Смерть и погребение в Священном Писании Ветхого и Нового Завета

Введение

В Священном Писании Ветхого и Нового Завета смерть понимается как зло, как результат первичного грехопадения, в связи с которым человек потерял свое совершенство[1]. Бог создал человека для жизни, от создания мира уготовил ему Свое Царство. Человек же, нарушив заповедь послушания, полностью принял последствия своего свободного волеизъявления. Бог насадил древо познания добра и зла в Эдеме и предупредил: «в день, в который ты вкусишь от него, смертию умрешь» (Быт. 2: 17); эти слова исполнились, и смерть вступила в свои права.

Однако понимание того, что смерть не есть окончательное уничтожение личности, утвердилось уже в Ветхом Завете. Ветхозаветные представления о смерти можно кратко представить следующим образом.

Смерть появилась как онтологическая данность после грехопадения, однако понятие о ней, по справедливому замечанию священника Апполона Темномерова, «должно было возникнуть в душе первого человека еще до грехопадения, когда Господь, вводя его в рай, дал заповедь не вкушать от древа познания добра и зла»[2]. Кроме того, понятие это (то есть понимание, что такое смерть) развивалось, откровение о смерти и ее смысле постепенно преподавалось человечеству — так действует домостроительство Божие.

Смерть и погребение в Ветхом Завете

Смерть мыслится в Ветхом Завете как смерть всего человека, в рамках монистических представлений о мире и человеке. То есть таких представлений, которые основаны на убеждении о единстве мира и единстве человеческого существа. Нет мира, разделенного надвое (мир чувственный и мир сверхчувственный), и человек также мыслится как цельное существо (нет разделения на тело как материальную составляющую и душу как нематериальную, духовную субстанцию). Этот взгляд характерен для Священного Писания в целом. Дуалистическая картина мира была утверждена в христианском богословии позднее, во многом в связи с влиянием греческой философской мысли (а именно платонизма), где дуалистические воззрения на мир и человека и развивались[3].

Смерть есть возвращение в прах земли, из которого человек был создан: «…в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься» (Быт 3: 19). Согласно ветхозаветным представлениям, умерший отправлялся в шеол (эквивалент — ад или «аид»). Шеол есть царство мертвых, а не живых, «преисподняя» (См.: Быт. 37: 35; Ис. 14: 9–12; Иез. 32: 17–32 и др.).

Преисподняя — это подземное царство (Числ. 16: 29–33). В преисподней прекращается возможность богообщения:

• «Ибо не преисподняя славит Тебя, не смерть восхваляет Тебя, не нисшедшие в могилу уповают на истину Твою. Живой, только живой прославит Тебя, как я ныне: отец возвестит детям истину Твою» (Ис. 38: 18–19).
• «Что пользы в крови моей, когда я сойду в могилу? будет ли прах славить Тебя? будет ли возвещать истину Твою?» (Пс. 29: 10).
• «Разве над мертвыми Ты сотворишь чудо? Разве мертвые встанут и будут славить Тебя? или во гробе будет возвещаема милость Твоя, и истина Твоя — в месте тления? разве во мраке познáют чудеса Твои, и в земле забвения — правду Твою?» (Пс. 87: 11–13).

Однако такие пессимистические представления о смерти уравновешиваются в Священном Писании Ветхого Завета оптимистической верой в воскресение.

Вера в воскресение мертвых появляется не сразу; с богословской точки зрения это можно также объяснить постепенностью откровения, особенностью Домостроительства Божия.

У пророка Даниила мы читаем о возможности воскресения: «И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление» (Дан. 12: 2). Самое яркое и живописное описание грядущего воскресения — в книге пророка Иезекииля, в главе 37 (этот текст читается в преддверии Пасхи Христовой, на утрени Великой Субботы).

Понимание смерти как «ступеньки» к воскресению, как момента радостной встречи с Богом в загробном мире, то есть такие переживания ее, каковые были свойственны первохристианскому сознанию, в Ветхом Завете отсутствуют[4].

