Опубликовано: 28 ноября 2025
Источник
Аверьянов К. А. Был ли поединок Пересвета на Куликовом поле? // Палеоросия. Древняя Русь: во времени, в личностях, в идеях. 2025. № 2 (30). С. 26–36. DOI 10.47132/2618-9674_2025_2_26

Единоборство Пересвета с Челубеем. 1914
Школьный учебник по истории для 6‑го класса так описывает начало Куликовской битвы: «Утром 8 сентября 1380 г. на Куликовом поле развернулось ожесточенное сражение. По преданию, бой начался с поединка ордынского богатыря Челубея и русского монаха Пересвета. Разогнав коней, с копьями наперевес они сшиблись в смертельной схватке. Оба пали замертво»[1]. Тут же помещена известная картина художника М. И. Авилова «Поединок Пересвета с Челубеем», написанная в 1943 г.
Данный сюжет прочно вошел в работы, посвященные Куликовской битве. В частности, в канун 600‑летней годовщины сражения военный историк Л. Г. Бескровный писал: «Столкновению главных сил предшествовало единоборство двух богатырей — Пересвета и Темир-мурзы (Челубея). Этот поединок имел целью воодушевить войска обеих сторон. Гибель богатырей в результате единовременного удара копьями произвела сильное впечатление на наблюдавших за традиционным поединком»[2]. Аналогично по этому поводу высказывался В. Т. Пашуто: «По традиции битва началась единоборством богатырей, в котором погибли и русский, родом из Брянска, Пересвет (погребен в Москве в Симоновом монастыре), и Темир-мирза»[3].
Однако утверждения о традиционности подобных поединков перед началом сражений вызывают сомнения, если вспомнить, что за всю русскую историю, предшествующую Куликовской битве, зафиксировано лишь два таких случая (оба в ПВЛ). Первый записан в ней под 992 г. и содержится в легенде об основании Переяславля Южного, когда Владимир Святой и печенеги встретились у брода на реке Трубеж. Ни одна из сторон не решалась перейти реку. Тогда печенежский князь подъехал к реке, вызвал Владимира и предложил выставить поединщиков. В лагере Владимира оказался безымянный юноша-кожемяка, который удавил соперника руками до смерти и бросил его мертвого на землю. Второй относится к 1022 г., когда Мстислав Тмутараканский пошел войной на касогов. Когда оба полка стали друг против друга, касожский князь Редедя предложил единоборство Мстиславу, чтобы не губить воинов. В схватке Мстислав одолел противника, и касоги очистили поле, не вступая в бой[4].
Хотя достоверность этих известий и вызывает сомнения (Переяславль не мог быть основан в 992 г., ибо упоминается уже в договоре 907 г. с греками), они вполне были возможны, поскольку подобный поединок происходил на глазах у нескольких сотен зрителей. Но позднее в сражениях с участием больших масс войск они потеряли свой смысл. Состязание между богатырями уступило место столкновению сторожевых отрядов. Укажем также на то, что в ордынских войсках «традиции поединков» не существовало, и более того, они запрещались.
Остается без ответа и вопрос, мог ли Пересвет, будучи монахом, принимать непосредственное участие в сражении, тем самым отринув данные им при постриге обеты? При этом обычно ссылаются на 7-е правило IV Вселенского собора, запрещающее монаху вступать на воинскую службу.
О Куликовской битве рассказывают три источника: «Задонщина», Летописная повесть (краткая и пространная редакции), «Сказание о Мамаевом побоище», которые принято именовать произведениями Куликовского цикла. О поединке Пересвета рассказывает только «Сказание». Остальные источники не содержат упоминаний об этом событии.
При этом Летописной повести личность Пересвета знакома. В ее краткой и пространной редакциях в числе погибших на Куликовом поле его имя названо на последнем месте[5]. Несколько больше информации о Пересвете содержит «Задонщина», где внимание привлекает фраза: «Тако бо Пересвет поскакивает на своем борзом коне, а злаченым доспехом посвечивает, а иные лежат посечены у Дону великого на брезе»[6]. Это дало основание полагать, что Пересвет был жив во время битвы.
