Пересказ похвалы Владимиру Святославичу, известной по «Повести временных лет» (996 г.), от лица русского книжника середины XVI в.
Статья и.о. проректора по научно-богословской работе Сретенской духовной академии, заведующего кафедрой филологии Московской духовной академии профессора Владимира Михайловича Кириллина содержит анализ развернутого похвального раздела в житии Владимира Святославича, составленном для «Степенной книги» на рубеже 50–60-х гг. XVI в. В ней выявляется и оценивается характер лексико-фразеологических и структурно-содержательных изменений, привнесенных в текст по сравнению с его литературными источниками, и таким образом определяются идейные задачи составителя жития.
Статья

Между 1556 и 1564 гг. была составлена полная и весьма пространная агиобиография святого и великого князя Киевского Владимира, крестителя Руси. Вероятно, она предназначалась для беспрецедентного литературного обзора всей истории правления династии Рюриковичей — «Книги степеней царского родословия», в которой и заняла место 1-й «грани» [ПСРЛ 21: 58–137; Степенная книга 2007: 218–339]. Автором жития, как и всего этого обзора, стал протопоп кремлевского Благовещенского собора и духовник царя Ивана Васильевича Грозного Андрей, больше известный под именем Афанасий, митрополит Московский и всея Руси [Макарий 2016: 1108–1133]. В своем творении Андрей-Афанасий явил себя искусным книжником и мастером компиляции. Соответственно, и житие Владимира Святославича основано на довольно объемном массиве использованных им источников [Околович 2007: 40–82; Усачев 2006b: 244–287; Милютенко 2008: 197–198; Усачев 2009: 198–361; Сиренов 2010: 85–96; Степенная книга 2012: 30–66]. Стоит отметить, что, создавая образ святого князя, Андрей-Афанасий не сообщил о нем никаких новых фактов, да и в плане аксиологической интерпретации его личности и деяний повторил все известные по более ранним летописным, агиографическим, панегирическим и гимнографическим текстам оценки, разве что найдя новые лексико-фразеологические выражения.

Показательным подтверждением такому выводу является отрывок из главы 60-й жития [Степенная книга 2007: 316-317], в котором воспроизведена развернутая (условно говоря, прижизненная) референция преобразователя русской жизни, основанная, как установлено, на летописании [ПВЛ 1950: 86; ПСРЛ 7: 315–316; ПСРЛ 9: 67] и «Похвале и поучении» Иакова Мниха, а также на анонимных сочинениях конца XV — начала XVI в., — «Похвале» [Околович 2007: 75–76] и, возможно, «Поучении»[1]:

 

ПВЛ

Воскр. лет.

Ник. лет.

Похвала, Поучение

Степ. книга

1

Въ лѣто 6504… Бѣ бо любя словеса книжная, слыша бо единою, еуангелье чтомо:

Въ лѣто 6504… Бѣ бо любя словеса книжнаа Володимеръ, слыша бо Еуангелие чтомо:

Въ лѣто 6506… И бѣ любя Володимеръ зѣло божественыхъ словесъ прочитание, и сихъ сладостию много наслажашеся…

 

…И всегда упражняшеся на слышание книжнаго прочитания. Вельми бо любяше всею душею слышати божеставная словеса и сихъ умною сладостию многожелательнѣ наслажашеся, и яко же всегда слыша прочитаемо въ божественомъ Иеуангелии:

2

Блажены милостивии, яко ти помиловани будуть (Мф. 5: 7); и пакы: Продайте имѣнья ваша и дадите нищим (Лк. 12: 33); и пакы: Не скрывайте собѣ скровищь на земли, идеже тля тлить и татье подъкоповають, но скрывайте собѣ скровище на небесѣх, идеже ни тля тлить, ни татье крадуть (Мф. 6: 19-20); и Давыда глаголющая: Блаженъ мужь милуя и дая (Пс.. 111: 5); Соломона же слыша глаголюща: Вдаяй нищему, Богу в заимъ даеть (Притч 19: 17).

Блажени милостивии, яко ти помилованы будуть; и пакы: Продайте имѣниа ваша и дайте нищимъ; Не скрывайте себѣ сокровища на земли, идѣже тля тлить и татие подкоповають и крадуть, но скрывайте себѣ сокровища на небесѣх, идѣже ни тля тлить, ни татие подкоповають, ни крадуть. И Давыда глаголюща: Блаженъ мужь милуя и дая. Соломона же слыша глаголюща: Вдаяй нищему, Богу въ заемъ даетъ.

