Вальтер Нигг – вера в «сообщество святых»

1. Свет с Востока

Выдающийся швейцарский богослов Вальтер Нигг (1903-1988) принадлежит к числу наиболее значимых религиозных писателей нашего времени. Им издано более 60 книг, посвященных святым, ангелам, странникам и мистикам. Общий тираж его произведений составил свыше трех миллионов. Они переведены на многие языки. Написанная им книга «Великие святые» („Grosse Heilige“, 1946) – одно из самых известных духовных трудов XX века. Нигг был священником Реформистской церкви, ведущей свое начало от Цвингли. Он изучал Историю Церкви в Университете г. Цюриха. Был знаком с русской поэзией и наследием выдающихся деятелей Русской Православной Церкви, что породило свойственное ему вселенское видение святости. Созданные им жизнеописания великих русских поэтов и святых еще не переведены на русский язык и ждут часа, когда они смогут заявить о своем существенном вкладе в историю Вселенской Церкви. Ибо Вальтер Нигг, равно как и Эдзард Шапер (1908-1984), черпал свое вдохновение в соприкосновении с источником русской православной духовности.

2. Рожденный в день Святых Волхвов: его путеводная звезда

Вальтер Нигг увидел свет в день памяти Трех Святых Волхвов. Шел 1903 год, семья жила в католическом кантоне Люцерн. Рождение Нигга пришлось на праздник Богоявления, и благодаря такому совпадению он уже с раннего детства живо интересовался миром святых и его символикой. Каспар, Мельхиор и Валтасар были для малыша живыми людьми, равно как и Святой Николай, навещавший его 6 декабря. Детская память сохранила воспоминания о святых в их нераздельной связи и с чувством защищенности, и с тоской по утерянному раю детства, из которого Нигг был извергнут. Вальтер Нигг был одним из тех людей, в душах которых детство запечатлевается подобно первым годовым кольцам, начертанным в сердцевине ствола старого дерева. Его жизнь вырастала из детства, именно оно давало ему силы противостоять невзгодам и непогодам жизни. Романтик по природе, он обладал вместе с тем и трезвым, бодрствующим духом в сочетании с острым умом, и эти качества уберегли его, не дав ускользнуть в бегство от современной ему действительности. Подобно Трем Волхвам, он устремлялся вперед и пускался в странствие, ведомый желанием обрести место, располагающее к благоговейной молитве и богопознанию. Даже когда Нигг был уже в преклонном возрасте, красное облачение Св. Николая по-прежнему вызывало в его памяти события раннего детства. Что тогда так пленило его, малыша? Ответ на этот вопрос Нигг искал всю свою жизнь. Много позже, узревая в восточных мудрецах прообразы мистического богопочитания и богопознания, рождающегося внутри души, он увидит в Епископе Мир Ликийских прообраз наставничества, раскрывающийся в воспитательных назиданиях. Восточные мудрецы и Епископ Мир Ликийских знаменуют собой два полюса, вокруг которых сосредоточены агиографические исследования Нигга. Они воплощают собой почитание святости и пути ее достижения, духовность и воспитание рода человеческого. И величайший вопрос - о путеводной звезде, избираемой каждым из нас.

3. Детство: утрата единства и переживание собственной инаковости

Память Нигга сохранила детские переживания, некоторые из которых содержат ключи к пониманию устроения его личности и ее отличительных черт. Таких переживаний четыре. В них как в зеркале отражается чувство собственной инаковости, которой Нигг, воспитанный родителями, принадлежавшими к разным вероисповеданиям, нередко тяготился. Вот первое из них: он, четырехлетний малыш, убегает из песочницы, заявив, что ему не нравится, что другие дети нарушают необходимое ему уединение. Второе, что запало в память, – это переживание отчуждения по конфессиональному признаку, которому он подвергался со стороны католической ветви своих родственников. В Люцерне Вальтера Нигга, как и его мать, крещеную в Евангелической церкви, высмеивали, называя еретиками. Третье ключевое событие – самоубийство отца (1914) и страдание умирающей от рака матери, страдание, которое она принимает с любовью, достоинством и терпением. Кончина матери (1916) явилась для Нигга образом страдания, которое красной нитью проходит через жития святых. Мать, угасающая на смертном одре, берет с него обещание, что он станет хорошим человеком. И, наконец, четвертое переживание – попытка родственников-католиков обратить осиротевшего ребенка в свою веру, которую четырнадцатилетний Нигг пресекает бегством из их дома. Отныне он, круглый сирота, может рассчитывать только на себя.

