Грузинская Православная Церковь в 1997 году и Болгарская Православная Церковь в 1998 году прекратили официальное членство во Всемирном Совете Церквей, самом представительном мировом экуменическом форуме, ставшем дискуссионной площадкой для более чем трехсот церквей мира, исповедующих веру в Святую Троицу и в Иисуса Христа как Господа и Спасителя. Выход Болгарской Церкви из ВСЦ произошел в канун не только пятидесятилетия основания Совета на учредительной конференции в Амстердаме в августе 1948 года, но и пятидесятилетия Совещания глав и представителей Православных Церквей мира, состоявшегося в коммунистической Москве несколькими месяцами ранее. В послевоенные годы многим казалось, что в Амстердаме может исполниться мечта многих христиан мира о единстве, мечта, об исполнении которой Православные Церкви постоянно молятся, прося Господа «...о мире всего мира, благостоянии святых Божиих Церквей и соединении всех». Отрицательное отношение к контактам с инославными христианами имело и имеет место в православной среде, но, наряду с этим, многие православные иерархи, святые и подвижники высказывали мысли о насущной необходимости общения разделенных Церквей, что стало называться позднее экуменизмом, вселенским церковным мышлением. Священник Павел Флоренский рассказывал о старце Исидоре Гефсиманского скита: «Всю жизнь лелеял о. Исидор эту мысль о необходимости соединить Церкви, и церковное разделение было для него личною болью и личною обидою. "Все мы дети Матери одной, не можем видеть страданий Матери родной", — скорбно приводил он на память какие-то стихи, и делал это очень, очень часто, — видно, мысль о разделении Церквей сильно беспокоила его»[1]. Преподобный Макарий Глухарев мечтал о постройке в Москве общего храма с тремя отделами для православных, католиков и протестантов как одном из шагов на пути к единству. Местоблюститель Патриаршего престола Константинополя митрополит Дорофей в январе 1920 года в энциклике под названием «К Христовым Церквам всего мира» предложил взаимное сближение и общение различных «Христианских Церквей», несмотря на различия между ними. Эти Церкви названы в энциклике Константинопольского Патриархата даже «сонаследниками, составляющими одно тело». Он предложил основать «Общество Церквей» и в качестве первого шага для сближения принять «единый календарь для одновременного празднования главных христианских праздников». Подобных примеров множество.

Очевидно, что христиане никогда не могли оставить надежду на единство, о котором молился Сам Иисус, прося Отца: «Да будут все едино» (Ин. 17:21). Руководствуясь этой вечной надеждой, на VII ассамблее Всемирного Совета Церквей в Канберре в 1991 году Патриарх Московский и Всея Руси Кирилл, бывший в то время председателем Отдела внешних церковных связей в сане митрополита, критикуя определенные тенденции в работе Всемирного Совета Церквей, заверил, что: «Всемирный Совет Церквей — это наш общий дом, мы несем особую ответственность за его судьбу». В приветствии к той же Ассамблее Святейший Патриарх всея Руси Алексий II заверял, что молится о том, чтобы «Всемирный Совет Церквей пребывал верным своему изначальному призванию быть Советом Церквей, ищущих совместного исполнения общего для них призвания достигать единства в вере и евхаристическом общении».

Участники же Московского Совещания 1948 года, которое очень часто вспоминается критиками участия Русской Православной Церкви в деятельности ВСЦ как антитеза Амстердамской Ассамблее, ответили категоричным отказом на предложение организаторов Всемирного Совета Церквей о вступлении православных Церквей в создаваемый Совет. Случается, что сегодня этот ответ считают чуть ли не соборным голосом Православной Церкви, навязывая идею, что в 1948 году «едиными усты и единым сердцем» православные представители Церквей отказались от участия в деятельности экуменического Совета. Но было ли действительно Московское совещание Всеправославным собором? Насколько в действительности независимы были его суждения и оценки?

