Опубликовано: 06 июня 2025
Источник
«Две идеи» евхаристической экклезиологии: демаркация евхаристических представлений прот. Н. Афанасьева и митр. Иоанна (Зизиуласа) / А. С. Ильин // Богословско-исторический сборник. 2025. № 1(36). С. 63–79. EDN PUHRII.

В современной экклезиальной теологии евхаристология стала одной из наиболее востребованных попыток объяснения онтологического содержания экклезиологии. Основной идеей евхаристической экклезиологии считается принцип, который параллельно утверждали два наиболее ярких представителя и родоначальника этой идеи — католический кардинал французского происхождения Анри де Любак и православный богослов протопресвитер Николай Афанасьев. Суть этого принципа можно свести к изречению, которое одновременно приписывается каждому из них: «Евхаристия творит Церковь и Церковь творит Евхаристию»[1].
Оставляя в стороне вопрос о рецепции этой идеи в католическом богословии, следует отметить, что к числу приверженцев этой концепции, помимо протопр. Н. Афанасьева, относят таких известных богословов, как протопр. А. Шмеман, митр. Иоанн (Зизиулас), митр. Каллист (Уэр) и других.
Несмотря на то что в науке считается «общим» местом, что Зизиулас является продолжателем и даже «исправителем» евхаристической экклезиологии Афанасьева, если мы будем сопоставлять богословские системы этих теологов, то увидим, что в действительности, несмотря на общее русло развития идей евхаристической экклезиологии, многие аспекты этой концепции авторы рассматривали с совершенно разных точек зрения.
Главным отличием, как можно представить исходя из совокупности взглядов этих ученых, является то, что для Афанасьева евхаристическая экклезиология — главная богословская находка[2] (хотя он и не достиг систематического изложения своего видения). В свою очередь для Зизиуласа евхаристическая экклезиология хоть и имеет фундаментальное значение для построения его «Богословия общения», тем не менее она не играет основополагающей роли.
Opus magnum Зизиуласа — реляционная теология, развитию которой он посвятил всю свою жизнь. Эсхатон, корпоративная личность, евхаристическая экклезиология sine qua non коррелятивного круга Зизиуласа, в центре которого принцип личности-в-общении. И все же все эти концепты партикулярны и несамостоятельны вне обозначенного центра. Евхаристия для Зизиуласа — это видимый и наиболее яркий способ фундировать и проиллюстрировать реализацию принципа общения в эмпирическом опыте человечества. Критические исследования, посвященные сравнительному анализу отношения к евхаристической экклезиологии со стороны Афанасьева и Зизиуласа, указывают на то, что, как и в случае с неопатристическим синтезом[3], Зизиулас обращается с этой идеей с ревизионистских позиций. Исходя из этого, он не столько восполняет богословие Афанасьева, сколько переделывает, адаптирует его под свои нужды. Некоторые исследователи даже определяют Зизиуласа в качестве критика Афанасьева[4]. В то же время исследование влияния Афанасьева на Зизиуласа указывает на то, что вся критика Зизиуласа зачастую выстраивается на приписывании Афанасьеву тех мнений, которых он никогда не придерживался[5].
Как указывает о. Михаил Плекон, «знакомство Зизиуласа с творчеством Афанасьева очень фрагментарно, он всегда мимоходом критикует о. Николая, его критика изобилует неточностями, и довольно часто он просто искажает идеи Афанасьева»[6].
И тем не менее настойчивая и последовательная критика Зизиуласом Афанасьева с учетом его авторитета и признания на Западе привела к тому, что в современной научной среде евхаристическая экклезиология Афанасьева фактически была вытеснена «исправленной» версией Зизиуласа. Поэтому, как утверждает В. Александров, евхаристическая экклезиология Зизиуласа — это не исправленная версия экклезиологии Афанасьева, а самостоятельная концепция, причем ее автор имеет весьма смутное представление об Афанасьеве, несмотря на то что критикует его.
