Протопоп в Древней Руси и его канонический статус (по материалам памятников церковного права русского происхождения)

В главных храмах городов, выступавших епархиальными центрами, наряду с архиереями служил клирос (т. е. священнослужители кафедрального собора). Я. Н. Щапов приводит эпизоды участия соборного клироса при епископе в организационном обеспечении некоторых епископских функций за XIII–XIV вв. (поставление в сан, выезд на освящение храма, с XV в. на западных землях — участие в суде). Исследователь также приводит примеры, когда группа священников (клирос) кафедрального собора выступала в качестве свидетеля земельного акта, а также собственника (совместно с епископом) земли^[1]. Таким образом, между рядовым приходским священником и епископом еще в период феодальной раздробленности существовали посредники в лице священников (может быть, предводителя причта) соборного храма. Организацию клироса Я. Н. Щапов связывает не с епископской инициативой, а с княжеской^[2]. Позднее клиросы в главных городских храмах-соборах (где велось ежедневное богослужение)^[3] часто возглавляли протопопы, тем самым выступая лидерами белого духовенства города и округи.

В Житии Авраамия Смоленского, составленном его учеником Ефремом, по-видимому, в Смоленске, вскоре после кончины Авраамия, то есть в первой половине XIII в. (после татарского нашествия), при описании событий, относящихся к концу XII — началу XIII в.^[4], сказано, как епископ Игнатий, желая основать монастырь и привести туда прп. Авраамия на игуменство, «призва единого от своего честнаго крилоса, перваго от стареиших протопопу именем Георгии, глагола к нему о блаженем Авраамии, помянув, яко далече ему сущу от града, скорбь ему велья, да призовет и скоро»^[5]. Возможно, протопоп уже на тот момент был в Смоленске и по должности выступал первым среди равных представителей белого духовенства епархии или какого-то участка внутри нее и передавал архиерейские поручения священнослужителям епархии. Протопоп возглавлял клирос, то есть коллегию священников при архиерейском соборе. Впрочем, это источник агиографический, а не актовый, к тому же он иногда содержит ошибки в обозначениях церковных титулов^[6]. Поэтому упоминание там протопопа как управленца, передающего архиерейские указания священнослужителю, на наш взгляд, еще не дает оснований уверенно говорить о существовании должности протопопа в Смоленске на рубеже XII–XIII вв.

В Житии Сергия Радонежского при описании событий, происходивших в первой трети XIV в., среди переселенцев из Ростова назван «Георгий сын протопопов»^[7]. Согласно летописным статьям и повестям, во второй половине XIV в. протопопы существовали в Москве^[8], в Новгороде^[9] и во Владимире^[10].

Протопопы могли и служить в главных храмах городов, не являвшихся центрами епархий, и выступать лидерами городского духовенства^[11].

На русской почве, в митрополичьем формулярнике первой трети XVI в., термин получил следующее толкование: «…что есть протопоп, к сим же отвещай вопрошающему: “Первый, а еже есть поп, иерей и священик, или первый ерей разумевается”»^[12].

«Протопоп» отмечен последним из иных руководящих должностей в церкви. Ему предшествуют толкования должностей «патриарх», «митрополит», «архиепископ», «епископ», «архимандрит», «игумен». Затем дается объяснение терминам «протодиакон», «архидиакон», «пресвитер» и «диакон»^[13]. Похожий текст имеется в гл. 68 печатного издания Кормчей книги^[14].

В формулярном изводе митрополичьего послания, «в град который имярек, и в волости, игуменом и попом и дияком, и всему причту церковному», протопоп позиционируется как старший среди священников. Адресатам следовало пользоваться и поучаться «всякому делу благу, изображению церковному и всея службы Божия о зборныя вашея церкви Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа и от вашего старейшины протопопа имярек».

Затем отмечено требование: «…всякому вас приходити на похрестье (т. е. крестный ход. — Д. Д.) всякую неделю и во вся праздники господския, и всегда пети молебны в зборной церкви. И к иным бы церквам к праздником ходили, поюще молебны о право славьи и о Святем Дусе возлюбленному и сына нашего смирения благороднаго и благовернаго великого князя имярек и его сына, благороднаго и благовернаго великого^[15] князя имярек, и о всех благородных и благоверных князей наших имярек»^[16]. Создается впечатление, что протопоп служил в соборной церкви, а его функции сводились к организации крестных ходов. Из документа неясно, выборная ли это должность, или назначаемая.

В составе этого же сборника (митрополичьего формулярника), дошедшего в рукописи первой трети XVI в., сохранился недатированный формулярный извод архиерейской ставленой грамоты протопопу, в которой констатируется назначаемость должности: «…понеже убо обретохом благоговейнаго священника имярек, сведетельствуема всего благоговениа и чистоту, боголюбива и боящася Бога, и скрушена зело сердцем, приводяща себе в се дело благо и спасително, подает ему смерение наше еже быти протопопа».

В обязанности протопопа входило освящение церквей округи, а окрестным священникам предписывалось почитать протопопа и слушать его: «…должен убо есть сицевый с всяцем благоговением и чистотою освящати божественыя и святыя церкви по правителному преданию. Обретающеи же ся тамо священници почитати и послушати его, и повиноватися, яко протопопу нашего смерениа по обычаю»^[17].