Собранная 9 Мая 1938 года Утрехтская конференция положила начало созданию структур Всемирного Совета Церквей. Был создан Подготовительный комитет для координации работы вплоть до Генеральной учредительной Ассамблеи. Генеральным секретарем комитета был выбран реформатский священник доктор Виссер'т Хуфт. На втором заседании комитета в январе 1939 года было принято решение о созыве Генеральной Ассамблеи в августе 1941 года, однако начавшаяся война расстроила эти планы. Только в 1946 году Подготовительный комитет решил провести Учредительную Ассамблею Всемирного Совета Церквей в августе 1948 года в Амстердаме.

В том же 1946 году, 5 мая, выступая по приглашению президента Трумена в колледже Фултона, Уинстон Черчилль обозначил вызовы нового времени. Он произнес знаменитые слова о том, что тень упала на Восточную Европу, отгородив ее железным занавесом. За этим занавесом люди стали субъектом советского влияния, тоталитарного контроля и полицейских государств.[2] Разделение цивилизованного мира в вопросе отношения к коммунистическому проекту стал одной из основополагающих черт того времени. Православные Церкви не остались в стороне от политического разделения. Польша, Чехословакия, Венгрия, Болгария, Югославия и Румыния с соответствующими Церквами вошли в зону интересов Советского правительства. Для противостояния Ватикану, в определенной степени ставшему духовным центром антикоммунистического свободного мира, Сталину было важно иметь не просто контролируемый, но и авторитетный на международной арене церковный центр. Это объясняет внимание государства к вопросам проведения Совещания и к вопросу вступления РПЦ во Всемирный Совет Церквей.

Осенью 1943 года в силу разных причин, но также под влиянием союзников по антигитлеровской коалиции, которые не только оказывали огромную помощь Советскому Союзу оружием и провизией, но и стали ходатаями перед Сталиным за Русскую Церковь, Иосиф Сталин скорректировал политику в отношении официального русского православия. 4 сентября 1943 года состоялась неожиданная ночная встреча Сталина с тремя митрополитами, возглавлявшими Русскую Православную Церковь: местоблюстителем патриаршего престола митрополитом Сергием Страгородским, митрополитом Ленинградским Алексием Симанским и митрополитом Киевским и Галицким Николаем Ярушевичем. Одним из результатов той встречи стало создание правительственного органа для координации отношений с Церковью — Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР. Знаменитый историк сталинского времени профессор истории Кентского Университета Филипп Буббайер резюмирует случившееся так: «Русская Православная Церковь оказалась под надзором новосозданного Совета, [...] управление Православной Церковью подпало под прямой контроль государства».[3]

Совет возглавил полковник НКВД Г. Карпов (1898-1967). Он оставался на этой должности до февраля 1960 года. Полковник Карпов, как и Сталин, пытался учиться в семинарии, но коммунистические симпатии привели его в Красную Армию во время гражданской войны в России. Позднее он был слушателем Петроградского Университета, но не закончил его. Вступив в Коммунистическую партию, он сделал карьеру в органах НКВД от офицера 2-го управления ГУГБ НКВД в 1922 году до главы Псковского областного управления НКВД в 1937-1938 гг., когда метла красного террора прошлась по Советскому Союзу, обрекая миллионы невинных жертв коммунистического режима на заключение, каторжные работы и смерть. Только после смерти Сталина на волне хрущевской «оттепели» Комитет партийного контроля констатировал, что в 1937-1938 гг. Карпов производил массовые аресты невинных граждан, применял извращенные методы следствия и фальсифицировал протоколы допросов. Можно сказать, что в 1943 году один из штатных сталинских палачей был поставлен контролировать Русскую Православную Церковь. 

В рассматриваемом нами контексте интерес представляют доклады Карпова руководителям СССР. Первый доклад в ЦК ВКП(б) об итогах работы за 1946 г. от 14 февраля 1947 г. определяет предпосылки Московского Совещания по вопросу экуменического движения.[4]

«Проведенная значительная подготовительная работа заграницей позволяет использовать Московскую Патриархию для осуществления в 1947-1948 гг. ряда новых мероприятий, имеющих принципиальное и политическое значение. 

