. Преподобный Алексий Зосимовский
В 1920–1922 гг. в Спасском храме на Спасской служил, проповедовал и вел вечерние беседы протоиерей Валентин Свенцицкий. В этот период он жил у родных, рядом с храмом, в Докучаеве переулке[10], и часто сослужил патриарху Тихону, которого очень высоко ценил и любил. Патриарх Тихон весьма уважительно относился к прот. Валентину, считал его «совестью Российской Церкви»[11]. (Илл. 4)
В сохранившемся доме № 11 рядом со Спасским храмом с 1914 по 1936 г. жил[12] известный химик, внесший важный вклад в дело электрификации России, Василий Иванович Лисев[13]. В 1926 г. он был директором правления заводов «Карболит»[14] и при этом активным прихожанином Спасской церкви на Спасской улице[15], о чем говорит избрание его тогда членом приходского совета[16]. В 1936 г. В. И. Лисев был арестован и отправлен в ссылку в г. Киров, где в 1938 г. скончался.

Илл. 4. Протоиерей Валентин Свенцицкий
В квартире Василия Ивановича по его приглашению жил с 1921 по 1925 г. религиозный философ священник Павел Флоренский, который также молился в Спасском храме, был знаком с настоятелем храма и старостой и был верным последователем патриарха Тихона.
В приходской совет церкви Спаса в Спасской в 1924 г. входили, наряду с членами клира, «бывшими» людьми, безработными, ремесленниками, рабочими и торговцами, также и такие люди, как бригадир Реввоенсовета республики В. И. Артишевский и сотрудник Центрального управления по военной подготовке трудящихся при РККА генерал-майор А. И. Беляев, который был председателем и старостой Спасского храма[17].
За время своего патриаршего служения (1917–1925) Святейший Патриарх Тихон девять раз совершал службы в храме Спаса Преображения на Большой Спасской: шесть раз Литургию и три раза всенощное бдение, в том числе в начале 1922 г., в 1923 г. и последний раз 19 августа 1924 г.[18] Учитывая количество действующих храмов в этот период в Москве и то, что во многих из них Патриарх так ни разу и не служил, его служение в храме на Спасской можно назвать частым, и на это были свои причины.
Во-первых, храм Спаса Преображения в Спасской слободе находился рядом с Троицкой слободой и Троицким подворьем, в котором располагались Митрополичьи палаты — место проживания патриарха Тихона до его переезда под давлением обновленцев[19] в Донской монастырь в мае 1922 г. Во-вторых, анализ следственных дел председателя правления и старосты Спасского храма генерал-майора А. И. Беляева (1937) и его сына А. А. Беляева (1940), а также семьи генерала показал наличие дружественных взаимоотношений семьи Беляевых с патриархом Тихоном и с семьей его келейника и телохранителя Я. Полозова.
Противостояние Спасского прихода изъятию церковных ценностей и обновленческому движению
Весной 1922 г., ссылаясь на оказание помощи голодающим, власти начали подготовку к изъятию церковных ценностей. 12 марта благочинный прот. Василий Вишняков был приглашен на Б. Спасскую для ведения приходского собрания в Спасской церкви. Будучи председателем и докладчиком, благочинный поставил на голосование вопрос об изъятии церковных ценностей после того, как было прочитано связанное с этим обращение к верующим патриарха Тихона. Смысл обращения состоял в том, что приходы не могут своей волей выдать церковные ценности, не подвергая себя отлучению от Церкви. Приходское собрание Спасской церкви единогласно постановило ценности добровольно не отдавать[20].
Через неделю, 19 марта, при храме Спаса на Б. Спасской улице, согласно постановлению собрания благочинных, в доме церковного попечительства была открыта столовая для голодающих на средства нескольких приходов. Эта столовая действовала ежедневно в течение нескольких месяцев.
Через месяц, 20 апреля 1922 г., милиция производила изъятие ценностей из церквей Сокольнического района. По сводке центрального оперативного штаба при начальнике гарнизона города Москвы, нигде крупных эксцессов не было, за исключением церкви Спаса на Спасской улице, где собралась толпа до 2000 человек и брошенным из толпы камнем был ранен один из чинов охраны. Высланными всадниками толпа была рассеяна. Толпу разгоняла кавалерия, были произведены аресты[21]. В церкви изъяли все серебряные священные сосуды, остались только медные и деревянные[22].
В ходе начавшихся репрессий по делу об изъятии ценностей в Москве был расстрелян сын протоиерея Николая Заозерского (служившего в Спасском храме с 1901 г. до своей кончины в 1925 г.) — священномученик прот. Александр Заозерский.
С 1 марта 1923 г.[23] образованное обновленческое Московское епархиальное управление (МЕУ) начало активно вмешиваться в жизнь приходов, остававшихся верными патриарху Тихону, указывая избрать выборщиков на благочинническое собрание для выборов членов поместного (обновленческого) собора. Протокол собрания 25 марта 1923 г. свидетельствует, что всего 20 прихожан Спасской церкви признали это распоряжение МЕУ. Среди них свящ. Николай Покровский, который председательствовал на собрании. Настоятель храма прот. Александр и клирик храма прот. Николай Заозерский на собрании не присутствовали[24].
Ведя борьбу против патриарха Тихона, обновленцы запрещали его поминовение во всех храмах Российской Церкви и по согласованию с властями приравнивали это нарушение к контрреволюции[25].
Приходской совет церкви Спаса Преображения в Спасской, во главе которого стоял председатель генерал А. И. Беляев, не считался с постановлениями обновленческого Епархиального управления и приглашал патриарха Тихона совершать службы в храме после его освобождения из заключения.