Смерть мыслится как враг, как зло, как неизбежная и горестная участь каждого человека. «Не только обыкновенные люди, но даже и такие праведники, как Моисей и Давид, видят в смерти, хотя и неизбежное, но в высшей степени нежелательное явление. Ранняя смерть рассматривается в законе Моисеевом как наказание Божие, постигающее нечестивых, за исполнение же закона обещается долголетие»[5], — отмечает свящ. А. Темномеров.

Похороны в Ветхом Завете

В Священном Писании есть несколько особенностей, связанных с похоронами.

Во-первых, можно заметить волнения, переживания в связи с похоронами — некая боязнь остаться не погребенным, причем место погребения играет существенную роль: «И пришло время Израилю умереть, и призвал он сына своего Иосифа и сказал ему: если я нашел благоволение в очах твоих, положи руку твою под стегно мое и клянись, что ты окажешь мне милость и правду, не похоронишь меня в Египте, дабы мне лечь с отцами моими; вынесешь меня из Египта и похоронишь меня в их гробнице. Иосиф сказал: сделаю по слову твоему» (Быт 47: 29–30). Иаков также заповедует: «…я прилагаюсь к народу моему; похороните меня с отцами моими в пещере, которая на поле Ефрона Хеттеянина, в пещере, которая на поле Махпела, что пред Мамре, в земле Ханаанской, которую [пещеру] купил Авраам с полем у Ефрона Хеттеянина в собственность для погребения» (Быт 49:29–30).

Место для погребения в Ветхом Завете — это пещера. Можно вспомнить библейский рассказ о том, как Авраам приобрел пещеру Махпела для погребения (см.: Быт. 23). Поэтому гробница в виде пещеры наиболее характерна для ветхозаветной традиции. Это могла быть естественная или искусственная пещера недалеко от города. Трупы умерших помещались на каменные выступы в погребальной пещере. Чтобы освободить место для новых захоронений, кости складывали вдоль стен или перемещали в боковые камеры. Таким образом, пещера могла стать или семейной усыпальницей или братской могилой. Люди с достатком имели возможность быть упокоенными в семейной могиле.

Дело погребения умерших почиталось как благочестивое и богоугодное. Так, например, Товия перечисляет погребение убитых царем Сеннахеримом в контексте других добрых поступков: «Во дни Енемессара я делал много благодеяний братьям моим: алчущим давал хлеб мой, нагим одежды мои и, если кого из племени моего видел умершим и выброшенным за стену Ниневии, погребал его. Тайно погребал я и тех, которых убивал царь Сеннахирим, когда, обращенный в бегство, возвратился из Иудеи. А он многих умертвил в ярости своей. И отыскивал царь трупы, но их не находили». (Тов. 1: 16–18).

Нельзя обойти вниманием также и ветхозаветное восприятие смерти в контексте учения о ритуальной чистоте. Согласно книге Чисел, которая посвящена ритуальной, культовой стороне жизни еврейского народа, «кто прикоснется к мертвому телу какого-либо человека, нечист будет семь дней» (Числ. 19: 11).

Вся 19-я глава примечательна, так как именно в ней регламентируются все подробности в связи с прикосновением к умершему.

Относительно ветхозаветных погребальных ритуалов можно судить только косвенно. Так, в описании смерти Иакова в книге Бытия говорится, что когда умер Иаков, «Иосиф пал на лице отца своего, и плакал над ним, и целовал его. И повелел Иосиф слугам своим — врачам, бальзамировать отца его; и врачи набальзамировали Израиля. И исполнилось ему сорок дней, ибо столько дней употребляется на бальзамирование, и оплакивали его Египтяне семьдесят дней» (Быт. 50: 1–3).

То, что Иосиф плакал над своим отцом и целовал его, можно расценить как общечеловеческое проявление горя от утраты близкого человека. В то время как Г. И. Шиманский трактует этот стих как указание на ритуалы, совершаемые при смерти близкого: «Иудеи закрывали глаза умершему и лобызали его труп (Быт. 50, 1)»[6]. Оплакивание, с другой стороны, можно понимать не только как проявление естественных человеческих чувств, но и ритуалистически, ведь известно, что на похороны нанимали специальных плакальщиц. Таким образом, оплакивание умершего можно понимать как обрядовое, ритуальное действо.