Более того, и сам Зизиулас частично свидетельствует о своей преемственности Афанасьеву и в то же время пытается «отмежеваться» от его идей. Вот что он сказал в интервью для журнала «Церковь и время» 1998 г. (к этому времени книга «Бытие как общение», содержащая основные моменты критики Афанасьева, была издана): «О. Николая Афанасьева я прочел уже после того, как написал свою докторскую работу (вероятно, речь идет о докторской диссертации «Единство Церкви в Божественной Евхаристии и в Епископе», защищенной им в 1966 г. — прим. А. И.). Когда я ее закончил, о. Иоанн Мейендорф сказал, что мои выводы очень близки к Афанасьеву. Тогда я прочел его основные книги, и, хотя во многих отношениях я дистанцировался от него, я понял, что между нами немало общего»[7].
В то же время ясно прослеживается, что элементы евхаристической экклезиологии Афанасьева уже содержались в упомянутой докторской диссертации[8]. Там же мы можем обнаружить хотя и острожные, но тем не менее критические замечания Зизиуласа по поводу идеи Афанасьева[9]. Тем не менее уже на этом этапе проявляется его ревизионистское отношение в евхаристической экклезиологии.
Анализируя эти и другие критические уколы Зизиуласа, мы обнаруживаем, что одно из фундаментальных обвинений, вылетающих из-под пера Зизиуласа, это обвинение в одностороннем представлении о Церкви как о Евхаристическом собрании ввиду «отождествления понятий Церкви и Евхаристии». Евхаристия полностью и исключительно выражает природу Церкви, и потому Афанасьев следует принципу «где Евхаристия, там и Церковь»[10].
Парадоксально, но уже следующее за Зизиуласом поколение богословов будет отмечать аналогичную родовую травму в богословии самого Пергамского митрополита по причине его чрезмерной концентрации на Евхаристии[11]. В современной русскоязычной научной среде критике идей Зизиуласа начинает уделяться еще больше внимания[12].
Рассмотрим четыре аспекта евхаристической экклезиологии, которые наиболее ярко иллюстрируют проблемы преемственности идей Афанасьева в евхаристологии митр. Иоанна, а именно:
— понятие «места» (locus);
— соотношение местного и вселенского аспекта бытия Церкви;
— институциональность Церкви;
— отношение к ординации.
Для евхаристической экклезиологии фундаментальным является понятие места (locus). Евхаристия — это конкретное собрание, приносящее в конкретном месте и в конкретное время Евхаристию. Евхаристическое собрание, соответственно, отождествляется с местной церковью, поскольку где Евхаристия — там и Церковь.
Основная проблематика в понимании места заключается в том, что если отождествлять полноту Церкви с местной церковью, как это делал Афанасьев и частично Зизиулас, то возникает проблема единства местных церквей и угроза свести это единство к конгрегационализму. Этот тезис становится одним из пунктов критики Зизиуласом Афанасьева. Сам Зизиулас проблему места пытается решить, инкрустируя местную церковь в систему соотношений через богословие общения.
В то же время необходимо отметить, что богословие Афанасьева не отрицает эмпирического соотнесения местных церквей. Утверждая, что евхаристическое собрание есть принцип единства Церкви, он не исключает тезиса о том, что отличительной эмпирической чертой Поместной Церкви является епископ, поскольку он включен в понятие Евхаристии[13]. Сам Афанасьев не раскрывает подробно, как именно соотносятся между собой местные церкви, но и не отрицает такой связи. В его критике идеи универсальной Церкви, действительно, присутствуют элементы, отрицающие частное в Церкви, но в то же время та однобокость, в которой его обвиняет Зизиулас, не исключает тем не менее того, что сам Зизиулас фактически описывает бытие Церкви в том же ключе, с одним лишь различием, что единство Церкви он объясняет принципом общения, реализуемым посредством корпоративной личности председательствующего на Соборе епископов[14].