Восьмого июля 1923 г. патриарх Тихон служил всенощную в храме Спаса Преображения в Спасской[26], после которой 25 июля 1923 г. настоятель прот. Александр Пятикрестовский был арестован, два месяца провел в тюремном заключении, но освобожден без суда 19 сентября[27].
Для переориентации приходов в штат внедряли обновленческих священников. В Спасский храм постановлением МЕУ от 18 мая 1923 г. был назначен на специально введенную должность третьего священника обновленец прот. Вячеслав Немов[28]. Однако он не повлиял на «тихоновскую» ориентацию (сторонников патриарха Тихона) причта и прихожан храма и уже 5 октября того же года был переведен в Троицкую церковь в Троицкой (на Самотеке)[29], которую обновленцы захватили в самом начале своих активных действий.
Вернувшийся из заключения настоятель Спасского храма прот. Александр Пятикрестовский продолжил служить настоятелем в храме. Спасский храм власти передали обновленцам только после его отстранения в 1934 г.
В 1918 г. скончался многолетний настоятель Спасского храма прот. Григорий Орлов[30], заставший начало служения патриарха Тихона. С 1919 г. настоятелем храма был священник Александр Пятикрестовский, выпускник Московской духовной академии. (Илл. 5)

Илл. 5. Протоиерей Александр Пятикрестовский
Прот. Александр до конца был верен патриарху Тихону. В 1922 г.[31] прот. Александр удостоился награды из рук Святейшего — права ношения митры.
За время своего настоятельства прот. Александр организовал крепкий приход. При храме образовалось сестричество из монахинь, которых настоятель благословлял на постриг. Как духовный пастырь, он призывал прихожан к частому причащению, проводил общую исповедь и массовое соборование. Глубоко почитая св. прав. Иоанна Кронштадтского, настоятель в дни его памяти совершал торжественные богослужения[32]. На следствии в 1935 г. прот. Александр скажет, что «произнося при поминании “отца нашего”, он подчеркивал значение Кронштадтского праведника перед верующими как пастора праведной жизни, имеющего всероссийское значение»[33].
Ревностное служение настоятеля и активная приходская деятельность стали причиной доносов на него и старосту храма Михаила Желтова. В 1934 г. прот. Александр был почислен за штат, а в январе 1935 г. по обвинению в антисоветской деятельности арестован вместе с бывшим старостой М. Желтовым.
Служившие в Спасском храме священник Николай Покровский, диаконы Петр Рождественский и Михаил Толузаков под давлением следственных органов дали показания против настоятеля. Священник Покровский сказал, что, хотя священник Пятикрестовский относился к советской власти «наружно — лояльно, но его слова расходились с делами, не примирившись с Советской властью, всячески старался причинить зло <...> Во время изъятия церковных ценностей Пятикрестовский Александр противился изъятию священных сосудов, — от изъятия он скрыл чашу серебряную большого размера, дискос, звездницу, лжицу, крест серебряный аналойный, ранее принадлежавший полковой церкви при Спасских Казармах»[34]. Из показаний диакона Толузакова стало известно о монашеских постригах прихожан Спасского храма, что «происходило при непосредственном вмешательстве Пятикрестовского, последний их обрабатывал в известном направлении и через епископа Евгения Кобранова, епископа “Варфоломея” совершал постриги. С обоими Пятикрестовский был в дружеских отношениях. Если судить по его наружным качествам, то он к Советской власти относился лояльно, в моем присутствии он никогда не высказывал недовольства. В то же время он был ревностным последователем известного монархиста “Иоанна Кронштадтского”»[35]. По показаниям Толузакова были арестованы и расстреляны немало духовных лиц, в том числе председатель Приходского совета церкви в Спасской генерал А. И. Беляев и его семья.
Показания диакона Петра Рождественского так описывают картину жизни прихода храма Спаса в Спасской и действия его настоятеля: «До революции Пятикрестовский принадлежал к самой реакционной части православного духовенства в Москве и поддерживал тесную связь с известным черносотенцем и монархистом попом Иваном Кронштадтским, последователем которого он является и до настоящего времени. После революции Пятикрестовский стал активным контрреволюционером. Служа священником в церквях города Москвы, он организовывал верующих женщин в тайные сестричества, обрабатывал и склонял на тайное монашество и организовал к церкви Спаса на Спасской улице целое паломничество разных фанатиков»[36]. Из показаний стало известно, что прот. Александр Пятикрестовский был дружен с епископом Евгением (Кобрановым), который часто служил по благословению патриарха Тихона в Спасском храме, и епископом Варфоломеем (Ремовым), совершавшим в Спасском храме постриги желавших иночества прихожан[37].
Свидетельские показания клириков храма на следствии против прот. А. Пятикрестовского показывают, что настоятель противостоял любым новшествам, и только после его увольнения за штат храм передали обновленцам[38] (в июле 1934 г.)[39]. Весь причт и община Спасского храма перешли в храм святых мучеников Адриана и Натальи на 1-й Мещанской улице.
В 1937 г. храм Преображения Господня на Большой Спасской улице был разрушен. На фундаменте храма было сразу выстроено типовое здание, которое в советские годы занимали разные учреждения Москвы[40].
Прот. Александр и староста храма Михаил были обвинены в «антисоветской и контрреволюционной агитации», а также в том, что «распространяли провокационные слухи о якобы проводимых советской властью гонениях на религию и верующих: они, являясь последователями и приверженцами Ивана Кронштадтского, известного ярого монархиста и черносотенца, повседневно проводили работу среди верующих, обрабатывая их в духе “Иоаннитизма”»[41].