Как представления о смерти (богословские идеи, связанные со смертью человека — вера в воскресение, бессмертие души и т. д.) развивались постепенно, так и обряды, связанные со смертью и похоронами, появляются не сразу.

То, что мы сейчас называем гробом, представляло собой не что иное, как носилки. Умершего несли в пещеру для захоронения на носилках, и люди могли шествовать вслед за траурной процессией (См.: 2 Цар. 3: 31). Из Священного Писания Нового Завета мы узнаем некоторые подробности погребения.

Смерть и погребение в Новом Завете

Понимание смерти в контексте Священного Писания Нового Завета двойственно. С одной стороны, смерть по-прежнему (в духе ветхозаветных представлений) мыслится как «враг», как зло. С другой — радость от осознания победы жизни над смертью, совершенной Христом, отодвигает на второй план пессимистические представления о смерти.

Христос совершил «революцию» в восприятии жизни, утвердил понимание преходящего характера смерти, ее несущественности для последователя Христова. Об этом пишет прот. Александр Шмеман: «Что же провозглашает эта Благая Весть? Во-первых, в жизни, учении, распятии, смерти и воскресении Иисуса Христа, воплотившегося Сына Божия, смерть раскрывается как “враг”, как тление, вошедшее в Богом сотворенный мир и превратившее его в долину смерти. “Последний же враг истребится — смерть” (1 Кор 15:26). […] Во-вторых, Евангелие утверждает, что смерть — плод греха. […] Таким образом, смерть необходимо уничтожить, истребить как духовную реальность разрыва человека с Богом. Отсюда — Евангелие, Благая Весть: Иисус Христос уничтожил смерть, поправ ее собственной смертью. […] И наконец, Евангелие утверждает, что с воскресением Иисуса Христа новая жизнь — жизнь, в которой нет места смерти, дается тем, кто верит в Него, кто соединен с Ним [в таинствах Церкви]»[7].

Второстепенный характер смерти, утверждавшийся учением Иисуса Христа, можно заметить, обратившись к некоторым показательным примерам из Нового Завета.

1. Воскрешение Лазаря. Когда Иисус идет воскресить умершего Лазаря, он показывает своим ученикам смерть как нечто несущественное через именование ее сном. Кстати сказать, в христианской традиции эта метафора смерти (как сна) прочно утвердилась (успение, усопшие — сон, уснувшие). «Сказав это, говорит им потом: Лазарь, друг наш, уснул; но Я иду разбудить его. Ученики Его сказали: Господи! если уснул, то выздоровеет. Иисус говорил о смерти его, а они думали, что Он говорит о сне обыкновенном. Тогда Иисус сказал им прямо: Лазарь умер» (Ин. 11: 11–14). Это утверждение несущественности смерти, фактически ее упразднения, продолжается в ответе Христа Марфе: «Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек» (Ин. 11: 25).
2. Пренебрежительное, ироничное отношение к погребению проскальзывает в словах Иисуса: «предоставь мертвым погребать своих мертвецов» (Лк. 9: 16; Мф. 8: 22). Конечно, можно по-разному интерпретировать эти загадочные слова Христа. Но в первую очередь следует обратиться к контексту: «А другому сказал: следуй за Мною. Тот сказал: Господи! позволь мне прежде пойти и похоронить отца моего. Но Иисус сказал ему: предоставь мертвым погребать своих мертвецов, а ты иди, благовествуй Царствие Божие. Еще другой сказал: я пойду за Тобою, Господи! но прежде позволь мне проститься с домашними моими. Но Иисус сказал ему: никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия» (Лк. 9: 59–62). Ничто не важно по сравнению с тем, чтобы следовать за Христом. По сравнению с благовествованием Евангелия даже такое, казалось бы, важное дело, как похоронить с почестями своего отца, оказывается второстепенным.
3. Утверждение понимания смерти как сна («Приходит в дом начальника синагоги и видит смятение и плачущих и вопиющих громко. И, войдя, говорит им: что смущаетесь и плачете? девица не умерла, но спит. И смеялись над Ним». Мк. 5: 38–40). Сон — это временное, преходящее состояние, человек имеет каждодневный опыт сна. Никто в здравом уме не боится, не страшится сна, воспринимая его как естественное состояние. Точно также не стоит бояться смерти («Когда Он еще говорил сие, приходят от начальника синагоги и говорят: дочь твоя умерла; что еще утруждаешь Учителя? Но Иисус, услышав сии слова, тотчас говорит начальнику синагоги: не бойся, только веруй» Мк. 5: 35–36).

