Опубликовано: 12 ноября 2025
Источник
Богослов.RU

Столетний юбилей памятника В. И. Ленину (7 ноября 2025 г.) у стен Троице-Сергиевой Лавры актуализирует комплекс проблем, связанных с осмыслением сложного историко-культурного наследия в сакральном пространстве. Присутствие этого монумента в непосредственной близости к одной из главных святынь Русской Православной Церкви создает уникальный семиотический контекст, требующий применения сложных герменевтических подходов. Данное исследование обращается к философской методологии Вальтера Беньямина[1], в частности к концепции «диалектического образа», для анализа памятника как кристаллизации ключевых противоречий русской истории XX в.

Памятник-бюст В. И. Ленину, установленный 7 ноября 1925 г. перед зданием Первого Дома советов (ныне — «Старая Лаврская гостиница») на Советской площади[2], представляет значительный исследовательский интерес как один из первых монументов вождю в СССР. Его создание связано с именами выдающихся мастеров: скульптора С. Д. Меркурова, создававшего образ Ленина на основе посмертной маски, и архитектора Д. П. Осипова, разработавшего постамент в стиле конструктивизма. Утверждение проекта осуществлялось при непосредственном участии архитектора А. В. Щусева. Первоначальный облик памятника, отлитого на ленинградском заводе «Монументскульптура», с гранитным постаментом естественного цвета и неокрашенной надписью «ЛЕНИН», претерпел существенные изменения за десятилетия своего существования.
Однако историко-архитектурный анализ представляет лишь первоначальный этап исследования. Основная задача работы заключается в рассмотрении памятника как «документа культуры», несущего в себе одновременно следы идеологического противостояния и семиотический код, позволяющий осмыслить его роль в контексте истории православия и Троице-Сергиевой Лавры в XXI в. Подход к анализу исторической реальности, предложенный В. Беньямином в его труде «О понятии истории», позволяет перевести дискуссию из плоскости идеологических споров в пространство философской рефлексии о природе исторической памяти и способах работы с наследием сложных исторических периодов.

Вальтер Беньямин (1892–1940) — одна из самых трагических и значительных фигур в интеллектуальной истории XX в. Немецко-еврейский философ, эссеист и литературный критик, он оказался заложником эпохи, которую сам же и диагностировал как время радикального разрыва исторической традиции. Его жизнь, оборвавшаяся самоубийством при попытке бегства от нацистов, стала символическим воплощением катастрофы европейской культуры, а его тексты — своего рода интеллектуальным завещанием этой культуры.
Философия Беньямина формировалась на пересечении трех основных традиций: немецкого романтизма, иудейской мессианской мистики (через его диалог с Гершомом Шолемом) и исторического материализма (под влиянием Бертольда Брехта). Именно этот уникальный синтез позволил ему разработать оригинальный метод анализа культуры, в котором сакральное и профанное, политическое и эстетическое оказываются неразрывно связаны. Его поздние работы, создававшиеся в годы изгнания и отчаяния, особенно «Тезисы о понятии истории» (1940), это не только философский трактат, но и экзистенциальный ответ на вызовы тоталитаризма.

Центральной для нашего анализа становится беньяминовская критика «историзма» — представления об истории как линейном поступательном прогрессе. В «Тезисах о понятии истории» Беньямин противопоставляет этому подходу метод «исторического материализма», призванный «разорвать континуум истории»[3]. Особую значимость приобретает тезис VII: «Нет ни одного документа культуры, который не был бы в то же время документом варварства»[4].
Методология Беньямина предполагает учет теологической подоплеки его философии истории. Как убедительно демонстрирует Гершом Шолем в работе «Вальтер Беньямин: история дружбы», беньяминовская концепция истории глубоко укоренена в иудейской мессианской традиции, обнаруживающей смысловые пересечения с христианской эсхатологией[5].
В аллегории из Тезиса I «теологический карлик», скрытый внутри «исторического материализма», отсылает к мессианским ожиданиям, имеющим параллели в христианском понимании истории[6]. Мессианская сила, позволяющая остановить однородное, пустое время и вырвать образ прошлого из потока истории (Тезис XVII, концепция Jetztzeit), обнаруживает соответствия с христианским пониманием кайроса[7] — решающего момента встречи вечности и времени[8].
Центральным операциональным понятием является «диалектический образ» — не иллюстрация к истории, а «мгновение прекращения», в котором прошлое и настоящее встречаются в критическом напряжении[9]. Как отмечает Илит Фербер, эта концепция наследует традиции аллегорического толкования истории, где каждый образ содержит множественность смыслов[10].