Особое совещание при НКВД СССР 26.03.1935 г. вынесло прот. Александру Михайловичу Пятикрестовскому приговор на пять лет ссылки в Красноярский край[42]. Через три года по сфальсифицированному делу группы из «23-х человек С. Алла-Бергенова» Александр Михайлович Пятикрестовский был расстрелян[43]. День его памяти 25 мая 1938 г.
Реабилитация произведена дважды: 4 августа 1961 г. Президиумом Красноярского краевого суда (за недоказанностью состава преступления отменен приговор тройки УНКВД по Красноярскому краю от 07.05.1938) и в 1994 г. прокурором Москвы[44].
Дружественная связь Святейшего Патриарха Тихона с приходом храма Спаса Преображения на Спасской была бы невозможна без старосты храма и председателя приходского совета с 1919 по 1932 г. Александра Ивановича Беляева — генерал-майора[45] русской армии, героя Первой мировой войны[46], служившего также с 1918 по 1926 г. в Красной армии помощником начальника во Всероссийской чрезвычайной эвакуационной комиссии (ВСЕРОКОМ)[47] РККА[48]. (Илл. 6)
Илл. 6. А. И. Беляев. 1914 г.
Весь период службы в Красной армии Александр Иванович совмещал со служением в Церкви, вблизи которой он жил на Большой Спасской улице (в доме № 28, на его месте теперь дом № 10)[49]. Являясь председателем Приходского совета и старостой храма, он находился в общении с духовенством и самое главное — с патриархом Тихоном. Это подтверждается показаниями свидетеля — диакона Спасской церкви М. Толузакова на следствии по делу самого генерала Беляева в 1937 г.: «имел теснейшую дружбу с патриархом»[50], а также показаниями сына генерала Алексея Беляева на следствии по делу семьи А. И. Беляева в 1940–1941 гг.[51] Возможно, Александр Иванович был единственный генерал-майор во всей Российской Церкви в 1920-х гг., совмещавший службу в РККА и должности председателя Приходского совета и старосты храма, что являлось свидетельством мужества этого человека. Его служение в Церкви, так же как и служба в РККА, имели целью служение Родине[52].
После увольнения из РККА в 1926 г. Александр Иванович Беляев все силы отдал Спасскому храму. В исторических архивах Москвы хранятся протоколы собраний Спасского прихода под председательством А. И. Беляева, подписанные им прошения к городским властям о принесении в храм для поклонения известных икон из других московских храмов, обращение общины в 1929 г. к советским властям с убедительной просьбой не закрывать Спасский храм, достигшее тогда своей цели. (Илл. 7)

Илл. 7. Заявление
В 1937 г., 17 августа, Александр Иванович Беляев, к тому времени пенсионер, инвалид, был арестован органами НКВД по обвинению в контрреволюционной фашистской агитации и враждебности к советской власти. Показания на бывшего старосту Спасского храма органам НКВД дали два священнослужителя, считавшиеся его близкими друзьями: бывший клирик Спасской церкви диакон М. Толузаков, которого, за неимением у того жилья, Александр Иванович поселил у себя в квартире (Толузаков в 1920 г. прибыл в Москву из Петрограда; в 1935 г., выступая свидетелем на следствии против прот. Александра Пятикрестовского, он все еще указывал местом своей прописки квартиру А. И. Беляева), и священник Стефан Марков, служивший до 1929 г. в расположенном рядом храме св. мчч. Адриана и Натальи на 1-й Мещанской и на Серафимо-Дивеевском подворье, затем в храме Пимена Нового в Сущеве. С 1937 г. священник С. Марков вместе с протодиаконом М. Толузаковым перешли в храм Знамения Божией Матери в Переяславской слободе[53], вскоре он стал там настоятелем и служил до своей смерти в 1955 г. Толузаков служил там же до своей смерти в 1954 г.
Стоит отметить, что в 1921 г., в период служения Маркова священником Серафимо-Дивеевского подворья в Москве на 1-й Мещанской[54], туда вселился со своей семьей начальник 6-го («церковного») отделения Секретного отдела ГПУ А. Е. Тучков, возможно для удобства слежки за патриархом Тихоном, помещавшимся рядом, на Троицком подворье[55]. Тучков был одновременно секретарем Антирелигиозной комиссии при Политбюро ЦК ВКП(б).
Кроме указанных двух священнослужителей, свидетелей на следствии по делу А. И. Беляева не было.
Показания свящ. Стефана Маркова против А. И. Беляева говорят о его готовности подписывать все формулы ГПУ:
«Вопрос следователя: Как Вы можете характеризовать Беляева А. И.?
Ответ Маркова: Беляев Александр Иванович, б. генерал-майор, ярый церковник, в течение десяти лет был председателем церковной общины.
Вопрос: Что еще Вам известно о Беляеве?
Ответ: Беляев церковник фанатик, крайне враждебно реагирует на мероприятия Советской власти, касающиеся закрытия отдельных церквей в г. Москве. Беляев заявил: “Смотрите, что делают с православными церквами, закрывают против желания верующих, этот произвол над русским народом даром не пройдет большевикам”.
Записано с моих слов верно и мной было прочитано»[56].

Илл. 8. А. И. Беляев. 1937 г. Следственное дело
На следствии Александр Иванович Беляев держался спокойно и твердо. (Илл. 8) На допросе об отношении к советской власти Александр Иванович заявил о себе: «гражданин своего отечества»[57], вины в антисоветском настрое и контрреволюционной агитации не признал и решительно отказался назвать знакомых, служивших в царской армии, а также духовных лиц, с которыми он имел общение. Ответы следователю ярко отражают благородство характера и бесстрашие Александра Ивановича как исповедника. Вот выдержка из протокола допроса А. И. Беляева:
«Вопрос следователя: Дайте подробные показания о Ваших связях с духовенством.