В начальном протоколе другого извода этой же грамоты, сохранившейся в составе требника XVI в., архиерей, рукоположивший кандидата в протопопы, отмечен как епископ Туровский и Пинский: «По благодати Святаго Духа, даней нам, и благословением рукоположения господина и отца нашего епископа Туровского и Пиньскаго (имярек)»^[18]. Этот извод имел западнорусское происхождение, на что указывает как титул архиерея, так и упоминание панов в формулярном тексте помещенной ниже архиерейской наставительной грамоты протопопу, который приводим почти полностью: «Слово наукы святительской к протопопу. Сыну и съслужебнику нашего смирения (имярек)… свершили есмо тебе протопопом нашее соборное церкви великой, старейшину священником, на освящение церквам, по нашему благословению, и на устроение церковному исправлению: и ты буди протопоп, церкви божественое будь пилен, службы деля божественое, в час пения, приходи и братию свою крылошан в осмотрении держи, абы божественнаа хвала полна была всегда чинно, по уставу святых Отец и по нашего смирения приказанию и благословению. Если будешь церкви божественое пилен, будешь исправовати ряд церковный и священников, по уставу соборной церкви, тогды от Господа Бога прощение грехов приимеши, а от нашего смирения благословение и любовь, а от князей и панов и боар, детей наших, хвала и честь тебе въздана будет; аще ли своею леностию и небрежением и пианством сия презирати начнешь и нерадити о сем моем завещанию, тогда не токмо чести и сана лишен будеши, ино и казнь нашу духовную понесеши»^[19].

Документы указывают на лидерство протопопа среди белого духовенства на церковно-административном участке, включавшем город и, возможно, его окрестности. По-видимому, принципы назначения и функции протопопов были примерно одинаковыми как в Московской митрополии, так и в западнорусской Церкви; неслучайно в митрополичьем формулярнике первой трети XVI в. сохранились тексты, регламентировавшие статус протопопа, которые имели хождение и в западнорусской Церкви.

Вопрос канонического статуса священников и соборных (т. е. поповских) старост в XVI в. недавно рассмотрен в специальной статье Е. В. Беляковой. Там, в частности, обращено внимание на то, что в этот период усиливались полномочия церковных администраторов, призванных от имени архиерея исполнять контрольные и надзорные функции над рядовым духовенством^[20]. К таковым относились и протопопы. Попытаемся отследить это на конкретных церковно-уставных документах того времени, в первую очередь на материалах важнейшего памятника той эпохи — Стоглава 1551 г.

На Стоглавом соборе, как сказано в главе 6, «повелехом избирати протопопом^[21] в коемждо граде по царскому велнию и по благословению святительскому священников искусных, добрых и житием непорочных». Далее говорится о необходимости устроить в Москве семь поповских старост^[22]. Сам по себе приведенный текст допускает двоякое толкование: протопоп может пониматься и как определяемая государем и архиереем должность, и как определяющая (т. е. что протопоп выбирал поповских старост). П. С. Стефанович и А. С. Усачев склоняются к первому варианту^[23]. Есть источники, прямо свидетельствующие, что поповские старосты в Москве выбирались не протопопами, а местными священнослужителями, а позднее утверждались митрополитом^[24].

Глава 29 Стоглавого собора делегирует протопопам надзорные полномочия над остальными священниками и диаконами по вопросам богослужебной дисциплины и личного благочестия, а также называет возможные виды давления со стороны протопопов на подопечное духовенство: «Во всех святых соборных церквах по всем градом протопопом и священником, диаконом: соборным и приделным и ружным попом и диаконом, так же бы по всем святым соборным церквам и в приходех по градом и по селом, здесе в царствующем граде Москве и по всем градом Росийскаго царствия, чтобы о всех о тех церковных чинех брегли протопопы, чтобы соборные священники и диакони, и приделные и ружные священники к церквам Божиим по всяк день приходили ко всякому божественному правилу и стояли бы… А протопопов бы чтили и слушали, и повиновалися им о Бозе во всем без всякого прекословия…»^[25]

Протопопы могли «соборне наказывати» (вероятно, под словом «наказывати» имеется в виду применение увещеваний, а не репрессивных действий) соборных, ружных и придельных священнослужителей-пьяниц, не радеющих и не слушающихся протопопов: «А которые священники и диякони по первом и втором наказании протопопове соборном учнут прекословити и не повиноватися, и о церковном чину не учнут бречи — и протопопом о таких безчинникех святителем возвещати. И тем попом и диаконом от святителей быти в духовном запрещении и от церкви во отлучении по священным правилом»^[26].

Аналогичные полномочия протопопов отмечены и в главе 69, но там надзор за духовенством на местах делегирован не только им, но и назначенным от архиереев архимандритам и игуменам. В качестве подопечных помимо священников и диаконов названы десятские и избранные рядовыми священнослужителями поповские старосты на местах: «…да святителем же посылати по всем градом и по селом свои грамоты, в котором граде будут архимандриты и игумены, и протопопы, коемуждо в своем пределе, чтобы те архимандриты и игумены, и протопопы надзирали и досматривали над поповскими старосты и десятцскыми, и надо всеми священники и дьяконы, чтобы жили по священству и от пьянственаго пития воздержалися, и вконец не упивалися, и о церквах Божиих и о церковном пении берегли о всем по преданию святых апостол и святых отец.

Как и в главе 29, применение канонических санкций закреплено не за назначенными архиереями представителями духовенства, а непосредственно за самими архиереями: «А которые священники, поповские старосты и десятцскые, и прочие священницы не учнут беречи о церковных чинех и архимандритов и игуменов, и протопопов слушати — и им о том о всем писати к святителем; и тем поповским старостам и десятцскым, и прочим священником бытии от святителей в великом запрещение по священным правилом»^[27].