 

 

Блажени милостивии, яко тии помиловани будуть; и паки: Продадите имѣния вашя и дадите нищимъ; еще же: Не скрывайте себѣ съкровища на земли, скрывайте же себѣ съкровище на небесѣхъ, идеже ни тля тлитъ и татие не подкапаваютъ, ни крадутъ; тако же слыша и Давида глаголюща: Блаженъ мужь, милуя и дая; к сим же и Соломоново слово поминая, яко Вдаяй нищему Богу взаимъ даетъ и сторицею въсприиметъ.

 

 

ПВЛ, Воскр. лет., Ник. лет.

Похвала

Поучение

Степ. Книга

3

 

 

 

И всему Божественому Писанию усръдно внимая,

4

 

Святым же церквам наипаче потребная Владимир нещадно подавааше: овогда убо достояниа земнаа, овогда же имения. Такожед же и убогым мужемь, и сирыим, и детемь, и вдовицам подобие; к сим и одеяниа, и постеля, и нища доволно. Таже и Божияго суда страх в уме имея, жестокыми и досадительными стрелами сердца хыщником и грабителем уязвеяше, тщася всех в Божии страхь привести.

Святым же церквам наипаче потребная Владимир нещадно подавааше: овогда убо достояния земленаа, овогда же имениа. Такожед же и убогым мужемь и женам, и сирымь детемь, и вдовым одеаниа и пища довольно подаваше.

наипаче же милостыни прилежа и нещадно раздаваше много имѣния къ святымъ церквамъ, тако же и к монастыремъ вся потребная нескудно и сугубо подаваше, яко же и всегда творяше, овогда убо овѣмъ достояниа земленая вдавая и прочая исполнениа, инде же на церковное украшение драгиа одежда даруя и имѣниа дръствуя.

 

 

ПВЛ

Воскр. лет.

Ник. лет., Похвала, Поучение

Степ. Книга

5

Си слышавъ, повелѣ всякому нищему и убогому приходити на дворъ княжь и взимати всяку потребу, питье и яденье, и от скотьниць кунами.

Си слышавъ, повелѣ всякому нищему и убогому приходити на княжь дворъ и взимати всяку потребу, питие и ядение, и отъ скотникъ кунами.

 

И всѣмъ неимущимъ, алъчнымъ, и жаднымъ, и нищимъ, и вдовьственымъ, и страннымъ повелѣ на свой царский дворъ приходити и взимати всяку потребу: ядение, и питие, и куны.

 

 

ПВЛ

Воскр. лет.

Ник. лет.

Похвала, Поучение

Степ. Книга

6

Устрой же и се, рек яко „Немощнии и болнии не могут долѣсти двора моего", повелѣ пристроити кола, и въскладше хлебы, мяса, рыбы, овощь розноличный, медъ въ бчелках, а въ другых квасъ, возити по городу, въпрашающим: „Кде болнии и нищь, не могы ходити?". Тѣмъ раздаваху на потребу.

Устрой же сице, рекъ: «Яко немощнии и болнии не могуть дойти двора моего» и повелѣ пристроити кола, и воскладше хлѣбы, мяса, и рыбы, и овощие различное, медъ въ бочкахъ, а въ другыхъ квасъ, возити повелѣ по граду и воспросити: «Где болнии и нищии, не могыи ходити?» И тѣмъ раздовахуть и на потребу.

…болнымъ же и нищимъ поставляше по улицамъ великиа кади и бочки меду, и хлѣбъ, и мясо, и рыбу, и сыръ, и яйца и овощиа различная; кождо хотя прихождаше и ядяше, славяще Бога и блаженнаго князя Владимера. Бѣ же Володимер милостив, и щедр и даровит…

 

Заповѣда же приставникомъ, да испытаютъ, идеже будуть вельми немощни, и больнии, и прокажени, и старостию претружени, и отягчени различными недугы, иже не могутъ доити двора моего, и повелѣ пристроити колесници и возила, да наплънивше ихъ всякого требованиа различыхъ снѣдей и питиа и привозити в домы ихъ. И тако по повелѣнию его вся устраяще, учрежаху, и всюду вси, елико изъобиловаху потребными, толико изъобиловаху и прилѣжными молитвами къ Богу за нь. И тако вси непрестанно вездѣ всюду моляху и славляху Бога, и благодарными сердцы и немлъчными усты много ублажающе милостиваго самодържца Владимира, яко таковъ бѣ милостивъ и щедръ.

 

 

ПВЛ

Воскр. лет.

