На основании документов удалось установить, что приписываемые митрополиту конфликтность и грубость в общении с людьми были продиктованы во многом состоянием церковной жизни и обстановкой, сложившейся в послевоенный период времени, а также нахождением его в местах лишения свободы. Из анализа документов следует вывод о необходимости переоценки личности и деятельности митрополита Антония.

Среди архиереев Русской Православной Церкви послевоенной эпохи митрополит Антоний (Кротевич), проживший долгую жизнь – 84 года, считается весьма неординарной личностью. Последней епархией, которой он управлял, была Тамбовская и Мичуринская. На его глазах происходили эпохальные события светской истории, самодержавных правителей сменили большевики, а революцию он застал, будучи священником в Киеве. Кроме того, он пережил правление диктатуры пролетариата, приходское служение во время «великого перелома» и в годы «безбожной пятилетки», арест, приговор по ст. 58-10 – «по обвинению в контрреволюционной агитации», заключение на 5 лет в лагерях, период «послевоенного возрождения Церкви» и хрущевские гонения на религию. Умер он уже в брежневскую эпоху, в 1973 г.

На его веку сменились 2 российских императора, 4 руководителя СССР, правление Святейшего Синода и 4 патриарха. Епископский сан он получил в 1944 г., сменил 9 епархий – республиканские и провинциальные: Минскую и Белорусскую, крепкие Тульскую и Ярославскую, Тамбовскую, бедные Костромскую, Ивановскую, Орловскую. В каждой он задерживался на разное время: от 7 лет (Костромская епархия 1946-1953 гг. и Тульская епархия 1954-1963 гг.) до 2-7 месяцев (Минская и Белорусская март-май 1961 г. и вновь Тульская в 1966 г.).

Прежнее священническое его служение также не позволяет судить об «оседлости». Будучи священником, он сменил 8 мест служения: от нескольких месяцев в г. Перово Московской области в 1937 г. до 15 лет в Киеве (1917 по 1931 гг.). В 1935 г. он развелся с женой, прожив в браке 21 год, имел детей. В его жизни было 5 увольнений «на покой согласно поданному прошению» – в 1953, 1961, 1963, 1966, 1970 гг., которые также различались по продолжительности: от 4 месяцев (ноябрь 1953 – февраль 1954 гг.) до 3 лет (1970-1973 гг.). В епископа он был рукоположен через пострижение в монашество (на три дня, с 11 по 14 августа 1944 г.) из протоиереев.

Образование имел достойное. Окончил классическую гимназию, в 1914 году прервал учебу в Киевском медицинском институте для поступления в ноябре 1932 г. в Киевскую духовную академию, которую окончил в ноябре 1932 г. со степенью кандидата богословия за представленное сочинение на тему «История Страстной седмицы до образования Студийского устава». В 1954 г. был избран почетным членом МДА.

Одно перечисление мест, где побывал митрополит Антоний, а также событий, в которых он принимал участие или которым был свидетелем, позволяет говорить о нем как о человеке неординарном и многогранном.

В упоминаниях о нем и его деятельности в современной историографии нет положительных характеристик. Его личность и деятельность оцениваются исследователями советского периода жизни Русской Церкви в негативном ключе: способствовал закрытию храмов, вел соглашательскую линию в отношениях с властью, передавал властям церковное имущество, сжигал консисторские архивы, сотрудничал со спецслужбами, упразднил в Ивановской епархии институт благочинных[1].

По воспоминаниям епархиального духовенства, в период его управления епархиями поведение его было эпатажным. Часто в неэтичной, грубой и оскорбительной манере он обращался со священнослужителями, что послужило поводом для возникновения сплетен, в большинстве своем преувеличенных. Духовенство его боялось, всячески избегало личных с ним встреч[2].

Именно такая характеристика митрополита Антония, взятая из рассказов и воспоминаний, кочует из одного электронного ресурса в другой, именно в таком ключе она попала в статью, опубликованную в «Православной Энциклопедии», соавторами которой являются профессор МДА протоиерей Владислав Цыпин и костромской краевед Н. Зонтиков[3]. Особым фактом биографии митрополита, всплывшим два года назад, стала публикация на основе открытых исследователем украинских архивов Константином Богуславским материалов 5-го Отдела 2-го Управления НКГБ СССР, в которой под агентом «Павловским» подразумевался епископ Антоний (Кротевич)[4].

Следует признать, что многие факты, обозначенные в биографии митр. Антония (Кротевича), имели место, но при рассмотрении и исследовании документальной базы, при сопоставлении фактов и применении метода критического анализа к изложенным фактам следует сделать вывод, что представленная уважаемыми авторами оценка личности митрополита Антония выглядят однобокой и поверхностной. Поэтому, беря за основу исследования метод историзма и критического анализа, представляется необходимым сопоставить имеющиеся факты с реалиями государственно-церковных отношений того времени, когда жил и трудился митрополит, проверить содержание документов им подписанных на предмет не современной общепринятой, а объективной оценки и подвергнуть документы критическому и сравнительному осмыслению.