К числу их Совет относит следующие:

1. Подготовка созыва в Москве предсоборного совещания и Вселенского Собора всех православных церквей мира. 

Как известно, Русская православная церковь, получившая самостоятельность (автокефальность) в 1448 году, занимает среди всех автокефальных православных церквей мира лишь пятое место (в порядке очередности получения прав автокефалии). 

Между тем, её удельный вес в православном мире и возросший в последнее время авторитет дают основания к тому, чтобы она заняла первое место, хотя и не без некоторой борьбы.

Разрешенное ещё ранее Правительством и намечаемое патриархом Алексием на сентябрь 1947 года предсоборное совещание в Москве глав или представителей всех автокефальных православных церквей и преследует, в качестве основной цели, подготовку созыва в 1948 году (500-летие самостоятельности Русской православной церкви) не собиравшегося уже несколько веков Вселенского Собора (всемирного съезда) для решения вопроса о присвоении Московской Патриархии титула вселенской.

Совет считал бы целесообразным разрешить Московской Патриархии приглашение в 1947 году в Москву архиепископа Кентерберийского на предмет получения согласия последнего о совместных действиях против Ватикана. 

 

[...] Вполне возможно, что во время пребывания в Москве архиепископ Кентерберийский поднимет вопрос об участии Русской православной церкви в так называемом «экуменическом движении», которое возглавляется Англиканской церковью и формально ставит своей целью объединение всех церквей для разрешения чисто церковных вопросов, а фактически прежде всего занимается политикой. 

По мнению Совета, Московская Патриархия должна в этом вопросе дать Англиканской церкви четкий ответ и предъявить свои условия, на которых она может принять участие в «экуменическом движении». Дело в том, что согласно действующему положению православным церквам вообще в руководящих органах «экуменического движения» предоставлено всего лишь 17 мест из общего количества 90, а в совещаниях 85 из 450 мест. 

Естественно, что при таком положении ни Русская, ни какая другая православная церковь не сможет сколько-нибудь серьезно влиять на линию деятельности этого движения.

Между тем, по имеющимся в Совете сведениям, «экуменическое движение» во главе с Англиканской церковью все более и более скатывается на реакционные политические рельсы, оставляя церковные вопросы на заднем плане. 

Об этом особенно красноречиво говорят принятые на последнем заседании «экуменистов» в Женеве в 1946 году решения с требованием пересмотра потсдамских решений в отношении Германии, борьбы с марксизмом и т.д. 

Учитывая эти обстоятельства и заинтересованность определенных политических кругов Англии в использовании «экуменического движения» через Англиканскую церковь в своих политических целях, Московская Патриархия должна предъявить Англиканской церкви два условия, на которых она примет участие в «экуменическом движении»:

а) отказ «экуменистов» от политических выступлений и обеспечение чисто церковной деятельности этого движения;

б) значительное расширение представительских мест для православных церквей во главе с Русской церковью.

Принимая во внимание, что Московская Патриархия получила заверения от многих автокефальных церквей о единой линии отношения к "экуменическому движению", удовлетворение приведенных выше условий Московской патриархии позволит ей обеспечить влияние на «экуменическое движение» в нужном нам направлении. 

В том же случае, если эти требования неприемлемы для Англиканской церкви, Московская Патриархия должна по-прежнему занимать роль наблюдателя...»[5]