Ник. лет., Похвала, Поучение, Степ. книга

7

 

О пирех, иже устави Володимер людем своим…

 

Се же пакы творяше людем своимъ: по вся недѣля устави на дворѣ въ гридницѣ пиръ творити и приходити боляром, и гридем, и съцьскымъ, и десяцьскым, и нарочитымъ мужемъ, при князи и безъ князя. Бываше множство от мясъ, от скота и от звѣрины, бяше по изобилью от всего. Егда же подъпьяхутся, начьняхуть роптати на князь, глаголюще: „Зло есть нашим головамъ: да намъ ясти деревяными лъжицами, а не сребряными".

Се же ему творящу людемъ своимъ по всѣмъ недѣлямъ, устави на дворѣ во гридници пиръ творити боляромъ, и гридемъ, и сотцкымъ, и десятцкымъ, и нарочитымъ людемъ, при князи и без князя. Бываше на обѣдѣ томъ множество мясъ отъ скота и отъ звѣрины, и бѣ по изобилии всего. Егда же подпиахутся, начинахуть на князя роптати, глаголюще: «Зло есть намъ, нашимъ головамъ, ясти древяными лжицами, а не сребряными».

 

 

 

ПВЛ

Воскр. лет.

Ник. лет.

Похвала, Поучение

Степ. Книга

8

Се слышавъ Володимеръ, повелѣ исковати лжицѣ сребрены ясти дружинѣ, рекъ сице, яко „Сребромъ и златом не имам налѣсти дружины, а дружиною налѣзу сребро и злато, яко же дѣдъ мой и отець мой доискася дружиною злата и сребра".

И се слышавъ Володимеръ, повелѣ исковати лжици сребряны, и повелѣ ими ясти людемъ, рекъ сице: «Яко сребромъ и златомъ не имамъ налѣсти людей, а съ людми добуду злато и сребро, якоже дѣдъ мой и отецъ мой доискаху людми злата и сребра».

…И сие слово присно глаголя: «Яко сребромъ и златомъ не имамъ добыти дружины, но дружиною добуду и сребра и злата».

 

Блаженный же Владимеръ всегда сие слово присно глаголя, яко «Власть, и дръжава, и богатьство, и слава сиа временная, намало Богомъ поручена ми суть; и аще имѣние удръжю въ съкровищихъ моихъ и неподатливъ буду требующимъ, то не имамъ блаженныя похвалы отъ Бога получити, ни дружины притяжати, но раздаяниемъ имѣния и многою дружиною имамъ приобрѣсти сугубо и изъообильно богатьство, не токмо злато и сребро, но и всяку удобную вещь и добрую по Бози славу, наипаче же добрыми дѣлы блаженную похвалу отъ Бога и отъ человѣкъ зде и в будущий вѣкъ.

9

Бѣ бо Володимеръ любя дружину, и с ними думая о строи земленѣм, и о ратехъ, и о уставѣ земленѣм.

Бѣ бо Володимеръ любя людей, и думаа съ ними о устроении земномъ, и о ратѣхъ и о составъ земныхъ.

И сице зѣло любяше Владимеръ дружину, и съ ними думая о божественѣй дръжаве Русской, и о всемъ земскомъ устроении.

 

Зѣло же любяше благыя съвѣтникы, и с ними всегда вся полезная умышляа Богомъ дарованнѣй ему дръжавѣ Русьтѣй и о всякомъ земскомъ благоустроении; и таковымъ благоразсуднымъ велемудриемъ и остроумнымъ благосъвѣтиемъ похвалы всякиа достойно дѣло сътвори и исполнено радости духовныя, не единого себе исторже отъ тьмы прелести дияволя, но и всю землю Русьскую исторже отъ самыхъ устъ человѣкоубийца диавола и къ Живодавцю истинному свѣту приведе, къ человѣколюбцю Богу.

 

По этой сопоставительной таблице видно, что Андрей-Афанасий, используя уже имеющиеся тексты (см. подчеркнутое), обогащает их новыми оценочными штрихами, лишь усиливая старые характеристики. Так, во фрагментах 1, 3 тезис о книжности Владимира Святославича сопряжен с констатацией его большого интереса к Евангелию, к заповедям Иисуса Христа из Нагорной проповеди по Матфею и Луке, а также к Псалтыри и Притчам Соломона (фрагмент 2): собственно, к заповедям о милосердии и щедрости в отношении неимущих, о стяжании духовных богатств посредством любви к ближнему, о Божием воздаянии за бескорыстие. Именно эти заповеди побуждают Владимира к определенным деяниям: он благотворит храмам и монастырям, жертвуя им земельные наделы, богослужебную утварь и облачения (фрагмент 4). Причем если в источнике (анонимных «Похвале» и «Поучении») речь идет о помощи, оказываемой князем людям и Церкви, то Андрей-Афанасий говорит здесь о его доброделании только в пользу Церкви, ибо о заботе святого относительно бедных он скажет далее (фрагмент 5), дополнив летописный источник более детальным обозначением социального круга лиц, наделяемых княжескими милостями, соблюдя очевидную логику описания и выразив таким образом свое представление об общественной иерархии.

