Предисловие переводчика
Настоящее письмо, в котором Герхард Терстеген откликается на просьбу поговорить о внутренней молитве, далеко выходит за рамки своей темы; по сути, перед нами краткий богословско-сотериологический трактат. Молитва здесь понимается более широко, чем это принято у нас; и данный текст Терстегена высвечивает некоторую «недоработанность» православного отношения к молитве. Несмотря на великое богатство святоотеческих наставлений об этом духовном делании, на практике молитва православных христиан чаще всего сводится к тому, что они непрестанно что-то говорят Богу, словами или мыслями – и ничего более. Такая молитва лишена двусторонности; никакой «обратной связи» в ней не предполагается (в православной литературе едва ли можно найти наставления о необходимости внимания к ответу Бога), а если бы она и возникла, то большинство молящихся со страхом и непониманием отстранились бы от неё. Внешнее храмовое богослужение (мы не имеем здесь в виду Таинства), которое практически приравнивается к богообщению и которое поэтому воспринимается как самоценность, также состоит исключительно из говорения (и пропевания) тех или иных молитвенных текстов – говорения во многом избыточного, а для современных прихожан по большей части и непонятного. Но даже и популярные наставления об Иисусовой молитве ориентируют православного христианина, как правило, также на одностороннюю человеческую само-деятельность – на действия по «выжиманию» из себя мыслей и чувств, аскетически ориентированных на далёкого и молчаливого Бога. От Терстегена же мы узнаём об иной, большей, чем сфера «проговаривания» или ритуала, молитве – безмолвном, смиренном и благоговейном предстоянии Живому и близкому нам Богу и внимании ко всем Его действиям; о непрестанной молитве как повседневном осознанном пребывании в соприсутствии Божием. Здесь небезынтересны параллели с учением о молитве преп. Исаака Сирина; но у Терстегена это учение изложено, на мой взгляд, более подробно и доходчиво.
Игумен Петр (Мещеринов)
Письмо 5-е
О внутренней молитве, в чём она состоит и как ею заниматься
__________________
Бог преизобильно да изольёт на нас дух благодати и молитвы, ради Иисуса!
В сей благодати многовозлюбленный друг и брат!
Как часто я хотел подробно ответить на ваше любезное письмо! Но получилось сие не ранее, чем ныне; может быть, и не могло получиться ранее. Поскольку же я, не отвечая вам, тем не менее часто вспоминал о вас в любви и единении духа, то моё промедление давало мне повод препоручать вас Господу и молить Его, дабы Он Сам помазанием Святого Своего Духа вразумил вас и даровал вам то, о чём я могу сказать лишь немногое и с великими огрехами.
Говорить же я должен с вами о внутренней молитве, о чём многие святые души, руководимые божественным светом и опытом богообщения, уже столь много и прекрасно написали. Поистине, со страхом и смущением я приступаю к сему, и единственно потому, что не могу отказать вам; ибо вы спрашиваете меня об этом святом молитвенном делании не для того лишь, чтобы о нём знать, но чтобы им заниматься, желая посвятить своё драгоценное время – которое вы столь счастливо не отдали в руки суете, – Богу, Коему и всё ваше время, и вы сами безраздельно принадлежите. О, сколь я желаю, чтобы и окружающие вас разделили ваш благородный образ мыслей и более не теряли себя и свои немногие дни в мельтешении сей призрачной земной жизни! Да смилуется над ними Тот, Кто искупил их Своею Кровию и приобрёл сии души Себе в собственность; и да сохранит Он нас верными до смерти, дабы никто не похитил венца нашего (Откр. 2, 10; 3, 11)!
Вы спрашиваете, возлюбленный брат, что́ есть внутренняя молитва и как душа должна заниматься ею. В этом письме я, с Божией помощью, постараюсь кратко представить вам истинное евангельское основание сего молитвенного делания и, таким образом, указать отверстую дверь ко входу в сокровенную молитвенную комнату (Мф. 6, 6), а при этом и сказать в общем, в чём состоит существо сей молитвы. Что касается частностей – как именно душа может заниматься сердечной молитвой в продолжение дня, или в часы уединения, – то об этом, если Бог даст, я напишу вам в следующем письме[1].
Внутренняя молитва, о которой здесь у нас идёт речь, есть приближение души к Богу о имени Иисуса и пребывание её пред Лицом Его.
Чтобы правильно уразумевать и осуществлять сие приближение, крайне необходимо, чтобы христианин в качестве незыблемого фундамента всего дела имел в себе, чрез благодать и опыт, глубокое чувство внутренне-близкого соприсутствия нам нашего Бога – как Он прии́скренне приобщился нам (Евр. 2, 14[2]) во имя Сына Своего Иисуса Христа, ради Его человеколюбия. Именно это приближение к нам Бога составляет основание и действующую причину нашего приближения к Нему.
