Опубликовано: 18 февраля 2016

Среди многочисленных аспектов, влиявших на конфессиональное развитие Римско-Католической Церкви в составе Российской империи, недостаточное внимание уделяется униатскому фактору. Основное внимание исследователей привлекала и привлекает роль Униатской Церкви в сохранении национальной самобытности белорусов, степень «латинизации» Униатской Церкви. Анализ существующей историографии (С. Морозова, В. Яновская, М. Попов, И. Гончарук, Е. Филатова, В. Теплова, М. Коялович, А. Романчук, Ю. Бендин, Г. Киприанович и др.) показал, что объектом изучения становилась Православная, Римско-Католическая, либо Униатская Церковь. Обратные связи, в том числе использование Греко-Католической Церкви для воздействия на Ватикан и римско-католических иерархов Могилевской архиепископии правящими кругами Российской империи, объектом исследования не являлись.
Исходя из принципа «государственной религии», российское правительство стремилось установить полный государственный контроль над административными органами конфессий империи. К 1772 г. в России уже сформировалась система органов государственного управления и контроля над деятельностью Римско-Католической Церкви. Органом судебного разбирательства для католиков была назначена (с 23 февраля (5 марта) 1734 г.) Юстиц-коллегия лифляндских, эстляндских и финляндских дел при Сенате. Тем самым она подменяла собой Конгрегацию распространения веры, власти которой канонически были подчинены католики России. Регламент от 12 (23) февраля 1769 г. еще более увеличил степень ее вмешательства во внутреннюю жизнь костела. Юстиц-коллегии передавались функции выписки священников из-за границы (глава III, статья 10), контроля над выборами настоятелей прихода (глава IV, статьи 13-18) и забота об их каноническом утверждении совместно с Коллегией иностранных дел (глава IV, статья 19). Согласно статье 44 (главы VIII), Юстиц-коллегия лифляндских, эстляндских и финляндских дел становилась единственным органом судебных разбирательств между прихожанами и их духовенством [7, т. XVIII, с. 833–840].
Именно на основании данной законодательной базы российское правительство осенью 1772 г. приступило к выработке основных направлений конфессиональной политики на присоединенных к империи белорусско-латвийских землях. Свои идеи о будущем территориально-административном обустройстве Римско-Католической Церкви высказали бывший посол в Варшаве Гаспар Сальдерн и белорусский генерал-губернатор Захар Чернышев [2, с. 311]. План Сальдерна предусматривал создание единого для римских католиков и униатов Рижского архиепископства и ограничивался приведением территориальной структуры костела и Униатской Церкви в соответствие с государственными границами России [8, с. 39]. План Чернышева, кроме создания отдельных для римских католиков и униатов епархий, подчинял деятельность их администрации Юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских и финляндских дел, тем самым вступая в противоречие с каноническим правом Римско-Католической Церкви [8, с. 40].
22 ноября (3 декабря) 1772 г. на заседании Совета при высочайшем дворе (Государственного совета) произошло обсуждение данных проектов. Екатерина II поддержала мнение З.Г. Чернышева и поручила своему статс-секретарю Григорию Николаевичу Теплову свести его проект в указ. 10 (21) декабря 1772 г. указ был подписан и 14 (25) декабря 1772 г. направлен в Сенат. В нем содержалась декларация создания римско-католической епархии в границах всей империи, скором назначении ее пастыря, который в своей деятельности должен был руководствоваться предписаниями Регламента 1769 г., а также вводилось государственное посредничество при контактах с Ватиканом.
Согласно видению римской курии Станислав Богуш-Сестренцевич должен был быть представителем виленского епископа И. Массальского на присоединенных к России приходах его диоцезии. Возможности создания отдельной римско-католической епархии в некатолической России не предусматривалось.
Кандидат в белорусские епископы понял позицию Екатерины II и что она ожидала от него. Поэтому он отказался от своих проектов (в том числе от рекомендаций нунция Дж. Гарампи) и принял условия политической игры императрицы. Как самодержавный правитель централизованного государства, российская монархиня шла той же дорогой, какой шли все тогдашние европейские монархи в области конфессиональной политики – путем установления над религиозными организациями государственного контроля. Фактически это означало путь к автокефалии костела в России. Позиция императрицы нашла у кандидата в белорусские епископы, воспитанного на идеях Просвещения, понимание и поддержку [11, с. 45].