Как и в толкованиях церковных должностей из митрополичьего формулярника, протопопы названы последними из руководящих должностей среди духовенства, не наделенного архиерейским саном. Складывается впечатление, что руководящие должности белого духовенства по своему статусу уступали руководящим должностям из монашества второй степени священства^[28].

Сокрытие протопопами, старостами и десятскими нарушений подопечного духовенства предполагает наказание и отлучение их самих со стороны архиереев^[29].

Стоглав предусматривает и ситуацию, когда соборные священники могли донести на недостойного протопопа: «Также и протопопы, которые по соборным церквам сами учнут упиватися или безчинствовати и не бречи о соборном церковном чину, и соборным священником о тех протопопех святителем возвещати. И тем протопопом от святителей по тому же быти в великом запрещении и в конечном отлучении по божественным же священным правилом»^[30].

Протопопы здесь ассоциируются с соборными церквами. Иногда священнослужители поименованы в следующей последовательности: «священныа протопопы и священники и диякони»^[31], что указывает как минимум на протокольное старшинство протопопа среди иных представителей белого духовенства. Надзор за церковным чином и уставом, а также за наличием у священнослужителей разрешений на отправление богослужений Стоглав в главе 34 поручает «священным протопопом по соборным церквам, а старостам священником и десятским по всем церквам»^[32]. В главе 38 сказано, что поучать и наказывать духовных детей должны «священныя протопопы по всем соборным церквам и все священники по всем святым церквам»^[33]. То есть протопопы ассоциировались с соборными церквами, а священники-старосты, десятские и все священники — со всеми остальными церквами.

Однако не во всех храмах с соборным статусом отмечены протопопы. В Уставной грамоте Всеволода Мстиславича церкви Иоанна Предтечи «на Петрятине дворище», то есть на Опоках в Великом Новгороде, она проходит с соборным статусом, при этом в связи с ней упомянуты попы, но не упомянут протопоп. Также регламентирована ежедневность богослужения^[34]. Жалованная грамота Василия III Ивановича Дмитровскому храму во Владимире от 4 марта 1515 г. оговаривает его соборный статус; в ней поименно названы четыре соборных попа, а протопоп не отмечен^[35]. В Писцовой книге г. Пскова с пригородами 1584/85–1587/88 гг. описана каменная соборная церковь Димитрия Солунского в Гдове, в том числе богослужебный регламент, причт и его довольствие: «…служба у Дмитрея вседневная, а служат четыре попы да диякон. А руги дают попом, и диякону, и дьячком, и пономарю и сторожу из церковные из дмитреевске казны». Специально оговорено, что «четвертого попа нанимают старосты понеделно»^[36]. Также в г. Остров, судя по той же Писцовой книге г. Пскова с пригородами 1584/85–1587/88 гг., была соборная каменная Никольская церковь с приделом Преображения, в которой служили два попа и диакон, упомянуты причетники, но не отмечен протопоп^[37]. В приправочных книгах г. Пронска и Каменского стана письма и меры Третьяка Григорьевича Вельяминова с товарищи 1596–1598 гг. отмечен соборный храм г. Пронска Покрова и земли соборных попов^[38], при этом протопоп не отмечен. Очевидно, причт соборного храма Пронска обходился без протопопа, по крайней мере на момент составления документа.

Как мы видим, соборные храмы без протопопов существовали как в Северо-Западной, так и в Северо-Восточной Руси и в Поочье. Важнее для соборного статуса храма был факт ежедневного богослужения и, как почти необходимое для этого условие, — наличие при храме нескольких священников^[39].

Стоглав также делегирует протопопам и соборным священникам обязанность обучать и экзаменовать кандидатов на священнические должности: «А которые диаки учнут приходити к святителем ставится во диаконы и в попы, а грамоте не совершенно умеют, аще будут леты совершены — и им таких не поставляти, да посылают их по соборным церквам и велят их учити протопопом и священником соборным, чтобы на соборе псалмы и псалтырю говорили и каноны конархали, дондеже навыкнут церковный чин. И тогда, аще будут достойни, да поставлени будут»^[40].

Новопосвященный поп должен был отстоять «урок свой у соборные церкви».

Е. Е. Голубинский, специально не касаясь вопроса о наличии при соборах постоянных прихожан или вотчин, назвал пять иных статей доходов соборных храмов:

– руга от правительства;

– плата за поминовение, которая активнее шла в соборы, где велась ежедневная служба;

– пошлины за антиминсы, выдававшиеся во вновь строившиеся церкви;

– плата за освящение церквей, которая шла соборному клирику, участвовавшему в освящении;

– пошлина за венечные знамена (т. е. разрешение на вступление в брак), которые выдавались соборами^[41].

К сожалению, не все утверждения Е. Е. Голубинский подкрепил фактами и ссылками; попытаемся это прокомментировать ниже.