4. Юность: Герман Куттер – тот, кто заменил ему отца

Вступив в «Христианский союз молодежи» г. Цюриха, Нигг знакомится с Эдуардом Турнейзеном и через него в 1919 г. – с Германом Куттером и Карлом Бартом. Таким образом, он становится свидетелем развития событий, определивших богословие начала XX века. Неизданные записки Нигга, в которых он описывает свои поездки к этим деятелям, а также его лекции о Барте показывают эпоху в новом свете. Непринужденное обращение в доме Барта, в ту пору служившего священником в деревушке Зафенвиль, приоткрыло юноше Ниггу устройство личности самого Барта, которая восхищала и одновременно раздражала его. Напротив, Куттер воспринимается им как веселый по нраву, но внимательный духовный окормитель. Куттер и мать - эти два образа стоят в восприятии Нигга бок о бок. Чувство признательности Куттеру Нигг пронес через всю свою жизнь, ведь именно во время их общения он начинает рассматривать жития и труды святых и мистиков как единое целое. У него появляется стойкий интерес к беседам о Боге и соотнесению их с личностным опытом - интерес, вызванный теоцентрическим «богословием непосредственного» Куттера и мистикой доминиканца Мейстера Экхарта. «Мистика есть не что иное, как любовь» к Богу и людям – именно так будет звучать эта мысль Нигга позже, в книге «Великие святые». Богословские и литературные издания, приобретенные Ниггом после 1919 г., содержат множество пометок, сделанных им во время чтения и запечатлевших его потребность целостного понимания различных духовных течений. Нигг ищет единства, которое, по его мнению, обусловлено первопричиной схожести опыта переживания близости Божьей. Определение понятия «святой», данное Рудольфом Отто, дает ему возможность говорить о Боге как о непостижимой Тайне. Парадоксальное переживание святости вновь встречается молодому Ниггу в романах Достоевского. В образе Сонечки Мармеладовой он видит прообраз нового типа святой, в котором страдание и защищенность соединяются в образе следования Христу ради освящения как единения с Волей Божьей. Этот процесс, по мнению Нигга, ссылающегося на экзистенциальную философию Кьеркегора, всегда требует волевого решения отдельно взятого человека.

5. Романы Федора Достоевского: современные святые

Что искал Вальтер Нигг в произведениях русских писателей? Помощь в жизни. «Русская литература отражает поиск Бога и истины - тот поиск, который на Западе был известен лишь святым и мистикам. Подобно Библии, эти произведения служат претворению истины в жизнь. Их сострадание страждущим имеет характер мировоззрения. В лице своих величайших представителей русская литература возвышается до поразительной прозорливости в отношении грядущего. Она проникает в глубину сердца читателя. Тот, кто воспринимает русский роман как религиозное произведение бодренного духа, невольно переживает нечто значительное, вызывающее разительные изменения в мастерской его собственной души»[1].

Одним из ранних ключевых переживаний явилось для Нигга чтение романов Федора Достоевского. Образы Сонечки Мармеладовой и послушника Алеши Карамазова явились для Нигга путеводными звездами, открывающими новое понимание святости. Так, Раскольников, убив человека, не видит за собой вины и осознает всю тяжесть содеянного только благодаря встрече с Соней. Он сознается в убийстве, его ссылают на каторгу в Сибирь. Соня добровольно следует за ним. Силой ее жертвенной любви Раскольников преображается. Он искупает свою вину: «Страдание принять и искупить себя им, вот что надо»[2].

Эти слова есть ключ не только к жизни Нигга, но и к ожиданиям целой эпохи, начавшейся катастрофой Первой Мировой Войны и революцией в России. Соня становится для Нигга идеалом жертвенной любви и духовной путеводительницы. «В образе Сони Достоевский впервые пытается дать портрет нового верующего человека. Несмотря на то, что жизнь ее полна невыразимой грусти, она предстает пред нами как самое светлое женское существо, созданное Достоевским. Более того, она принадлежит к числу наиболее трогательных женских образов всей мировой литературы. С точки зрения показной нравственности, она – человек, переступивший черту, "наложивший на себя руки", "загубивший свою жизнь" и потому отверженный. Но с точки зрения внутренней, эта героиня вызывает у нас восхищение, как сестра Тереза Младенца Иисуса, сохранившая посреди мрачного окружения столь же восторженную душу, как и создательница "Истории одной души"»[3].

В глазах Нигга Соня, пошедшая по желтому билету, есть парадоксальное «современное воплощение святости»[4]. В то время как классическая агиография изображает святых вознесенными над всем земным в золотом сиянии житий, образ Сони скрыт темными глубинами мира. Для Нигга Соня становится и явлением Софии, Премудрости Божией. «Она, испытавшая на себе всю грязь жизни, но не оскверненная ею, была единственным человекам, к которому невыразимо несчастный Раскольников смог прийти со своей исповедью»[5]. Соня, подобно Марии Магдалине, глубоко погружена в мистику страдания. «Свою нечеловечески тяжелую жизнь Соня могла переносить только благодаря соединенности с Богом. Богообщение и есть тот источник неистощимого сострадания, забывающего о своем тяжком бремени. Сокровенная тайна образа Сони определена ее участью, сочетающей в себе боль, причиняемую жесточайшими ударами внешнего мира, и вместе с этим – глубокий покой и защищенность, обретаемую ею в Боге. Этот великий двойной жребий дает ключ к пониманию всего ее существа, этой тайны верующей души, которую Соня раскрывает неохотно, но хранит в себе долгие годы, равно как и истинное свое целомудрие»[6].