Однако отсутствие канонической санкции на управление католическими церквями на всей территории Российской империи делало проблематичным признание епископской власти С. Богуша-Сестренцевича в тех приходах, на управление которыми он не был делегирован бывшими их епископами. С точки зрения церковного права он являлся белорусским епископом-суффраганом Виленской и генеральным викарием Смоленской диоцезий. На управление Инфлянтами и, собственно, российскими территориями белорусский епископ не имел никаких церковных юридических прав. Власть в Инфлянтах принадлежала генеральному викарию кс. К. Сосновскому. Юрисдикцию над парафиями, находящимися на территории Российской империи в границах до 1772 г., по-прежнему официально осуществляла Конгрегация распространения веры.
Станислав Богуш-Сестренцевич неоднократно пытался получить каноническую апробацию Рима на назначение белорусским епископом. Однако все его попытки были безрезультатными. Тщетность собственных усилий все более и более «отдаляла» С. Богуша-Сестренцевича от Рима. Все меньшим становилось его желание защищать интересы Ватикана. Покорность и усердие епископа при открытии новициата иезуитов в 1779 г. понравились Екатерине II и вызвали у нее желание его отблагодарить. В ход был пущен самый действенный способ дипломатии – шантаж. Екатерина II решила разыграть «униатскую» карту.
В 1780 г. стало вакантным место главы греко-католиков на восточно-белорусских землях – полоцкого архиепископа. Екатерина II воспользовалась ситуацией. 2 (13) июля 1780 г. она издала указ, по которому для управления Греко-Католической Церковью создавалась консистория из трех человек, и она возобновила процесс возвращения униатов в православие [1, с. 125–127]. Уже 7 (18) июля 1780 г. могилевский православный епископ Георгий (Конисский) сообщил в Синод о присоединении к православию 66 униатских приходов с 385 069 прихожанами, 35 священниками и 95 дьяками.
Встревоженный папа Пий VI 16 сентября 1780 г. направил российской императрице письмо, в котором просил о назначении архиепископа в Полоцк. 31 декабря 1780 г. (11 января 1781 г.) Екатерина II ответила папе через варшавского нунция Дж. Аркетти. В своем письме она оправдывала создание консистории и потребовала назначения Станислава Богуша-Сестренцевича архиепископом и наделения его паллиумом. Послание императрицы вызвало в Риме испуг. Российская власть требовала создания в Российской империи митрополии и назначения тяжело провинившегося перед Римом иерарха ее главою. При этом никаких обещаний по поводу назначения полоцкого архиепископа. Кардинал Л.О. Паллавичини стоял перед трудным выбором. Назначить С. Богуша-Сестренцевича митрополитом означало многочисленные протесты со стороны «бурбонских» дворов. Не назначить – ставить под удар Униатскую Церковь и злить российскую императрицу. Необходимо учитывать, что в эти сложные для Ватикана годы потеря греко-католиков наносила серьезный удар по престижу Папы Римского, подчеркивая провал планов по увеличению паствы за счет восточноевропейских территорий [8, с. 48].
Начались переговоры. Папа надеялся, что императрица взамен за согласие создания в России отдельной церковной провинции откажется от кандидатуры С. Богуша-Сестренцевича. Не дожидаясь согласия Рима, Екатерина II 17 (28) января 1782 г. подписала указ [5, с. 122–123; 11, с. 87], согласно которому в границах всей Российской империи было образовано Могилевское архиепископство и его главой назначен Станислав Богуш-Сестренцевич.
30 января (10 февраля) 1782 г. Екатерина II оповестила папу о своих действиях и попросила его ратифицировать свой указ. Такое же требование было выслано папскому нунцию в Варшаве Дж. Аркетти. Пий VI первоначально решил проигнорировать сообщение. 4 (15) ноября 1782 г. Екатерина II приказала своему представителю в Речи Посполитой О. Штакельбергу ускорить решение вопроса о каноническом признании Могилевского архиепископства. Тот передал угрозы российской императрицы полностью ликвидировать Униатскую Церковь нунцию Дж. Аркетти. Папа сдался. 11 января 1783 г. Пий VI согласился с условиями Екатерины и выказал немедленную готовность отправить легата в Санкт-Петербург [2, с. 41; 8, с. 51–53].