Как показал Б. Н. Флоря, десятина (имеется в виду часть княжеских доходов, отчисляемых в пользу церкви, а не административно-территориально-податное подразделение епархии, именовавшееся этим же термином), позднее преобразованная в ругу, сохранилась в основном только у городских соборов, причты которых часто (но, как мы выяснили, не обязательно) возглавляли протопопы. Он это объясняет тем, что в эпоху, когда княжеская десятина была основной статьей доходов духовенства, храмы в центре города уже существовали, а сеть монастырей, сельских и слободских приходов только формировалась. Б. Н. Флоря утверждает: «Городские соборы не стали крупными земельными собственниками и продолжали находиться в полной материальной зависимости от государственной власти. Эта зависимость еще более усилилась, когда признанное традицией право на долю от тех или иных доходов сменили произвольные выдачи руги из царской казны»^[42].

К этому наблюдению можно добавить, что помощь государства городским соборам могла быть связана с возможным отсутствием или недостаточностью у них не только земли, но и постоянных прихожан (в отличие от сельских или посадских и слободских церквей). На это накладывалась большая численность причта соборных храмов, по сравнению с посадскими, слободскими и сельскими, и, следовательно, необходимость его обеспечения. Духовенству городских соборов предъявлялись более высокие требования к богослужебной дисциплине (ежедневная служба), чем к слободскому или сельскому духовенству. Монастыри часто имели возможность решать свои материальные проблемы за счет вотчин и ктиторов, а кафедры — отчасти за счет вотчин, а отчасти за счет епархиального духовенства, платившего архиерейскую дань. Кроме того, духовенство городских соборов контролировало священнослужителей приходских храмов, окормлявших в свою очередь постоянных прихожан. В Москве это регламентировалось не только Стоглавом, но и соборными приговорами от 13 июня 1594 г.^[43] и от 1 октября 1604 г.^[44] Это в известной степени стимулировало архиерейскую власть больше контролировать, а государеву — лучше материально обеспечивать духовенство именно городских соборов, по сравнению со служителями иных храмов и монастырей.

В 1526–1538 гг. архиепископ Ростовский, Ярославский и Устюжский Кирилл предоставил протопопу соборной Богородицкой церкви на Устюге Дементию с братией право освящать церкви во всем Устюжском уезде совместно с местными попами и запретил освящать храмы в уезде местным попам без соборного протопопа или соборного священника «свящать… церкви повытно во всем Устюжском уезде; а ездити им на освящение церкви протопопу з диаконом или попу з диаконом, а попом тех церквей с ними же свящати, а собою попом церкви не свящати без соборнаго протопопа и без священника и без диакона без соборнаго»^[45].

Таким образом, протопопу делегировалось право освящать храмы не только города, но и уезда.

Глава 47 Стоглава регламентирует порядок освящения храмов, участие в этом мероприятии протопопов и соборных священников, а также оплату их труда. Протопоп, соборный священник и диакон за антиминсы и за освящение большой церкви должны были брать «по полуполтине на молебен», а за освящение теплой или придельной церкви — пять алтын. Кроме того, участие протопопа, соборного священника или диакона в освящении церкви предполагало вознаграждать их третью доходов, собранных в процессе этого мероприятия. Отсутствуя на мероприятии, они утрачивали право на это вознаграждение, ограничиваясь лишь получением денег за антиминс и «на молебен»^[46]. Тем самым протопоп от имени архиерея и, возможно, светского ктитора фактически контролировал строительство храмов и динамику приходской сети на вверенном участке^[47], что являлось одним из источников дохода либо его самого, либо вышестоящей инстанции, то есть архиерея и/или его инспекторов.

Согласно документу новгородского происхождения, составленному после 1 сентября 1492 г., освящение антиминсов происходило собором, возглавлявшимся архиепископом^[48]. В грамоте митрополита Ионы на Киевское наместничество сказано, что «наместник киевский… долъжен… Христовы Божия церкви святыми антимисы новоставленыя освящати, а ветхая подтверждати, с ыменем нашего смирения»^[49]. По-видимому, освящение антиминсов было прерогативой архиерея, а выдача освященных архиереем антиминсов в новопостроенные храмы и освящение этих храмов осуществлялись архиерейским наместником (в случае, когда им был представитель духовенства, т. е. до начала XVI в.) или делегированным архиереем представителем черного духовенства, или же соборным священником, зачастую протопопом. Как отмечал К. Никольский, «в России, подобно Греции, дальность пути служила главною причиною, почему не сам архиерей освящал церкви, а посылал в них освященные антиминсы и приказывал священникам совершать освящение»^[50].

Некоторые финансовые прерогативы протопопов, подчас в ущерб епархиальной казне, могли создать почву для конфликта протопопа и архиерея. К таковым можно отнести сбор венечных пошлин. Как видно из царской грамоты новгородскому боярину и воеводе князю Андрею Васильевичу Хилкову и дьяку Филиппу Арцыбашеву от 20 ноября 1641 г., Новгородский и Великолуцкий митрополит Афоний жаловался на Софийского протопопа Ивана Анисимова, что тот собирал венечные пошлины с некоторых церквей, «а по нашему (т. е. царскому. — Д. Д.) де указу, у Патриарха, и у митрополитов, и у архиепископов, и у епископа, протопопы и попы венечною пошлиною в уездах не владеют, кроме города посадских людей» (вероятно, челобитчик-митрополит хотел сказать, что сбор венечных пошлин был за протопопом только с городских церквей, в то время как с сельских он шел прямо в архиерейскую казну), и просил государя запретить протопопу сбор таковых пошлин с ряда участков епархии. Софийский протопоп, со своей стороны, хотел сохранить старую практику, мотивируя ее законность наличием соответствующих государевых грамот, в том числе и «хартейной», которую отняли «немецкие люди» у софийского попа Никифора, при этом убили самого Никифора. В качестве доказательства законности своих претензий протопоп представил государевы жалованные грамоты от 1503/04 и от 1555/56 гг. Протопоп Иван Анисимов был уважен государем и сохранил за собой право сбора венечных пошлин «на посадех и в погостех» Деревской, Шелонской, Водской и Обонежской пятин^[51]. Обратим внимание, что часть финансовых полномочий протопопа, а также конфликты между архиереем и протопопом кафедрального собора его епархии регулировались государем.