К сожалению, для определения «хороший»/«плохой» архиерей до сих пор многими исследователями и авторами статей по теме хрущевских гонений используется известное клише. Хороший архиерей – тот, кто препятствовал закрытию церквей, формировал и продвигал молодые кадры духовенства, укрепляя епархии образованными людьми, оказывал сопротивление атеистической политике властей церковной активной деятельностью. Плохой – кто чуть ли не сам закрывал храмы, был груб с духовенством и паствой, потворствовал и делал уступки властям в их политике по сокращению церковных структур.

Именно в негативном ключе характеризует и дает оценку духовенству и его деятельности в советский период известный «правозащитник», священник Георгий Эдельштейн, который делит священнослужителей на группы: истинные пастыри – новомученики и исповедники, те священники и миряне, кто не молчал, но публично свидетельствовал о гонениях на Церковь; другая группа – «красные попы – сергианцы», предатели, гонители Церкви, руками которых разлагались церковные структуры. К первой группе, кроме себя самого, новомучеников и исповедников Российских, он относит архиепископа Ермогена (Голубева) и архимандрита Тавриона (Ботозского), а также «не молчащих» священников Глеба Якунина и Николая Эшлимана, ко второй группе – всех остальных архиереев и священнослужителей, в том числе, как он пишет, «одного из самых выдающихся самодуров Московской Патриархии Антония (Кротевича) повинного в сотнях, если не в тысячах злохудожеств, включая и закрытие храмов»[5]. Такого же мнения о митрополите Антонии, как было указано выше, придерживаются авторы автобиографической статьи о митр. Антонии в «Православной Энциклопедии» прот. Владислав Цыпин и Н.А. Зонтиков[6].

Обратимся к документальным источникам. При внимательном их рассмотрении следует наглядный вывод о том, что закрытие храмов было не во власти и желании архиереев. При общем сравнении деятельности и оценки личностей архиереев хрущевского периода, надо сказать, митрополит Антоний не особенно чем выделялся. Он не сделал ничего такого, что не делали в то время и при тех же обстоятельствах другие архиереи.

Разберем тезис о закрытии храмов как свидетельство предательской антицерковной политики сервилизма архиереев Русской Православной Церкви перед советской безбожной властью. При рассмотрении документов видно, что повсеместное закрытие храмов в советский период было продиктовано государственными постановлениями и инструкциями, постановлениями горсоветов и исполкомов, сельсоветов, но не податливостью или стойкостью архиереев[7]. Протоиерей Владислав Цыпин в написанной им «Истории Русской Церкви в 1917-1997 гг.» отмечает, что в 1959 г. закрытие приходов Русской Церкви на всей территории СССР приобрело «массовый характер, а в следующем году оно осуществлялось с еще большим размахом» – 1437 храмов были закрыты, разрушены или взорваны. Он сравнивает кампанию по закрытию церквей в 1959-1960 гг. с подобной кампанией эпохи «великого перелома» и не отмечает «отличившихся» архиереев, которые в своих епархиях остановили этот процесс[8]. Отметим статистику закрытия храмов на примере нескольких епархий Центральной России. Например, если в Костромской епархии, которую возглавлял епископ Антоний с 1946 по 1953 гг., за период 1946 по 1948 г. было открыто 5 церквей, а уже начиная с 1948г. за 5 лет было закрыто 17 церквей. В Костромской епархии после его перевода, с 1953 по 1963 гг., было закрыто 9 храмов, т. е. пик закрытия церквей пришелся на 1948-1953 гг. Зная данные о закрытии церквей в СССР в довоенное время, отметим, что закрытие храмов в конце 1940-х – начале 1950-х гг. не сравнимо с количеством закрытых церквей после революции, с 1920-го по начало 1940-х гг. С 1917 по 1941 г., например, в Костромской епархии было закрыто 306 церквей, т. е. за 24 года закрывалось почти 12 храмов ежегодно. Особенно много было закрыто церквей в 1929 по 1932 гг.[9]

Сравним статистику закрытия храмов Костромской епархии, руководимой митрополитом Антонием, с другими епархиями Русской Церкви центральных областей России. Во Владимирской епархии до 1941 г. было закрыто 330 храмов – цифра совпадает с данными по Костромской епархии до войны. С 1941 по 1962 гг. закрыто 12 храмов, из них с 1960 по 1962 гг. – 4 храма[10]. В Ивановской епархии количество церквей в 1960 году сократилось на 6 единиц, а с 1961 по 1962 гг. – еще на 7 храмов, в 1963 г. – еще на 2[11]. Примерно такое же соотношение закрытия церквей можно привести по любой епархии Русской Православной Церкви. Таким образом, равное количество закрытых храмов до и после войны является свидетельством того, что храмы закрывали во время антирелигиозных кампаний, имевших государственный заказной характер, и что их закрытие не зависело от личности архиерея[12]. Вот, например, в письме Кинешемского горисполкома от 25.01.1964 г. говорится, что Успенская община г. Кинешмы нарушает инструкцию законодательства о культах, где указано, что религиозной общине разрешено пользоваться лишь одним молитвенным зданием, а община с 1946 г. пользуется двумя зданиями: Успенским и Троицким соборами, поэтому по ходатайству исполкома горсовета облисполкому от 31 октября 1963 г. здание Троицкого собора изымается из ведения религиозной общины и передается городскому краеведческому музею[13]. Есть письмо Совета по делам РПЦ уполномоченному Совета по Ивановской области от 7 июля 1949 г., в котором Совет указывает, что недействующие церковные здания являются национализированным государственным имуществом, находящимся в ведении местных советских органов, которые несут ответственность за сохранность этих зданий и культового имущества. В случае совершения в этих зданиях богослужений зарегистрированными служителями культа либо другими лицами райсполком или сельсовет следует прекратить их и изъять ключи от церковных зданий[14]. Из вышеприведенных свидетельств видно, что церкви, согласно законодательству о культах 1918 и 1929 гг., находились в собственности государства, которое распоряжалась своей собственностью согласно своим представлениям: либо передавало их в аренду приходским общинам, либо расторгало с ними договор и передавало здание в ведение других организаций, либо здание оставалось закрытым, впоследствии уничтожалось.