Метафора сна показывает также еще один очень важный смысл: человек знает, что после сна следует пробуждение, после пробуждения жизнь продолжится, сон предстает лишь как временное приостановление течения жизни. Точно так же смерть не есть окончательное разрушение человека, личности, жизнь продолжится в новом состоянии. Метафора сна содержит указание на учение о воскресении.

4. Смерть духовная куда страшнее смерти телесной, даже насильственной смерти. «Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить» (Мф. 10: 28); «ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее» (Мф. 16: 25) — Смерть за Христа есть благо, умерев за Христа, человек приобретет жизнь (душа = жизнь). В то время как стремление сохранить себе жизнь в условиях гонений, из-за страха смерти, может привести к духовной смерти человека.

Экскурс: метафора сна

Как понимать метафору сна, которая очень часто употребляется в церковной традиции, когда речь идет о смерти? Конечно, как и всякая метафора, она условна. Однако в христианской традиции существовали такие учения, в которых состояние усопших («спящих») описывалось как состояние, в котором они (как это и бывает со спящим человеком) не могут сознательно воспринимать что-либо, находятся в состоянии бесчувствия. «Идея, согласно которой душа после смерти входит в некое летаргическое состояние, в некий сон, в котором она пребывает бездейственной до самого воскресения, получила развитие на Востоке у некоторых маргинальных богословов в основном сирийского происхождения, несторианской принадлежности»[8].

Метафора сна воспринималась буквально: как состояние бессознательное, состояние «выключенности» из активной жизни. Таких представлений придерживался Мартин Лютер и анабаптисты[9]. Это возникшее в III веке и возродившееся в Средневековье учение (его последователи именуются психопанихиты) всегда встречало критику. В III веке против него выступали Ориген и Тертуллиан, а в XVI веке — Жан Кальвин, написавший специальный трактат de Psychopanichia; «поскольку человек и после смерти остается образом Божиим, то и все качества человека как образа Божия должны сохраняться и после его смерти: это относится к его разумности, сознательности, свободе, и т. д. Понятно, что с этой точки зрения учение о бессознательном, бесчувственном состоянии души после смерти абсолютно неверно»[10].

Богослужебная традиция Православной Церкви также показывает нам, что эта концепция безосновательна. Она и не могла зародиться в среде «традиционного» христианства, потому что еще на заре христианства стало развиваться совершенно противоположное учение о взаимном общении живых с усопшими. В эпитафиях катакомб, в возвышенных заупокойных гимнах св. Ефрема Сирина наиболее ярко выражены представления о том, что мертвые не пребывают в бессознательном состоянии и, таким образом, совершенно нас не слышат, но, напротив, могут молиться о нас пред Богом и слышать наши к ним обращения.

Концепция психопанихитов, таким образом, может быть подвергнута критике не только путем обращения к святоотеческим высказываниям (свт. Иоанна Златоуста, св. Иустина Философа, прп. Иоанна Кассиана Римлянина, прп. Никиты Стифата, и др.[11]), но и через обращение к литургической традиции Церкви. Понимание смерти как сна, как мы уже отмечали, это метафора, которая только и показывает нам, что как после сна следует пробуждение, так и после смерти человека ожидает продолжение жизни; метафора сна содержит указание на учение о воскресении.

Конечно, все перечисленные нами выше положения взаимосвязаны, они выражают одну главную идею: Христос принес жизнь, и жизнь с избытком («Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком» — Ин. 10: 10), поэтому смерть уже не является чем-то, о чем стоит беспокоиться или чего следует бояться, она второстепенна для христианина.

