Родился будущий святитель в 1296 г., образование получил в Константинополе. После ранней смерти своего отца, сенатора Константина, происшедшей в 1301 г., Григорию выпало находиться под покровительством императора Андроника II. Таким образом, первые 20 лет жизни юноша жил при царском дворе, а в дальнейшем ему, обладавшему разнообразными дарованиями, предстояла быстрая и успешная карьера. Он изучал светские дисциплины и философию у самого лучшего учителя эпохи - Феодора Метохита, который был филологом и богословом, ректором университета и, как принято называть эту должность теперь, премьер-министром. Григорий Палама был лучшим из его учеников; особый интерес он проявлял к философии Аристотеля. В возрасте 17 лет Григорий даже прочел лекцию во дворце о силлогистическом методе Аристотеля перед императором и знатными лицами. Лекция оказалась столь успешной, что в конце ее Метохит воскликнул: «И сам Аристотель, если бы он был здесь, не преминул бы удостоить ее похвалы».
Несмотря на все это, Григорий оставался поразительно равнодушным к политике и миру. Около 1316 г., в возрасте 20 лет, он покинул дворец и философские занятия и удалился на Святую Гору, где предался подвижнической жизни и занятиям, тайнозрительным богословием. Он начал привыкать к великим подвигам, еще пребывая во дворце. На Афоне Григорий подвизался в келье неподалеку от Ватопеда под руководством препоподобного Никодима, от которого и принял монашеский постриг. После смерти своего наставника (ок. 1319) он переселился в Лавру святого Афанасия, где провел три года. Затем, начиная с 1323 г., он подвизался в скиту Глоссия, где проводил все свое время в бдениях и молитвах.
В 1325 г. из-за турецких нападений на Святую Гору он, наряду с другими монахами, вынужден был ее покинуть. В Фессалониках Григорий по просьбе своих спутников-монахов принял священнический сан. Оттуда он направился в область Верии, города, в котором некогда проповедовал апостол Павел, где и продолжил подвижничество. Пять дней в неделю, затворившись в тесной келье-пещере, находившейся на склоне заросшей густыми зарослями скалы над горным ручьем, он предавался умной молитве. В субботу и воскресенье он выходил из своего уединения для участия в общем богослужении, совершавшегося в монастырском кафоликоне.
Однако славянское нашествие, затронувшее и эту область, побудило Григория в 1331 г. снова вернуться на Святую Гору, где он продолжил отшельническое житие в пустыни святого Саввы на афонском предгорье над Лаврой. Эта пустынь сохранилась до сего дня. «Омываемая», как и во времена святителя Григория, афонскими ветрами, она поражает паломников своим абсолютным уединением и тишиной.
Затем на краткий срок Григория избрали игуменом монастыря Эсфигмен. Но, несмотря на попечения, взятые им на себя, он постоянно стремился вернуться к безмолвию пустыни. И достиг бы этого, если бы ученый монах из Калабрии (Южная Италия) по имени Варлаам (1290-1350) не побудил его встать на полемическую стезю. Спор с Варлаамом продолжался на протяжении 6 лет с 1335 по 1341 г.
Варлаам происходил из православной греческой семьи, хорошо знал греческий язык. Он посетил Византию и, в конце концов, оказался в Салониках. В середине тридцатых годов XIV в. оживились богословские дискуссии между греками и латинянами. В ряде своих антилатинских сочинений, направленных, в частности, против латинского учения об исхождении Святого Духа и от Сына, Варлаам подчеркивал, что Бог непостижим и что суждения о Боге не доказуемы. Тогда Палама написал аподиктические слова против латинского новшества, подвергнув критике богословский «агностицизм» Варлаама и его чрезмерное доверие авторитету языческой философии.
Это было первое богословское столкновение двух мужей. Второе произошло в 1337 г., когда Варлаам был оповещен некими простыми и неграмотными монахами о некоем техническом способе, который применяли исихасты при творении умной молитвы. Изучив также некоторые сочинения исихастских отцов, посвященные молитвенному деланию, он неистово напал на исихастов, называя их мессалианами[2] и «пуподушниками» (ὀμφαλόψυχοι). Тогда на Паламу было возложено опровержение нападок Варлаама. Личная встреча обоих мужей вовсе не привела к положительному результату, но еще более обострила противоречие. На Константинопольском соборе 1341 г. (заседание состоялось 10 июня) Варлаам, обвинявший исихастов в неправильном способе молитвы и опровергавший учение о нетварном Фаворском свете, был осужден. Варлаам, хоть и испросил прощение, в июне того же года уехал в Италию, где принял затем римокатоличество и стал епископом Иеракским.