6. Алеша: послушник, странник, учитель

Прообраз духовного окормления воплощается для Нигга в старце Амвросии Оптинском (1812-1891). Во время жизни Достоевского Амвросий был уже широко известен как величайший старец России. Cам Федор Михайлович посетил его в 1878 г., после кончины своего младшего сына. Писатель прибыл вместе с религиозным философом Владимиром Соловьевым (1853-1900) и провел у старца Амвросия два дня. Как известно, Амвросий послужил прообразом старца Зосимы, действующего в романе «Братья Карамазовы». Перед смертью старец Зосима напутствует своего любимого ученика Алешу выйти из монастыря для того, чтобы исполнять свое монашеское служение, служа людям в миру: «Благословляю тебя на великое послушание в миру. Много тебе еще странствовать. И ожениться должен будешь, должен. Все должен будешь перенести, пока вновь прибудеши. А дела много будет. Но в тебе не сомневаюсь, потому и посылаю тебя. С тобой Христос. Сохрани его и он сохранит тебя. Горе узришь великое и в горе сем счастлив будешь. Вот тебе завет: в горе счастья ищи. Работай, неустанно работай»[7]. Алеша – послушник, странник и учитель. Нигг видел в нем идеал святого, скрывающего свою святость, и с ранней юности следовал его примеру в собственной жизни.

7. Учеба в Геттингене: чтение и дальнейшие ключевые переживания

В 1921 г. Нигг знакомится с легендами Мартина Бубера о харизматических личностях восточноевропейского иудаизма и видит в них пример литературного описания повседневного опыта богообщения. Бубер вдохновляет Нигга на восприятие святости в иудейском контексте и оказывает влияние на его антропологию, суть которой состоит в том, что святой есть человек в своем первоначальном виде, образ Божий. К этому первому ключевому переживанию добавляются еще два: чтение альтернативного описания истории церкви Готтфрида Арнольда «Беспристрастная история церкви и ересей» („Unpartheiische Kirchen- und Ketzerhistorie“) и знакомство с книгой «Жизнь святых душ» („Leben heiliger Seelen“) Герхарда Терстеегена, найденной Ниггом в геттингентской библиотеке своего учителя Эрика Петерсона летним семестром 1923 г. Оба автора стали для Нигга ведущими примерами независимого мышления и наложили существенный отпечаток на его агиографические труды. Герхарду Терстеегену Нигг обязан углублением своего понимания испанской мистики страдания. Этот мыслитель учил целостному восприятию богатства всего христианского предания, не ограниченному горизонтом собственной вероучительной традиции, и воплощению его в настоящем. Движимый этим идеями, Нигг занимает позицию неприятия диалектического богословия, в котором он видит некий анахронизм, откат к прошлому. Геттингентский семестр заканчивается разочарованием. Нигг искал себе учителя, но обрел противника - в лице Карла Барта.

8. Учеба в Цюрихе: Генрих Песталоцци и Франц Овербек

Вспоминая о поре своей учебы в Цюрихе (осень 1924 – осень 1927 г.), Нигг обходит вниманием всех учителей богословия так, словно общение с ними прошло для него впустую. Не упоминается даже церковный историк Вальтер Келер, который весьма благожелательно отнесся к диссертациям Нигга, способствовал их написанию и отмечал его работы в «Новой цюрихской газете». Зато подчеркивается влияние Якоба Гаусгера и его выдающейся личности, явившей себя как пример неподкупной любви к истине и подлинности. Ученые труды Нигга - докторская диссертация под названием «Религиозный аспект у Песталоцци» (1923) и работа на получение звания доцента, написанная о Франце Овербеке (1928), - явились очередной ступенью к новому пониманию святости вне границ нравственной идеализации и стилизации. Они посвящены воспитательной стороне религиозных примеров. Так, Песталоцци понимает агиографию как воспитание сердца. То, что Овербек считает почвой для критики богословия, есть не что иное, как свидетельство о прожитой жизни. Таким образом, для Нигга богословие завершается возвращением к агиографии, письменному первоисточнику христианства.

9. Пастырское и учительское служение: единство жизни и учения

Стремление к единству жизни и учения проявляет себя также в душепопечительском служении Нигга, в его проповедях и первых лекциях, которые он с 1932 г. читает в Университете Цюриха. Его лекции посвящены монахам и еретикам, святым и ожиданию прихода Царствия Божьего. Познакомившись с сосланной в Цюрих еврейкой Маргарет Зусман и своим шурином Вальтером Келликером (последний погибнет в 1938 г. от руки национал-социалистов), Нигг непосредственно соприкасается с ужасом, господствующим в Германии. В своих лекциях о святых и идеале святости он подчеркивает (начиная с 1932 г.) противостояние современного ему нигилизма и образа человека, следующего за Христом: «Ибо воля Божья есть освящение Ваше» (1. Фесс. 4, 3). Источником опыта таинственного служения Церкви для пастора Нигга становится Причастие.