После последнего раздела Речи Посполитой в 1795 году часть греко-католических епархий была закрыта. Прекратила свою деятельность и греко-католическая митрополия. Единственным униатским архиепископом для оставшихся униатов был полоцкий архиепископ Ираклий Лисовский, утвержденный на полоцкой кафедре императрицей в 1784 году. Своими действиями Екатерина II усердно защищала униатов от католического клира и всецело поддерживала архиепископа Лисовского. Она рассчитывала, что униаты, избавленные от воздействия римско-католического духовенства, самостоятельно вернутся в православие [6, с. 71].
Смена власти в 1796 г. привела к изменению статуса Католической и Униатской Церквей. Павел I не рассматривал Греко-Католическую Церковь как отдельный институт, способный принести пользу в дипломатических играх. Католический епископ С. Богуш-Сестренцевич убеждал Павла I подчинить ему остатки Греко-Католической Церкви, что и было сделано. При императоре Павле I были созданы две новые униатские епархии: Брестская и Луцкая. В 1798 году был открыт отдельный департамент для управления делами Римско-Католической Церкви в России [3, л. 4]. Однако и греко-католические церковные дела были переданы также в этот департамент. В сложившейся ситуации Греко-Католическая Церковь не получила своего отдельного руководящего органа и оказалась под властью католиков, которые распускали слухи, что русское правительство стремится уничтожить унию и слить ее с Римско-Католической Церковью.
До 1796 г. большинство белорусских верующих находились между экспансией католичества и православия. Использовав просчеты «воссоединения» 1794–1795 гг. и благоприятную конъюнктуру после смерти Екатерины II, опасаясь потерять униатов из-под своего влияния, костел с 1796 г. активизирует борьбу за их души. При этом осуществление этой программы игнорировало запрет 1744 г. на их переход на римский обряд. Могилевский католический архиепископ С. Богуш-Сестренцевич в связи с угрозой Униатской Церкви выхлопотал правительственное разрешение на перевод ее верующих в католичество. Это еще более ослабляло дело унии. В связи с позицией Павла I, который якобы утверждал, что уния существовать не может, а будет уничтожена, и советовал принять униатов на латинский обряд, римско-католическое духовенство Могилевской архиепископии, договорившись с помещиками-ктиторами части униатских церквей, начало униатских священников уговаривать, а крестьян заставлять принимать латинский обряд [10, с. 64–68].
Скомпрометировав себя и вызвав злобу насильственно-дисциплинарными средствами деунизации, правительство привело к потере Униатской Церковью своих позиций. Непродуманное подчинение последней в 1801 году римско-католической духовной коллегии в Петербурге, упорные слухи о намерениях правительства ликвидировать это исповедание породило в униатах намерение скрыться под опеку костела, отдаться на волю римско-католичеству, найти в нем спасение. В тех условиях это было равносильно переходу в оппозицию политике оправославливания.
Некоторые униатские священники в 1797 учили паству: «Идите к латинянам, а мы за вами». В Логойском уезде народ и духовенство «упрашивают и жмутся в латинский обряд» [10, с. 67]. Все это дало свои результаты. Случился исторический парадокс. Примерно 200 тысяч униатов, чьи предки два века сопротивлялись латинизации, когда их стали загонять в православие, нашли в 1798–1803 гг. убежище в костеле. Но и на этом историческом этапе Униатская Церковь не намеревалась стать поставщиком паствы для Римско-Католической Церкви. Униатское духовенство, позже обвиненное историками в окатоличивании белорусов, в своем большинстве как могло, защищало свою веру от посягательств костела. Оно переживает за судьбу своей веры, бьет тревогу, ведь верующих «ежедневно убывает». Докшицкий суррогат с трудом возвращал обратно свою паству, которая в 1797 году под влиянием «злословия латинян на униатский обряд» его бросила. В высшие инстанции полетели жалобы: от минского Троицкого братства на уменьшение своих рядов; из Слонимского уезда на доминиканцев, которые 5 приходов «принудили к латинскому обряду»; на католических монахов Дисненского уезда, которые «всевозможно пытаются уничтожить унию» и др. [10, с. 70].