Одним словом, для Зизиуласа не составляет труда говорить о тождестве Евхаристии и Церкви и описывать это тождество своими словами. Когда же эта же мысль формулируется Афанасьевым, митрополит Иоанн выбирает одно из афанасьевских выражений, сводит экклезиологию о. Николая к схематическому, почти механистическому принципу и приписывает своему оппоненту «односторонность», ведущую к серьезным ошибкам[15].
При этом само понятие места в богословии Афанасьева Зизиулас почему-то отождествляет с приходом, при этом не утруждая себя необходимостью процитировать места с подобным утверждением, в то время как ни Афанасьев, ни Шмеман не рассматривали приход как местную церковь. Правильнее было бы утверждать, что Афанасьев, как и Зизиулас, скорее склонялся к тому, что местной церковью следует считать епархию. И потому критика Зизиуласа фактически основана не на работах Афанасьева, а на абстрактном использовании формулы «где Евхаристия, там и Церковь». Механистически применяя эту формулу, Зизиулас приходит к выводу, что о. Николай считает, что везде, где совершается Евхаристия, в том числе и в приходе, есть местная церковь. Поэтому, несмотря на общность взглядов, критика Зизиуласа фактически не связана с тем, чтобы привести реальные взгляды Афанасьева, а скорее направлена на описание Афанасьевской модели как «неправильной» в противовес своей модели — «правильной». Само же понятие «места» как конституирующий принцип евхаристической экклезиологии остается одинаково применяемым как у Афанасьева, так и у Зизиуласа с одним лишь различием, что Зизиулас пытается обосновать единство местных церквей с привлечением концепции корпоративной личности.
Следующий аспект евхаристической экклезиологии логически вытекает из предыдущего. Если евхаристическое собрание — это местная церковь, то каково соотнесение общего и частного в Церкви, соотнесение местной и Вселенской Церкви? Традиция евхаристической экклезиологии последовательно отрицает онтологический характер надобщинных структур и утверждает их вторичность. Эти идеи будут прослеживаться как в трудах прот. Николая, так и в идеях митр. Иоанна. Местное собрание есть «целое», в нем онтологически явлена вся полнота Церкви, и потому оно самодостаточно, но это же в свою очередь подвергает церковное единство серьезному кризису.
Как уже было указано выше, Афанасьев не успел сформировать законченную систему евхаристической экклезиологии и, утверждая примат местной церкви над вселенскими структурами, он тем не менее не отрицал единства местных церквей.
Иной подход применит митр. Иоанн. Он, также утверждая приоритет местного над вселенским, указывает на единство местных церквей посредством Собора епископов, каждый из которых выступает корпоративной личностью местной церкви и ипостасно выражает волю общины[16].
Важным здесь представляется отметить и такой момент, что Афанасьев и Зизиулас формировались в разных канонических традициях. Если первый получал эмпирическое представление о Церкви в форме прихода с внутренним устройством, определенным Поместным собором РПЦ 1917–1918 гг. (с приходским советом и приходским собранием), то Зизиулас не имел опыта взаимодействия с такими приходами[17]. Этот фактор, как можно себе представить, также повлиял на восприятие понятия местной церкви и привел одного к понятиям «предстоятель — пресвитерий — народ», а другого к формированию антиномии предстоятель (первый) — народ (многие).
Руководствуясь принципом «где Евхаристия, там и Церковь», мы приходим к выводу о том, что каждая Церковь может независимо от других Поместных Церквей быть «единой, святой, католической и апостольской Церковью». Здесь требуется особое внимание и творческая богословская работа, чтобы сохранить адекватный баланс между местной церковью и вселенским единством.
Митрополит Иоанн утверждает, что взгляд о. Николая также не принимает во внимание тот факт, что Евхаристия включает в себя универсальное причастие: есть только одна Евхаристия, даже если она совершается в разных местах точно так же, как есть одно Тело Христово. Зизиулас здесь следует все той же идее инкорпорации общины в личность.