Он пишет три научные работы, обосновывая в них теоретические положения агиографии как нового способа описания истории Церкви. Этот способ, наряду с исторически-критическим методом, останавливает внимание на трансцендентном измерении истории и Церкви. Исходя из этого, Нигг смотрит на каждого святого с точки зрения его опыта переживания богоприсутствия. В части методологии Нигг опирается на творчество таких художников и писателей, как Георг Бернанос, Эрнст Хелло и Райнгольд Шнайдер. Однако решающий шаг к агиографии как литературному искусству совершается только после самоубийства Лили Нигг, страдавшей от тяжелого душевного заболевания и оттого чувствовавшей себя непомерно отягощенной своими обязанностями супруги священника и матери двоих детей. Самоубийство видится ей как жертвенная смерть. Нигг принимает этот взгляд и создает, словно памятник, мартиролог «Как погибла Лили Нигг-Келликер» (1942 г.), представляя в нем (не без смелой стилизации) путь страждущего человека в свете преображения, что послужит образцом, который впоследствии ляжет в основу жизнеописаний многих святых. Агиографическое повествование становится для Нигга средоточием смысла его деятельности.

10. Великие святые: обретение единства в CommunioSanctorum

Нигг понимает святость как путь проникновения в тайну Страстей Христовых. Святость открывает доступ в «Вечное Царство» („Das ewige Reich“ - так назывался и труд Нигга, изданный в 1944 г.), явленное уже теперь, в тайне веры. Исходя из этого, Нигг выдвигает требование внутренней сосредоточенности в молитве и устремления к тому единственному, которое одно только нужно (Лк. 10,42). В одном из своих мистических переживаний, ставшем для Нигга ключевым и впоследствии описанном в его книге «Сокровенная мудрость» („Heimliche Weisheit“ (1959)), он ощущает (где-то в 1942 г.) присноприсутствие Божье как дружбу между Богом и человеком. В этом переживании кроется объяснение того, почему молитва обретает столь ключевое значение для его трудов и видения святости. Так, в книге «Великие святые» („Große Heilige“, 1946) описаны жития девяти святых - великих молитвенников (в том числе трех женщин и христианского реформиста Герхарда Терстеегена). Сама суперобложка первого издания (молитвенно сложенные руки Дюрера) указывает на необходимость возвращения к Богу как насущную задачу времени.

Запад зияет развалинами. А Нигг устремляет взор к вечным ценностям христианства и воспевает любовь. Отрешаясь от всех конфессиональных ограничений, он видит примеры веры в великих святых, живущих только благодатью и свидетельствующих о продолжении получения откровения во Христе: «Все – благодать!» (Тереза из Лизье). В святых Нигг видит людей, осененных Божественной благодатью – и, таким образом, зримые знамения Его Царствия. Этот взгляд на общее христианское наследие Нигг называет «надконфессиональным». Данное понятие спорно, ведь приставка «над» может быть неверно истолкована в смысле духовной элитарности. Нигг, современник ожесточения конфессионализма, причинившего ему, тогда ребенку, немало страданий, стремится - ввиду почти полного отрицания святости Реформисткой церковью, к которой он принадлежит, - применить свой надконфессиональный взгляд к достижению целостного понимания общего наследия, которое способствовало бы началу покаяния и возвращения к истокам. Он считал, что вдохновителем подобного образа мышления явился для него швейцарский святой Николай из Флю.

11. Старец: жизнь в Свете Божьем

История мистики исихазма уходит в глубокое прошлое, а корни ее берут начало в опыте отцов-пустынножителей. В традиции «Добротолюбия» коренится и духовность «Откровенных рассказов странника», вторую часть которых нашли в бумагах старца Амвросия Оптинского. С точки зрения Вальтера Нигга, старец – это человек, просвещенный богообщением в Духе Святом. Его слова – не знание начетчика, но знание, приобретенное опытом. Старец говорит, исходя из собственного опыта. Его духовные очи прозревают сердце посетителя. «Для того чтобы упорядочить хаос, поселившийся в человеческой душе, и озарить тьму светом, старцы несут служение духовничества, сочетая его с рассуждением. Духовничество – это благодатный дар, которому невозможно научиться. Окормляя духовных чад, они поистине руководят душами. Такие старцы обладали способностью углубиться в человека, проникнуть сквозь покрывающие его пелены и пробудить забывшую себя душу. Немногие христиане понимали истинный смысл терапевтического духовничества столь отчетливо, как святые отцы. Наделенные даром духовной прозорливости, старцы распознавали состояние души тех, кто обращался к ним за помощью. Но, увы, как часто приходилось им читать историю болезни души, запечатленную в выражении лица посетителя». Известнейшее описание проявления обильного дара прозорливости оставил Николай Александрович Мотовилов в записях своих бесед с Серафимом Саровским. Вальтер Нигг посвящает этому русскому святому одно из своих сочинений. Помимо этого[8], он пишет о «житиях раннехристианских святых» („Die alten Heiligenviten“), Феодосии Киево-Печерском, Сергии Радонежском, «русском благочестии» („Russische Frömmigkeit“), Льве Шестове[9] и нередко ссылается на Павла Флоренского и Сергия Булгакова как на источники своего вдохновения.

