Христианская и светская психология — точки соотнесения
В последние годы в понятийном аппарате психологии личности все чаще появляются упоминания о важности духовной сферы, высших потребностей и ценностей. В статье руководителя направления прикладной психологии Научно-практического института психологии личности при Московской школе христианской психологии, сотрудника факультета психологии Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, старшего преподавателя факультета психологии Российского православного университета святого Иоанна Богослова и Сретенской духовной академии Наталии Владимировны Ининой анализируется данная тенденция и проводится сравнение между светской и христиански-ориентированной психологией в отношении к духовной сфере. Показано, что светское представление о духовной сфере человека не выходит за рамки антропоцентрического подхода и выводится лишь из внутренних особенностей и механизмов психических процессов. Тогда как христиански ориентированный психологический подход опирается на теоцентрическую модель, представление о человеке как образе и подобии Божием, что в свою очередь открывает новые возможности в работе с духовными потребностями личности.
Статья

Вопрос сопоставления светской и христианской психологии может показаться неактуальным и сугубо теоретико-методологическим в свете тех турбулентных макропроцессов, в которые сегодня оказалась вовлечена не только наша психика, но и все наше бытие. Однако мне представляется, что именно сейчас, когда значение психологии в обществе с неизбежностью будет нарастать в связи с увеличением психологических проблем населения, как раз и стоит вернуться к истокам, чтобы еще раз осмыслить те точки пересечения, которые объединяют эти направления, а также обозначить принципиальные различия, преодоление которых могло бы послужить взаимному обогащению. 

Последнее время мы все живем на сломе эпох и времен. Происходят такие события, которые еще 10 лет назад просто невозможно было себе представить. И к этой экстраординарной психологической нагрузке — быть живым субъектом истории, определять ее, формировать ее — современный человек оказался совершенно не готов. Он буквально перестал чувствовать привычные социальные опоры, поскольку они совсем не субъективно, а вполне объективно ушли у него из-под ног, не фигурально, а фактически. И в результате современный человек повис между небом и землей, завис в пространстве, в котором совершенно не ориентируется. Все био- и социокультурные аспекты, через которые светская психология определяет личность, вполне достаточные еще вчера, когда человек мог контролировать и конструировать свою жизнь, сегодня перестали восприниматься достаточными. Потому сейчас человеческая личность остро ­нуждается в иных опорах, более адекватных этому «новому» времени и «новому» пространству.

И эту нужду, этот поиск и отражает современная светская психология, быстро, я бы даже сказала, стремительно развернувшаяся в сторону духовных аспектов человеческого бытия, которыми вот уже более 30 лет занимается христианская психология. И этому повороту можно было бы радоваться, ведь теперь мы все можем говорить на одном языке — такие понятия, как «душа», «дух», «вселенная», «Бог», можно найти сегодня в статьях и выступлениях психологов, еще недавно яростно боровшихся с христианской психологией, с понятиями, апеллирующими к духовной сфере. Этот резкий поворот, можно сказать разворот, вполне понятен. Ведь любому мыслящему профессиональному психологу очевиден тот факт, что современный человек, вовлеченный в водоворот социальных катастроф, находится сегодня между двух огней, он оказался на развилке. С одной стороны — и это самая простая и ожидаемая стратегия — он может регрессировать, то есть выбирать более примитивные, более жесткие, эгоцентричные способы выживания, его суждения могут стать более категоричными, черно-белыми, весь сложный, многозначный, антиномичный мир может схлопнуться для него в примитивную схему, в которой трудно жить, но очень эффективно выживать. Такая стратегия выживания с неизбежностью приведет человека к потере человечности, к расчеловечиванию, что ужасно само по себе в контексте отдельно взятой человеческой жизни, но еще более ужасает, если речь идет о тенденциях, захватывающих значительные слои общества. Потому любой психолог, и светский, и христианский, будет бороться против расчеловечивания человека, используя весь профессиональный и личностный арсенал средств, чтобы не дать человеку сползти в яму регресса. И здесь светская и христианская психология решают общую задачу — уберечь человека от деградации.

Другая развилка, и этому нас учит экзистенциальная психология Франкла, напоминает, что кризис может и должен подтолкнуть человека к трансценденции, к выходу за привычные рамки и адаптивные формы существования [3]. Этот прорыв всегда связан с ролью личности, к которой сегодня и апеллирует современная светская психология. Она призывает человека к выходу за узкие рамки своего Эго, приглашая его выйти… И тут мы спотыкаемся о вопрос «Куда?». Куда выйти? Куда зовет современная светская психология, рожденная позитивной наукой, опирающаяся более века на материалистический способ описания мира, долгое время использующая «принцип исключения трансцендентного», отринувшая Бога, дух и душу человека и полностью заменившая ее психикой? Ответить на этот вопрос, не раздвинув рамки контекста, будет невозможно. Собственно, светская психология и не ставит вопрос так — куда? Главное — откуда! Даже в такой катастрофической ситуации испытаний привычка все строить от человека, видеть мир лишь в антропоцентрической системе координат пока никуда не уходит. Потому так явно виден человек с его кризисами и вызовами, но так мутно и невнятно выглядит то пространство, в которое ему, человеку, предлагают выйти. То оно трактуется как общечеловеческие ценности, то как вселенная, да к тому же еще и «личная», то как коллективное бессознательное, то как трансвитальность, и так далее, и все эти разнообразные эпитеты объединяются так называемым понятием «духовности». К духовности все чаще апеллируют самые разные направления светской психологии. Даже жестко секулярному сознанию становится очевидна мысль, высказанная более века назад великим русским философом Николаем Бердяевым: «Человек, предоставленный самому себе, оставленный с самим собой и своим “человеческим”, бессилен и немощен. Ему не открывается истина, не раскрывается смысл бытия» [1, с. 27]. 