Раннехристианские похороны отражали это возвещенное Христом превосходство жизни над смертью, эту идею второстепенности смерти. Конечно, похороны никуда не исчезли, но отношение к ним поменялось. «Поистине то, что поражает человека, изучающего раннехристианское богослужение, а особенно раннехристианские похороны, — это отсутствие какого бы то ни было интереса или какой бы то ни было озабоченности по отношению как к физической или биологической смерти», — пишет прот. Александр Шмеман. «Конечно, христиане хоронили своих умерших. Более того, изучая то, как они их хоронили, мы узнаем, что делали они это в полном соответствии с похоронной традицией, принятой в обществе, в котором они жили, будь то еврейское или греко-римское общество. Похоже, они не стремились создавать собственные, специфически христианские похоронные обряды. Никакой “апостольской комиссии” по христианским похоронам! Никакого развития собственной похоронной практики!»[12]

Как происходили похороны во времена Иисуса Христа? Какие молитвы звучали во время прощания с умершим? На основании текста Нового Завета мы можем только косвенно судить об этих вопросах. Причем если относительно погребальных обычаев (погребальной обрядности) мы можем узнать хоть какие-то сведения, то относительно заупокойных молитв текст Новозаветного Писания нам не дает никакой информации.

1. Омовение. «В Иоппии находилась одна ученица, именем Тавифа, что значит “серна”; она была исполнена добрых дел и творила много милостынь. Случилось в те дни, что она занемогла и умерла. Ее омыли и положили в горнице» (Деян. 9: 36–37).
2. Обвитие пеленами. Иосиф Аримафейский обвил тело Спасителя плащаницей (полотном) — Мф. 27: 59. Воскресший Лазарь выходит из гроба в погребальных пеленах: «И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лице его обвязано было платком. Иисус говорит им: развяжите его, пусть идет» (Ин. 11: 44).
3. Использование благовонных масел. «Пришел также и Никодим, — приходивший прежде к Иисусу ночью, — и принес состав из смирны и алоя, литр около ста. Итак они взяли тело Иисуса и обвили его пеленами с благовониями, как обыкновенно погребают Иудеи» (Ин. 19: 39–40).
4. Плакальщицы, свирельщики. Под этим понятием традиционно имеют в виду женщин, служение которых заключалось в том, чтобы провожать мертвых с плачем. На Востоке укоренился «институт» плакальщиц. Еще в Ветхом Завете было в употреблении специальное обозначение для женщин- плакальщиц: «Ибо отходит человек в вечный дом свой, и готовы окружить его по улице плакальщицы» (Еккл. 12:5). Плакальщиц имеет в виду евангелист Марк, описывая исцеление дочери Иаира: «Приходит в дом начальника синагоги и видит смятение и плачущих и вопиющих громко» (Мк. 5:38). В Новом Завете есть упоминания и свирельщиков, например, в том же сюжете исцеления дочери Иаира, рассказанном евангелистом Матфеем: «И когда пришел Иисус в дом начальника и увидел свирельщиков и народ в смятении» (Мф. 9:23). Присутствие на похоронах свирельщиков — также традиционный обычай того времени. Вот что говорится в Талмуде: «Муж обязан похоронить свою умершую жену и устроить причитания по ней и траур по обычаям всех стран. И потому даже самый бедный из израильтян не допустит, чтобы это было меньше двух флейт и одной плакальщицы; но если он богат, пусть все будет сделано в меру его возможностей и положения»[13].
5. Похоронная процессия. «Провожала» умершего к месту погребения похоронная процессия, множество народа следовало за гробом (носилками с телом умершего). Пример из Евангелия: «Когда же Он приблизился к городским воротам, тут выносили умершего, единственного сына у матери, а она была вдова; и много народа шло с нею из города» (Лк. 7:12).