Душеврачевательная сторона деятельности русских старцев была для Нигга особенно важна в силу того, что он пережил. «Человек, который мало что знает о той - порой непроницаемой - тьме, отягчающей душу», но (подобно самому Ниггу) знаком с «безотчетным страхом перед большими расходами, которыми обычно чреваты посещения психиатров»[10], - такой человек способен по достоинству оценить благодатные дары этих душепопечительствующих пастырей и их дерзновенную способность давать ясные указания о том, как жить. Принимая посетителя, старец «выводит его на свет», свет Божественный, Фаворский, в котором теряет значение все, кроме истины. Свет этот требует послушания и постоянной борьбы с самим собой. Он просвечивает человека насквозь, выявляя самое сокровенное. Опыт непосредственной встречи с Богом Нигг противопоставляет мещанскому христианству: «Большая часть людей, даже воцерковленных, потребляют свои отношения с Богом "из вторых рук", что порождает стойкое недовольство. Между ними и Богом стоит некая чуждая, разделяющая инстанция. В противовес этому, старцы, наказывая памятовать о своем стоянии пред Богом, старались вновь ввести человека в непосредственное богообщение, являющее собой самое благое и вместе с тем самое ревностное духовное делание, подвиг которого берет на себя христианин. Общение с Богом напрямую требует от человека напряженных размышлений о вечном - размышлений, не покидающих его ни днем, ни ночью и превращающих все прочие желания в блеклые тени»[11].

Нигг надеялся, что восточная мистика сможет стать новым источником вдохновения для западного христианства. Современный нигилизм можно было победить не новым богословием и не церковными реформами, но одним-единственным средством – возвращением к источникам духовной жизни. Поэтому христиане «поставлены перед необходимостью создать такие очаги духовной жизни, которые были бы способны возгревать христианство, не замыкающееся исключительно проповедью и литургией, но взращивающее более человечные отношения, в основе которых лежит, главным образом, духовное окормление в виде бесед, воздействующих напрямую, от души к душе»[12]. Книга о страннике была, в понимании Нигга, его вкладом во вселенское церковное единство. При этом он явно обособляется, недвусмысленно отказываясь от участия в экуменических конференциях. А ведь Стокгольмская конференция мировых церквей под руководством Натана Зедерблома была созвана уже в 1925 г. И Учредительное собрание Всемирного совета церквей в Амстердаме (1948) руководствовалось, с подачи генерального секретаря Виллема Виссерт-Хуфта, именно богословскими положениями Карла Барта.

«Благословение Господне да пребывает с экуменой, собравшейся в Стокгольме и Амстердаме; их стремлениям можно пожелать только успеха. Однако не следует предаваться самообману - попытки обрести чаемое церковное единство подобным способом навсегда останутся не более чем благочестивым желанием, вряд ли способным иметь религиозное значение во времени. Подлинное единство, когда общее осознается много сильнее, чем все разделяющее, не может быть устроено путем конференций, ибо единство сие не есть поприще организационной работы, при которой постоянно пробивается вверх неуемное человеческое честолюбие. Но тот, кто воспринял истории жизней трех странников[13], познает, что сегодня существует лишь одна-единственная экумена, а именно: вселенская общность верующего сердца, которая выше всех сомнений. UnaSancta не нуждается в кропотливых доказательствах, ведь она невидимым образом существовала всегда. Она есть богозданная действительность, которой принадлежат все люди, вновь и вновь стучащиеся, словно вечные странники, во врата нашего мира»[14].

Русский старец воплощает собой подобный образ мышления, идущего из глубины сердца. Мышления, при котором уже не разум пытает веру вопросами, но вера делает разум своим служителем. В конце своей книги о странниках Нигг вновь отмечает, хотя и не напрямую, свое предубеждение против академического богословия. Ему важен новый образ мышления, «когда символы и мифы вновь понимаются как реалии, а не как психологические продукты, и, относясь сугубо к области религии, могут действовать как творческие силы»[15]. И ему важна религиозность этого мышления, основанного на опыте и потому способного быть действенной помощью в жизни. Нигг противопоставляет этот боголюбивый разум холодным абстракциям чистого богословия: «Религиозное мышление осуществляется именно созерцающим сердцем, а вовсе не рациональным мышлением. Это подчеркивал и Паскаль. Либо христианство вновь обретет это мышление сердца, либо его духовная плодотворность оскудеет»[16].