Документ говорит сам за себя. В прошлом без помощи и внимания светских властей не собирались Вселенские Соборы, но здесь речь идет о жесточайшем предписании направлений работы, что превращает Церковь в марионетку правительства на политической арене. Согласно докладу полковника Карпова, в Москве предполагалось собрать не что иное, как Вселенский собор, одной из задач которого должно было стать присвоение контролируемой Правительством СССР Московской Патриархии титула Вселенской. Но даже в предреволюционное время, когда Греко-Российская Православная Церковь была фаворитом государства и господствующим исповеданием, а возможностей созыва Вселенского Собора было неизмеримо больше, святитель московский Филарет Дроздов (1782-1867) утверждал, что без Римской Церкви Вселенского Собора быть не может.[6] Тем более, не было возможным предположить собрание Вселенского Собора в послевоенное время, когда Русская Православная Церковь была в значительной мере обескровлена, когда отношения с первенствующей в Восточном Православном мире Константинопольской кафедрой были отнюдь не радужными, отношения с Римским престолом, жестко противостоящим коммунистическому эксперименту, также переживали далеко не лучшее время. Невозможно поверить, что Сталин и Карпов — два бывших семинариста — не представляли, что такое Вселенский Собор и почему его невозможно было собрать в то время. Сама идея организации Вселенского Собора атеистической богоборческой властью, утопившей свой народ в крови, для предания контролируемой Церкви статуса «Вселенской» в очередной раз показывает масштаб коммунистических амбиций, а своей нереальностью напоминает строки Священного Писания о деннице, возжелавшем выше звезд вознести свой престол. 

Однако тот факт, что советская оккупационная зона простиралась на Восточную Европу и часть Западной и тем самым под контроль Сталина автоматически попадали Церкви соответствующих государств, вынужденные подчиняться марионеточным правительствам, мог в глазах Сталина быть предпосылкой для реализации означенных планов. Коммунистическое движение в Греции и упоминание в одном из писем Карпова Константинопольского Патриарха («Для урегулирования отношений Московская Патриархия решила послать в Турцию митрополита Крутицкого Николая с подарком Патриарху Максиму — 50 тыс. американских долларов»[7]) показывает, что работа велась и в этом направлении. Однако все эти предпосылки никак не тянули на серьезное основание для созыва Вселенского Собора и, конечно же, святейший патриарх Алексий I это понимал вполне. 13 марта 1947 года митрополит Николай Ярушевич представил патриарху свои взгляды по данному поводу. Из письма понятно, что оно является ответом на предложение созыва Вселенского Собора. Митрополит Николай предложил собрать совещание по вопросу созыва Собора.[8] Таким образом, согласившись с аргументацией, Советское правительство назначило празднование 500-летия автокефалии и предсоборное совещание на июль 1948 года.

Из письма Совета по делам Русской православной церкви на имя Заместителя Председателя Совета Министров Союза ССР тов. Белышева:

«Секретно.

Совет Министров Союза ССР своим Постановлением N1132-465/сс от 29 мая 1946г. разрешил Совету по делам Русской православной церкви дать согласие Московской Патриархии на проведение в Москве Вселенского предсоборного совещания с участием глав всех автокефальных православных церквей мира для обсуждения вопросов о выработке общей линии по борьбе с Ватиканом, об отношении к так называемому экуменическому движению, о созыве Вселенского Собора и некоторых других.

В соответствии с этим Московская Патриархия разработала предварительную программу проведения Вселенского предсоборного совещания и обратилась в Совет с ходатайством разрешить ей созвать совещание в первых числах октября с.г.

21 марта 1947 года
Зам. Председателя Совета по делам Русской православной церкви
при Совете Министров СССР Белышев».[9]

Однако даже созыв предсоборного совещания оказался проблематичен. Грекофонные Церкви отказались участвовать в нем. 16 июня 1947 года александрийский патриарх Христофор прислал письменный отказ в участии, объясняя причины такого решения: «...когда в минувшем году Высокопреосвященный Митрополит Ленинградский Кир-Григорий, по поручению Вашего Блаженства, рассуждал со мною о возможности созыва такого Собора в Москве, мы ответили ему, что мы не согласны собираться в Москве, а предпочитаем или Иерусалим, как место Великого и Всехристианского поклонения, или Св. Гору, где есть особо пригодное место для христианской молитвы и аскетических подвигов и где бы мы были совершенно избавлены от великого земного житейского смятения и всякого политического вмешательства и давления.