Историки, обратившись к описанию Куликовской битвы в «Сказании о Мамаевом побоище», нашли в нем массу анахронизмов. Самым примечательным из них является то, что в нем рассказывается о союзе Мамая, Олега Рязанского и Ольгерда Литовского[7]. При этом известно, что Ольгерд умер в 1377 г., за три года до Куликовской битвы[8]. Появление подобных неточностей объясняли тем, что «Сказание» было составлено более чем через столетие после битвы, и его автор путался в подробностях. В итоге это привело некоторых исследователей к мнению, что данный памятник не может являться историческим источником. Весьма характерен в данном плане вывод, которым М. А. Салмина заканчивала одну из своих статей: «Итак, “Сказание о Мамаевом побоище” — это художественное произведение, основанное, видимо, на летописных рассказах о битве, происшедшей в 1380 г. между войсками великого князя Дмитрия Ивановича и татарским войском»[9]. Отсюда оставался один шаг до утверждения, что сюжет о поединке Пересвета является позднейшим вымыслом[10].
Прежде чем продолжить изложение, необходимо задать вопрос: где происходила Куликовская битва? Все летописи, описывая место битвы, указывают на «усть Непрядвы». Софийская первая и Новгородская четвертая летописи сообщают, что «великии же князь Дмитрии Иванович перешед в поле чисто в ордынскыя земли, на усть Непрядвы рекы»[11]. Это подтверждают Новгородская первая летопись: «Въниде бо в землю их за Дон и бе ту поле чисто, на усть рекы Непрядвы»[12], Симеоновская летопись и Рогожский летописец: «Князь же великии поиде за Донъ, и бысть поле чисто и велико зело, и ту сретошася погани половци, татарскыи полци, бе бо поле чисто на усть Непрядьвы реки»[13], Новгородская летопись по Списку Дубровского: «пришедщю за Дон, в поле чисто, в Мамаеву землю, на усть Непрядвы реки»[14].
Словом «устье» в современном русском языке обозначают впадение реки в другую реку, озеро, море. На основании этого Н. М. Карамзин определил место битвы при впадении Непрядвы в Дон[15]. Сочинение историографа попало в руки С. Д. Нечаева, тульского помещика, владельца сельца Куликовка, Шаховское тож. Сопоставив упоминаемые Н. М. Карамзиным названия (Непрядва, Куликово поле), он пришел к выводу, что битва происходила поблизости от его имения. В популярном тогда журнале «Вестник Европы» С. Д. Нечаев опубликовал несколько статей, аргументировав свою точку зрения находками остатков оружия и человеческих костей[16].
Благодаря деятельности С. Д. Нечаева уже в мае 1825 г. на Куликовом поле побывал чиновник М. Н. Макаров, изложивший свои впечатления в записке, адресованной генерал-губернатору А. Д. Балашову. М. Н. Макаров отнесся к утверждениям С. Д. Нечаева довольно скептически, что видно из его характеристики предполагаемого места ставки Мамая: «Красный холм не высок, и это не холм обыкновенный, а плоская возвышенность. Тут, говорят, были положены тела убиенных тысяч!.. Я сомневаюсь и не верю, чтобы он мог служить когда-нибудь местом могилы для убиенных». Тем не менее под напором тульского помещика он согласился, что именно здесь находится истинное место Куликовской битвы[17].
По инициативе С. Д. Нечаева на Красном холме в память сражения был возведен чугунный обелиск работы А. П. Брюллова, торжественное открытие которого состоялось 8 сентября 1850 г. Тем самым было официально закреплено место Куликовской битвы. Тогда же И. Ф. Афремовым была составлена карта сражения, ставшая основой для всех последующих карт школьных и вузовских учебников. В соответствии с тактикой середины XIX в. войска противников выстроены широким фронтом перед началом боя[18].
В преддверии 600‑летнего юбилея битвы в 1980 г. был создан филиал Тульского областного краеведческого музея, преобразованный в музей «Куликово поле», ставший в 1996 г. музеем-заповедником. Именно с этого времени началось комплексное изучение этой территории. Однако результаты уже первых исследований заставили усомниться в привычной картине Куликовской битвы: судя по палеогеографическим и палеоботаническим данным, в XIV в. здесь отсутствовали широкие открытые пространства, где могли бы разместиться многочисленные русские и татарские рати. К тому же сорокалетние поиски могил павших в сражении, о которых прямо говорит «Сказание о Мамаевом побоище», так и не дали результатов.