12. Христос – источник единства

По Ниггу, главным в понимании святости является опыт переживания благодати и свидетельствование о Христе. Совместное свидетельство этого опыта изложено Иоанном Павлом II в его энциклике «Да будут все едино!» („Ut unum sint“, 25.05. 1995) как задача духовного экуменизма: «Эти святые есть во всех Церквах и церковных общинах… В сиянии "наследия святых", принадлежащего всем общинам, "диалог обращения", направленный на достижение полного и зримого единства, предстает в блеске надежды. Это всеобщее присутствие святых — доказательство трансцендентного действия мощи Духа. Оно есть знак и доказательство победы Бога над силами зла, разделяющими человечество» (№. 84).

Задача духовного экуменизма состоит также и в осмыслении агиографического содержаниия религиозного воспитания в церкви, школе и детском саду. Нигг, сам испытавший в детстве опыт соприкосновения со сказаниями о Святителе Николае и Трех Святых Волхвах, питавшими корни его духовности, постоянно подчеркивает значение раннего религиозного воспитания в духовной жизни святых.

Исторические источники открыли Вальтеру Ниггу доступ к образам, способными стать желанными образцами для подражания, или, говоря современным языком, – самоидентификации. Благодаря этому ему удалось связать воедино не только исследовательскую и учебную, но и прежде всего исследовательскую деятельность и саму жизнь, знание и веру, а также образование и воспитание. Этим объясняется выдающееся значение вклада Вальтера Нигга в основание церковно-исторической герменевтики и дидактики. Дело всей его жизни обращает внимание на христианские первоисточники и традиционализм, из которого развились выдающиеся идеи, которыми гордится Швейцария и Европа. Знание собственных истоков представляет собой, особенно в открытом обществе, необходимое условие развития личности, способности к диалогу и навыков межкультурного общения. В этическом отношении труды Вальтера Нигга показывают, что передача ценностей молодым поколениям сможет быть действенной лишь в том случае, если она основана на живых примерах прожитых жизней.

Список литературы (выдержка): книги Вальтера Нигга

– Das religiöse Moment bei Pestalozzi. Preisschrift an der theologischen Fakultät der Universität Zürich mit dem Hauptpreis ausgezeichnet. Walter de Gruyter Verlag. Berlin 1927.

– Franz Overbeck. Versuch einer Würdigung. Beck’sche Verlagsbuchhandlung. München 1931.

– Die Kirchengeschichtsschreibung. Grundzüge ihrer historischen Entwicklung. Beck Verlag. München 1934.

– Geschichte des religiösen Liberalismus. Entstehung – Blütezeit –Ausklang. Max Niehaus Verlag. Zürich und Leipzig 1937.

– Kirchliche Reaktion. Dargestellt an Michael Baumgartens Lebensschicksal. Verlag Paul Haupt. Bern und Leipzig 1939.

– Martin Bubers Weg in unserer Zeit. Verlag Paul Haupt. Bern 1940. (Religiöse Fragen der Gegenwart. Bausteine zu einem kommenden Protestantismus. Herausgegeben von Josef Böni und Walter Nigg. Heft 1)

– Hermann Kutters Vermächtnis. Verlag Paul Haupt. Bern 1941. (Religiöse Fragen der Gegenwart. Bausteine zu einem kommenden Protestantismus. Herausgegeben von Josef Böni und Walter Nigg. Heft 3)

– Religiöse Denker. Paul Haupt Verlag. Bern und Leipzig 1942.

– Soeren Kierkegaard. In: Religiöse Denker. Paul Haupt Verlag. Bern und Leipzig 1942. S. 9-108.

– F.M. Dostojewski 1821-1888. In: Religiöse Denker. Paul Haupt Verlag. Bern und Leipzig 1942. S. 109-198

– Friedrich Nietzsche. In: Religiöse Denker. Paul Haupt Verlag. Bern und Leipzig 1942. S. 199-286.

– Das Ewige Reich. Geschichte einer Sehnsucht und einer Enttäuschung. Eugen Rentsch Verlag. Erlenbach-Zürich 1944.

– Große Heilige. Artemis Verlag. Zürich 1946.

– Das Buch der Ketzer. Artemis Verlag. Zürich 1949. 51970.

– Maler des Ewigen. Band I. Meditationen über religiöse Kunst. Mit 48 Abbildungen. Artemis Verlag. Zürich 1951.

– Vom Geheimnis der Mönche. Artemis Verlag. Zürich und Stuttgart 1953.

– Des Pilgers Wiederkehr. Drei Variationen über ein Thema. Artemis Verlag. Zürich und Stuttgart 1954.

– Das Ewige Reich. Geschichte einer Hoffnung. Artemis Verlag. Zürich 21954.

– Der christliche Narr. Artemis Verlag. Zürich und Stuttgart 1956.

– Berauscht vom himmlischen Wahnsinn: Cervantes’ „Don Quijote“. In: Der christliche Narr. Artemis Verlag. Zürich und Stuttgart 1956. S. 221-283.

– Nur schön, weil er lächerlich ist: Dostojewskijs „Idiot“. In: Der christliche Narr. Artemis Verlag. Zürich und Stuttgart 1956. S. 349-403.

– Prophetische Denker. Artemis Verlag. Zürich und Stuttgart 1957.