Г. А. Романов, ссылаясь на приговор об учреждении и обязанностях московских поповских старост, отождествляет избранного поповского старосту и протопопа: «В древнерусском городе 100 священнослужителей на собрании избрали себе старшего священника, которого назвали старостой поповским или протопопом»^[52]. Т. Е. Новицкая в комментарии к главе 6 Стоглава при характеристике выборных из среды духовенства церковных старост также отмечает, что «иногда Стоглав называет их протопопами»^[53]. Подобного отождествления придерживается и С. В. Лунин^[54]. Однако в приведенных выше фрагментах текста Стоглава эти должности строго разграничены^[55].

Как правило, протопоп был единственным в городе, но в силу разных причин их могло быть и несколько. В частности, в Москве к началу XVII в. их было одиннадцать^[56].

Архидиакон Павел Алеппский, посетивший Россию в середине XVII в., приводит случай, как после отстранения Коломенского епископа (Павла), т. е. в 1654 г., «было дано вместо него полномочие протопопу великой церкви. К нему стала обращаться вся паства со своими делами и все священники епархии со своими нуждами. Он заступает место правителя или архиерея, властвуя над ними от имени царя и Патриарха»^[57]. Фактически протопоп выступает епархиальным управителем при вдовстве кафедры, правда, при этом не понятны механизмы его власти над черным духовенством и их каноническое основание.

Отчасти аналогичные архиерею полномочия протопоп имел и при богослужении: «…протопоп первенствует между священниками: он становится перед престолом на месте архиерея, а они вокруг него. Также во время обедни он становится перед кафедрой (горним местом), а они вокруг него. Он же говорит возгласы и молитвы, присвоенные архиерею, взамен его. Он благословляет народ и их, и они всегда находятся у него в подчинении»^[58].

Павел Алеппский отмечает, что «деревенские и другие священники, которые подчинены протопопу… стоят перед ним с открытой головой, получая от него благословение»^[59]. И этот фрагмент текста подсказывает, что протопоп первенствовал не только перед городскими, но и перед сельскими священниками.

При описании церковного быта г. Коломны православный арабский путешественник затрагивает проблемы и материального обеспечения, и формальной процедуры заступления на должность протопопа. Он отмечает: «…каждый священник и диакон получают постоянное содержание… Нам говорили, что содержание протопопу от царя в год составляет 15 рублей и кусок дорогого сукна, прочие священники получают все меньше и меньше… Помимо этого содержания, которое идет им от царя, крестьяне привозят также им на дом годовые припасы. Их наделы свободны от налогов. Здешний коломенский протопоп владеет деревней домов в сто, составляющей угодье церкви, произведения ее идут в его пользу, он имеет также большой дом для своего жительства, который, однако, не составляет его собственности, но всякий, кто делается протопопом, получает ту деревню и дом для жилья, ибо они царские. Когда умер здешний протопоп, один из священников отправился к царю, взяв с собой прошение от общины, что он достоин сана, — отправился для того, чтобы царь назначил его на место покойного. Когда бывает храмовый праздник собора, то перед обедней совершают освящение воды, протопоп берет часть ее в сосуд и вместе с протодиаконом отправляется к царю и подносит ее в дар ему, а он отдаривает их. Таков у них обычай^[60].

При беглой характеристике церковного быта Переяслава (Южного) Павел Алеппский отметил, что «протопоп этого города, по его словам, имеет власть над двумястами священников»^[61].

Павел Алеппский особо обращает внимание на то, что одежда протопопа имеет особенности, вызванные желанием выделить его среди прочих представителей духовенства^[62]. Он пишет, что протопопов Успенского и Архангельского соборов Московского Кремля «мы не отличали от шейхов известной (т. е. мусульманской) общины, ибо они носят рясы из ангорской шерсти фиолетового и зеленого цвета, весьма широкие, с позолоченными пуговицами сверху донизу, на голове бархатные колпаки сине-фиолетового цвета и зеленые сапоги. Они имеют у себя в услужении много молодых людей и держат породистых лошадей, на которых всегда ездят. Другие священники, проходя мимо них, снимают перед ними колпаки. При этом они тучны, толсты, с большим животом и жирным телом»^[63].

Павел Алеппский отмечает надзорные полномочия протопопов по отношению к окрестному духовенству^[64], ранее декларированные в Стоглаве^[65], подтверждает практику выдачи руги протопопу^[66], отраженную и в русских источниках^[67]. Также он прямо говорит, что окончательное утверждение назначения протопопа принадлежало царю. Практика получения некоторыми протопопами и иными священнослужителями жалованья из казны за приход со святой водой государю зафиксирована и в Расходной книге Казенного двора 1584/85 г.^[68], то есть существовала задолго до визита в Россию Павла Алеппского. Павел Алеппский отмечает и традицию стажировки новопоставленных священников в соборной церкви^[69], ранее отраженную в Стоглаве^[70].