Ответ А. И. Беляева: Я с детства воспитан в почитании религии, и на протяжении всей жизни это чувство у меня не иссякло, а наоборот укрепилось. С 1919 г. примерно по 1930 г. я был председателем церковной общины. С духовенством я поддерживал связь до дня моего ареста. Я бывал у них на квартирах, а они в свою очередь посещали меня на квартире.
Вопрос: Назовите всех лиц служителей церковного культа, с которыми Вы поддерживали связь, т. е. лиц, кои посещали Вас и коих посещали Вы?
Ответ А. И. Беляева: Я отказываюсь следствию назвать всех лиц, с коими я поддерживал связь, буду отвечать только тогда, если следователь будет мне называть лиц, его интересующих, в противном случае называть не буду.
Вопрос: Почему Вы отказываетесь назвать лиц, служителей священного культа, с коими Вы поддерживали тесную связь?
Ответ: Bо-первых, я не надеюсь на свою память, а во-вторых, я привлечен к ответственности и не хочу кого-либо из лиц священного культа вовлечь в подозрение, а поэтому и отказываюсь их назвать.
Вопрос: Ваш ответ, то есть отказ от показаний подтверждает, что Вы совместно с служителями священного культа проводили контрреволюционную агитацию, а теперь боитесь их выдать, дайте подробные показания на этот счет?
Ответ: Духовенство несет тяготы, над ним смеются, а это меня оскорбляет, среди духовенства много пострадавших, зачем еще лишний раз наводить подозрение, раз я обвиняюсь, то пусть один и понесу ответственность, и поэтому категорически отказываюсь кого-либо называть»[58].
Александр Иванович, не признавший себя виновным, на основе показаний диакона Михаила Толузакова и священника Стефана Маркова был приговорен к расстрелу. (Илл. 9)

Илл. 9. Выписка из протокола А. И. Беляева
Обвинительное заключение дает такую характеристику А. И. Беляеву: «бывший офицер, по убеждениям монархист, озлоблен против партии и советской власти, проводил контрреволюционную агитацию, распространял слухи о войне и скорой гибели советской власти, о якобы происходящих гонениях на религию и духовенство. Виновным себя не признал. Изобличен свидетельскими показаниями»[59].
По приговору тройки НКВД МО генерал А. И. Беляев был расстрелян 21 октября 1937 г. на Бутовском полигоне. В ту же ночь расстреляли осужденного по одному с ним делу В. И. Янчевского и священника церкви Спаса в Спасской Николая Покровского[60]. Реабилитирован А. И. Беляев 30.06.1989 г.[61]
Генерал русской армии А. И. Беляев сохранил верность воинскому призванию и несокрушимую преданность вере и Церкви. «Любимец (по сведениям НКВД) патриарха Тихона»[62], староста-генерал понимал важность обретения Россией Патриарха и отвечал чуткой сыновней преданностью на любовь Святейшего к народу и его жертвенное стояние за Церковь.
Среди расстрелянных на Бутовском полигоне русских генералов А. И. Беляев выделяется тесной связью с Церковью, тем, что в годы гонений посвятил свою жизнь церковному служению[63].
На следствии по делу семьи Беляевых 1940–1941 гг. были приведены слова жены генерала О. И. Беляевой: «Причин для ареста Александра Ивановича никаких не было, он пострадал или за то, что был генералом, или за преданность церкви»[64].

Илл. 10. Клирик священник Александр Морозов
Труды по канонизации Александра Ивановича Беляева, старосты храма Спаса Преображения на Большой Спасской улице Москвы, в настоящее время ведутся Спасской общиной, молящейся о воссоздании прихода утраченного храма на Большой Спасской улице и посещающей место расстрела исповедника веры на Бутовском полигоне в дни его памяти (Илл. 10), а также Культурно-историческим центром «Спасская слобода» г. Москвы.
Алексей Беляев, сын старосты Спасского храма генерала Александра Ивановича Беляева (не путать с Алексеем Сергеевичем Беляевым, 1904 г. p., также сыном генерала, в начале 1920-х гг. иподиаконом митр. Серафима (Чичагова), впоследствии священником), в годы гонений пострадал за близкое знакомство с патриархом Тихоном и за родственную связь с расстрелянным генералом А. И. Беляевым.
После 1938 г. началась «чистка» в органах НКВД, от граждан стали принимать заявления с просьбой о пересмотре дел ранее репрессированных. Семья Александра Ивановича, ничего не зная о его расстреле, решила использовать возможность что-то узнать о его судьбе. Обращение вдовы Александра Ивановича в марте 1940 г. в органы НКВД на имя Л. П. Берии для пересмотра дела генерала Беляева[65] и дальнейшее следствие в конечном итоге привели к аресту и тяжелым приговорам для всей семьи и родственников генерала: вдовы Ольги Ивановны Беляевой, сына Алексея Александровича Беляева, дочери Ольги Александровны Вердеревской (в девичестве Беляевой), ее супруга Анатолия Александровича Вердеревского и его сестры Марии Александровны Баевой[66].
По показаниям других лиц, привлеченных к делу, выясняется, что осведомители священник Марков и диакон Толузаков снова участвуют в деле семьи Беляевых, а также Вердеревских[67]. «Обличительные» показания этих осведомителей присутствуют в следственных делах многих священнослужителей и мирян, с которыми они служили, в том числе прихожанки храма Знамения Божией Матери в Переяславской слободе (в этом храме Марков и Толузаков появляются в 1937 г.), мученицы Аполлинарии Тупицыной[68], священномученика Аркадия (Остальского), епископа Бежецкого, священника Петра Поспелова[69], сщмч. Иоанна Плеханова, сщмч. Владимира Соколова, прот. Александра Пятикрестовского, сщмч. Константина Любомудрова[70], сщмч. Гавриила Архангельского и сщмч. Серафима (Чичагова), митрополита Петроградского. Как и староста Спасского храма, генерал А. И. Беляев, все они были расстреляны в Бутове[71], кроме прот. Александра Пятикрестовского, расстрелянного в Енисейске[72].