– John Henry Newman. In: Prophetische Denker. Artemis Verlag. Zürich und Stuttgart 1957. S. 131-222.

– Sören Kierkegaard. In: Prophetische Denker. Artemis Verlag. Zürich und Stuttgart 1957. S. 223-346.

– Fedor Dostojewskij. In: Prophetische Denker. Artemis Verlag. Zürich und Stuttgart 1957. S. 347-438.

– Friedrich Nietzsche. In: Prophetische Denker. Artemis Verlag. Zürich und Stuttgart 1957. S. 439-538.

– Heimliche Weisheit. Mystisches Leben in der evangelischen Christenheit. Artemis Verlag. Zürich und Stuttgart 1959.

– Margarete Susmann. 1959. 18 Seiten. Sonderdruck.

– Maler des Ewigen. Band II. Moderne Ikonen. Artemis Verlag. Zürich und Stuttgart 1961.

– Große Heilige. Artemis Verlag. Zürich und München 71962.

– Legenden in legendarischer Sicht. In: Glanz der Legende. Eine Aufforderung, die Einfalt wieder zu lieben. Artemis Verlag. Zürich und Stuttgart 1964. S. 9-34.

– Sankt Georg. In: Glanz der Legende. Eine Aufforderung, die Einfalt wieder zu lieben. Artemis Verlag. Zürich und Stuttgart 1964. S. 97-111.

– Wallfahrt zur Dichtung. Artemis Verlag. Zürich und Stuttgart 1966.

– Felix und Regula. Die Stadtheiligen von Zürich. Aneignung einer Legende. Fretz und Wasmuth Verlag. Zürich 1967.

– Botschafter des Glaubens. Der Evangelisten Leben und Wort. Walter Verlag. Olten und Freiburg 1968.

– Das Buch der Ketzer. Artemis Verlag. Zürich und Stuttgart 51970.

– Das Buch der Büßer. Neun Lebensbilder. Walter Verlag. Olten und Freiburg 1970.

– Fedor Dostojewski. In: Das Buch der Büßer. Neun Lebensbilder. Walter Verlag. Olten und Freiburg 1970. S. 151-170.

– Der Heilige pocht an unsere Tür. In: Der exemplarische Mensch. Begegnungen mit Heiligen. Herder Verlag. Freiburg 1970. (Herderbücherei Band 384) S. 105-126.

– Besuch bei Felix und Regula. In: Der exemplarische Mensch. Begegnung mit Heiligen. Herder Verlag. Freiburg 1970. (Herderbücherei Band 384) S. 35-78.

– Sprich mir schweigend von Gott: Simone Weil. In: Das Buch der Büßer. Neun Lebensbilder. Walter Verlag. Olten und Freiburg 1970. S. 219-242.

– Der verborgene Glanz oder die paradoxe Lobpreisung. Walter Verlag. Olten und Freiburg 1971.

– Johann Christoph Blumhardt. In: Der verborgene Glanz oder die paradoxe Lobpreisung. Walter Verlag. Olten und Freiburg 1971. S. 231-285.

– Matthias Claudius. In: Der verborgene Glanz oder die paradoxe Lobpreisung. Walter Verlag. Olten und Freiburg 1971. S. 183-230.

– Drei große Zeichen. Elias, Hiob, Sophia. Walter Verlag. Olten und Freiburg. 1972.

– Die Stimme eines Rufenden: Hermann Kutter. In: Was bleiben soll. Zehn biographische Meditationen. Walter Verlag. Olten und Freiburg 1973. S. 17-44.

– Ein Narr auf eigene Faust: Albert Schweitzer. In: Was bleiben soll. Zehn biographische Meditationen. Walter Verlag. Olten und Freiburg 1973. S. 45-71.

– Christen, wenn ihr wüsstet: Georges Bernanos. In: Was bleiben soll. Zehn biographische Meditationen. Walter Verlag. Olten 1973. S. 72-97.

– Vom Morgenstern beschienen: José Orabuena. In: Walter Nigg. Was bleiben soll. Zehn biographische Meditationen. Walter Verlag. Olten und Freiburg 1973. S. 98-123.

– Die vierfache Überraschung: Julien Green. In: Walter Nigg. Was bleiben soll. Zehn biographische Meditationen. Walter Verlag. Olten und Freiburg 1973. S. 124-152.

– Ein Leben an der Grenze: Romano Guardini. In: Was bleiben soll. Zehn biographische Meditationen. Walter Verlag. Olten und Freiburg 1973. S. 153-178.

– Die Zeit für die ich geboren bin: Reinhold Schneider. In: Was bleiben soll. Zehn biographische Meditationen. Walter Verlag. Olten 1973. S. 205-230.

– Suchen wir gemeinsam den Weg: Martin Buber. In: Was bleiben soll. Zehn biographische Meditationen. Walter Verlag. Olten 1973. S. 231-260.

– Der unbekannte Heilige - Maximilian Kolbe. In: Walter Nigg. Was bleiben soll. Neun Leitbilder und Wegweisungen. Walter Verlag. Olten und Freiburg 1974. S. 207-224.