Таким образом, слова Павла Алеппского свидетельствуют о принципиальной действенности норм Стоглава, регламентирующих статус протопопа. Кроме того, Павел Алеппский знакомит нас с некоторыми бытовыми деталями жизни русских протопопов.

О значимости должности протопопа в Древней Руси можно судить не только на основании сочинения Павла Алеппского, но и по самой ее сути — это была высшая должность, которую мог занять представитель белого духовенства. Особенно заметной она стала в середине XVII в., когда среди протопопов были такие выдающиеся деятели, как Стефан Вонифатьев, Аввакум Петров, Иван Неронов. Впрочем, этот период существенно лучше обеспечен источниками, чем предшествующая эпоха.

П. С. Стефанович (применительно к XVII в.) логично указал мотив заинтересованности архиереев возложить местное церковное управление на протопопов, поскольку они были представителями именно духовенства, а не светского чиновничества. Роль протопопов в управлении местным духовенством, по мнению автора, могла быть результатом традиции, когда «епархиальная администрация состояла из “клироса” кафедрального собора во главе с настоятелем». Он также обратил внимание на то, что в Западной Руси при архиереях светских чиновников не было, а основным институтом епархиального управления были клирошане. В то же время П. С. Стефанович, ссылаясь в том числе и на Стоглав, указал, что в назначении протопопов на должность видную роль играл государь, он же оказывал им финансовую поддержку^[71]. Исследователь также писал, что протопоп, обладая руководящими полномочиями в отношении духовенства на местах, был аналогичен «духовному управителю» конца XVII в., и привел конкретные примеры их руководящей деятельности, преимущественно за XVII в.^[72]

В целом же протопопы обеспечивали контроль над белым духовенством на местах от имени священноначалия и литургический порядок общегородских богослужений и в то же время знали положение и запросы местных клириков, поскольку находились с ними в контакте. Интересы местного духовенства могли представлять выборные поповские старосты, находившиеся в подчинении у назначаемых протопопов. Но если поповские старосты сменялись, то протопопы в течение продолжительного времени служили в строго определенных храмах и тем самым выступали более постоянными и надежными с точки зрения церковной и государственной власти администраторами.

Список литературы

Белякова Е. В. Об изменении статуса священников в Русской церкви в XVI веке // Исторический курьер. 2022. № 2. С. 92–112.

Белякова Е. В., Мошкова Л. В., Опарина Т. А. Кормчая книга: от рукописной традиции к первому печатному изданию. М.; СПб., 2017.

Буланин Д. М. Ефрем // Словарь книжников и книжности Древней Руси / отв. ред. Д. С. Лихачев. Л., 1987. Вып. 1. С. 126–128.

Голубинский Е. Е. История Русской Церкви. М.: Крутицкое патриаршее подворье, Общество любителей церковной истории, 1997. Т. 1: Период первый, Киевский или домонгольский. Первая половина тома.

Голубинский Е. Е. История Русской Церкви. М.: Крутицкое патриаршее подворье, Общество любителей церковной истории, 1998. Т. 2: Период второй, Московский: От нашествия монголов до митрополита Макария включительно. Вторая половина тома.

Гребенюк В. П. Икона Владимирской Богоматери и духовное наследие Москвы. М., 1997.

Давиденко Д. Г. Митрополичьи наместники в XIV–XV вв. // Религии мира: История и современность. 2006–2010 / отв. ред. Е. В. Белякова, А. В. Назаренко. М.; СПб., 2012. С. 246–279.

Давиденко Д. Г. Решения Стоглавого собора и организация белого духовенства Москвы в середине XVI — середине XVII в. // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2021. № 3 (85). С. 147–161.

Давиденко Д. Г. Московские протопопы в XIV–XVI вв. // Московская Русь: археология, история, архитектура. К 75-летию Леонида Андреевича Беляева / отв. ред. И. И. Елкина. М., 2023. С. 98–111.

Емченко Е. Б. Стоглав: Исследование и текст. М., 2000.

Желтов М. С., Попов И. О. Антиминс // Православная энциклопедия. М., 2001. Т. 2. С. 489–492.

Клосс Б. М. Избранные труды. Т. 1: Житие Сергия Радонежского. М., 1998.

Комочев Н. А. Жалованные грамоты великого князя Василия III Волоколамскому Воскресенскому собору 1514–1516 гг. // Исторический архив. 2011. № 4. С. 189–198.

Лунин С. В. Институт поповских старост по Стоглаву // Вопросы экономики и права. 2011. № 3. С. 11–16.

Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. М., 1996. Т. 7.

Никольский К., свящ. Об антиминсах Православной Русской церкви. М., 2005.

Приселков М. Д. Троицкая летопись. СПб., 2002.

Романов Г. А. Семисоборная организация крестных ходов в Москве XVI в. // Этнографическое обозрение. 1997. № 5. С. 46–60.

Стефанович П. С. Приход и приходское духовенство в России в XVI–XVII веках. М., 2002.

Усачев А. С. Переславский штрих к биографии митрополита Афанасия // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2020. № 2 (80). С. 33–45.

Флоря Б. Н. Исследования по истории Церкви: Древнерусское и славянское средневековье. М., 2007.

Щапов Я. Н. Государство и церковь Древней Руси X–XIII вв. М., 1989.