Это заставило петербургского исследователя С. Н. Азбелева в 2012 г. отказаться от классической версии и попытаться найти действительное место битвы[19]. Главной географической «привязкой» поля битвы к местности стало указание летописцев, дружно помещавших его «на усть рекы Непрядвы». В Древней Руси, согласно словарю И. И. Срезневского, у него существовали и другие значения, одно из которых означало «исток реки: на усть — при истоке». К нему языковед дал пример из Новгородской первой летописи, где под 1323 г. читаем о завершении войны Новгорода со Швецией: «В лето 6831. Ходиша новгородци съ княземъ Юрьемъ и поставша город на усть Невы, на Ореховомъ острове; ту же приехавше послы великы от свеиского короля и докончаша миръ вечныи съ княземъ и с Новымьгородомь по старой пошлине»[20]. Речь идет о строительстве крепости Орешек (ныне Шлиссельбург) на Ореховом острове при истоке Невы, вытекающей из Ладожского озера.
При этом случай с Орешком не является уникальным. С. Н. Азбелев отметил, что «средневековые источники зафиксировали употребление термина “устье” в этом значении и применительно к истокам других рек: Шексны из Белого озера, Сухоны из Кубенского озера». В частности, повесть об Усть-Шехонском монастыре сообщает о перенесении «града Белаозера» на новое место «вверхъ по Белу езеру от Шехонскаго устия десять поприщъ»[21]. В Сказании Паисия Ярославова о Каменном монастыре говорится о «великой реке Сухоне, яже течет из Кубенского езера в Студеное море-окиян своим устием от начала миру»[22]. Слово «устье» в значении «исток» также фиксируется словарем В. И. Даля[23].
Подобно Неве, Непрядва в древности брала свое начало из озера. В одном из списков «Книги Большому чертежу» читаем: «а Упа река вытекла от Куликова поля с Муравского шляху из Волово озера от верху речки Непрядвы»[24]. Это привело исследователя к мнению, что место битвы следует искать вблизи истока Непрядвы, приблизительно в 50 км от впадения ее в Дон[25].
Обратившись непосредственно к «Сказанию о Мамаевом побоище», видим, что картина сражения была крайне далека от хрестоматийной схемы, предлагаемой учебниками. При этом следует учитывать, что данный памятник дошел до нас в различных редакциях, взаимно дополняющих друг друга. Русские рати двигались навстречу врагу, а сам бой стал встречным сражением. С началом второго часа дня (07:30 по современному счету) был дан сигнал сниматься двум полкам. Забелинский список говорит не о занятии исходных позиций, а именно о движении русских ратей: «Полцы же идуще по велению великого князя и по уставу воеводы Волынца. А трубы гласяще, под своим стягом кождо своего воеводы. Наставшу же по второму часу дни и начаша от обоих полков страшно гласити трубы и снимахуся гласы трубныяво един глас, слышати грозной», «трубы же татарские онемеша»[26].
Данный факт можно объяснить лишь так: русское войско, вопреки привычным позднейшим схемам, не было выстроено в виде линий по фронту сражения, а представляло собой две походные колонны, шедшие навстречу противнику по обеим сторонам Муравского шляха — обычного пути татарских набегов на Русь. Шляхи, по которым неоднократно проходили тысячи лошадей, были хорошо заметны в степи из-за того, что почва на них выбивалась копытами лошадей дочерна, а также благодаря наваловкам, образованным с двух сторон дорог при выбивании почвы. Как правило, они имели в ширину 20–30 саженей (40–60 м). При этом русские рати в колоннах шли одна за другой.
Противники начали сходиться. Основная редакция «Сказания» описывает это следующим образом: «в то время плъкы ведуть: передовой плък ведеть князь Дмитрей Всеволодичь, да брат его — князь Владимер Всеволодичь, а с правую руку плък ведеть Микула Васильевичь с коломничи, а левую же руку плък ведеть Тимофей Волуевичь с костромичи»[27]. Здесь речь идет уже о трех русских полках.