Однако представления о духовном пространстве, долго и упорно цензурируемом в рамках научного дискурса, уплостились, упростились и в самосознании современной светской психологии превратились в очередной психологический инструмент, призванный помочь и послужить человеку. Иными словами, ­духовный мир, являющийся первичным по отношению к миру материальному — если опираться на теоцентрическую модель мироустройства, — мир реальный, объективный, дающий человеку мощные и глубинные опоры не только в период тяжелых кризисов и испытаний, но и открывающий глубокие смыслы бытия и в мирные времена; этот мир в антропоцентрической картине мира выступает как продукт человеческой активности или как проекция человеческой психики. Именно здесь, в отношении к духовному измерению, в понимании этого измерения, и пролегает основное противоречие между светской и христианской психологией. Первая готова в крайнем случае согласиться на психологизацию христианства. Вторая стремится в итоге к христианизации психологии.

Однако вернемся к истокам подмены, замены «неба духовного» «небом психологическим». Этот длительный и последовательный процесс десакрализации окончательно обозначился в эпоху Просвещения и связан с зарождением и развитием позитивистской науки. Именно в это время была полностью отменена идея Бога и в центр бытия был поставлен даже не человек, а его, человека, разум. Культ Бога сменился культом разума. В результате объяснительная картина теоцентрического мира, в центре которой был Бог, начала рассыпаться на множество различных субъективных, противоречащих друг другу взглядов, подходов и интерпретаций, порожденных человеческой мыслью. Я вовсе не собираюсь оценивать, тем более обесценивать сложность тех неизбежных с исторической, а возможно, и с метафизической точки зрения процессов, которые сформировали переход от теоцентрической к секулярной парадигме. Но стоит вспомнить логику истории — человека изъяли из теоцентрического мира, где Бог и духовная реальность являлись объективно существующими, и погрузили в мир антропоцентрический, где в центр бытия был поставлен человек как субъект познания, а мир превратился в хаос объектов, познаваемый, ­конструируемый и ­упорядочиваемый познающим субъектом. Так психология как позитивистская наука начала объективировать душу человека, подменяя ее психикой, проверять алгеброй гармонию, предпочитая тайне души психические процессы.

И преуспела в этом чрезвычайно. Потому она столь эффективна в периоды поступательного горизонтального движения, когда речь идет о формировании, адаптации, развитии и так далее. Но когда происходят катастрофические изменения и «нижние» базовые психические опоры перестают работать, светской психологии нечего предложить, поскольку ее «верхние» опоры являются конструктами, проектами, субъективными интеллектуальными построениями, в результате в буквальном смысле не «держат» человека, поскольку не переживаются им как реальные, объективно существующие. 

В чем же здесь может помочь христианская психология? Она как раз и призвана помочь человеку воссоздать разорванную связь между ним и метафизической реальностью бытия. С одной стороны, христианская психология, как и светская, развернута к психике человека, оттого столь ценны для нее научные и практические знания, добытые светской психологией. Но при этом она открыта и в сторону духовного измерения, которое воспринимает вслед за христианской антропологией как главную и абсолютную реальность. В центре же этого духовного бытия находится Тот, кто порождает и духовное пространство, и человеческую личность. Не некая космическая энергия, не некая объективная психика, не какая-то невротическая психологическая проекция. Перед личностью человека для христианского психолога, как и для христианина вообще, стоит Личность Бога, Личность Христа. Конкретная, живая, любящая, творящая, неравнодушная. И ждущая, надеющаяся, верящая в человека, в его нравственный и личностный выбор. Личности нет, если нет ничего выше нее, говорили великие русские религиозные философы. И именно об этой живой и объективной реальности и свидетельствует христианская психология, выстраивая весь корпус своих практических методов и методик, призванных помочь не только психике, но и человеческой душе восстановить утраченную связь с духовной реальностью.

Хочется закончить словами выдающегося западного религиоведа и теолога Отто Пфлейдерера: «Когда человек в свободном повиновении отдает себя Богу, он не боится потерять через это свою человеческую свободу и свое достоинство, наоборот, верит, что только в союзе с Богом он может поистине стать свободным от тягот мира, от тисков природы вне нас и от еще худшего ига природы внутри нас!» [2, с. 5].

 

Литература

Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. М.: Правда, 1989. 608 с.

Пфлейдерер О. О религии и религиях / Пер. с нем. СПб.: Прометей, 1909. 250 c.

Франкл В. Сказать жизни «Да!». М.: Смысл, Альпина нон-фикшн, 2009. 140 с.

 

Статья написана по докладу, представленному 26 января 2023 года на научной конференции «Христианская психология в эпоху перемен» в рамках ХХХI Международных Рождественских образовательных чтений «Глобальные вызовы современности и духовный выбор человека».

Источник: Инина Н. В. Христианская и светская психология — точки соотнесения // Вестник христианской психологии. 2023. № 1. С. 157–164.

Комментарии ():
Написать комментарий:

Другие публикации на портале:

Еще 9