• См.: Щапов Я. Н. Государство и церковь Древней Руси X–XIII вв. М., 1989. С. 129–131.
• См.: Там же. С. 127.
• См.: Там же. С. 124–125.
• См.: Буланин Д. М. Ефрем // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Л., 1987. Вып. 1. С. 127–128.
• Жития прп. Авраамия Смоленского и службы ему. СПб., 1912. С. 17; Список перв. пол. XVI в. (Там же. С. II, 17, 46, 78, 97–98, 113–135). На эпизод обращали внимание исследователи: Голубинский Е. Е. История русской церкви. Т. 1. Период первый, Киевский или домонгольский. Первая половина тома. М., 1997. С. 379; Щапов Я. Н. Указ. соч. С. 127. Примеч. 19.
• Так, Феодосий Печерский, проживавший в середине XI в., в Житии Авраамия Смоленского назван «архимандритом всея Руси» (cм.: Жития прп. Авраамия Смоленского… С. 4), хотя титул архимандрита появился лишь на рубеже 1160–1170-х гг. (см.: Щапов Я. Н. Указ. соч. С. 159–160).
• Клосс Б. М. Избранные труды. Т. 1: Житие Сергия Радонежского. М., 1998. С. 304.
• См.: ПСРЛ. М., 1965. Т. 15. Вып. 1. Стб. 129, 136; Т. 11–12 (11). С. 95, 97.
• См.: ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 86; М., 2007. Т. 18. С. 107; Приселков М. Д. Троицкая летопись. СПб., 2002. С. 386; ПСРЛ. М., 2000. Т. 3. С. 381; Т. 4. Ч. 1. С. 349.
• См.: ПСРЛ. М., 2000. Т. 24. С. 162; Гребенюк В. П. Икона Владимирской Богоматери и духовное наследие Москвы. М., 1997. С. 170.
• Появление и деятельность протопопов в конкретных древнерусских городах представляет отдельную исследовательскую задачу и специально не рассматривается в настоящей статье.
• Русский феодальный архив XIV — первой трети XVI века (РФА). М., 2008. С. 308. № 96.I. Соответствующий фрагмент формулярника написан на бумаге рубежа XV–XVI вв. и, вероятно, относится к первым годам XVI в. (Там же. С. 51, 59).
• См.: Там же. С. 307–308. № 96.I.
• См.: Кормчая (Номоканон). Отпечатана с подлинника Патриарха Иосифа. Изд. 5-е. СПб., 2004. С. 1359–1360. Гл. 68. Есть предположение, что текст имеет русское происхождение (см.: Белякова Е. В., Мошкова Л. В., Опарина Т. А. Кормчая книга: от рукописной традиции к первому печатному изданию. М.; СПб., 2017. С. 125, 245).
• В публикации 1986 г. слово «великого» отсутствует (РФА. М., 1986. Вып. I. С. 182. № 49).
• РФА. М., 2008. С. 190. № 49.
• Там же. С. 504. № 138.
• Русская историческая библиотека (РИБ). СПб., 1880. Т. 6. Стб. 914. № 133.III.
• РИБ. Стб. 915. № 133.III.
• См.: Белякова Е. В. Об изменении статуса священников в Русской Церкви в XVI веке // Исторический курьер. 2022. № 2. С. 107.
• В некоторых списках — «протопопов» (Стоглав // Российское законодательство X–XX веков. М., 1985. Т. 2: Законодательство периода образования и укрепления Русского централизованного государства. С. 278, 386. Примеч. 236).
• См.: Емченко Е. Б. Стоглав: Исследование и текст. М., 2000. С. 267.
• См.: Стефанович П. С. Приход и приходское духовенство в России в XVI–XVII веках. М., 2002. С. 223; Усачев А. С. Переславский штрих к биографии митрополита Афанасия // Древняя Русь. Вопросы медиевистики (ДРВМ). 2020. № 2 (80). С. 36.
• См.: Давиденко Д. Г. Решения Стоглавого собора и организация белого духовенства Москвы в середине XVI — середине XVII в. // ДРВМ. 2021. № 3 (85). С. 147–149.
• Емченко Е. Б. Стоглав: Исследование и текст. С. 288–289.
• Там же. С. 289.
• Там же. С. 367–368.
• Ср. наблюдение Е. В. Беляковой о том, что при исполнении обязанностей духовного отца предпочтение отдавалось представителям черного, а не белого духовенства (см.: Белякова Е. В. Об изменении статуса священников… С. 104–106).
• См.: Емченко Е. Б. Стоглав: Исследование и текст. С. 296.
• Там же. С. 289–290.
• Там же. С. 290, 293.
• Там же. С. 295
• Там же. С. 300.
• См.: Древнерусские княжеские уставы. XI–ХV вв. / подг. Я. Н. Щапов. М., 1976. С. 160–165.
• См.: Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи археографической экспедицией Императорской академии наук (ААЭ). СПб., 1836. Т. 1. С. 129–131. № 159. Не отмечены протопопы и в подтверждениях грамоты, последнее из которых относится к 17 ноября 1614 г.
• Города России XVI века: Материалы писцовых описаний / подг. Е. Б. Французова. М., 2002. С. 171.
• См.: Там же. С. 184.
• См.: Писцовые книги Рязанского края. XVI в. Рязань, 1898. Т. 1. Вып. 1. С. 256, 258, 261.