Возможно, что священнослужителей Толузакова и Маркова органы держали как «пятую колонну» в рядах «тихоновцев», чтобы формально эти двое не относились к обновленцам, но тем не менее действовали в интересах гонителей, как агенты слежки и «свидетели» обвинений в «антисоветской деятельности» против духовенства и церковных людей.
Еще в самом начале гонений прозвучали на Священном Соборе Православной Российской Церкви 1917–1918 гг. слова члена Собора прот. Павла Лахостского, выступившего с докладом о гонениях на Православную Церковь: «Правда не должна бояться света, ее не нужно скрывать. У нас принято стыдиться произносить ее, а мы должны бы стыдиться скрывать ее <...> Нельзя также во имя правды умолчать, что есть предатели и пособники гонения на Церковь из своей же духовной среды. Здесь уже было сказано одним уважаемым и правдивым архипастырем, что есть и архиереи заодно с большевиками-гонителями, и священники, и диаконы с псаломщиками, даже из выбранных в Епархиальные советы и в члены консисторий. Некоторые из них стоят едва ли не во главе местных советских организаций и комиссарских начальств. Но это предмет рассуждений для особой комиссии, названной у нас “Комиссия о церковном большевизме”»[73].
На следствии Алексея Беляева допрос о его связи с патриархом Тихоном начали не сразу, не имея достаточных свидетельств об этом факте. Источником начальных сведений были доносы. Алексей сказал, что посещал квартиру патриарха Тихона и знает сына Якова Полозова (телохранителя, закрывшего собой патриарха и принявшего на себя предназначенные для Святейшего пули) — Алексея Полозова[74]. (Илл. 11) Староста и председатель приходского совета Спасской церкви Александр Иванович Беляев и его сын Алексей, а также Ольга Ивановна, жена генерала, дружили с семьей телохранителя патриарха Якова Полозова, что следует из показаний сына Полозова, привлеченного в качестве свидетеля по делу семьи Беляевых-Вердеревских[75].

Илл. 11. Протокол допроса А. А. Беляева
Допрошенный как свидетель Алексей Яковлевич Полозов (1922 г. р.) сообщил, что Алексея и Ольгу Ивановну Беляевых знает давно[76]. Из этого ясно, что семья Беляевых и после кончины патриарха не оставила вдову и сына Якова Полозова и постоянно их поддерживала. В ответ на вопрос о религиозности Алексея Беляева свидетель Алексей Полозов сказал, что тот чересчур религиозен и наставляет в таком духе, что, если Полозов крестник патриарха, то в отношении религии Беляеву нужно высказываться скромнее. Сообщил также Полозов о том, что Алексей Беляев был иподиаконом епископа Бориса (Рукина)[77].
Епископ Можайский Борис (Рукин), которому прислуживал в церкви Алексей Беляев, был широко популярен в народе, известен как блестящий проповедник. В архиерейский сан его посвятил патриарх Тихон в 1923 г.[78] и в 1924 г. назначил, как способного администратора, управляющим Московской епархией, а также настоятелем Сретенского монастыря. Преосвященный Борис вошел в число ближайших помощников Святейшего, частично заменяя (по словам Левитина и Шаврова)[79] незаменимого архиепископа Илариона (Троицкого), арестованного в конце 1923 г.
Алексей Беляев на следствии подтвердил, что «в 1924-1925 годах и по 1927 год прислуживал в церкви на Сретенке при служении епископу Борису»[80], с которым познакомился еще в детские годы в церкви на Спасской[81]. (Илл. 12) О роли епископа Бориса в делах управления епархией говорит то, что после кончины патриарха именно он руководил всей подготовкой похорон, почти не спал несколько суток, отказался от предложенных Е. А. Тучковым (начальником 6-го, «церковного», отделения секретного отдела ГПУ) услуг по поддержанию порядка на похоронах, вместо милиции организовал рабочих для должного размещения народа и своим обращением с убедительными словами к многотысячному скоплению людей добился полного соблюдения тишины и порядка во время многочасовой заупокойной службы и погребения в Донском монастыре.
На допросе следователь привел Алексею Беляеву сведения, что якобы он в 1940 г. в семейном кругу назвал своего отца любимцем патриарха Тихона, а также сказал (правописание и пунктуация как в оригинале): «Отец мой добился без всяких протекций генеральского чина. Он гордо и честно носил генеральские погоны. Сломить моего отца никому не удалось. Он и нас воспитал такими же и, кроме того, он дал нам то, чего у вас совсем нет. Он дал нам веру в Бога, в Сына Божьего ... (многоточие в ориг.). В течение своей еще не очень большой жизни я уже встретил три святые личности, которые утвердили меня в бытии Божьем». Алексей ответил, что этого не говорил[82]. Далее следователь продолжил цитату: «А вспомните как Вы в этот же самый раз заявляли присутствующим, отвечая на вопрос о каких трех святых говорите: “Люди эти: святейший патриарх Тихон, епископ Борис и их любимец мой отец. Первые два мученика за веру Христову пострадали. Патриарх отравлен большевиками, а Борис ими расстрелян как не согласившийся играть подлую роль <...> (многоточие в ориг.) среди духовенства”»[83]. Стараясь запутать Алексея в показаниях, следователь на допросах спрашивал его о знакомстве, связи и прислуживании патриарху Тихону. Алексей отвечал: «Тихону не прислуживал, а только бывал при его служениях, но с Тихоном я был знаком лично <...> познакомился в приходской церкви на Спасской улице <...> и был знаком до конца его жизни, но в каком году он умер я не помню»[84]. (Илл. 12)

Илл. 12. Протокол допроса А. А. Беляева
В следующий раз следователь спросил:
«Вопрос: А где в настоящее время патриарх Тихон?