После собора 1341 г. и удаления Варлаама завершился первый этап паламитских споров.
На втором и третьем этапе споров противниками Паламы выступили Григорий Акиндин и Никифор Григора, которые в отличие от Варлаама не критиковали психосоматического метода молитвы исихастов. Спор принял богословский характер и касался вопроса Божественных энергий, благодати, нетварного света.
Второй этап спора совпадает с гражданской войной между Иоанном Кантакузином и Иоанном Палеологом и происходил между 1341 и 1347 г. 15 июня 1341 г. умер император Андроник III. Его преемник Иоанн V Палеолог был несовершеннолетним, поэтому в государстве произошли большие потрясения в результате ожесточенной борьбы за власть между великим доместиком Иоанном Кантакузином и великим дукой Алексеем Апокавком. Патриарх Иоанн Калека поддерживал Апокавка, в то время как Палама полагал, что государство может быть спасено только благодаря Кантакузину. Вмешательство Паламы в политическое столкновение, хоть он и не был особенно склонен к политике, привело к тому, что большую часть дальнейшей жизни он провел в заточениях и темницах.
Между тем в июле 1341 г. был созван еще одни собор, на котором Акиндин был осужден. В конце 1341-1342 г. Палама затворился сначала в монастыре святого Михаила Сосфенийского, а потом (после 12 мая 1342) в одной из его пустыней. В мае-июне 1342 г. состоялось два собора для осуждения Паламы, которые, однако, не дали никаких последствий. Вскоре Григорий удалился в Ираклию, откуда через 4 месяца был доставлен под конвоем в Константинополь, и заключен там под стражу в монастырь. После двухмесячного пребывания в храме Святой Софии, где святой Григорий вместе со своими учениками по праву убежища пользовался неприкосновенностью, он был заточен в дворцовую тюрьму. В ноябре 1344 г. на соборе святителя Григория Паламу отлучили от Церкви, а Акиндин, его главный противник, в конце того же года был рукоположен во диаконы и священники. Однако в силу изменений политической обстановки на соборе 2 февраля 1347 г. Григорий Палама был оправдан, а осуждены его противники.
После победы Иоанна Кантакузина и провозглашения его императором патриарший престол занял (17 мая 1347 г.) Исидор Вухир, друг исихастов, а Григорий Палама в скором времени был избран архиепископом Фессалоникийским. Тогда начался третий этап паламитских споров. Главным противником Паламы выступил Никифор Григора. Политические волнения в Фессалониках воспрепятствовали Григорию вступить в город для исполнения своих обязанностей. Господами положения здесь оказались зилоты, друзья Палеологов и противники Кантакузина. Они препятствовали приходу Паламы, вплоть до захвата Фессалоник Кантакузиным в 1350 г. До этого времени Палама посетил Афон и Лемнос. Попав же в Фессалоники, он смог умиротворить город. Однако его противники не прекращали яростно полемизировать. В силу этого в мае-июне и в июле 1351 г. были созваны два собора, которые осудили его противника Никифора Григору и провозгласили Паламу «защитником благочестия». На первом из этих соборов было утверждено учение о единстве Божества и различии между сущностью и нетварными энергиями. На втором соборе было принято шесть догматических определений с соответствующими шестью анафемами, которые сразу же после собора были включены с Синодик Православия. Помимо утверждения вышеуказанного различия между сущностью и энергией здесь была провозглашена непричаствуемость Божественной сущности и возможность приобщения Божественным энергиям, которые нетварны.
Отправившись в Константинополь в 1354 г. для того, чтобы выступить посредником между Кантакузиным и Иоанном Палеологом, Палама был пленен турками, которые держали его в плену около года, пока не получили от сербов искомый выкуп за его освобождение. Плен свой он счел уместным случаем для проповеди истины туркам, что и пытался делать, как видно из Послания Фессалоникийской церкви, а также по двум текстам Собеседований с представителями из числа турок. Видя, что уничтожение империи турками почти неотвратимо, он считал, что греки незамедлительно должны приступать к обращению турок в христианство.