• В литературе высказывалось мнение, что в Псковской земле, где до конца XVI в. не было своего архиерея, а наместник новгородского владыки не всегда пользовался авторитетом, священники соборных церквей имели административные полномочия в отношении местного духовенства (см.: Белякова Е. В. Об изменении статуса священников… С. 101). Однако в самом Пскове протопоп отмечен при главном городском Троицком соборе в документе от 15 июля 1551 г. (ААЭ. Т. 1. С. 222. № 230).
• Емченко Е. Б. Указ. соч. С. 396.
• См.: Голубинский Е. Е. История русской церкви. М., 1998. Т. 2: Период второй, Московский: От нашествия монголов до митрополита Макария включительно. Вторая половина тома. С. 124.
• Флоря Б. Н. Исследования по истории Церкви: Древнерусское и славянское средневековье. М., 2007. С. 25–27.
• См.: ААЭ. Т. 1. С. 439–442. № 360.
• См.: ААЭ. Т. 2. С. 380–383. № 223.
• РИБ. Т. 12. СПб., 1890. Стб. 123–125. № I. Подтверждено архиепископом Ростовским Никандром на имя протопопа Феодосия 15 июня 1554 г. Документ опубликован по списку и в публикации приведена ошибочная дата — 9 марта 1500 г. Датируем документ временем нахождения на кафедре архиепископа Кирилла (cм.: Списки иерархов и настоятелей монастырей Российския церкви / сост. П. Строев. СПб., 1877. Стб. 332).
• Емченко Е. Б. Стоглав: Исследование и текст. С. 327–328.
• Это оговаривалось и документами из митрополичьего формулярника первой трети XVI в.: РФА. М., 2008. С. 504. № 138; РИБ. Т. 6. Стб. 914–915. № 133.III.
• См.: РФА. М., 1987. Вып. III. С. 670–671. № 27.
• РФА. М., 2008. С. 181. № 44; РФА. М., 1992. Вып. V. С. 1066; Давиденко Д. Г. Митрополичьи наместники в XIV–XV вв. // Религии мира: История и современность. 2006–2010. М.; СПб., 2012. С. 265. Разумеется, это могло быть только в случае, когда функции архиерейского наместника выполняло духовное лицо. Как нам представляется, замена духовных лиц светскими на должности митрополичьего наместника случилась в период с середины XV по начало XVI в. (см.: Давиденко Д. Г. Митрополичьи наместники… С. 261, 267).
• Никольский К., свящ. Об антиминсах Православной Русской Церкви. М., 2005. С. 22, 39–53; см. также: Желтов М. С., Попов И. О. Антиминс // Православная энциклопедия. М., 2001. Т. 2. С. 490–492.
• См.: ААЭ. Т. 3. С. 451–454. № 306. Здесь же за протопопом закрепляется право пошлин за выдачу антиминсов.
• Романов Г. А. Семисоборная организация крестных ходов в Москве XVI в. // Этнографическое обозрение. 1997. № 5. С. 46; ААЭ. Т. 1. С. 227. № 232.
• [Новицкая Т. Е.]. Комментарий [к Стоглаву] // Российское законодательство. Т. 2. С. 432.
• См.: Лунин С. В. Институт поповских старост по Стоглаву // Вопросы экономики и права. 2011. № 3. С. 11 и др.
• См. гл. 34, 69. Емченко Е. Б. Стоглав: Исследование и текст. С. 295, 367–368.
• См.: Давиденко Д. Г. Московские протопопы в XIV–XVI вв. // Московская Русь: археология, история, архитектура. К 75-летию Леонида Андреевича Беляева. М., 2023. С. 105–109.
• Павел Алеппский (архидиакон). Путешествие Антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII века, описанное его сыном, архидиаконом Павлом Алеппским / пер. с араб. Г. Муркоса. М., 2005. С. 229; см. также: с. 221–222. Епископ Павел был отстранен от управления Коломенской кафедрой весной 1654 г. Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. М., 1996. Т. 7. С. 80–83).
• Павел Алеппский (архидиакон). Указ. соч. С. 234–235.
• Там же. С. 237.
• Павел Алеппский (архидиакон). Путешествие Антиохийского патриарха... С. 256. См. также: с. 221, 450; Стефанович П. С. Приход и приходское духовенство... С. 222–224.
• Павел Алеппский (архидиакон). Указ. соч. С. 541.
• См.: Там же. С. 197–198, 237.
• Там же. С. 338.
• См.: Там же. С. 229, 235.
• См.: Емченко Е. Б. Стоглав: Исследование и текст. С. 288–289, 367–368.
• См.: Павел Алеппский (архидиакон). Путешествие Антиохийского патриарха... С. 256.
• См.: ААЭ. Т. 3. С. 454. № 306; Акты, относящиеся до гражданской расправы Древней России / собр. и изд. А. Федотов-Чеховской. Киев, 1860. Т. 1. С. 107. № 57; Города России XVI века… С. 14, 18; Флоря Б. Н. Исследования по истории Церкви... С. 26–27; Комочев Н. А. Жалованные грамоты великого князя Василия III Волоколамскому Воскресенскому собору 1514–1516 гг. // Исторический архив. 2011. № 4. С. 189–198, и др. работы.
• См.: Дополнения к актам историческим, собранные и изданные археографической комиссией. СПб., 1846. Т. 1. С. 189, 190, 191, 194, 195, 197, 204–206, 209–211. № 131.
• См.: Павел Алеппский (архидиакон). Указ. соч. С. 251.
• См.: Емченко Е. Б. Указ. соч. С. 396.
• См.: Стефанович П. С. Указ. соч. С. 222–223.
• См.: Там же. С. 216, 221–222.