Знакомясь с архивными материалами, отметим тот факт, что в годы управления митрополитом Антонием Ивановской епархией с 1964 по 1966 гг. не был закрыт ни один храм. Данное свидетельство ставит под сомнение утверждение о. Георгия о «тысячах злохудожеств» митрополита. Говорить о том, что при управлении епархиями митрополитом Антонием храмов закрывалось больше, чем в других епархиях в то же самое время не представляется достоверным. Достаточно взглянуть на данные статистики. Например, с 1948 по 1953 гг. в Костромской епархии было закрыто 17 храмов, в Калининской епархии – 17, Ярославской – 6, в Смоленской – 6. Причем, к 1953 г. количество храмов по епархиям Центральной России выровнялось и было примерно одинаковым. Однако при сравнении с соседними областями в Костромской епархии храмов было больше, чем в других областях Центральной России – Владимирской, Калужской, Рязанской, Смоленской, Тульской. Костромская епархия в этом отношении уступала лишь Московской (211) и Ярославской (149). Количество на протяжении двух лет управления Ивановской епархией митрополитом Антонием оставалось стабильным – 44 церкви[15]. Из чего следует, что обвинять его в злонамеренном желании закрыть большее количество храмов, чем в других епархиях, вряд ли представляется возможным. Отметим, что в двадцатипятилетний период управлении епархией архиепископа Кассиана (Ярославского) также закрывались церкви, как они закрывались и ранее. Так, в 1960 г. в Костромской епархии было 74 действующие церкви, а в 1970 г. их осталось 68, т. е. количество церквей сократилось на 6[16]. Но вопреки очевидным фактам о. Георгий Эдельштейн не вписывает архиепископа Кассиана в «разрушители» церковных устоев и враги Церкви[17].

Из приведенных статистических данных, сравнительного анализа роста и уменьшения количества храмов, а также общецерковных документов периода конца 1940-х – начала 1950-х гг. следует также вывод о том, что после провала политического государственного проекта Москвы как альтернативы Ватикану, «Русского Ватикана», в 1948 г. наметилась тенденция государственных органов к отказу в ходатайствах об открытии новых храмов и сокращение количества существующих, о чем имелось соответствующее правительственное постановление[18]. Поэтому отказ в ходатайствах и закрытие храмов находился вне компетенции архиереев Русской Православной Церкви, он находился в ведении сначала местных Советов, а затем в ведении Совета министров.

К несправедливости утверждения и устоявшегося в современной историографии обвинения архиереев в закрытии храмов заметим, что расторжение договора с церковной общиной и закрытие церкви было не во власти архиерея, а во власти госорганов. Также и регистрация того или иного священнослужителя находилась в компетенции областного уполномоченного, который мог дать регистрационную справку священнослужителю, назначенному архиереем на приход, или не дать.

Так, например, в 1949 г. была закрыта Иоанно-Богословская церковь в Костроме. Ее закрытию предшествовали раздоры, склоки в приходской общине, частая смена священников, отказ уполномоченного по делам РПЦ в регистрации священнослужителям, отказ властей в разрешении на проведение ремонтов храма, и в дальнейшем, как следствие, – постановление исполкома костромского горсовета за № 187 от 14.04.1949 г. «О расторжении договора на пользование церковным зданием церкви Иоанна Богослова за р. Костромой»[19]. На основании рассмотренных документов видно, что закрытие церкви явилось не столько своеволием уполномоченного по делам РПЦ, сколько следствием антирелигиозной кампании 1949-1950 гг., спровоцированной проектами постановлений ЦК ВКП(б) «О мерах по усилению антирелигиозной пропаганды» и «О мерах по усилению пропаганды научно-атеистических знаний». Обращения и ходатайства приходской общины относительно незаконности и предвзятости требований исполкома в решении о закрытии храма председателю Верховного совета СССР Н.М. Швернику и к председателю Совета министров И.В. Сталину остались без ответа[20]. Отметим, что за 1949 г. в РСФСР было закрыто около 600 храмов[21].