– Heilige im Alltag. Walter Verlag. Olten und Freiburg 1976.

– Das Leben in der Ehe. In: Heilige im Alltag. Walter Verlag. Olten und Freiburg 1976. S. 47-72.

– Im Gespräch mit der Jugend. In: Heilige im Alltag. Walter Verlag. Olten und Freiburg 1976. S. 25-46.

– Don Bosco. Ein zeitloser Heiliger. Don Bosco Verlag. München 1977.

– Der Heilige in einer unheiligen Zeit. In: Walter Nigg. Vom beispielhaften Leben. Neun Leitbilder und Wegweisungen. Walter Verlag. Olten und Freiburg 31978. S. 11-28.

– Drei brennende Kerzen der Ostkirche. In: Vom beispielhaften Leben. Neun Leitbilder und Wegweisungen. Walter Verlag. Olten und Freiburg 31978. S. 141-206.

– Der Heilige von heute. In: Walter Nigg. Heilige ohne Heiligenschein. Walter Verlag. Olten und Freiburg 1978. S. 9-27.

– Marie Noel und das Gewitter der Seele 1883-1967. In: Walter Nigg. Heilige ohne Heiligenschein. Walter Verlag. Olten und Freiburg 1978. S. 166-196.

– Jakob Künzler – ein Krüppel geht ins Gottesreich ein. In: Heilige ohne Heiligenschein. Walter Verlag. Olten und Freiburg 1978. S. 197-221.

– Léon Bloy, der bellende Bluthund Gottes. In: Heilige ohne Heiligenschein. Walter Verlag. Olten und Freiburg 1978. S. 222-246.

– Die einsam dastehende Maria-Figur. In: Vom beispielhaften Leben. Neun Leitbilder und Wegweisungen. Walter Verlag. Olten und Freiburg 31978. S. 247-263.

– Maler des Ewigen. Meditationen über religiöse Kunst. Mit 48 Abbildungen. Walter Verlag. Olten und Freiburg. 31979.

– Gespräch mit den Heiligen. In: Heilige und Dichter. Walter Verlag. Olten und Freiburg 1982. S. 11-27.

– Die heimliche Geliebte: Die Dichtung. In: Walter Nigg. Heilige und Dichter. Walter Verlag. Olten und Freiburg 1982. S. 141-155.

– Der helfende Dichter: José Orabuena. In: Walter Nigg. Heilige und Dichter. Walter Verlag. Olten und Freiburg 1982. S. 203-226.

– Eine unter tausend: Ida Friederike Görres. In: Heilige und Dichter. Walter Verlag. Olten und Freiburg 1982. S. 227-249.

– Vergängliches und Unvergängliches: Reinhold Schneider. In: Heilige und Dichter. Walter Verlag. Olten und Freiburg 1982. S. 250-271.

– Erasmus von Rotterdam. Christliche Humanität. Schwabenverlag. Ostfildern 1983.

– Mary Ward. Eine Frau gibt nicht auf. Don Bosco Verlag. München 21985.

– Rebellen eigener Art – Eine Blumhardt-Deutung. Quell Verlag. Stuttgart 1988.

– Das mystische Dreigestirn. Eckhart, Tauler, Seuse. Artemis Verlag. Zürich und München 1988.

– Hedwig von Schlesien. Mit einem Vorwort der Bischöfe von Oppeln und Würzburg Alfons Nossol und Paul-Werner Scheele. Echter Verlag. Würzburg 1991.

– Friedrich von Spee. Ein Jesuit kämpft gegen den Hexenwahn. Bonifatius Verlag. Paderborn 1991.

– Der Pfarrer von Ars. Mit einem Essay von Heinrich Spaemann. Herder Verlag. Freiburg 1992.

– Die Hoffnung der Heiligen. Wie sie starben und uns sterben lehren. Herder Verlag. Freiburg 1993. (Herderbücherei 1800)

– Friedrich Nietzsche. Mit einem Nachwort von Max Schoch. Diogenes Verlag. Zürich 1994. (detebe 22742)

– Das ewige Reich. Geschichte einer Hoffnung. Diogenes Verlag. Zürich 1996. (detebe 22945)

– Michael Bakunin. In: Große Unheilige. Diogenes Verlag. Zürich 1996. S. 145-182. (detebe 22865)

– Der Teufel und seine Knechte. Diogenes Verlag. Zürich 1997.

– Gerhard Tersteegen. Der Verstand des Herzens. Ein Lebensbericht. Brunnen Verlag. Giesen und Basel 1997. (Nachdruck des Tersteegen-Kapitels aus „Große Heilige“).

– Sören Kierkegaard. Dichter, Büßer und Denker. Diogenes Verlag. Zürich 2002. (detebe 23316)

Научная и критическая литература

Uwe Wolff. „Das Geheimnis ist mein“. Walter Nigg – Eine Biographie. Theologischer Verlag Zürich 2009.