Памятник Ленину работы С. Д. Меркурова репрезентирует классический случай актуализации беньяминовского метода в современном историко-культурном контексте. Его столетнее присутствие у стен Лавры конституирует то самое «напряженное поле», в котором манифестируется диалектическая природа исторического процесса.
С позиции беньяминовской критики историзма, установка памятника 7 ноября 1925 г. представляла собой не просто элемент «континуума истории», но сознательный разрыв с предшествующей традицией православия. Этот акт символического противостояния христианской вере, осуществленный доминирующей идеологией, наглядно демонстрирует механизм формирования «истории победителей». Однако современная рецепция памятника трансцендирует первоначальный замысел — он становится точкой конвергенции различных исторических нарративов.
Концепция Jetztzeit («настоящего-времени») позволяет концептуализировать современное состояние памятника как момент встречи гетерогенных временных пластов. Его физическое присутствие актуализирует проблему незавершенного диалога с советским прошлым, трансформируя пространство перед Лаврой в арену столкновения исторических интерпретаций. В этом смысле памятник функционирует как «остановка» исторического времени, инициирующая переосмысление отношения к наследию XX в.
Применение тезиса о «документе варварства» к данному кейсу раскрывает многомерность памятника как исторического феномена. С одной стороны, этот документ культуры — работа выдающегося скульптора, обладающая художественной ценностью. С другой стороны, его локализация делает его документом идеологического противостояния. Эта амбивалентность соответствует беньяминовскому пониманию культурного артефакта как носителя контрапунктной исторической памяти.
В контексте платоновской философской традиции, где воспоминание (анамнесис — ἀνάμνησις) тождественно мышлению, памятник обретает дополнительное измерение. Подобно тому как у Платона познание есть припоминание идей, так и данный монумент провоцирует не просто мнемическое воспроизведение прошлого (μνήμη), но акт философской рефлексии, в котором временное встречается с вечным в поиске онтологических оснований истории.
Сравнительный анализ подтверждает универсальность выявленной диалектики. Подобно тому как храм Святого Саввы в Белграде существует в сложном диалоге с наследием социалистической Югославии, памятник Ленину в Сергиевом Посаде инкарнирует традицию взаимодействия сакрального и политического.
Особую эвристическую ценность обретает беньяминовская концепция «традиции угнетенных». Памятник объективирует не только волю победителей, но и молчание жертв — верующих, лишенных в годы гонений доступа к святыням. Перспектива осмысления памятника трансмутируется из области технического вопроса в пространство этического вопрошания: как относиться к этой незавершенной истории?
Функционирование памятника как «диалектического образа» манифестируется в его способности генерировать новые смыслы в изменяющемся историческом контексте. Начиная свой путь как символ идеологического противостояния, он метаморфизировался в сложный семиотический узел, артикулирующий различные пласты национальной памяти. Именно эта способность к семантической трансформации верифицирует беньяминовский тезис о том, что каждый исторический образ содержит нереализованный потенциал, актуализируемый в диалоге с современностью.
Проведенный анализ демонстрирует эвристическую ценность методологии Беньямина для осмысления сложных символических образований в сакральном пространстве. Памятник Ленину у стен Лавры, рассмотренный через призму «диалектического образа», предстает не статичным артефактом, а динамическим полем смыслопорождения, где продолжают сталкиваться между собой различные исторические и этические нарративы.
Применение беньяминовской концепции Jetztzeit позволяет выявить, что современное восприятие памятника актуализирует незавершенный диалог с прошлым, превращая его в точку сборки для различных прочтений истории XX в. Теория «документа варварства» раскрывает присущую памятнику двойственность: будучи произведением искусства, он одновременно свидетельствует о сложных исторических процессах.
Особую значимость приобретает выявление механизма «истории победителей», описанного Беньямином. Памятник материализует не только волю победившей идеологии, но и «традицию угнетенных» — молчание тех, чьи голоса были исключены из официального исторического нарратива. Это переформулирует вопрос о его осмыслении из исторического прочтения в сторону этического выбора и исторической ответственности.
В конечном счете беньяминовская оптика позволяет увидеть в памятнике Ленину не проблему, которую нужно решить, а скорее задает вопрос: а возможна ли подлинная историчность искусства? Произведение искусства — монумент Ленину на площади Лавры — это и объект, и философское высказывание: своим присутствием он обозначает сложосплетенный узор времени, обнажая его смысловые швы. Этот камень у святых врат выглядит не как простой артефакт, но как воплощенная парадоксальность истории.
В его немом свидетельстве сходятся различные голоса истории, вера и идеология, самоотверженность и богоборчество, созидание и разрушение — все те антиномии, что составляют сложные исторические нарративы XX в. И Лавра как средоточие русской святости оказывается местом осмысления этой правды: она вбирает в себя самые противоречивые артефакты истории, и дает их интерпретациям совершенно иной язык, иную форму, и иное измерение.
«Ангел истории» Беньямина замер у Святых врат, обратив свой лик к груде обломков прошлого — этому немому камню у святых стен. Его крылья, подъятые бурями времен, осеняют общую память, где сплетаются в единую мелодию голоса подвижников и марши триумфаторов. Этот ангел не судия и не зритель; он — сам вопрошание, обращенное к нам сквозь время. Задача мыслителя — подъять бремя этой встречи: стоять вместе с ангелом в эпицентре исторического урагана, где каждый обломок прошлого становится зеркалом для этического выбора, а молчание гранита — пространством для самого напряженного диалога, который только может вести душа: с самой собой, со своей историей, с вечным временем Бога. Гранит не произносит последнего слова, он только побуждает историю задаваться вопросом: о чем он нам говорит?
1. Беньямин В. О понятии истории // Беньямин В. Учение о подобии. Медиаэстетические произведения. М.: РГГУ, 2012. С. 243–252.
2. Балдин В. И. Загорск. История города и его планировки / В. И. Балдин. М.: Стройиздат, 1981. 156 с.
3. Айленд Г., Дженкинс М. Вальтер Беньямин: Критическая жизнь. М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2023. 728 с.
4. Беньямин В. Центральный парк // Беньямин В. Маски времени. СПб.: Симпозиум, 2004. С. 111–142.
5. Балдин В. И., Манушина Т. Н. Архитектурный ансамбль Троице-Сергиевой лавры. М.: Искусство, 1996. 512 с.
6. Scholem G. Walter Benjamin: The Story of a Friendship. New York: New York Review Books, 2003. 234 p.
7. Ferber I. Melancholy Philosophy: Walter Benjamin and the Redemption of Nature. Lanham: Rowman & Littlefield, 2021. 189 p.
8. Benjamin W. Über den Begriff der Geschichte // Benjamin W. Gesammelte Schriften. Bd. I.2. Frankfurt a. M.: Suhrkamp Verlag, 1974. S. 691–704.
Источник
Богослов.RU