В числе распоряжений митрополита Антония настоятелям храмов Костромской епархии в 1949 г. находится обращение к приходскому совету и прихожанам церкви, которая вскоре будет закрыта. 18 июня 1949 г. митрополит вместе с облуполномоченным по делам РПЦ М.И. Галкиным и секретарем прот. А.Е. Сперанским посетили Успенскую церковь с. Качалова Костромского р-на, богослужения в которой возобновились по ходатайству прихожан в 1943 г. после ее закрытия в 1941 г. Посещение прихода оставило тягостное впечатление у епископа. «Храм в полном упадке, разорении, священник – 82-летний старец, уважаемый мною, в забытом и эксплуатируемом положении, – пишет он. – Квартира священника – сторожка, совершенно не пригодна к жительству (грязь, темнота, зимой мороз)». Митрополит возлагает ответственность за состояние церкви и священника на приход и указывает церковному совету на недопустимость «эксплуатации священника», который вынужден думать, как заработать на пропитание, а не о духовном возрастании паствы. В обращении он указывает, что приходской храм «отдан общине не для того, чтобы он пришел в упадок, в полную негодность, а для того, чтобы не только сохранен был, но и благоукрашен, как подобает дому – жилищу Божию». «Там, где храмы не будут приведены в надлежащий вид, они могут быть закрыты (и закроются) – предупредил митрополит настоятелей, – там, где священник забыт и голодный – он будет отозван»[22].

Последствия посещения храма в Качалово были печальными. Уже через месяц по решению облисполкома от 28 августа 1949 г. церковь в Качалово, открытая по ходатайству прихожан, была закрыта. В 1951 г. она была передана под зерносклад колхозу им. В.М. Молотова. В 1969 г. Костромской райисполком просил у облисполкома разрешение на слом качаловской церкви, как указывалось, «на стройматериалы»[23]. Два наглядных примера закрытия храмов при митрополите Антонии (в Костромской слободе и в с. Качалово) позволяют сделать вывод о том, что закрывались храмы в основном находившиеся в запущенном состоянии, храмы, где приходская община не могла либо была не в состоянии содержать само здание и священника. В связи с угрозой расторжения с общинами договора и закрытия таких храмов приведем обращение митрополита Антония к благочинным и настоятелям храмов епархии с призывом делать ремонты в храмах и содержать их в достойном виде. «Имейте главной заботой благоустройство храма – дома Божия, имейте больше заботы о храме, нежели о своем доме, в котором Вы живете, – писал он. – Ремонтируйте храмы, делайте им вид Вашей Приходской Святыни <…> Помните, что храмы закрываются только по вине прихода – не доводите храм до полного упадка. Ремонтируйте!»[24]

В современной историографии известен ряд архиереев, сопротивлявшихся политике закрытия храмов, архиереев, активизировавших церковную жизнь в возглавляемой ими епархии. Однако, как следует из дальнейших наблюдений их участи, их либо переводили в глухие епархии, либо отправляли заштат, либо они сами уходили заштат с формулировкой «по состоянию здоровья», таким образом выражая свой протест против насилия властей над религией и верой.

Отметим, например, что архиепископ Ермоген (кстати, приверженец митр. Сергия (Страгородского), в 1960 г. был освобожден от управления Ташкентской епархией и жил в белорусском Жировицком монастыре два года заштатом, почисленным «на покой», до назначения своего в 1962 г. на Омскую епархию. До его назначения на Калужскую епархию в 1963 г. в ней при архиепископе Леониде (Лобачеве) с января 1960 по июнь 1961 гг. из 38 церквей было закрыто 7 храмов. К 1963 г. было закрыто еще 2, в итоге осталось 28 храмов[25]. Т. е. в пик гонений и сопровождавших их закрытий храмов архиепископ Ермоген находился вне активной церковной жизни, вне гонений. Поэтому говорить о нем как о «борце против атеистической политики властей», как об архиерее, при котором церкви не закрывались, было бы явным несоответствием фактам. Данные статистики свидетельствуют, что уже с 1963 по 1964 гг. в целом положение характеризовалось спадом антирелигиозной компании[26]. В 1965 году, т. е. после двух лет управления епархией, архиепископ Ермоген был уволен на покой в Жировицкий монастырь. Митрополит Ленинградский и Новгородский Антоний (Мельников) дал оценку жизни и личности архиепископа Ермогена и его «борьбы» с атеистической политикой властей, назвав его утопистом, не желавшим понять, что только со сменой государственного строя возможно изменение положения Церкви[27]. Священный Синод своим определением оценил деятельность архиеп. Ермогена как неполезную Церкви[28].

Укажем на другой пример. При таком церковном радетеле, как архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий), в его Крымской епархии, несмотря на мировую известность личности и решительную позицию по недопущению закрытия храмов, они все равно закрывались, а уполномоченный не регистрировал духовенство, которое архиепископ приглашал из других епархий для служения в Крыму. Желая спасти неблагополучные приходы, архиепископ Лука переводил туда (из городов в села) священников, некоторые из которых были недовольны его переводами и открыто выражали свое мнение[29]. 22 ноября 1995 г. архиепископ Крымский Лука был причислен к лику местночтимых святых, а в 2000 г. – как исповедник для общецерковного почитания. В данном случае видно, как работает клише «хорошего епископа»: негативные стороны его деятельности замалчиваются, предпочтение отдается позитивным оценкам, удобно встраивающимся в светлый образ заранее определенного формата.