Между прочим, в какой-то мере подобное представление было декларировано много раньше в одной из проповедей Серапиона, епископа Владимирского, а именно в его описании батыева разорения Русской земли в 1237 г.:

«…Разрушены божественныя церкви; осквернены быша ссуди священии, и честные кресты, и святыя книгы; потоптана быша святая мѣста. Святители мечю во ядь быша; плоти преподобныхъ мнихъ птицам на снѣдь повержени быша; кровь и отец и братья нашея, аки вода многа, землю напои. Князий наших и воеводъ крѣпость ищезе; храбрии наша, страха наполъньшеся, бѣжаша; мьножайша же братья и чада наша въ плѣнъ ведени быша. Гради мнози опустѣли суть; села наша лядиною поростоша; и величьство наше смѣрися; красота наша погыбе; богатьство наше онѣмь в користь бысть; трудъ нашь погании наслѣдоваша» [БЛДР 5: 376].

 

Как видно, у Серапиона также обозначены, только более развернуто, детально и структурированно, ценностные приоритеты: превыше всего сфера духовной жизни, богослужение, потом весь церковный народ с частными судьбами отдельных людей, затем знать и воинство и, наконец, деньги и имущество [Кириллин 2011: 247–248].

В следующем пассаже прижизненной похвалы Владимиру Святославичу (фрагмент 6) еще более конкретизируется большая и целенаправленная социальная работа крестителя Руси, обращенная уже к совсем немощным: по его воле таковых выявляли и прямо к ним на дом доставляли необходимое им пропитание. Заодно Андрей-Афанасий констатирует и факт обретаемой таким образом общественной гармонии: князь неотступно расточает добро в пользу народа Божия, а последний неустанно возносит благодарные молитвы за своего благодетеля. Уместно здесь отметить, что тема синергийного взаимодействия власти и подданных подобным же образом была обозначена и во Владимирской редакции «Жития благоверного князя Александра Невского», создававшейся одновременно со «Степенной книгой» [Кириллин 2022: 88]. Очевидно, что эта тема просто взывала к сознанию русской общественности в обстоятельствах царствования Ивана Грозного и его последовательной политики, направленной на расширение границ Московского государства и, главное, на укрепление собственной единодержавной и самодержавной[2] власти, требующей беспрекословного подчинения со стороны абсолютно всех его подданных, кем бы они ни были по генеалогическому, иерархическому и имущественному статусу.

Любопытно, кстати, что вслед за составителем Никоновской летописи и анонимными «Похвалой» и «Поучением» Андрей-Афанасий исключает из своего текста свидетельство о пирах, которые Владимир Святославич устраивал некогда для именитых людей (фрагмент 7). Думается, к середине XVI в. эта тема, по возможному представлению книжника, отражавшая идею ограничения прерогатив властителя волей родовитой (служилой или неслужилой) знати, которая могла пировать вместе с ним чуть ли не на равных, диссонировала с обстановкой весьма напряженного противостояния русского царя и русской аристократии, прежде всего в лице боярской думы [Скрынников 1975: 72–88; Альшиц 1988: 93–101]. Да и то, кáк эта тема конкретно, в деталях, была раскрыта в «Повести временных лет» (с описанием чревоугодничества и винопития), нисколько не согласовывалось ни с реальным соотношением сил в структуре русского общества XVI в. (единодержавный государь и рабы, холопы, даже самые вельможные и сановитые [Флоря 2002: 106]), ни с идейно-художественной задачей составителя жития — явить читателям идеальный образ святого крестителя Руси и праотца Ивана IV.

Кстати, традиция княжеских пиров восходит еще к дохристианскому, родо-племенному укладу славянской жизни [Исмаилова 2020]. И очевидно, что княжеские пиры Киевской эпохи, с характерными для нее взаимообусловленными договорно-товарищескими отношениями между князем, дружиной и боярами [Сергеевич 1908: 80–92], заметно отличались по своей атмосфере от царских пиров Московского времени, когда шел процесс неуклонного авторитарного и правового возвышения монарха над его, служащими ему, подданными, кем бы они ни были [Бенцианов 2019: 41–74]. На смену былой свободе, относительной разумеется, пришла подчиненная нерушимым правилам регламентация.