Распуская слухи «об уничтожении унии якобы по государевым указам и с разрешения Папы Римского», католические проповедники склоняли на рубеже веков крестьян в свою веру. Примерно 1,5 тыс. жителей городка Освея, заверенные, «что унии больше не будет», перешли на латинский обряд; часть их позже вернулась в униатство. 698 человек менять веру отказались сразу. Возмущенные действиями католических миссионеров, освейские базилиане «латинский обряд оскорбляли различными злобными выражениями, уговаривая прихожан вернуться в свою веру» [6, с. 71]. Антикатолическая настроения в 1802 г. царили среди ушачских базилиан, которые отказались признавать над собой власть Петербургской коллегии и, чтобы вернуть к унии своих крестьян, «всячески поносили католическую религию». Униатские священники из Ушачей в 1802 г. не пустили католических миссионеров в свой храм. Из Могилевской консистории полетела тогда в Петербург просьба помочь обуздать ушачских базилиан. Чтобы загладить межконфессиональный конфликт в поселке Ушачи, туда направили совместную комиссию из униатского и римско-католического духовенства. С такой же целью – вернуть к унии своих крестьян – декан Радевич из Воронечи пошел даже на фальсификацию указа Могилевской римско-католической консистории [6, с. 72].
Перевод белорусов на латинский обряд вызвал католическо-униатский конфликт. В 1799 г. бывший митрополит Ф. Ростоцкий посылал в Вену базилианина А. Храбровицкого ходатайствовать о заступничестве за «русских» униатов и помощи в противодействии С. Богуш-Сестренцевичу, который выхлопотал правительственное разрешение на их перевод в католичество. Противник католического доминирования над Униатской Церковью, полоцкий униатский архиепископ Ираклий Лисовский потребовал от Могилевской римско-католической консистории запретить такое бесчинство, виновных оштрафовать и вернуть занятые латинянами церкви. Не получив удовлетворения своего требования от могилевского архиепископа, Лисовский стал искать сатисфакции и протекции униатам в Петербурге, у министра внутренних дел и у императора. Лисовский протестовал против подчинения униатской церкви Сенатом в 1801 г. римско-католической духовной коллегии, что привело к потере церковью своих позиций, переводу до 200 тыс. человек на латинский обряд, и ходатайствовал об отмене этого императорского указа [11, с. 31].
Полоцкий владыка нашел в Петербурге понимание у нового императора. Могилевскому архиепископу С. Богуш-Сестренцевичу было объявлено монаршее неудовольствие по поводу перевода униатов на римский обряд, запрещено разглашение в народе слухов об искоренении унии [1, с. 87].
Греко-католическое духовенство прилагало все усилия к тому, чтобы спасти от уничтожения унию. В первую очередь, они добились участия представителей Униатской Церкви в римско-католической духовной коллегии. 12 июля 1804 года по распоряжению императора Александра I в коллегии начали заседать наравне с римско-католическими представителями один униатский епископ и по одному представителю униатского духовенства от трех епархий: Полоцкой, Брестской и Луцкой. Католические члены этой коллегии относились к униатским представителям с пренебрежением и неуважением, затягивали разрешение их дел и не скрывали своего враждебного чувства к униатам в целом. С другой стороны, такое положение вещей предоставило российскому правительству дополнительный рычаг для влияния на костел. При необходимости проведения своих идей оно всегда имело возможность опереться на униатских представителей. Таким образом, власти Российской империи противопоставили римско-католическое духовенство униатскому клиру, компенсировав просчеты периода правления Павла I [9, с. 16–22].
Например, архиепископ Лисовский весной 1805 г. пожаловался императору Александру I на положение униатских представителей в римско-католической коллегии. Заявление Лисовского не осталось без последствий. Размежевание униатов и католиков было на руку правительству. Именным указом от 16 июля 1805 года в римско-католической коллегии был образован униатский департамент во главе с архиепископом Лисовским. Затем, 24 июля 1806 года, Лисовский был назначен митрополитом всех униатских церквей в России, без прибавления прежнего названия «архиепископ киевский и галицкий», каким прежде титуловались униатские митрополиты, жившие в Новогрудке или Вильно. 11 февраля 1809 года последовало императорское повеление: «восстановить по-прежнему литовскую митрополичью епархию» [6, с.74].
К началу XIX в. относится создание Виленской главной римско-католической духовной семинарии. Датой ее создания можно считать 18 (30) июля 1803 г., когда император Александр I подписал указ об организации высшего учебного заведения для римско-католического и униатского духовенства при Виленском университете. Однако процесс открытия семинарии затянулся. Только через 3 года был утвержден ее устав, а само торжественное открытие состоялось лишь 24 мая (5 июня) 1808 г. Главная семинария должна была обеспечить образование и воспитание наиболее способных клириков как Римско-Католической, так и Униатской Церквей империи. Это позволяло сохранить потенциал униатского духовенства, именно униатские выпускники этого учебного заведения и будут стоять в 1830-х гг. за проектом присоединения Греко-Католической Церкви к православию.