Другими аргументами, выдвигаемыми обличителями митрополита Антония и служащими, по их мнению, свидетельством его «разрушительной» для Церкви деятельности, являются упразднение в Ивановской епархии института благочинных и передача здания епархиального управления государственным властям. Отметим, что, по данным Совета по делам религий при Минюсте СССР, в 1967 г. из 67 епархий только в 5 были епархиальные советы – большинство архиереев управляло епархиями единолично. В 47 епархиях Русской Церкви был институт благочинных, в основном в западных епархиях страны – на Украине, в Молдавии, Белоруссии[30]. На основании вышеприведенных данных, заявленных чиновником высокого ранга Совета по делам религий при СМ СССР, следует сделать вывод, что отмена института благочинных не являлась фактом из ряда вон выходящим – в 20 епархиях Русской Церкви благочинных не было. Свое решение об упразднении благочинных в Ивановской епархии митрополит Антоний (в других епархиях у него были благочинные) мотивировал тем, что благочинные являлись «кураторами над приходскими священниками, посредниками между ними и архиереем». По его мнению, с упразднением благочинных «улучшено и усилено было личное и непосредственное руководство митрополита пастырской деятельностью духовенства»[31]. Предыдущий опыт работы с благочинными дал повод ему неоднократно обращаться к ним с напоминанием об их прямых служебных обязанностях и требованиям к их исполнению. «Духовенство нравственно разложилось и своим поведением разлагает верующих, – писал епископ Антоний, обращаясь к благочинным. – Благочинные должны зорко следить за поведением духовенства, неурядицами в приходах, вообще за всем происходящим в приходской жизни по данному благочинию, но на деле нередко существуют для того, чтобы уведомить батюшку о своем посещении прихода – получить за полугодие 100-150 руб. на свое содержание с церкви и уйти»[32].

Отметим, что без благочинных управлял Ивановской епархией его преемник – архиепископ Поликарп (Приймак). Восстановил институт благочинных в Иваново епископ Феодосий (Погорский) в 1968 г., сославшись в своем решении на соответствие института благочинных структуре управления епархией, прописанной в «Положении управления РПЦ» от 1945 г. Он также хотел видеть благочинных помощниками архиерея в связи с невозможностью ему составить объективную картину: «в случае конфликтных дел и жалоб на священнослужителей, не было кого послать на место для ознакомления с истинным положением дела». Из-за невозможности посещения епископом приходов для ознакомления с ситуацией на месте, по его мнению, и необходимо восстановление благочинных, так как он не имел твердых оснований для решения спорных вопросов[33]. Заметим, что, например, в Костромской епархии при управлении архиепископом Кассианом (Ярославским) в течение почти 10 лет и. о. секретаря епархии была женщина – А.М. Лисицына. В статусе и. о. секретаря епархии она была не в грозные годы хрущевских гонений, а в относительно спокойные 1970-е годы. Несмотря на сложившееся и явно неканоническое обстоятельство управления священниками женщиной, в отношении управляющего епархией архиепископа Кассиана не было нареканий со стороны священноначалия и последующего осуждения нашими современниками[34]. Исходя из приведенных свидетельств неоднозначной картины епархиального управления в 1960-е годы, следует прийти к выводу, что в годы государственного натиска на Церковь не было строгого подхода к методам управления епархиальной жизнью и в управлении епархиями архиереи руководствовались целесообразностью и осторожностью, дабы избежать критики со стороны советской печати и административно-уголовной ответственности со стороны проверяющих органов.

В свете осуществляемой в 1950-1960-е годы государственной политики в отношении Церкви и по ограничению владения церковными организациями недвижимым имуществом не церковного назначения и решение митрополита о передаче здания Ивановского Епархиального управления не кажется странным. В автобиографической статье о митрополите Антонии в ПЭ говорится о добровольной передаче митрополитом Антонием горсовету здания Епархиального управления. Однако документальная база говорит об обратном, а именно о принудительном характере передачи здания. В заявлении Ивановского епархиального управления от ноября 1964 г. говорится, что Ивановский механический завод обратился в Епархиальное управление с заявлением о том, что имеется перспективный план застройки жилыми домами и детскими учреждениями квартала, где находится здание Епархиального управления. «В связи с застройкой квартала Ваше учреждение отчуждается в пользу завода, – сообщается в документе. – На основании вышеизложенного Вам необходимо принять меры к переносу или же безвозмездной передаче учреждения и о принятых мерах сообщить заводу»[35].

В характеристике митрополита Антония, составленной облуполномоченным по делам религий Ивановской области говорится, что взамен здания Епархиального управления епархия получила другой дом, меньшего размера, который был отремонтирован[36]. Однако, как следует из письма митрополита уполномоченному, оказалось, что отремонтирован дом был не властями, а на епархиальные средства, причем при начислении оплаты рабочим была вменена ст. 19 налогообложения подоходным налогом, т.е. по наивысшей ставке, что вызвало резонное возмущение митрополита, который считал такой подход недопустимым и просил вмешательства облуполномоченного[37]. На основании открытых архивных документов следует сделать вывод, что передача здания горсовету не акт доброй воли митрополита, она была совершена в «добровольно-принудительном» порядке, поэтому доверять мнению уполномоченного по делам религий в Ивановской области о добровольной передаче вряд ли возможно.