Примером первой может служить былина «Илья Муромец в ссоре с князем Владимиром», по которой Илья, прибывший на пир к Владимиру «стольно-киевскому» и представившийся Никитой Заолешанином, будучи не узнан и посажен на не подобающее ему место, устраивает погром в «гридне княженецкой» и поднимает против князя «голюшку кабацкую». Добрыня Никитич разъясняет Владимиру его ошибку: «Стал тут князь Владимир думу думати / Co боя́рченками именитыми, / Co бога́тырями сильными, могучими, / Как ему съ Ильей да помиритися». Затем Добрыня мирит Илью с князем, и Илья вновь приходит в княжескую гридню пировать со всей своей голью кабацкой. Но ему не понравилось, как Владимир их угощал, и Илья сам отправляется в княжеские погреба за лучшим вином. Теперь уже обиженный таким своеволием Владимир велит «заложить» богатыря в погребах. А это, в свою очередь, не понравилось другим богатырям, и все они оставили князя: «...разъехались во чисто́ поле, / Во раздольице широкое: / „А не будем же мы больше жить во Киеве, / Α не будем же служить князю Владимиру! / Такъ-то в ту́ пору у князя у Владимира / He осталося во Киеве бога́тырей» [Книга былин 1902: 135–144]. Очевидно, эта былина, если признать ее условную историчность[3], отражает специфику реальных отношений между князем и народом в древнее киевское время.

Совсем иначе обстояло дело в Московской Руси XVI в. Так, в 1564-1565 г. в России побывал в качестве путешественника итальянский аристократ Рафаэль Барберини [Энциклопедический словарь 1891: 47]. Свои впечатления он изложил в форме послания к отцу: «Relazione di Moscovia Scritta da Raffaello Barberino al conte di Nugarola, D’Anversa alli 16 d’Ottobre 1565» [Relazione di Moscovia 1996]. В частности, Барберини рассказал о приеме с застольем, который устроил царь Иоанн IV Васильевич иностранным послам и своим боярам в какой-то ноябрьский день. После службы государь вошел «в большую залу», уставленную столами, сел «в конце» одного из них в «кресло», потом лично указал каждому послу его место за отдельным посольским столом, а самому рассказчику велел сесть за другим столом вместе с другими иностранцами, причем находившимися на службе у царя, после этого уже боярам было велено рассаживаться за прочими столами. Когда все разместились, царь собственными руками стал раздавать гостям через своих слуг ломти белого хлеба, причем при каждом распоряжении люди вставали с поклоном и вновь садились; затем раздавалось вино, и опять все вставали, кланялись и садились; затем были розданы «мясные кушанья», и только тогда гости начали есть. А царь тем временем то и дело поднимал кубок «за здоровье кого-нибудь из сидящих за столом», и снова все вставали, кланялись и садились. Так продолжалось более трех часов. По окончании трапезы государь подзывал к себе по очереди послов, вручал каждому кубок с вином, послы же, отойдя на некоторое расстояние, низко, «по-турецки»[4], кланялись, молча выпивали вино, отдавали кубок царским слугам и уходили [Путешествие в Московию 1842: 17–20]. Трудно судить, насколько точно переданы Барберини детали царского пира: он, например, ничего не говорит о государевых чашах, то есть здравицах в честь государя [Орлов 1913: 22–29; Бурилина 1984]. Но несомненно, что его рассказ свидетельствует об одном: царь — возвышен над всеми, он полный хозяин всему, все происходит по его воле, и все беспрекословно и преклоненно подчиняются ему.

Между прочим, очень похоже, что описанное Барберини действо, а именно раздача царем хлеба во время трапезы и вина по ее окончании, мыслилось в окружении Ивана Грозного как демонстрация идеи о его богоподобии в качестве наместника Иисуса Христа в подвластной ему земле. Не случайно же это действо внешне так напоминает свидетельства Нового завета о тайной вечере. Например: «И взяв хлеб и благодарив, (Иисус — В. К.) преломил и подал им (ученикам — В. К.), говоря: Сие есть Тело Мое, которое за вас предается; сие творите в Мое воспоминание. Также и чашу после вечери, говоря: Сия чаша есть новый завет в Моей Крови, которая за вас проливается» (Лк. 22: 19-20). Ср.: «…Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и, возблагодарив, преломил и сказал: Приимите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое воспоминание. Также и чашу после вечери, и сказал: Сия чаша есть новый завет в Моей Крови; сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание…» (1 Кор. 11: 23-25).

То, что возможность такой идеологической параллели или аллюзии в сознании московского общества была весьма реальна, подтверждается в какой-то мере словами св. митрополита Московского Макария, венчавшего Ивана Васильевича на царство: «…Се отныне от Бога поставлен еси князь великий и боговенчанный царь правити хоругви и съдержати скипетр царства Русскаго, и венчан еси царьским венцем по благодати Святаго Духа…» [Макарий 1547: 1093].