Но теперь, когда прекратились и утихли страшные политические бури, возможно, чтобы немедленно и в том же году на мирной Св. Горе был созван этот Собор, но возможно это и в Иерусалиме, и гораздо меньше — в Москве.

По всем этим причинам, Блаженнейший брат о Господе, мы полагаем, что в настоящее время у нас нет доводов в пользу созвания Всецерковного Собора именно в Москве».[10]

Иерусалимский Патриарх Тимофей и Кипрский архиепископ Леонтий ответили аналогично, возможно, несколько более резко.[11] В письме последнему митрополит Николай Ярушевич отвечал: «...Патриархия приглашает Предстоятелей Православных Церквей не на "Всеправославный Собор", но для Совещания по вопросам одинаково важным для всей Православной Церкви».[12] Аналогичное письмо отправил Александрийскому предстоятелю 7 Декабря 1947 года патриарх Алексий I.[13] Идея Всеправославного собора или даже только предсоборного совещания была похоронена, едва появившись на свет. Впрочем, это было предсказуемо.

Таким образом, представители Поместных Православных Церквей Антиохии, Сербии, Румынии, Грузии, Болгарии, Польши, Чехословакии и Албании собрались в Москве в начале июля 1948 года, формальным поводом к встрече послужило пятисотлетие автокефалии Русской Православной Церкви. Приехавшие на празднование 500-летия представители Церквей Греции и Константинополя заявили, что они прибыли только для празднования, но в совещании по ряду причин принимать участие не станут. Непосредственные представители Иерусалимской и Александрийской Церквей в совещании также не участвовали. Одним из главных вопросов, вынесенных на повестку дня Совещания, была оценка участия Православных Церквей в деятельности создаваемого Всемирного Совета Церквей.

Хода Совещания мы особо касаться не будем, отметим только несколько характерных моментов. Тон и смысл некоторых высказываний о деятельности Ватикана был местами весьма вызывающим и несправедливым. Святитель Лука Войно-Ясенецкий позднее выразил свое возмущение собиранием грязи вокруг Католической Церкви на Совещании. «Зачем собирать всю грязь, забывая о чудесах и святых?»[14], — писал святитель. 

В 1946 году полковник Карпов получил от Патриарха доклад об экуменическом движении с обоснованием возможности участия Русской Православной Церкви в его деятельности.[15] Доклад приписывают авторству протопресвитера Разумовского как основного специалиста в вопросе. На соборе же тон доклада Разумовского был наоборот сугубо отрицательным. 

Если мы посмотрим на доклады пленарного заседания от 10-го июля, посвященного вопросу вступления в ВСЦ, окажется, что два из трех докладов скорее выражают симпатию по отношению к идее вступления во Всемирный Совет Церквей. Пространный доклад проф. Комана из Румынской Православной Церкви и доклад экзарха Болгарской Церкви Стефана выражают убеждение, что Православные Церкви должны активнее участвовать в экуменическом движении. Впоследствии, представители Румынской и Болгарской Церквей подписали резолюцию Совещания, фактически отказавшись от прежних слов. Что повлияло на позицию болгарского иерарха, мы знаем из нижеприведенного доклада Карпова. Иерарх получил не только крупную сумму наличных денег, но и разрешение на установление патриаршества в Болгарии. 

«Совет по делам русской православной церкви при Совете Министров СССР 3 августа 1948 г. № 642/с
ЦК ВКП/б/ товарищу Маленкову Г.М.

<...>На совещании были подвергнуты обследованию вопросы:

а) Ватикан и православная церковь;
б) Экуменическое (вселенское) движение и православная церковь;
в) Об англиканской иерархии;
г) О церковном календаре.

Вся работа комиссий в течение 6 дней совещания проходила гладко, в дружественной обстановке, без больших дебатов и прений, и решения были приняты на пленарном заседании единогласно.