Выводы

Смерть рассматривалась в Ветхом и Новом Заветах, с одной стороны, как зло, как враг, как глубочайшее несчастье (как на личностном уровне, так и для всего человечества). С другой стороны, в связи с учением о воскресении мертвых пессимизм, вызванный смертью, был уравновешен надеждой на грядущую новую жизнь. Идея второстепенности, неважности смерти в особенности проявляла себя в учении Иисуса Христа.

Относительно ритуальной стороны похорон из Священного Писания известно немного. Можно отметить, что похороны воспринимались как важное дело, считалось «проклятием» не удостоится погребения. В то же время в сознании ветхозаветного человека похороны воспринимались как нечто «нечистое», «скверное», законы о ритуальной чистоте фиксировали такие представления. Похороны представляли собой комплекс ритуалов и обычаев, таких как: омовение умерших, обвитие пеленами, умащение благовонными маслами. На похоронах обязательно присутствовали «профессиональные» плакальщицы, свирельщики. Похоронная процессия представляла собой шествие людей за гробом (носилками) умершего.

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ

1. Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. М. 2006.
2. Темномеров А., свящ. Учение Священного Писания о смерти, загробной жизни и воскресении из мертвых. Догматико- экзегетическое исследование. СПб. 1899. — 338 с.
3. Ианнуарий (Ивлиев), архим. Человек в Священном Писании (экзегетический подход) // Холизм и здоровье. 2014. № 2(10). С. 4–9.
4. Шиманский Г. И. Литургика: таинства и обряды. М. 2004. — 351 с.
5. Шмеман А., прот. Литургия смерти. М. 2013. — 174 с.
6. Ларше Жан- Клод. Жизнь после смерти согласно Православной Традиции. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2017. — 398 с.
7. Зенько Ю. М. Основы христианской антропологии и психологии. СПб.: Речь, 2007. — 907 с.
8. Баркли У. Комментарий на Евангелие от Матфея [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://bible-teka.com/barclay/40/9/.

[1] Если выражаться точнее, то человек утратил условное совершенство, он был сотворен совершенствующимся, имеющим потенциал для дальнейшего усовершенствования. Абсолютным совершенством обладает только Бог.

[2] Темномеров А., свящ. Учение Священного Писания о смерти, загробной жизни и воскресении из мертвых. Догматико-экзегетическое исследование. СПб. 1899. С. 23.

[3] См.: Ианнуарий (Ивлиев), архим. Человек в Священном Писании (экзегетический подход) // Холизм и здоровье. 2014. № 2(10). С. 5.

[4] При этом отметим, что и в Новом Завете не все так однозначно. Апостол Павел решительно называл смерть врагом: «последний враг истребится — смерть» (Кор. 15:26). С другой стороны: «для меня жизнь — Христос, и смерть — приобретение. Если же жизнь во плоти доставляет плод моему делу, то не знаю, что избрать. Влечет меня то и другое: имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше» (Флп. 1:21–23).

[5] Темномеров А., свящ. Учение Священного Писания о смерти, загробной жизни и воскресении из мертвых. Догматико-экзегетическое исследование. СПб. 1899. С. 29.

[6] Шиманский Г. И. Литургика: таинства и обряды. М. 2004. С. 80.

[7] Шмеман А., прот. Литургия смерти. М. 2013. С. 48–50.

[8] Ларше Жан- Клод. Жизнь после смерти согласно Православной Традиции. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2017. С. 190.

[9] Там же, С. 190–191.

[10] Зенько Ю. М. Основы христианской антропологии и психологии. СПб.: Речь, 2007. С. 191–192.

[11] Подробнее см.: Ларше Жан- Клод. Жизнь после смерти согласно Православной Традиции. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2017. С. 191–192.

[12] Шмеман А., прот. Литургия смерти. М. 2013. С. 51–52.

[13] Баркли У. Комментарий на Евангелие от Матфея [Электронный ресурс]. URL: https://bibleteka.com/barclay/40/9/.

Источник: Бахтин С. П., диакон. Смерть и погребение в Священном Писании Ветхого и Нового Завета // Ипатьевский вестник. 2023. № 2. С. 21–31. https:// doi.org/10.24412/2309–5164–2023–2–21–31