Почему же различные редакции «Сказания» упоминают в начале сражения то два, то три русских полка? Для этого следует напомнить основные характеристики татарской и русской армий. Известно, что татарское войско было в основном конным, тогда как у русских значительную долю воинов составляла пехота. На начальном этапе сражения русские полки двигались двумя колоннами вдоль Муравского шляха. Отсюда показания очевидцев о двух полках, легшие в основу различных редакций памятника.
Во время марша ордынской коннице не представляло особого труда нарушить движение русских пехотных колонн. Пехота могла противостоять ей, только построившись в каре (от фр. carré — квадрат) — огромные квадраты. Поскольку в полевых сражениях огнестрельное оружие еще не использовалось, пехотинцы использовали оружие ближнего боя. При приближении вражеской кавалерии солдаты по команде выстраивались в каре, образуя на поле пустотелый прямоугольник. В центре для восполнения потерь и подкрепления на ослабевшем участке располагался командир с резервным отрядом. Колонны разворачивались в каре по левой и правой стороне Муравского шляха, а центр занимало каре идущего за ними следующего полка. Именно таким образом в «Сказании о Мамаевом побоище» вместо двух русских полков появились три. С началом атаки кавалерии пехотинцы уходили под защиту длинных пик. Тем самым они были защищены со всех сторон, при этом сохраняя относительную подвижность. Прорвать строй каре кавалерия могла лишь в редких случаях, при очень благоприятном стечении обстоятельств. Подобный тип построения войск использовался еще в Древнем Риме.
«Сказание о Мамаевом побоище» достаточно детально описывает поединок Пересвета. Основная редакция сообщает, что «злый печенег» выехал «из великого плъку татарьского» еще до начала столкновения: «уже бо близь себя сходящеся сильныа плъкы». Киприановская редакция указывает имя татарского богатыря: Темир-мурза, а Забелинский список утверждает, что его звали «Таврулом татарином». Из полка Владимира Всеволожа навстречу ему двинулся старец Александр Пересвет, на голове которого вместо шлема был монашеский клобук: «Сей человек ищеть подобна себе, аз хощу с ним видетися! Воскликнув: “Отци и братиа, простите мя грешнаго! Брате Андрей Ослебя, моли Бога за мя. Чаду моему Иакову мир и благословение”, он устремился на врага. Копья противников крепко ударились друг о друга, оба упали с коней на землю и умерли»[28]. Детали поединка уточняет Забелинский список: «выехав ис полку печенег добр велик…, нача… сещи православных християн, а противитися ему не можаще никто… яко великий наездник и богатырь». Это увидел Александр Пересвет, «бе же ученен… в полку Владимера», попросил брата Ослябю молить Бога и устремился вперед. Противники «копия своя приломиша и спадоша оба с коней своих на землю, и тако скончашася оба»[29].
Почему же Пересвет вступил в бой? Для этого следует напомнить тогдашнюю традицию, требовавшую личного участия правителя в бою. Исключений не делалось ни для кого. Самый яркий пример содержит ПВЛ, рассказывающая, что после гибели Игоря в 945 г. формальным главой Древней Руси стал его трехлетний сын Святослав. И когда его мать Ольга пошла войной на древлян, ее сын, сидя на коне, должен был бросить в противника копьем. Оно пролетело между ушей коня и ударило того по ногам. Тем не менее воевода Свенельд, увидев это, произнес: «Князь уже почалъ; потягнете, дружина, по князе»[30].
Летописная повесть так описывает действия великого князя Дмитрия Ивановича в начале битвы: «преже бо начаша съезжатися сторожевые полки рускии с татарьскими, сам же великий князь наеха наперед в сторожевых полцех на поганого царя Теляка, нареченаго плотнаго дьявола Мамая»[31]. Далее сообщается: великий князь «бился с татары в лице, став напреди, на первом суйме». Из-за этого он чуть не погиб: «одесную и ошоюю его дружину его биша, самого же въкруг оступиша около, аки вода многа обаполы, и многа ударения ударишася по главе его и по плещема его и по утробе его»[32].