Между прочим, Макарий был совсем не первым, кто на Руси высказал восходящую к Священному Писанию[5] мысль о богоустановленности государевой власти. Еще в 1480 г. ростовский архиепископ Вассиан Рыло в «Послании на Угру» называл великого князя московского Иоанна III Васильевича боговенчанным и богоутвержденным, констатировав его право на верховное господство над словесным стадом в русской земле [БЛДР 7: 386, 388]. Да и сам Иоанн затем в начале 1489 г. в беседе с посланником германского императора Фридриха III Николаем Поппелем твердо заявил о себе: «…Мы Божиею милостью — государи на своей землѣ изначала, от первыхъ своихъ прародителей, а поставление имѣем отъ Бога, какъ наши прародители…» [Памятники дипломатических сношений 1851: 12].

Возвращаясь к тексту составленного Андреем-Афанасием жития Владимира Святославича, необходимо заметить, что после описательной оценки, освещающей внутреннюю духовную настроенность крестителя Руси и его направленную вовне управленческую деятельность (фрагменты 1–6), здесь еще воспроизводится и его речь (фрагмент 8), которая, характеризуя самого говорящего, содержит изложение причин необходимого доброделания со стороны обладающих властью по отношению к подданным, — этакое теоретическое обоснование распространяемой на них государевой щедрости. В своем монологе князь являет себя философом, оценивающим благотворение миру как залог обретения славы на небесах и на земле, а также как способ достижения общественного единства.

Наконец, заключительный пассаж рассматриваемого отрывка из 60-й главы жития святого (фрагмент 9) отмечает его духовное и историческое значение, ибо он и сам пришел к Богу, и всю Русскую землю просветил светом христианства. Мысль не новая. Но мысль явно актуализированная, то есть вновь обращенная к современной созданию жития общественной ситуации. Ибо, как, по-видимому, не сомневался Андрей-Афанасий, такой успех стал возможен только благодаря соработничеству Владимира Святославича с «благими советниками». Возможно, эта мысль отражала кризис рубежа 1550–60-х гг. в отношениях царя Ивана Грозного с его ближайшими сподвижниками (А. Ф. Адашевым, протопопом Сильвестром, князем А. М. Курбским и др.), которые более 10 лет помогали ему осуществить множество реформаторских проектов и, в частности, укрепить его собственное единовластие [Скрынников 1997: 282–289]; не исключено также, что рассуждение о «благих советниках» скрывает печаль агиобиографа относительно начавшегося тогда в окружении самодержца разлада.

Завершая анализ прижизненой похвалы крестителю Руси в исполнении Андрея-Афанасия, нелишне отметить и его стилистическое мастерство. Так, дополняя заимствования собственными суждениями, он весьма умело усиливает звучание и смысл нового текста посредством лексико-фразеологических повторов. Например, под его пером книжность святого маркирована этимонами «слышание», «слышати», «слыша» (фрагмент 1); констатация благотворительной щедрости святого подчеркнута однокоренными глагольными формами «раздаваше… имения», «потребная… подаваше», «достояния земленая вдавая», «одежа даруя и имения дръствуя» (фрагмент 4); картина достигнутого святым социального единства оттенена выражениями с одинаковыми местоимениями «вся… учрежаху», «всюду вси…изобиловаху», «вси… всюду моляху» (фрагмент 6). А. С. Демин квалифицировал такую литературную манеру автора «Степенной книги» как «подтвердительную», то есть обусловленную не столько риторико-панегирической традицией, сколько отражающую авторское стремление показать, что именно так все и было, — стремление, ориентированное на идею о необходимости общественной стабильности [Демин 2008]. А. В. Каравашкин, констатировав «эпидейктический, торжественный характер» всего дискурса Андрея-Афанасия, связал таковой с использованием «приемов суггестивного формотворчества» [Каравашкин 2018: 523–524]. Другими словами, вся стилистика «Степенной книги» обусловлена была задачей целенаправленного идейного воздействия на читателя — и очевидно, прежде всего на самого Иоанна Васильевича Грозного, коему следовало быть достойным наследником своих великих предков и продолжателем их державных деяний.

Итак, судя по одному только сюжетно-повествовательному компоненту жития Владимира Святославича из «Степенной книги», можно основательно утверждать, что его составитель Андрей-Афанасий, монтируя свой текст посредством извлечения материалов из разных источников и сочетая их внутри последнего в соответствии со своим идейно-композиционным замыслом, привносил в них лексико-фразеологические и структурно-содержательные изменения из расчета не только собственного вкуса и эстетических установок; он прежде всего имел в виду конъюнктуру современной его работе реальной общественной обстановки и политико-идеологических тенденций.