Таким образом, российское правительство активно использовало Греко-Католическую Униатскую Церковь в ключевые моменты противостояния с Ватиканом и его представителями в России. Во время правления Екатерины II униатский фактор применялся для шантажа римской курии по вопросу легализации новых форм административно-территориального устройства костела в Российской империи. Например, именно угроза ликвидации Греко-Католической Церкви в сложной для Ватикана внешнеполитической ситуации вынудила Папу Римского Пия VI в 1783 г. уступить императрице. Одновременно шел процесс активного перевода униатов в православие. Приход к власти симпатизировавшего Риму императора Павла I и его отказ рассматривать униатство как отдельное религиозное направление вне контекста развития Римско-Католической Церкви привели к немедленным негативным последствиям. Митрополит С. Богуш-Сестренцевич в течение нескольких лет укрепил позиции Римско-Католической Церкви в борьбе за прихожан-униатов. Александр I и власти Российской империи в свою очередь противопоставили римско-католическое духовенство униатскому клиру, компенсировав просчеты периода правления Павла I и подготовив почву для Полоцкого церковного собора 1839 г.
1. Вишленкова, Е. А. Заботясь о душах подданных: религиозная политика в России первой четверти XIX в. / Е. А. Вишленкова. – Саратов : изд-во Саратов ун-та, 2002. – 441 c.
2. Ганчарук, I. Г. Палiтыка царызму ў адносiнах да Каталiцкай царквы (1772–1830) / І. Г. Ганчарук // Беларускi гiстарычны часопiс. – 2002. – № 1. – С. 39–46.
3. Дело об объявлении указа Сената от 9 марта 1798 г. о назначении членов коллегии. 1798 г. // Национальный исторический архив Беларуси (НИАБ). – Фонд 3219. – Оп. 1. – Д. 769.
4. Канфесіі на Беларусі (к. XVIII – ХХ стст.) / В. В. Грыгор’ева, У. М. Завальнюк, У. І. Навіцкі, А. М. Філатава; навук. рэд. У. І. Навіцкі. – Мінск : Экаперспектыва, 1998. – 340 с.
5. Киприанович, Г. Я. Исторический очерк православия, католичества и унии в Белоруссии и Литве с древнейших времен до настоящего времени / Г. Я. Киприанович. – Минск : Изд-во Белорусского Экзархата, 2006. – 351 с.
6. Марозава, С. В. Сваёй веры ламаць не будзем…: Супраціў дэўнізацыі ў Беларусі (1780–1839 гады) / С. В. Марозава. – Гродна : ЮрСаПрынт, 2014. – 218 с.
7. Полное собрание законов Российской империи с 1649 года. [Первое собрание]. – СПб. : Тип. II Отделения собственной его Императорского величества канцелярии, 1830. – Т. IX–XL.
8. Попов, М. А. Митрополит Станислав Богуш-Сестренцевич (1731–1826): роль в формировании правительственной политики по отношению к Римско-католической церкви на белорусских землях (конец XVIII – первая четверть XIX в.) / М. А. Попов. – Минск : Республиканский институт высшей школы, 2012. – 219 с.
9. Попов, М. А. Римско-католическая церковь в Российской империи в период правления Павла I (1796–1801 гг.). Очерк политической истории / М. А. Попов // Веснік Гродзенскага дзяржаўнага ўнiверсiтэта iмя Я. Купалы. Cерыя 1. Гуманiтарныя навукi. – 2007. – № 4. – С. 16–22.
10. Романчук, А. Греко-католическая церковь в пределах Российской империи в первой трети XIX в.: проблемы и перспективы / А. Романчук // Церковно-исторический вестник. – 2008. – № 15. – С. 56–83.
11. Филатова, Е. Н. Конфессиональная политика царского правительства в Беларуси. 1772–1860 гг. / Е. Н. Филатова. – Минск : Бел. наука, 2006. – 192 с.
12. Kumor, B. Granice metropolii i diecezji polskich (968–1939) / B. Kumor // Archiwa, Biblioteki i Muzea Kościelne. – 1970. – T. 20. – S. 253–374.