Ответ: Умер примерно в 1925 году.
Вопрос: Чем Вы объясняли своему окружению смерть патриарха Тихона?
Ответ: Я объяснял болезнью»[85].
На допросе Алексей намеренно отвечал «забывчиво» о годе кончины Святейшего Патриарха Тихона, отводя тем самым в сторону разговор об этом очень значимом и сакральном событии в его жизни. Алексею Беляеву принадлежит необыкновенная роль в раскрытии того сокровенного смысла, который имели последние месяцы в жизни патриарха Тихона.
Тринадцатого января 1925 г. патриарх Тихон в связи с ухудшением здоровья решился переехать в частную клинику Бакуниных на Остоженке, Алексей поспешил в тот же день вечером проведать патриарха и поздравить с Новым годом. Патриарх попросил Алексея принести ему икону: «“Алеша, у меня здесь нет иконы, достань мне, пожалуйста, образ”, — тихо сказал Святейший. Алеша бегом направился в конец Остоженки — в Зачатьевский монастырь. “У Святейшего в больнице нет иконы, дайте, пожалуйста, икону”, — обратился он к монахиням. Одна из них побежала к себе в келью и сняла со стены небольшой образ Благовещения Пресвятой Богородицы в серебряном окладе. “Спасибо, голубчик”, — сказал Патриарх, когда образ Благовещения был водворен над его кроватью. Об этом эпизоде многие вспоминали через два с половиной месяца, когда в Благовещение умер Патриарх»[86]. Невольно для самого себя Алексей явился провозвестником блаженной кончины патриарха Тихона. (Илл. 13)

Илл. 13. А. А. Беляев — юноша
В следственном деле Алексея Беляева имеются указания на рисунки в количестве трех штук, которые изъяли при его аресте в 1940 г. и приобщили к делу, вменив в вину Алексею как доказательство его «религиозного фанатизма». Старушка художница Екатерина Николаевна Воробьева отразила свое художественное восприятие благообразия Алексея на акварельных рисунках, изобразив Алексея в виде ангела. К сожалению, теперь этих рисунков в следственном деле нет, остался только пакет с надписью: «Мистические изображения А. А. Беляева»[87].
О принесении иконы патриарху Тихону Алексей на следствии ничего не сказал, но мог рассказать авторам «Очерков...» А. Краснову-Левитину и В. Шаврову в 1960-е гг., когда жил в Москве после освобождения из заключения.
В результате следствия 1940 г. по делу семьи генерала Беляева, в котором была отмечена тесная связь семьи с патриархом Тихоном, Алексею Беляеву были предъявлены обвинения в антисоветской настроенности по отношению к политике и мероприятиям советской власти, а также общении со служителями религиозного культа[88]. На все подобные вопросы Алексей отвечал, что у него никогда не было ненависти к советской власти, он считает «себя человеком советским, но поскольку и религиозным, то не разделяет отрицательного отношения соввласти к церкви и религии»[89].

Илл. 14. А. А. Беляев. 1940 г. Следственное дело
Алексей Беляев был осужден на 7 лет заключения в ИТЛ в Коми АССР на строительство Печорской железнодорожной магистрали. (Илл. 14) Все арестованные родственники генерала Беляева были осуждены на большие сроки в ИТЛ. Супруга его Ольга Ивановна умерла в тюрьме еще до отправки в лагерь, в период следствия.
После освобождения из лагеря Алексей жил в ссылке в г. Кокчетав, на севере Казахстана, работал на конном заводе. В 1955 г. Алексей подал запрос на реабилитацию всех членов семьи Беляевых. Первый пересмотр дела не дал результата, но второй пересмотр, по протесту в порядке надзора, привел в 1957 г. к реабилитации всех осужденных по этому делу. После реабилитации в 1957 г. он вернулся вместе с сестрой Ольгой (все остальные родственники умерли в заключении) в Москву, работал на Карачаровском механическом заводе. Как и отец, Алексей до конца жизни был глубоко верующим человеком, верным чадом Церкви. Влияние светлой личности Алексея Беляева было настолько сильным, что директор завода, где он работал, в дни больших церковных праздников всегда давал ему выходной.
Алексей Александрович посещал разные храмы Москвы, однако ныне здравствующие родственники[90], вспоминая о церковной жизни Алексея, отметили его дружбу с епископом Пименом (Извековым), будущим Патриархом Московским и всея Руси, с которым, вероятно, Алексей имел возможность познакомиться еще в 1920-х гг. в Сретенском монастыре. Также был подтвержден эпизод, приведенный в книге А. Краснова-Левитина и В. Шаврова, о принесении Алексеем иконы Благовещения патриарху Тихону в больницу на Остоженке. Воспоминания Ольги Александровны Беляевой-Вердеревской, приведенные ее внучками Ольгой Вадимовной и Ириной Вадимовной, повествуют о том, что в тот январский день Алексей побежал в Зачатьевский монастырь за иконой для Патриарха, даже не надев зимнюю верхнюю одежду...
Алексей Александрович любил музыку и дружил с известной певицей Н. А. Обуховой и ее родными.
По словам родственников генерала Беляева, жизнь его сына Алексея оборвалась трагически — в 1971 г. он был убит неизвестными у себя дома и похоронен на Ваганьковском кладбище.