В резолюции по докладу о Ватикане совещание осудило активную роль Ватикана "в разжигании новой войны и вообще в политической борьбе с мировой демократией". Папы римские "всегда были на стороне могучих «мира сего»... Все христиане, без различия наций и вероисповеданий, не могут не заклеймить за это политику Ватикана, как антихристианскую, антидемократическую и антинациональную".

По вопросу о так называемом экуменическом (вселенском) движении совещание признало необходимым отказаться от участия в августе с.г. в г. Амстердаме в Генеральной Ассамблее, созываемой "Всемирным Советом Церквей", рассматривая экуменическое движение не столько как Церковное, сколько как политическое и антидемократическое.

До совещания по вопросу отношения к экуменическому движению не было единства среди православных церквей. Особенно активным участником этого движения на протяжении двадцати лет был Болгарский экзарх Стефан. И даже, прибыв в Москву, он, несмотря на обещание т. Димитрову и т. Коларову поддерживать Московскую Патриархию, заявил о намерении выступить в защиту участия православных Церквей в экуменическом движении. Однако, встреча митрополита Стефана с членами Чешской делегации и беседы с ним членов Московского Синода привели его к поддержке Московской Патриархии в этом вопросе. После этого попытки Константинопольского экзарха Германоса склонить митрополита Стефана к защите экуменизма не имели успеха. Решающим моментом, определившим поведение экзарха Стефана, была телеграмма министра иностранных дел Болгарии т. Коларова, подтвердившая принципиальное согласие Болгарского правительства на установление патриаршества в Болгарии.

Наблюдение за поведением прибывших на торжества делегаций и высказывания в конфиденциальных беседах отдельных глав и членов делегаций помогли установить, что экзарх Болгарский Стефан, хитрый, прожженный политикан, типичный хамелеон, поддерживал в Москве связи с Константинопольским экзархом митрополитом Германосом и главой Греческой делегации митрополитом Хризостомосом, с которыми вел конспиративные беседы. [...] 

Об антисоветских высказываниях Совет располагает только в отношении члена Сербской делегации митрополита Скоплянского Иосифа, который, касаясь достижений Советского правительства и благоустройства Москвы, заявил, что "все это построено на крови и страданиях народа". Митрополит Иосиф известен Совету с 1945 г., как ярый реакционер, находящийся в оппозиции к Сербскому патриарху Гавриилу и ориентирующийся на Запад.

Многие из прибывших в Москву делегатов намерены получить субсидии и церковные награды (белые клобуки, панагии) от Московского Патриарха Алексия.

Экзарх Болгарский Стефан собирается просить у Патриарха 1 млн. рублей (100 млн. болгарских лей). Ранее он получил уже 50 млн. лей. Он же просил Совет оказать содействие в отпуске ему 150 тонн воска на свечи.

Грузинский патриарх Каллистрат просил у патриарха Алексия 1 млн. рублей на строительство дома, но получил 500 тыс. рублей.

[...] В результате проведенных мероприятий по созыву вышеуказанного совещания, по мнению Совета, вытекают следующие выводы и предложения:

1. Несмотря на попытки некоторых восточных церквей (Греческой, Александрийской) сорвать Московское совещание, — оно состоялось и прошло успешно.

2. В результате работы совещания глав автокефальных православных церквей достигнуто объединение и сплочение вокруг Московской Патриархии автокефальных православных церквей Грузии, Сербии, Румынии, Болгарии, Албании, Польши и Антиохии, согласованное принятие ими решений по повестке дня, усиление влияния и авторитета в международной церковной жизни Русской православной церкви.

3. Совещание выработало единую линию отношения православных Церквей к Ватикану и экуменическому движению и предотвратило участие большинства православных церквей в предстоящей в августе месяце с. г. Амстердамской Ассамблее, тем самым расстроив планы англо-американской реакции, пытавшейся вовлечь в экуменическое движение православные церкви.

4. Совещание показало настоятельную необходимость периодических встреч глав автокефальных православных церквей в тех или других странах по вопросам реализации принятых решений Московского совещания и для координации деятельности православных церквей в борьбе с Ватиканом, экуменическим движением и по другим общецерковным вопросам.