Вопреки тому, что утверждает Зизиулас, тезис о вселенском церковном единстве, основанном на тождестве Евхаристии, которая остается одной и той же, является одной из основных идей Афанасьева и непосредственно вытекает из его основной интуиции таинственного и сакраментального самотождества Евхаристии[18]. А при обсуждении критических замечаний Зизиуласа о приоритете, который якобы Афанасьев придает местной церкви перед Вселенской, критика Зизиуласа приобретает парадоксальный характер. Афанасьев утверждал, что в раннем христианстве каждое евхаристическое собрание было Церковью и что Церковь не существовала в форме вселенской структуры. Но, критикуя за это Афанасьева, Зизиулас в то же время сам утверждает, что что митрополии, архиепископии, Автокефальные Церкви имеют право на существование только в том случае, если их существование согласуется с реляционной онтологией местных церквей[19]. Весьма иронично, что, критикуя Афанасьева и утверждая, что в Евхаристии местное и вселенское совпадают, Зизиулас формулирует — правда, в несколько иных терминах— идею, очень похожую на идею Афанасьева. Подход Афанасьева не исключает «одновременности локальности и универсальности в экклезиологии», но подразумевает ее. Реальная, а не вымышленная позиция Афанасьева по вопросу о соотношении местной и Вселенской Церкви радикально не отличается от позиции Зизиуласа. Скорее можно говорить об особенностях и разнице акцентов, но вряд ли о каком-то существенном расхождении.
Позиции Афанасьева и Зизиуласа о соотношении местной и Вселенской Церквей на самом деле очень близки: оба считают, что единство Поместных Церквей обусловлено их внутренней идентичностью, а не тем, что они являются частями Вселенской Церкви и что в каждой местной церкви онтологическое целое. Нет никакой серьезной разницы между их взглядами на этот вопрос, и различия, которые можно найти, носят терминологический характер и касаются нюансов, а не сути, если не брать в расчет позиционирование авторов в отношении самой идеи, описанное нами ранее. Однако критика Зизиуласом локализма Афанасьева направлена не против неразвитого богословия надлокальных институтов у Афанасьева. Зизиулас утверждает, что Афанасьев якобы отдавал предпочтение местной церкви перед Вселенской, как будто это был главный элемент видения Афанасьева. Но мы должны отдавать себе отчет в том, что нельзя говорить об экклезиологии Афанасьева как о законченной конструкции, в которой устанавливается соотношение местного и вселенского и местному придается явный приоритет.
Следующий аспект критики Зизиуласом Афанасьева лежит в плоскости отношения к каноническому праву в Церкви. Афанасьев, как известно, преподавал каноническое право и написал несколько работ на тему канонов в Церкви. Зизиулас подверг критике Афанасьева за тот факт, что последний «отрицал юридическое понимание первенства» (отец Николай говорил о первенстве в любви в противовес первенству по власти). Митрополит Иоанн также был недоволен терминологическим различием, введенным Афанасьевым, чтобы избежать такого понимания. Отец Николай различал примат (primauté), который он понимал как юридический, и приоритет (priorité), который он понимал как неюридический примат свидетельства. Это различие было подробно объяснено Афанасьевым, и он подчеркнул его условный, даже искусственный характер.
По этой причине возражение Зизиуласа об отсутствии естественного различия между двумя терминами разрешается в самом тексте Афанасьева. По словам Зизиуласа, главная проблема отказа Афанасьева рассматривать связи между Поместными Церквями как юридические заключается в том, что это приводит к изоляционизму этих Церквей. Более того, одна из его возможных интерпретаций может привести к усилению автокефалии и проникновению национализма в православие. Позиция Зизиуласа в этом отношении встраивается в русле всецелого первенства[20], основанного опять же на концепции корпоративной личности.
Афанасьев настаивает на примате любви, которая, в конце концов, является единственным подлинным основанием церковной жизни и устройства. В то же время он подчеркивает, что само понятие Церкви подразумевает порядок, а каноны принадлежат природе Церкви. Этот порядок и каноны не являются законом в том смысле, который приписывался римскому праву. Таким образом, под порядком и канонами Афанасьев понимает право особого рода, на которое не распространяются некоторые явления, неизбежные в других видах права (например, принуждение с применением насилия). Зизиулас, как правило, не знает об этом.