Касаясь епархиального имущества в 1950-1960-х гг. следует отметить, что при сравнении положения дел с имуществом в других епархиях РПЦ мы встретим не лучшее состояние здания, в котором находилось Епархиальное управление. Например, Костромское епархиальное управление (канцелярия, склад, архив) и правящий архиерей с 1946 по конец 1980-х гг. ютились в небольшом домике, который в настоящее время занимает одна семья[38]. Дом был приобретен в те годы епископом Антонием, т. к. к тому времени здания Епархиального управления не было[39].

Насчет имущества, принадлежащего епархии, в частности транспорта, следует сказать, что в 1960-е годы имеется свидетельство о ряде уголовных дел, которые были возбуждены по факту неправильно оформленного транспорта. Приходское имущество оформляли на частных лиц, что имело последствием судебные разбирательства и фельетонные публикации в печати. О жестком, «страшном», как выражался митрополит Волоколамский Питирим (Нечаев) в своих воспоминаниях, контроле фининспекции свидетельствовал он как о явлении церковной жизни тех лет[40]. Еще пример: «В г. Нерехте бывший староста Чернов, используя тот факт, что купленная на средства религиозного общества машина “Волга” была зарегистрирована на его имя, пытался через суд получит машину в личную собственность»[41]. Из церковной жизни 1960-х гг. и документальной базы видно, что имущество нецерковного предназначения доставляло много хлопот епархиальным управлениям и приходам. В связи с остротой проблемы и нарушениями советского законодательства Церковь была вынуждена в 1961 г. отстранить священнослужителей от управления приходами, передав управление финансово-хозяйственной частью церковному совету. Никакой протест в данных обстоятельствах, даже в случаях невиновности священнослужителей, не принимался. Налицо была проводимая целенаправленная кампания по дискредитации духовенства. Отметим в качестве примера протест архиепископа Павла (Голышева), который напрасно пытался заставить редакцию газеты написать опровержение на клевету – обвинение в финансовой нечистоплотности, опубликованную в издании ранее[42].

Относительно утверждения авторов автобиографии митрополита Антония о передаче им городским властям Епархиальной библиотеки следует заметить, что передана была не литература духовного содержания, а 186 экземпляров книг художественной литературы, т. к. новое здание Епархиального управления не располагало помещением для размещения большой библиотеки, о чем имеется документальное свидетельство[43]. Как видно, налицо некоторое искажение фактов. Уполномоченный пишет, что митрополит передал библиотеку, подразумевая большое количество книг, а в письме митрополита значится конкретика – передал художественную литературу. Отметим, что для верующего человека такая литература ценности не имела, поэтому и была передана в горсовет.

Уничтожение документов дореволюционных консисторий и епархиального архива, которое инкриминируют митрополиту, также следует понимать с учетом обстановки, в которой ему приходилось находиться. В советский период истории нашего государства к литературе запрещенного содержания могли отнести любой подозрительный документ: поминовение императорской семьи, молитва о заключенных священнослужителях и т. д. Поэтому ликвидацию дореволюционных документов следует понимать не как «злую волю» митрополита – предателя интересов Церкви, а как меру предосторожности. Годы, когда было совершено уничтожение консисторской документации дореволюционного времени, – это время не залеченных от репрессий ран, когда священнослужители получали сроки за «контрреволюционную деятельность» и «антисоветскую агитацию», за хранение «контрреволюционной литературы», когда повсеместно в Псалтыри и другой богослужебной литературе были зачеркнуты слова «царь», «помазанник», каждое такое слово могло спровоцировать дело о дискредитации власти. Так, найденная при обыске у архиепископа Костромского Никодима (Кроткова) поздравительная открытка от находящегося в ссылке в Семипалатинске бывшего ивановского митрополита Павла (Гальковского) была вменена ему как доказательство «связи с контрреволюционным элементом», а бланки от денежных переводов из-за границы с материальной помощью – как «шпионская деятельность»[44].

Следует также добавить, что представители церковной среды являлись частью общей среды советских граждан, в которой повсеместным явлением было доносительство и кляузничество[45].