5. В целях парализации попытки создания блока православных церквей Ближнего Востока и ограничения сферы действий Греческой церкви целесообразно периодическое оказание денежной помощи православным церквам: Антиохийской, Александрийской и Иерусалимской со стороны Русской церкви.

6. Считать желательным в будущем проведение консультаций с представителями государственных органов, занимающихся церковными вопросами в странах новой демократии.

7. Ознакомление с прибывшими на совещание экзархами и другими представителями Московского Патриарха за границей показало полную непригодность и неспособность большинства из них к широкой миссионерской работе в соответствии с задачами, вытекающими из решений Московского совещания.

Все они являются эмигрантами, активно боровшимися против Советской власти, частью перешедшими в иностранное подданство (митрополит Серафим Парижский, архиепископ Макарий Нью-Йоркский и другие), частью принявшими советское подданство в силу перехода в юрисдикцию Московской Патриархии.

В связи с этим, если необходимо и в дальнейшем усиление позиций Русской церкви за границей, во всей остроте встает вопрос о подготовке специальных кадров духовенства на руководящую заграничную работу из числа духовенства и учащихся духовных академий в СССР.

Подготовка этих кадров потребует как пересмотра положений об экзархатах и представительствах Патриархии, так и укрепления их, оказания им значительно большей материальной помощи для выполнения ими стоящих перед ними задач.

Председатель Совета по делам русской православной церкви
при Совете Министров СССР Карпов
Разослано: товарищу Сталину И.В., товарищу Молотову В.М., товарищу Маленкову Г.М., товарищу Ворошилову К. Е.»[16]

Несмотря на то, что совещание приняло отрицательную резолюцию по вопросу о вступлении во Всемирный Совет Церквей, всемирное православие не приняло ее. Делегации Иерусалимской, Александрийской, Антиохийской, Константинопольской, Греческой и Кипрской Церквей в августе участвовали в амстердамской ассамблее ВСЦ. Только Церкви, находящиеся в прямой зависимости от правительства СССР, поддержали резолюцию конференции на деле. 

Может ли это подневольное согласие быть названо «вселенским голосом Церкви»? Не похоже ли это на грубую имитацию свободных выборов, которую мы видим и сегодня в некоторых странах, именующих себя формально демократическими? Что же касается разумной критики ВСЦ, она сыграла положительную роль, приведя ВСЦ через несколько лет к принятию Торонтской декларации, прояснившей важные для православных элементы деятельности Совета. «Декларация была в основном составлена и отредактирована православными участниками заседания Центрального Комитета ВСЦ в Торонто (Канада). Среди них были такие известные православные богословы и экуменические деятели, как прот. Георгий Флоровский, митрополит Фиатирский Герман (Константинопольский Патриархат), проф. Г. Аливизатос (Церковь Греции) и др. Декларацию "Церковь, Церкви и Всемирный Совет Церквей" приняли все Церкви — члены ВСЦ как основополагающий документ экуменического движения.

В тексте документа ясно и четко заявлено, что Всемирный Совет Церквей не является Церковью и никогда не станет "Сверхцерковью" (т.е. структурой над Церквами-членами). Совет не имеет никакой власти в отношении Церквей-членов, не имеет права и не может давать указания Церквам или действовать от их имени.

Церкви вполне суверенны и имеют право не принять и отвергнуть любое "высказывание" или заявление Всемирного Совета Церквей. Совет не имеет никакого авторитета сам по себе в отношении Церквей-членов. Весь авторитет Совета зависит от свободного принятия его действий Церквами, если они найдут это правильным и полезным для себя.