После освобождения от турок и возвращения в Фессалоники свт. Григорий продолжил пастырскую деятельность в своей епархии до 1359 г. или, согласно новой датировке, до 1357 г. Сраженный одной из своих давних болезней, которые время от времени беспокоили его, святитель Григорий умер 14 ноября в возрасте 63 лет (или 61 года). Вначале его прославили как местночтимого святого в Фессалониках, но вскоре в 1368 г. соборным решением он был официально вписан в календарь Святой Софии патриархом Филофеем Коккиным, который составил его похвальное житие и службу. Сначало мощи святителя Григория были положены в кафедральном храме Святой Софии в Фессалониках, ныне частица его мощей хранится в митрополичьем соборе в честь Григория Паламы близ городской набережной.
Сочинения
Григорий Палама составил многочисленные сочинения богословского, полемического, аскетического и нравственного содержания, также как и многочисленные гомилии и послания.
«Житие Петра Афонского» - самое первое сочинение свт. Григория Паламы, написанное ок. 1334 г.
В «новых надписаниях» против надписаний Иоанна Векка и в двух аподиктических словах «Против латинян» (написаны в 1334-1335 г. или согласно новейшим датировкам в 1355 г.) рассматривается вопрос об исхождении Святого Духа. Святой Дух как ипостась исходит «только от Отца». «Ипостась Пресвятого Духа не есть и от Сына; Она не дается и не приемлется никем, но Божественная благодать и энергия»[3]. Сходно с учением Николая Мефонского исхождение - это ипостасное свойство, в то время как благодать, которая является энергией, является общей для Трех Лиц Святой Троицы. Только с учетом этой общности можно говорить о том, что Дух Святой исходит от Отца, и от Сына, и от самого Себя. Этот взгляд на исхождение является общим со учением Никифора Влеммида и Григория Кипрского, которые, храня верность святоотеческому преданию, возлагали надежды на богословский диалог между Востоком и Западом.
Сочинение «Триады в защиту священнобезмолвствующих» было написано для того, чтобы отразить нападки Варлаама на исихастов, в нем разрешаются также все богословские вопросы, которые стали предметом спора. Сочинение делится на три триады, каждая из них подразделяется на три трактата. Первая триада, написанная весной 1338 г. в Фессалониках, посвящена вопросу о познании Бога. Выступая против только что сформулированной тогда позиции Варлаама, Палама настаивает на том, что путь познания Бога не является внешней философией, но откровением во Христе. Христос обновил всего человека, поэтому весь человек, душой и телом, может и должен участвовать в молитве. Человек, начиная с настоящей жизни, приобщается благодати Божией и вкушает в качестве залога дар обожения, которого он вкусит в полноте в будущем веке.
Во второй триаде (составлена весной-летом 1339 г.) он подвергает резкой критике утверждение Варлаама, что знание философии может принести человеку спасение. Человек не вступает в общение с Богом при помощи тварных средств, но только по Божественной благодати и через участие в жизни Христа.
В третьей триаде (написана весной-летом 1340 г.) он занимается вопросом об обожении и о Фаворском свете как о нетварной Божественной энергии. Человек не приобщается сущности Божией, иначе мы пришли бы к пантеизму, но приобщается природной энергии и благодати Божией. Здесь свт. Григорий систематически исследует основополагающее для его учения различие между сущностью и энергией. Те же вопросы рассматриваются в пяти посланиях : трех к Акиндину и двух к Варлааму, написанных в начале спора.
В вероучительных сочинениях («Святогорском томосе», весна-лето 1340 г.; «Исповедании веры» и пр.), и в сочинениях, непосредственно относящихся к спору («О божественном единении и различении», лето 1341 г.; «О божественной и обоживающей причастности», зима 1341-1342 г.; «Диалог православного Феофана с Феотимом», осень 1342 г. и пр.) - а также в 14 посланиях, адресованных монашествующим, лицам в священном сане и мирянам (последнее письмо направлено императрице Анне Палеологине) продолжают обсуждаться спорные вопросы между Паламой, с одной стороны, и Варлаамом и Акиндином, с другой.
Семь «Антирритиков против Акиндина» (1342-не ранее весны 1345 г.) были написаны с тем, чтобы опровергнуть соответствующие антирритики против Паламы, составленные Григорием Акиндином. В них говорится о последствиях не различения между сущностью и энергией в Боге. Акиндин, не принимая, что благодать является природной энергией сущности Божией, но тварью, впадает в результате в ересь большую, чем у Ария. Благодать Божия, говорит Палама, является святым как нетварный свет, подобный тому, который видели апостолы во время Преображения Христа. Этот нетварный свет и вообще все энергии Божии являются общим выражением единой сущности Отца и Сына и Святого Духа.