Библиографический список

1. Александр (Могилев), архиеп. Священномученик Никодим. Жизнь, отданная Богу и людям. Кострома, 2001. 350 с.
2. Александрова Т.Л., Суздальцева Т.В. Русь уходящая. Рассказы митрополита Питирима. СПб., 2007. 639 с.
3. Амвросий//Православная энциклопедия. М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2001. Т.II. С. 628-629.
4. Архив Ивановского епархиального управления. Годовой отчет за 1961 год. 15 с.
5. Архив Ивановского епархиального управления. Годовой отчет за 1964 год. 16 с.
6. Архив Ивановского епархиального управления (АИЕУ). Отчет за 1965 год. 23 с.
7. Архив Ивановского епархиального управления (АЕИУ). Отчет за 1968 год. 24 с.
8. Архив Костромского епархиального управления (далее – АКЕУ). Дело А. М. Лисициной. 35 с.
9. АКЕУ. Дело №8. Переписка с Московской Патриархией с 1946 по 1953 год. 326 с.
10. Архив Костромского Епархиального управления (далее АКЕУ). Распоряжения по Епархии 1945-1953 гг. 354 с.
11. Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. М.: Издание Московской Патриархии. 1992. 1371 с.
12. Василий (Кривошеин), архиеп. Воспоминания. Письма, Нижний Новгород, 1998. 498 с.
13. Волков О. Погружение во тьму. Из пережитого. М., 2009. 429 с.
14. Государственный архив Владимирской области (ГАВО). Ф. р-632. Оп. 8. Д. 3. 47 л.
15. Государственный архив Ивановской области (ГАИО). Ф. р-2953. Оп. 1. Д. 367. 54 л.
16. Государственный архив Ивановской области (ГАИО). Ф. р-2953. Оп. 4. Д. 12. Л. 60-61
17. Государственный архив Ивановской области (ГАИО). Ф. р-2953. Оп. 4. Д. 36. 52 л.
18. Государственный архив Ивановской области (ГАИО). Ф. р-2953. Оп. 6. Д. 3. 41 л.
19. Государственный архив Ивановской области (ГАИО). Ф. р-2953. Оп. 6. Д. 6. 56 л.
20. Государственный архив Калужской области (ГАКО). Ф. р-3501. Оп. 1. Д. 57. л. 10-11.
21. Государственный архив Костромской области (ГАКО). Ф. р-1435. Оп. 2. Д. 57. 43 л.
22. Государственный архив Костромской области (ГАКО). Ф. р-2102. Оп. 1. Д. 35. 44 л.
23. Государственный архив Костромской области (ГАКО). Ф. р-2102. Оп. 5. Д. 44. 32 л.
24. Государственный архив Костромской области (ГАКО). Ф. р-2102. Оп. 5. Д. 51. 47 л.
25. Государственный архив Костромской области (ГАКО). Ф-2102. Оп. 6. Д. 330. 36 л.
26. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. р-6991. Оп. 2. Д. 167. 194 л.
27. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. р-6991. Оп. 2. Д. 486. 186 л.
28. Государственный архив Ярославской области (ГАЯО). Ф. р-1033. Оп. 1. Д. 55. 42 л.
29. Зонтиков Н.А. «Храмы Костромского района» и каталога «Памятники архитектуры Костромской области», Вып. 2. С.68-71.
30. Крутов М. Епископы на службе Лубянки. https://www.svoboda.org/a/28989881.html [Электронный ресурс]. Дата обращения: 21.07.2020 г.
31. Лавринов В., протоиерей. Обновленческий раскол в портретах его деятелей. М.: Общество любителей церковной истории, 2016. 736с.
32. Личный архив прот. Дмитрия Сазонов (ЛАДС). Воспоминания монахини Лидии (Карпинской). 2019 год. 2 с.
33. Патриарх Алексий II: Жизнь и служение на переломе тысячелетий/ Валерий Коновалов, Михаил Сердюков. М.: Эксмо, 2012. 317 с.
34. Румянцев В. Из воспоминаний. // Костромская земля. Краеведческий альманах. Приложение к серии «Костромская библиотека». Вып.6. Кострома, 128 с.
35. Русская Православная Церковь. ХХ век / Беглов А.Л., Васильева О.Ю., Журавский А.В. и др. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2015. 800 с.
36. Свенцицкий А.Б. Невидимые нити: Церковь, события, люди. М.: Издательство Московской Патриархии, 2009. 432 с.
37. Синодик священнослужителей и мирян Ярославской епархии, пострадавших в годы гонений. Романов-Борисоглебск (г. Тутаев): Изд-во «Соборъ», 2003. 103.
38. Сухоруков А.Н. Ермоген (Голубев Алексей Степанович) // Православная энциклопедия. М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2009. Т. XVIII. С. 648-653.

 

39. Федотов А.А. Русская Православная Церковь в 1943-2000 гг.: внутрицерковная жизнь, взаимоотношения с государством и обществом (по материалам Центральной России). Иваново, 2009. 999 с.
40. Филиппов Б.А. Очерки по истории России ХХ век: Учеб. Пособие. М.: Изд-во ПСТГУ, 2009. 719 с.
41. Фуров В. Из отчета Совета по делам религии члена Центрального Комитета КПСС. Нью-Йорк – Монреаль, 1991. 80 с.
42. Цыпин В., прот. Истрия Русской Церкви в 1917-1997. М.: Изд-во Спасо-Преображ. Валаам. монастыря, 1997. 830 с.
43. «…Я возжелал заповедей Твоих». Памяти архиепископа Амвросия (Щурова). Иваново, 2017. 474 с.

 

[1] Федотов А.А. Русская Православная Церковь в 1943-2000 гг.: внутрицерковная жизнь, взаимоотношения с государством и обществом (по материалам Центральной России). Иваново, 2009. С. 100, 139.

[2] Эдельштейн Г., свящ. Записки сельского священника. М.: РГГУ, 2005. С. 84-86.

[3] Цыпин В., прот., Зонтиков Н. Антоний (Кротевич Борис Николаевич). Биографическая статья. http://www.pravenc.ru/ [Электронный ресурс]. Дата обращения: 16.06.2020.

[4] Крутов М. Епископы на службе Лубянки. https://www.svoboda.org/a/28989881.html [Электронный ресурс]. Дата обращения: 21.07.2020 г.

[5] Эдельштейн Г., свящ. Записки сельского священника. М.: РГГУ, 2005. С. 84.