Не являясь Церковью, а лишь форумом, призванным служить Церквам в их взаимных отношениях, Совет не имеет и не может иметь своей экклесиологии, не может руководствоваться или отдавать предпочтение какой-нибудь одной определенной экклесиологии».[17]

Эта позитивная эволюция ВСЦ помогла Русской Православной Церкви пересмотреть продиктованные волей коммунистического руководства решения Совещания 1948 года. Всего через 13 лет, в течение которых произошла смена эпох в связи со смертью Иосифа Сталина, в русле экуменических инициатив приснопамятного митрополита Никодима Ротова, вырастившего плеяду блестящих архиереев России, Русская Православная Церковь стала членом Всемирного Совета Церквей. Святейший Патриарх Алексей I подписал официальную заявку на вхождение в Совет. Можно сказать, что эта подпись Патриарха стала печатью, засвидетельствовавшей временность и политическую мотивированность резолюций Московского Совещания 1948 года.

Отповедь же неумеренным поклонникам Сталина, видящим призрак отеческой заботы даже в преследовании политических целей и амбиций последним, дал недавно один из авторитетнейших иерархов Русской Православной Церкви, председатель Отдела Внешних Церковных Связей митрополит Иларион Волоколамский: «...Сталин был чудовищем, духовным уродом, который создал жуткую, античеловеческую систему управления страной, построенную на лжи, насилии и терроре. Он развязал геноцид против народа своей страны и несет личную ответственность за смерть миллионов безвинных людей. В этом плане Сталин вполне сопоставим с Гитлером. Оба они принесли в этот мир столько горя, что никакими военными или политическими успехами нельзя искупить их вину перед человечеством. Нет никакой существенной разницы между Бутовским полигоном и Бухенвальдом, между ГУЛАГом и гитлеровской системой лагерей смерти. И количество жертв сталинских репрессий вполне сопоставимо с нашими потерями в Великой Отечественной войне»[18]. Конечно же, и церковная политика Сталина, пусть она даже выражалась в помощи созыва Московского совещания, была бесконечно далека от заботы о Православной Церкви.

Таким образом, не являясь ни Всеправославным собором, ни свободным голосом Вселенского православия, Московское совещание 1948 года стало лишь мероприятием по обмену мнениями представителей Православных Церквей под бдительным контролем богоборческого режима.

[1] Павел Флоренский. Соль Земли, сказание о жизни старца Исидора. ТСЛ., 1909. Гл.8.

[2] Muller James W. Churchill's "Iron Curtain" Speech Fifty Years Later. Columbia, University of Missouri Press, 1999. Pp.1-13.

[3] Philip Boobbyer. The Stalin Era. London, Routledge, 2000. P.181.

[4] РЦХИДНИ. Ф. 17. О. 125. Д. 407. Л. 34-39, 42.

[5] РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 407. Л. 34-39, 42.

[6] Святитель Филарет (Дроздов). Разговоры между испытующим и уверенным о православии восточной греко-латинской церкви. СПб., 1833. Стр. 61.

[7] РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 407. Л. 16.; Также: РГАСПИ. Ф. 17. О. 117. Д. 946.

[8] ГАРФ. Ф.6991 О.2. Д.65. Л.15.

[9] АВП РФ. Ф. 7. О. 12. П. 9. Д. 111. ЛЛ. 20, 21.

[10] ЦГА Спб. Ф.9324. Оп.2. Д.17. Л.3.

[11] ЦГА Спб. Ф.9324. Оп.2. Д.17. Л.19.

[12] ЦГА Спб. Ф.9324. Оп.2. Д.17. Л.19.

[13] ГАРФ, Ф. 6991,ОI. 2, Д. 65, Лл. 79-85.

[14] Архив ОВЦС. Д.64б.

[15] ГАРФ. Ф. 6991. О.2. Д.35. Лл. 26-35.

[16] РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 132. Д. 8. Лл. 99-107.

[17] Боровой, протопресвитер Виталий, А. С. Буевский. Русская Православная Церковь и экуменическое движение // Православие и экуменизм. Документы и материалы. 1902-1998 г.) М., ОВЦС, 1999. XIII.

[18] Интервью журналу «Эксперт». №23 (661)/15 июня 2009