Еще одно критическое замечание Зизиуласа относится к вопросу о рукоположении и служении, хотя это замечание не относится к его «фундаментальным исправлениям». Митрополит Иоанн развивает свое собственное понимание служения как отношения, в которое посвящение ставит посвященного человека. Это соотносит рукоположенного человека с теми, кто находится в общине, и с теми, кто находится вне ее. Зизиулас утверждает, что если рукоположение воспринимается таким образом, то невозможно поставить традиционный вопрос о том, является ли оно онтологическим или функциональным. Богословие служения Афанасьева основано на классических локусах Нового Завета. Он исходит из учения Павла о различных дарах одного и того же Духа и о Церкви как об одном Теле, состоящем из многих членов (1 Кор. 12 и Рим. 12:1–8).
Противопоставление онтологического и функционального было обычным для богословской лексики времени о. Николая. В частности, он широко использовался в дебатах о характере indelebilis священнического служения. В статье «Церковь Божия во Христе», на которую ссылается Зизиулас, и в «opus magnum» Афанасьева «Церковь Святого Духа» отец Николай использует это противопоставление, чтобы подчеркнуть, что христиане имеют одну и ту же природу, поскольку принадлежат к одному Телу, но их служения — функции в Теле — различны.
Христиане разделяют Один и Тот же Дух, Который дает разные дары. Значение этих даров различно, как и основанные на них служения, и это создает иерархию служений. Церковь — это единство в разнообразии. Разнообразие даров порождает различие служений, которые функциональны, но это не разрушает единства Тела, поскольку оно онтологично. Так можно кратко резюмировать учение Афанасьева о служениях. Разнообразие служений — непременная характеристика Церкви: она невозможна без этого разнообразия. Функциональное не может быть отделено от онтологического, поскольку оно не существует отдельно: a функция не существует без того члена Тела, который имеет ее, в то время как член обязательно имеет функцию.
Зизиулас также начинает с 1 Кор. 12 и обращает внимание не на содержание этой главы послания Павла, а на ее структуру. Что касается содержания, то он подчеркивает только 1 Кор. 12:11, в котором говорится, что Один и Тот же Дух дает каждому человеку Свой дар. Зизиулас указывает, что сразу же после учения Павла о дарах Духа следует его знаменитый «гимн любви» (1 Кор. 13). Митрополит Иоанн приходит к выводу, что гимн помогает истолковать предшествующее учение Павла о дарах и членах Тела: все служения взаимосвязаны, и их носители связаны либо с другими членами Церкви, либо с теми, кто находится вне ее. Это замечательное наблюдение, поскольку обычно богословы не связывают «гимн любви» Павла с его учением о служении. Однако «гимн» вставлен между двумя длинными отрывками учения и, следовательно, является его неотъемлемой частью. Наблюдение Зизиуласа подтверждается тем фактом, что Рим. 12:1–8, которые содержат то же самое учение о дарах, хотя и в более короткой форме, сопровождается стихом важности любви в служении.
Таким образом, для Зизиуласа вопрос ординации — это вопрос реализации богословия общения на уровне церковного πρᾶξις. Священнослужение онтологично, потому что оно является конституирующей формой общения в Церкви, но онтологично исключительно в онтологии общения. Если нет общения, то священнослужение лишено онтологического статуса.
В заключение настоящего исследования хотелось бы подчеркнуть, что сопоставление богословских систем Афанасьева и Зизиуласа в русле единой концепции евхаристической экклезиологии, безусловно, не исчерпывается представленным анализом. В то же время базовые и наиболее болезненные точки евхаристической экклезиологии, которые были представлены выше, выявляют существенное несогласие авторов между собой. Это несогласие, как показано выше, основано в первую очередь на ревизионистской позиции митрополита Иоанна относительно концепции евхаристической экклезиологии и его стремлении адаптировать эту концепцию под нужды своего авторского богословия. Вся «полемика» Зизиуласа с Афанасьевым выстраивается в русле следующих тезисов:
1) Критика Зизиуласом Афанасьева основана на поверхностном представлении Зизиуласа о богословии Афанасьева. Чаще всего Зизиулас критикует не самого Афанасьева, а некий выхолощенный схематизированный концепт.