[6] Цыпин В., прот., Зонтиков. Антоний//Православная энциклопедия. М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2001. Т.II. С. 628-629.

[7] ГАИО. Ф.р-2063. Оп. 4. Д. 36. Л .2.

[8] Цыпин В., прот. Истрия Русской Церкви в 1917-1997. М., С. 390.

[9] Государственный архив Костромской области (далее - ГАКО). Ф. р-2102. Оп. 5. Д. 51. Л. 4.

[10] Государственный архив Владимирской области. Ф. р-632. Оп. 8. Д. 3. Л. 39.

[11]Архив Ивановского епархиального управления. Годовой отчет за 1961 год. С. 3.

[12] Филиппов Б.А. Очерки по истории России ХХ век: Учеб. Пособие. М.: Изд-во ПСТГУ, 2009. С. 465.

[13] ГАИО. Ф. р-2853. Оп. 4. Д. 36. Л. 106-107.

[14] ГАИО. Ф. р-2953. ОП. 1. Д. 367. Л. 40.

[15] Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. р-6991. Оп. 2. Д. 167. Л. 37, 38, 108.

[16] ГАРФ. Ф. р-6991. Оп. 2. Д. 486. Л. 112-115.

[17] Эдельштейн Г., свящ. Записки сельского священника. М.: РГГУ, 2005. С. 120.

[18] Русская Православная Церковь. ХХ век/ Беглов А.Л., Васильева О.Ю., Журавский А.В. и др. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2015. С. 402-403.

[19] Государственный архив Костромской области (ГАКО). Ф-2102. Оп. 6. Д. 330. Л. 11, 12, 22.

[20] ГАКО. Ф. Р-1435. Оп. 2. Д. 57. Л. 14, 18.

[21] Федотов А.А. Русская Православная Церковь в 1943-2000 гг.: внутрицерковная жизнь и взаимоотношения с государством и обществом (по материалам Центральной России). Иваново, 2000. С. 64.

[22] Архив Костромского Епархиального управления (далее АКЕУ). Распоряжения по Епархии 1945-1953 гг. Обращение от 19 июня 1949 г. №413. С. 105.

[23] Зонтиков Н.А. «Храмы Костромского района» и каталог «Памятники архитектуры Костромской области», Вып. 2. С. 35-36.

[24] Архив Костромского Епархиального управления (далее АКЕУ). Распоряжения по Епархии 1945-1953 гг. Циркулярное письмо от 5 июня 1952 года. № 383. С. 271.

[25] Государственный архив Калужской области (ГАКО). Ф. р-3501. Оп. 1. Д. 57. Л. 10-11.

[26] Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве (Государственно-церковные отношения в ССР в 1939-1964 годах). М.: Крутицкое Патриаршее Подворье, 1999. С. 399.

[27] Шкаровский М.В. Русская православная церковь и Сов. государство в 1943-1964 гг.: от «перемирия» к новой войне. СПб., 1995. С. 215.

[28] Определение Священного Синода //Журнал Московской Патриархии.1969. № 4, с. 2-3.

[29] Лука (Войно-Ясенецкий), архиеп. «Я полюбил страдание…» Автобиография. М., 1996.

[30] Фуров В. Из отчета Совета по делам религии члена Центрального Комитета КПСС. Нью-Йорк – Монреаль, 1991. С.22.

[31] Архив Ивановского епархиального управления. Годовой отчет за 1964 год. С. 8.

[32] Архив Костромского Епархиального управления (далее АКЕУ). Распоряжения по Епархии 1945-1953 гг. Распоряжение благочинным от 20.04.1952 г. С. 253.

[33] АЕИУ. Отчет за 1968 год. С. 15.

[34] Архив Костромского епархиального управления (далее – АКЕУ). Дело А.М. Лисициной. Указ от 6 августа 1972 года №353. С. 23.

[35] Государственный архив Ивановской области (ГАИО). Ф. р-2953. Оп. 4. Д. 12. Л. 5.

[36] ГАИО. Ф. р-2953. Оп. 6. Д. 6. Л. 44.

[37] ГАИО. Ф. р2953. Оп. 4. Д. 12. Л. 60-61.

[38] В настоящее время в доме проживает прот. А. Логвинов. – прим. Д. С.

[39]Личный архив прот. Дмитрия Сазонов (ЛАДС). Воспоминания монахини Лидии (Карпинской). 2019 год.

[40] Александрова Т. Л., Суздальцева Т.В. Русь уходящая. Рассказы митрополита Питирима. СПб., 2007. С. 162.

[41] ГАКО. Ф. р-2102. Оп. 5. Д. 44. Л. 21.

[42] Сухорукова А. Воспоминания А.И. Кузнецова об архиепископе Павле (Голышеве). Вестник ПСТГУ II: История. 2007. Вып.3(24). С. 143-155.

[43] ГАИО. Ф. р-2953. Оп. 4. Д.12. Л. 39.

[44] Александр (Могилев), архиеп. Священномученик Никодим. Жизнь, отданная Богу и людям. Кострома, 2001. С. 265-266. 

[45] Свенцицкий А.Б. Невидимые нити: Церковь, события, люди. М.: Издательство Московской Патриархии, 2009. С. 351.