 

Использованные источники и научная литература

Азбелев 1982 — Азбелев С. Н. Историзм былин и специфика фольклора. Л: «Наука», 1982. 327 с.

Альшиц 1988 — Альшиц Д. Н. Начало самодержавия в России: Государство Ивана Грозного. Л.: Наука, 1988. 246 с.

Бенцианов 2019 — Бенцианов М. М. «Князья, бояре и дети боярские»: Система служебных отношений в Московском государстве в XV-XVI вв. М.: Центрополиграф, 2019. 351 с.

БЛДР 5 — Библиотека литературы Древней Руси. Т. 5: XIII век. СПб.: Наука,, 1997. 628 с.

БЛДР 7 — Библиотека литературы Древней Руси. Т. 7: Вторая половина XV века. СПб.: Наука, 1999. 582 с.

Бурилина 1984 — Бурилина Е. Л. Чин «За приливок о здравии государя» (история формирования и особенности бытования) // Древнерусская литература: Источниковедение. Сб-к науч. трудов / Отв. ред. Д. С. Лихачев. Л.: Наука, 1984. С. 204–214.

Демин 2008 — Демин А. С. Книга Степенная царского родословия // История древнерусской литературы: Аналитическое пособие / Мос. гос. Унт им. М. В. Ломоносова; Ин-т мировой лит-ры РАН им. А. М. Горького. Отв. ред. А. С. Демин. М.: ЯСК, 2008. С. 136–141.

Исмаилова 2020 — Исмаилова З. А. Всенародные великокняжеские пиры // Новые исторические перспективы: от Балтики до Тихого океана. Брянск, 2020. № 3. С. 51–61.

Каравашкин 2018 — Каравашкин А. В. Литературный обычай Древней Руси (XI—XVII вв.). Изд. 2-е, дополн. М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2018. 720 с.

Кириллин 2011 — Кириллин В. М. Идейно-содержательная специфика слов святителя Серапиона Владимирского // Он же. Очерки о литературе Древней Руси. Материалы для истории русской патрологии и агиографии. Сергиев Посад: Изд-во Московской духовной академии, 2011. С. 241–250.

Кириллин 2022 — Кириллин В. М. Александр Невский как идеальный образ правителя в поздних переработках его жития // Сретенское слово. Выпуск 1 (сентябрь—октябрь 2021 г.). Труды Сретенской духовной академии. Под ред. Л. И. Маршевой, К. А. Цырельчука. Москва, 2022. С. 81–104.

Книга былин 1902 — Книга былин. Свод избранных образцов русской народной эпической поэзии / Сост. В. П. Авенариус. Изд. 6-е. М., 1902. XXIII, 320, XXXIX с.

Макарий 1547 — 1547 г., января 16. Поздравительная речь Митрополита Макария нововенчанному царю Иоанну IV // Макарий (Веретенников), архим. Митрополиты Древней Руси (X — XVI века). М.: Изд-во Сретенского м-ря, 2016. С. 1093–1096.

Макарий 2016 — Макарий (Веретенников), архим. Митрополиты Древней Руси (X — XVI века). М.: Изд-во Сретенского м-ря, 2016. 1256 с.

Милютенко 2008 — Милютенко Н. И. Святой равноапостольный князь Владимир и крещение Руси: Древнейшие письменные источники. СПб., 2008. 576 с.

Околович 2007 — Околович Н. Ф. Жития святых, помещенные в Степенной книге / Вступ. Ст., публ. и комм. А. С. Усачева. М.-СПб., 2007. 118, [1] с.

Орлов 1913 — Орлов А. С. Чаши государевы // ЧОИДР. 1913. Кн. 4. С. 1—69 (II. Материалы историко-литературные).

Памятники дипломатических сношений 1851 — Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными. Ч. 1: Сношения с государствами европейскими / Памятники дипломатических сношений с империею Римскою. Т. I (с 1488 по 1594 год). СПб., 1851. [17], XXV с., 1620 стб.

ПВЛ 1950 — Повесть временных лет. Ч. I: Текст и перевод / Акад. наук СССР; подгот. текста Д. С. Лихачева; пер. Д. С. Лихачева и Б. А. Романова; под ред. В. П. Адриановой-Перетц. М.; Л., 1950. 404, [1] с.

ПСРЛ 7 — ПСРЛ. Т. 7: VII. Летопись по Воскресенскому списку. СПб., 1856. C. 260–345 [Средний текст летописи Нестора].