Спустя 90 лет со дня блаженной кончины патриарха Тихона, в праздник Благовещения, 7 апреля 2015 г., на доме по ул. Остоженка, 17–19, где прежде находилась клиника Бакуниных, в которой провел свои последние дни и минуты святой патриарх Тихон, по благословению Кирилла, Святейшего Патриарха Московского и всея Руси, была установлена и освящена мемориальная доска в память о святителе Тихоне, Патриархе Московском и всея России. (Илл. 15) На барельефе святитель изображен с иконой Благовещения Пресвятой Богородицы, принесенной из Зачатьевского ставропигиального монастыря сыном старосты Спасского храма с Большой Спасской Алексеем Александровичем Беляевым.

Илл. 15. Мемориальная доска
Почитание Святителя Тихона взывает к памяти о храме Спаса Преображения в Спасской слободе и его верных исповедниках Христовых, объединивших в себе смыслы глубокой настоящей любви к Отечеству, явивших образцы верности Богу «даже до крови» через служение своему Патриарху.
В 2022 г. на месте утраченного в 1937 г. храма Спаса Преображения на Большой Спасской улице, 15, на одном из сохранившихся арочных столбов храмовой ограды XVIII в., была установлена памятная доска о Спасском храме[91]. (Илл. 16)

Илл. 16. Памятная доска о храме Спаса Преображения в Спасской слободе
В наши дни, спустя 100 лет со дня блаженной кончины патриарха Тихона, благочестивые потомки прихожан Спасского прихода из числа жителей Большой Спасской улицы и неравнодушные москвичи, объединенные в Спасскую общину, возрождающую приход утраченного храма Спаса Преображения, почти три года (2022–2025) молятся на регулярных уличных молебнах перед сохранившейся аркой, через которую входил в Спасский храм Святейший Патриарх Тихон[92]. Прихожане Спасской общины поминают незабвенных служителей храма, исповедников веры и духа, не сломленных тяжелейшими обстоятельствами жизни, а также предательством собратьев, но оставшихся верными Церкви и своему Патриарху «даже до крови», молятся святителю Тихону, возлагая надежду и на воссоздание самого храма Спаса Преображения, что в Спасской слободе.
ВСЕРОКОМ — Всероссийская чрезвычайная эвакуационная комиссия.
ВЦУ — Высшее Церковное управление в обновленческом
расколе.
ГАРФ — Государственный архив Российской Федерации.
МЕУ — Московское Епархиальное управление в обновленческом расколе.
НКВД — Народный комиссариат внутренних дел СССР.
РГВА — Российский государственный военный архив.
РГВИА — Российский государственный военно-исторический архив.
РККА — Рабоче-крестьянская Красная Армия.
РПЦЗ — Русская Православная Церковь Заграницей.
ЦГА Москвы — Центральный государственный архив города Москвы.
ЦГАМО — Центральный государственный архив Московской области.
Архив УФСБ по Красноярскому краю. Дело П-12839.
Богослужебный дневник Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России. 1917–1925 гг. С некоторыми дополнениями / Е. С. // Библиотека Ленинградской православной духовной академии, № Р-1358. с. 145. Машинопись.
Бутовский полигон. Книга памяти жертв политических репрессий. Вып. 7. Москва, 2003. 367 с.
Вся Москва. Адресная книга на 1925 год. Москва, 1925.
ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П-51948.
ГАРФ. Ф. 6651. Оп. 1. Д. 18.
ГАРФ. Ф. 100035. Оп. 2. Д. 22975.
ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. 20685.
ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. 43983.
ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П-43983.
ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П-49258.
ГАРФ. Ф. 6651. Оп. 1. Д. 1.
ГАРФ. Ф. Р-3431. Оп. 1. Д. 270.
ОР ГЛМ. Ф. 402. Оп. 1. Ед. хр. 12. Д. 9. Попов В. С. Разрушенные храмы Москвы. 1979. Рукопись.
РГВИА. Ф. 407. Оп. 1. Д. 104.
ЦГА г. Москвы, ОХД после 1917 г. Ф. 1215. Оп. 4. Д. 36.
ЦГА г. Москвы, ОХД после 1917 г. Ф. 2126. Оп. 1. Д. 1148.
ЦГА г. Москвы, ОХД после 1917 г. Ф. 2303. Оп. 1. Д. 193
ЦГА г. Москвы, ОХД после 1917 г. Ф. 2303. Оп. 1. Д. 229.
ЦГА г. Москвы, ОХД после 1917 г. Ф. 2303. Оп. 1. Д. 4.
ЦГА г. Москвы, ОХД после 1917 г. Ф. 2303. Оп. 1. Д. 9.
ЦГАМО Ф. 4570. Оп. 1. Д. 190.
Бутовский полигон, 1937–1938 годы: Кн. памяти жертв полит. репрессий / Постоян. межведомств. комис. Правительства Москвы по восстановлению прав реабилитир. жертв полит. репрессий, Моск. антифашист. центр; [Редкол.: Блинов Ю.П. и др.]. Вып. 7 / [Редкол.: Шанцев В. П. (пред.) и др.]. Москва: Панорама, 2003. 367 с.
Бычков С. С. Большевики против Русской церкви — очерки по истории Русской церкви (1917–1941 гг.). Москва, 2006. Т. 2. 430 с.
Вид местности близ церкви Спаса Преображения в Спасской. Москва, 1888 // Москва. Виды некоторых городских местностей, храмов и примечательных зданий, и сооружений. Приложение 2 / под ред. Н. А. Найденова. Москва: Типолит. Т-ва Кушнерев и К°, 1891. 46 л.
Вострышев М. И. Патриарх Тихон. Москва: Молодая гвардия, 2004. 381 с.