При этом возникла реальная угроза прорыва татарской конницы. Как уже говорилось, при столкновении с кавалерией пехота выстраивалась в пустотелое каре, в центре которого находился командир с небольшим резервом. Здесь и находился Пересвет. Прорвать строй каре конница могла, например, когда пехота дрогнула при атаке на угол каре. При этом если в строй каре удавалось ворваться значительной группе всадников, это пехотное построение было практически всегда обречено.
Будучи в своей прежней жизни опытным воином, Пересвет сразу оценил угрозу возможного прорыва и бросился на татарского богатыря, чтобы спасти ситуацию. Ценой своей жизни это ему удалось, и русская пехота смогла сомкнуть свои ряды. Позднейшие историки, не знакомые со средневековой военной тактикой, представили действия Пересвета как поединок перед сражением.
1. Повесть временных лет. Изд. 2‑е, испр. и доп. СПб.: Дмитрий Буланин, 1999.
2. Сказания и повести о Куликовской битве. Л.: Наука, 1982.
3. Повести о Куликовской битве. М.: Наука, 1959.
4. ПСРЛ. Т. III: Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов; Т. IV, ч. 1: Новгородская четвертая летопись; Т. VI, вып. 1: Софийская первая летопись старшего извода; Т. XI: Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью; Т. XV: Рогожский летописец; Т. XVIII: Симеоновская летопись; Т. XLIII: Новгородская летопись по списку П. П. Дубровского. М.: Языки русской культуры, 2000–2007.
5. Книга Большому чертежу. М., Л.: Госиздат, 1950.
6. Православный собеседник, издаваемый при Казанской Духовной Академии. 1861. Ч. 1.
7. Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. Т. 3. СПб., 1903.
8. Азбелев С. Н. География сражения на Куликовом поле // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2013. № 3. С. 4–5; № 4. С. 12–20.
9. Азбелев С. Н. О географии Куликовской битвы // Русское поле. 2012. № 2. С. 43–52.
10. Афремов И. Ф. Куликово поле с реставрированным планом Куликовской битвы 8 сентября 1380 года. Отрывок из Исторического обозрения Тульской губернии. М., 1849.
11. Бескровный Л. Г. Куликовская битва // Куликовская битва. М.: Наука, 1980. С. 235–248.
12. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. 2‑е изд. Т. IV. СПб., М., 1882.
13. История России. 6 класс. Учебник для общеобразовательных организаций / ред. А. В. Торкунов. Ч. 2. М.: Просвещение, 2016. 288 с.
14. Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. V. М.: Наука, 1993.
15. Макаров М. Н. Село Рожествено-Монастырщина и поле Куликово. М., 1826.
16. Нечаев С. Д. Некоторые замечания о месте Мамаева побоища // Вестник Европы. 1821. № 14. С. 125–129.
17. Нечаев С. Д. О найденных на Куликовом поле двух старинных оружиях // Вестник Европы. 1823. № 8. С. 307–311.
18. Нечаев С. Д. Описание вещей, найденных на Куликовом поле // Вестник Европы. 1821. № 21. С. 348–350.
19. Нечаев С. Д. Отечественные известия // Московский телеграф. 1825. Ч. 1. № 4. С. 377–381.
20. Нечаев С. Д. Письмо из Тулы // Вестник Европы. 1820. № 22. С. 149–153.
21. Никитин А. Л. Основания русской истории: мифологемы и факты. М.: Вече, 2001.
22. Пашуто В. Т. «И въскипе земля Руская…» // История СССР. 1980. № 4. С. 82–96.
23. Прохоров Г. М. Повесть об Усть-Шехонском Троицком монастыре и рассказы о городе Белозерске // Книжные центры Древней Руси. XVII век: разные аспекты исследования. СПб.: Наука, 1994. С. 163–175.
24. Салмина М. А. К вопросу о времени и обстоятельствах создания «Сказания о Мамаевом побоище» // ТОДРЛ. СПб., 2004. Т. LVI. С. 255–265.
25. Семёнов П. Географическо-статистический словарь Российской империи. Т. III. СПб., 1867.
Источник
Аверьянов К. А. Был ли поединок Пересвета на Куликовом поле? // Палеоросия. Древняя Русь: во времени, в личностях, в идеях. 2025. № 2 (30). С. 26–36. DOI 10.47132/2618-9674_2025_2_26