Бог непостижимым для нас образом поистине соприсутствует нам. Он наполняет небо и землю (Иер. 23, 24); Им мы живём, движемся и существуем (Деян. 17, 28); ничто не сокрыто от очей Его (Иер. 16, 17). Он видит наши сокровеннейшие мысли, желания, наклонности и намерения (Ис. 29, 15); всё наше сердце полностью открыто и обнажено пред Ним (Евр. 4, 13). Преимущественно же Бог, Который есть Дух (Ин. 4, 24), близок нашему духу, внутреннему человеку. Наш дух принадлежит не миру сему, не временным вещам; он сотворён только для Бога, и по этой причине способен иметь истинное общение с Богом. Он может и должен быть храмом и святым жилищем Вечному Божеству (1 Кор. 3, 16); созерцать, любить и вкушать сию блаженную Сущность и упокоеваться в ней – вот его дело. Для этого он создан; для этого ему даны и соответствующие способности. Итак, Бог, как Дух, близок нашему духу, и там Его, собственно, и нужно искать и обретать.
Сия достойная всякого поклонения и любви Сущность, однако, не только соприсутствует нам как Бог, но как наш Бог во Иисусе Христе; как «с нами Бог» (Мф. 1, 23); как наш – мой! – Спаситель, Искупитель и истинный душевный Друг, Который заботится о нас (1 Петр. 5, 7), любит нас (1 Ин. 4, 19; Еф. 5, 2), призывает нас к Себе Своим привлечением (Ин. 6, 44), Который хочет в нас жить (Ин. 14, 23; 2 Кор. 6, 16) и пребывать с нами вечно (Иер. 31, 3), несмотря на всё наше недостоинство и худость – если только мы отверзаем Ему наше сердце и всецело отдаём себя Ему. Это есть великая евангельская основополагающая истина, которую христианин должен глубоко запечатлеть в себе и никогда не забывать, ибо в ней заключается суть нашего спасения.
Остановлюсь на этом несколько подробнее. Падший во Адаме человек внутренне пленён тьмою и адом, которые он носит в себе и с собой в своей жизни и которые он обретает и в смерти, если он умирает вне Христа; Бог и Его царство любви от него крайне отдалены и накрепко заперты. Бог пожалел его в Своей святой вечности; это подвигло Его человеколюбие открыться в вочеловечении, страданиях и смерти Своего Сына. И поскольку Сей наш возлюбленный Спаситель, Иисус Христос, излил за нас Свою кровь, чрез что преизобильная любовь Божия явилась и излилась на человечество, – постольку Бог о имени Сына Своего Иисуса Христа неизреченно близок нашему сердцу. Завеса раздралась чрез смерть Христову не только в храме в Иерусалиме (Мф. 27, 51); и в нашем духе – как нас учит Павел – нам открылся путь к блаженной спасительной вечности (Еф. 2, 18), так что Божия милость, благодать, любовь и богообщение доступны во внутреннем человеке даже и нечестивейшим грешникам, если только они обращаются к Богу. Более того: породнившийся с нами Человеколюбец предваряет нас; Он стоит у двери сердца и стучит (Откр. 3, 20) в неё всеми способами; Он ожидает нас и ничего так не желает, чтобы только грешник обратился к Нему и был жив (Иез. 33, 11). Это и значит: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное (Мф. 4, 17). И в Послании к Евреям: Итак, имея дерзновение входить во святилище посредством Крови Иисуса Христа, да приступим к Нему (Евр. 10, 19–22).
И это приступание, или приближение к Богу о имени Иисуса, и есть истинная внутренняя молитва. Я имею здесь в виду не первое приближение кающегося грешника к Богу при его новоначальном обращении, когда он в покаянии приходит к Богу и предаёт себя Ему неким общим образом, с искренним решением отныне жить Тому единому, Кто за него умер и воскрес. Этот первый спасительный шаг является предварительным условием жизни во Христе, и поэтому я не останавливаюсь на нём; я веду речь о постоянном продолжении этого приближения к Богу в уже преданной Ему душе. Ибо призванным от Бога и вверившимся Богу сердцам невозможно останавливаться на том, что они когда-то «в общем» предали себя Богу, при первом своём обращении к Нему. Конечно, это первое обращение, если оно было истинным, христиане должны и ныне, и во веки исповедовать как великое Божие благодеяние; но они не могут им ограничиваться и на нём успокаиваться. Со временем в глубинах своего внутреннего человека они ощущают сокровенное влечение всё более полно и внутренне совлекаться всего (Фил. 3, 8; Кол. 3, 9) и притекать и прилепляться к Богу. Они чувствуют, что от них требуется нечто гораздо более высокое, основательное и совершенное, нежели новоначальное обращение; их сердца говорят им о путях Божиих, о том, что Он хочет всецело и чисто усыновить их Себе (Рим. 8, 15). У некоторых это проявляется сильно и ясно, у других – слабо, прикровенно и не так отчётливо; во многом это зависит от того, собрана ли и безмолвна душа, или рассеяна. Блажен христианин, осознающий в себе сей святой призыв Божий и детски и безусловно предающий себя ему!