2) Для Афанасьева евхаристическая экклезиология — это самая главная идея всех его исследований, для Зизиуласа она комплементарна и необходима для восполнения слабой стороны его теологии общения.
3) В основных аспектах — понятии места, понятии онтологического статуса Евхаристии, понятии евхаристического собрания, соотносимости местного и универсального — богословские системы Зизиуласа и Афанасьева схожи, хотя и описаны в разных терминах. Это сходство следует строго ассоциировать с базовым отношением к самой концепции евхаристической экклезиологии со стороны авторов.
4) В то же время нельзя сказать, что евхаристическая экклезиология Зизиуласа является генетическим продолжением евхаристической экклезиологии прот. Н. Афанасьева.
5) Наблюдается существенное различие между представлениями о первенстве, значении канонов и понимании ординации в богословских системах Зизиуласа и Афанасьева.
1. Иоанн (Булыко), иером. Учение о церкви в трудах кардинала Анри де Любака // Христианское чтение. 2022. № 3. С. 111–124.
2. Шмеман А. прот. Памяти Отца Николая Афанасьева // Вестник Русского студенческого христианского движения. 1966. № 82. С. 65–69.
3. Ильин А. С., свящ. К вопросу о методологии митрополита Иоанна (Зизиуласа): неопатристика или метод корреляции? // Христианское чтение. 2024. № 1. С. 1–11.
4. Alexandrov V. Zizioulas’s Criticism of Afanasiev// Eastern Theological Journal. 2020. № 6. PP. 223–278.
5. Alexandrov V., Nicholas Afanasiev’s Ecclesiology and Some of its Orthodox Critics // Sobornost. 2009. 31/2. PP. 45–68.
6. Иоанн (Зизиулас), митр. Богословие — это служение Церкви // Церковь и время, № 3 [6], 1998. С. 87–97.
7. Zizioulas J., Eucharist, Bishop, Church: The Unity of the Church in the Divine Eucharist and the Bishop During the First Three Centuries — Holy Cross Orthodox Press, 2007. 288 p.
8. Иоанн (Зизиулас), митр. Бытие как общение: Очерки о личности и Церкви / Митр. Иоанн (Зизиулас); предисл. прот. Иоанна Мейендорфа; пер. с англ. Д. М. Гзгзяна. Москва: Свято-Филаретовский православно-христианский ин-т, 2006. 275, [3].
9. Zizioluas J., The One and the Many. Los Angeles: Sebastian Press, 2010. 444 p.
10. Ware, K. (2011). Sobornost and eucharistic ecclesiology: Aleksei Khomiakov and his successors // International Journal for the Study of the Christian Church. 2011. 11 (2–3). PP. 216–235.
11. Легеев М. В. свящ. Попытка «Эйнштейновского переворота» в православной мысли. История и эсхатология в богословской системе митрополита Иоанна (Зизиуласа) // Христианское чтение. 2022. № 1. С. 86–105.
12. Alexandrov V., «Local Church in Eucharistic Ecclesiology» // St. Vladimir’s Theological Quarterly. 2019. 63.4. PP. 373–396.
13. Afanasiev N., The Church of the Holy Spirit / Nicolas Afanasiev, Vitaly Permiakov, Michael Plekon, Rowan Williams. University of Notre Dame Press. Notre Dame, Indiana: 2007. 350 p.
14. Afanassieff N., «L’Église de Dieu dans le Christ» // Pensée Orthodoxe. 1968. № 13. PP. 33–38.
Источник
«Две идеи» евхаристической экклезиологии: демаркация евхаристических представлений прот. Н. Афанасьева и митр. Иоанна (Зизиуласа) / А. С. Ильин // Богословско-исторический сборник. 2025. № 1(36). С. 63–79. EDN PUHRII.