ПСРЛ 9 — ПСРЛ. Т. 9: VIII. Летописный сборник, именуемый Патриаршею или Никоновскою летописью. СПб., 1862. XXIII, 256 с.

ПСРЛ 21 — ПСРЛ. Т. 21, первая половина: Книга степенная царского родословия. СПб., 1908. VII, 342 с.

Путешествие в Московию 1842 — Путешествие в Московию Рафаэля Барберини в 1565 году. Статья вторая // Сын отечества: Журнал истории, политики, словесности, наук и художеств. Кн. 7: Июль. СПб., 1842. С. 3–50.

Сергеевич 1908 — Сергеевич В. И. Древности русского права: в 3-х тт. Т. 2: Вече и князь. Советники князя. Изд. 3-е. СПб., 1908. XII, 658 с.

Сиренов 2010 — Сиренов А. В. Степенная книга и русская историческая мысль. М.; СПб.: Альянс-Архео, 2010. 552 с.

Скрынников 1975 — Скрынников Р. Г. Иван Грозный. М.: Наука, 1975. 248 с.

Скрынников 1997 — Скрынников Р. Г. История Российская. IX-XVII вв. М.: «Весь Мир», 1997. 496 с.

Словарь русского языка 5 — Словарь русского языка XI — XVII вв. Вып. 5 (Е — Зинутие). М.: Наука, 1978. 393 с.

Словарь русского языка 23 — Словарь русского языка XI — XVII вв. Вып. 23 (Съ — Сдымка). М.: Наука, 1996. 254 с.

Степенная книга 2007 — Степенная книга царского родословия по древнейшим спискам: Тексты и комментарии. В 3-х т. / Отв. ред. Н. Н. Покровский, Г. Д. Ленхофф. Т. 1: Житие св. княгини Ольги. Степени I–X / Изд. подгот. под ред. Н. Н. Покровского. М., 2007. 598 с.

Степенная книга 2012 — Степенная книга царского родословия по древнейшим спискам: Тексты и комментарии. В 3-х т. / Отв. ред. Н. Н. Покровский, Г. Д. Ленхофф. Т. 3: Комментарий / Подгот. Г. Д. Ленхофф. М.: ЯСК, 2012. 472 с.

Усачев 2006a — Усачев А. С. Из истории русской средневековой агиографии: два произведения о равноапостольном князе Владимире Святославиче (исследование и тексты) // Вестник церковной истории. М., 2006. № 2. С. 5–44.

Усачев 2006b — Усачев А. С. Источники Степенной книги по истории домонгольской Руси // Средневековая Русь. Вып. 6. М.: Индрик, 2006. С. 210–340.

Усачев 2009 — Усачев А. С. Степенная книга и древнерусская книжность времени митрополита Макария / Отв. Ред. А. А. Горский: Рос. Гос. Б-ка, Науч.-исслед. отдел книговедения. М.; СПб.: Альянс-Архео, 2009. 760 с.

Флоря 2002 — Флоря Б. Н. Иван Грозный. М.: Мол. Гвардия, 2002. 403 [13] с.

Relazione di Moscovia 1996 — "Relazione di Moscovia scritta da Raffaello Barberini (1565)" / A cura di Maria Giulia Barberini e Idalberto Fei Sellerio editore, Palermo, 1996. Collana: Il divano n. 114. 120 p.

 

[1] Оба памятника опубликованы: [Усачев 2006a: 31–39, 39–44].

[2] Понятия восходящие к терминам «единодержец» и «самодержец», которые были сопряжены с несколько различными смыслами: первый термин синонимичен слову «единовластец» и означает лицо, сосредоточившее власть исключительно в собственных руках [Словарь русского языка 5: 20, 22]; второй принадлежит к группе родственных слов «самодержавец», «самодержавие», «самодержавный», «самодержавство», отражающих представление об обладании не только полнотой власти, но также независимостью и неограниченностью власти [Словарь русского языка 23: С. 36–37].

[3] О научной полемике на тему исторической достоверности былин см.: [Азбелев 1982: 5–17].

[4] Видимо, со сведенными перед грудью ладонями.

[5] «Нет власти не от Бога: существующие же власти от Бога установлены» (Рим. 13, 1).

 

Источник: Кириллин В. М. Пересказ Похвалы Владимиру Святославичу, известной по «Повести временных лет» (996), от лица русского книжника середины XVI века // Сретенское слово. Москва: Изд-во Сретенской духовной академии, 2022. No 3. С. 63–83. DOI: 10.55398/ 27826066_2022_3_63

Комментарии ():
Написать комментарий:

Другие публикации на портале:

Еще 9