Это вышеупомянутое влечение внутреннего человека происходит в нас именно потому, что Бог о имени Иисуса столь благорасположен и близок нам. Сей близкий нам Бог-Любовь касается Своей любовью нашего духа, как магнит железа, и притягивает его к Себе (Песн. 1, 3). И от этого наш дух приходит в такое устремление, в такое движение, что он уже не может остановиться ни на чём, кроме Бога. Если душа будет хранить себя (1 Ин. 5, 18) посредством внутрь-собирания, если она самоотверженно уберёт со своего пути всё, что удерживает и останавливает дух и последует сему влечению внутреннего человека, всецело вверив себя и всё своё в руки Бога, – то это влечение приобретёт такой вес в любви, ведущей человека к Богу, что оно будет подобно текущим вниз потокам воды, увлекающим с собою в океан всё, или брошенному с высоты камню, неизменно устремляющемуся к своему основанию, к земле. Это и есть – заниматься внутренней молитвой, а именно: быть внимательным к сему влечению внутреннего человека, всячески держаться его и, следуя ему, в отвержении всего, что не есть Бог и Божие, приближаться к Богу во Христе и всецело предавать себя Ему.
Тогда дух христианина становится храмом, исполненным славы Божией во Святая Святых; храмом, где алтарь – имя Иисуса; жертва – наше сердце, воля и всё, что только можно назвать «наше»; никогда не угасающий огонь – любовь Божия, воспламеняющая чрез свои сокровенные привлечения устремление нашей любви к Богу, огонь, чей жар – истина и верность. Насколько в христианине ещё наличествует мир сей, падшесть и самость, настолько обнаруживается влаги в дровах и жертве. Но они постепенно высушиваются тем пламенем, о котором я говорил выше – привлечением любви во внутреннем человеке. Это пламя проявляется у новоначальных христиан и у тех, кто идёт путями покаяния и внутренних страданий, в глубоких воздыханиях (Пс. 37, 10); со временем, если душа не сходит со своего пути – в доверительном «Авва, Отче» (Рим. 8, 15; Гал. 4, 6) и подобных сердечных взываниях, которые, как благоухание приятное, возносятся к Богу; наконец, глубочайшее основание души исполняется неразоримым миром, который соблюдает её сердце и помышления во Христе Иисусе (Фил. 4, 7). Пока влаги в дровах и жертве много, требуется сильный огонь, дающий много дыма; потом он горит чище и спокойнее, и напоследок становится внутренне-тихим и исполненным блаженства жаром Господним (Лк. 12, 49).
Я выражаюсь образно и, как может показаться, несколько иносказательно. Но дело по сути именно таково, как я его изложил, и при этом весьма просто и доступно; а почитается оно людьми тёмным и запутанным только потому, что они излишне рассудочны и далеки от самих себя. Ах! как сокрушается и плачет моё сердце о слепоте человеков, принимающих свои обманчивые и призрачные дела за что-то существенное, а сущностные вещи – за фантазии и заблуждения! Но нам наперёд сказано, что душевный падше-природный человек не принимает того, что от Духа Божия (1 Кор. 2, 14). Бог да помилует их!
Заканчиваю письмо прекрасными словами Давида, восхваляющего внутреннюю молитву: Блажен, кого Ты избрал и приблизил, чтобы он жил во дворах Твоих. Насытимся благами дома Твоего, святого храма Твоего (Пс. 64, 5). Аминь! Да даст нам Господь всё больше приближаться сему блаженству! Всячески желает вам этого и сердечно приветствует вас
искренне преданный вам друг и собрат.
(1, I, 72)
[1] Это намерение автора не было осуществлено. См. следующее письмо.
[2] Цит. по церковно-славянскому тексту. «Приискренне» (ц.-сл.) – уподобившись; теснейшим, ближайшим образом.