Голубцов С., протодиак. Первый московский процесс 1922 года по делу «церковников» // Богословский сборник. Москва, 1999. № 2. 75–106 с.
Дамаскин (Орловский), игум. Жития новомучеников и исповедников Российских XX века Московской епархии. Тверь: Булат, 2005. Дополнительный том 3. 284 с.
Дамаскин (Орловский), игум. Жития новомучеников и исповедников Российских XX века Московской епархии. Тверь: Булат, 2006. Дополнительный том 4. 251 с.
Денисов М. Е. Церковь преподобного Пимена Великого в Новых Воротниках в годы гонений (1917–1937) / М. Е. Денисов; [Центр исторических исслед.]. Москва: Центр исторических исслед., 2014. С. 122.
Забелин И. Е. Материалы для истории археологии и статистики г. Москвы. Ч. 1. Москва: Московская Городская Типография, Тверская Гнездниковский переулок, собственный дом, 1884. 1384 стб.
Изъятие церковных ценностей в Москве в 1922 году: Сборник документов из фонда Реввоенсовета Республики / Православ. Свято-Тихон. Гуманитар. ун-т, Рос. гос. воен. арх.; сост. диак. Александр Мазырин, В. А. Гончаров, И. В. Успенский. Москва: Изд-во Православ. Свято-Тихон. Гуманитар. ун-та, 2006. 304 с.
История возрождения Прихода утраченного храма Спаса Преображения в 2008–2025 годы // Культурно-исторический центр «Спасская слобода в городе Москве». URL: http://www.спасскаяслобода.рф (дата обращения: 10.06.2025).
История Спасской слободы и церкви Спаса Преображения, что в Спасской [Текст]. Москва: [б. и.], 2013. 32 с.
Кондратьев В. А., Королева А. Я. Храм у Крестовской заставы: К 250-летию храма Знамения иконы Божией Матери в Переяславской слободе г. Москвы. Москва: ООО Буки Веди, 2015. 488 с.
Коновалов А. Д. Карболит. Время и люди. Москва: Московский рабочий, 1992. 366 с.
Морозов А., свящ. Патриарх Тихон в истории московского храма Спаса Преображения на Большой Спасской улице (1917–1925 годы) // Журнал Московской Патриархии. 2025. Апрель № 04 (1001). C. 70–79.
Окунев Н. П. В годы великих потрясений. Дневник московского обывателя. 1914–1924. Москва: Кучково поле, 2020. 976 с.
Очерки по истории русской церковной смуты / А. Краснов-Левитин, В. Шавров: в 3 т. Т. 2. Кюснахт, 1977. 338 с.
Очерки по истории русской церковной смуты / А. Краснов-Левитин, В. Шавров: в 3 т. Т. 3. Кюснахт, 1977. 419 с.
Патриарх Тихон и советская власть (1917–1925 гг.) / Лобанов В. В. Российская акад. наук, Ин-т Российской истории. Москва: Русская панорама, 2008. 351 с.
Пятикрестовский Александр Михайлович, прот. // Биографическая база данных и собрание материалов «Духовенство Русской Православной Церкви в XX веке». URL: https://pravoslavnoe-duhovenstvo.ru/ person/7505/ (дата обращения: 28.02.2025).
Российская православная церковь. Священный собор (1917–1918; Москва). Деяния Священного собора Православной Российской церкви, 1917–1918 гг. Москва: Новоспасский монастырь, 2000. 263 с.
Русская Голгофа. Бутово: Месяцеслов-синодик. Москва: Храм Святых Новомучеников и Исповедников Рос. в Бутове, 2005. 189 с.
Русская духовная музыка в документах и материалах. Т. 5. Александр Кастальский: Статьи, материалы, воспоминания, переписка / Гос. ин-т искусствознания; Гос. центральный музей музыкальной культуры им. М. И. Глинки; Ред.-сост., автор вступит. ст. и коммент. С. Г. Зверева. Москва: Знак, 2006. 1032 с.
Свенцицкий А. Б. Невидимые нити: церковь, события, люди. Москва: Изд-во Московской Патриархии, 2009. 432 с.
Современники о Патриархе Тихоне: Сб. в 2 т. Т. 1. / сост. и автор коммент. М. Е. Губонин. Москва: Изд-во ПСТГУ, 2012.
Трубачёва М. С. Костромские корни друзей отца Павла Флоренского. В. И. Лисев // Вестник Костромского гос. ун-та им. Н. А. Некрасова. Кострома: Серия «Гуманит. науки»: Энтелехия: Научно-публицистический журнал. Т. 17. № 24. Июль-декабрь, 2011. C. 36–40.
Чесноков П. Г. «Придите взыдем на гору Господню». Стихира на литии. Ор. 53 No 2. С дарственной надписью регенту храма Преображения Господня Драчёву (другу П. Г. Чеснокова): «Посвящается общине храма Преображения Господня и хору храма под управлением Никиты Никаноровича Драчёва. 1926» / Российский национальный музей музыки [официальный сайт]. Москва. URL: https://music-museum-iss. kamiscloud.ru/entity/OBJECT/65447 (дата обращения: 10.04.2025).
Чижова М. Проповедник Христовой правды. Памяти протоиерея Валентина Свенцицкого // Православный портал «Православие.ру». URL: https:// pravoslavie.ru/124770.html (дата обращения: 28.02.2025).
Источник
Морозов Александр, свящ. Верные «даже до крови»: Святейший Патриарх Тихон и служители храма Спаса Преображения в московской Спасской слободе в 1920-х годах // Сретенское слово. М.: Изд-во Сретенской духовной академии, 2025. № 2 (14). С. 123–158. DOI: 10.54700/27826066_2025_2_6