«Против Григоры» Палама написал 4 опровержительных слова (1 и 2 - в 1355, 1356; 3 и 4 - в 1356-1357). Григора принимал богословские тезисы Варлаама, утверждая, что благодать Божия и особенно свет Преображения был тварным. Палама опровергает аргументы Григоры и утверждает, что свет Преображения не был ни тварью, ни символом, но отблеском божественной сущности и подтверждением действительного общения между Богом и человеком.
Все вышеуказанные сочинения Паламы отличаются отчетливым полемическим характером, направлены на опровержение воззрений противников. Палама выражает свои богословские утверждения с полной ясностью и в своих не столь полемичных богословских и аскетических сочинениях. В «150 богословских, нравственных и практических главах» (1349/1350 г.) он излагает, пользуясь обычным для всех аскетических писателей Востока методом, основные темы своего учения в кратких главах. В некоторых случаях он приводит целые отрывки из своих предшествующих сочинений. Систематизировав свое богословское учение, он излагает его с ясностью и полнотой, наряду со своими философскими воззрениями.
Сочинение «К Ксении о страстях и добродетелях» (1345-1346 г.) адресовано монахине, занимавшейся воспитанием дочерей императора Андроника III. Это обширный аскетический трактат, посвященный борьбе со страстями и стяжанию христианских добродетелей.
Во время архипастырства в Фессалониках с амвона кафедрального храма свт. Григорий Палама произнес большую часть своих 63 гомилий, подтверждающих его глубокую духовность, богословские дарования и преданность Церкви. Хотя гомилии посвящены по преимуществу аскетико-нравственной и социально-патриотической тематике, в них находится место и для умозрений о нетварном Фаворском свете (в гомилиях 34, 35 «На Преображение Господне»). Некоторые из слушателей не могли уследить за мыслями гомилий святителя Григория из-за недостатка образования. Однако он предпочитает говорить высоким стилем с тем, чтобы «лучше возводить распростертых на земле, нежели низводить из-за них пребывающих на высоте». Впрочем, любой внимательный слушатель может достаточно ясно уразуметь сказанное.
Из текстов, относящихся ко времени его пленения у турок, наиболее ценно «Письмо к своей [Фессалоникийской] Церкви», которое помимо различных исторических сведений описывает некоторые из его собеседований и описан ряд эпизодов, где фигурируют турки.
Помимо вышеуказанных сохранилось немало более маленьких сочинений опровержительного, полемического, аскетического и богословского содержания и четыре молитвы.
Учение
Святитель Григорий Палама, пользуясь творчески переработанной богословской терминологией, сообщил новые направления богословской мысли. Его учение не было обусловлено только философскими понятиями, но было сформировано на совершенно иных принципах. Он богословствует на основании личного духовного опыта, который пережил, подвизаясь как монах, и сражаясь как искусный ратоборец против тех, кто искажал веру, и который он обосновал с богословской стороны. Потому и сочинения свои он начал писать в достаточно зрелом возрасте, а не в юные годы.
1. Философия и богословие
Варлаам уподобляет знание здоровью, которое неделимо на здоровье, подаваемое Богом, и на здоровье, приобретаемое благодаря врачу. Также и знания, божественное и человеческое, богословие и философия, согласно калабрийскому мыслителю, едины[4]: «философия и богословие, как дары Божии, равны по ценности пред Богом». Отвечая на первое сравнение св. Григорий писал о том, что врачи не могут целить неисцельные болезни, они не могут воскрешать мертвых[5].
Далее Палама проводит предельно ясное различие между богословием и философией, твердо опираясь на предшествующую святоотеческую традицию. Внешнее знание совершенно отлично от истинного и духовного знания, невозможно «от [внешнего знания] научиться чему-либо верному о Боге»[6]. При этом между внешним и духовным знанием существует не только отличие, но и противоречие: «оно настроено враждебно по отношению к истинному и духовному знанию»[7].
По Паламе есть две мудрости: мудрость мира и мудрость Божественная. Когда мудрость мира служит Божественной мудрости[8], они составляют единое древо, первая мудрость приносит листья, вторая плоды[9]. Также «двойным является вид истины»[10]: одна истина относится к богодухновенному писанию, другая - к внешнему образованию или философии. Перед этими истинами стоят не только разные цели, но и разные первоначальные принципы. Философия, начинаясь с чувственного восприятия, заканчивается познанием. Мудрость Божия начинается с блага за счет чистоты жизни, а также с истинного ведения сущих, которое происходит не от научения, а от чистоты[11]. «Если ты без чистоты, хоть бы и изучил от Адама до кончины мира всю природную философию, ты будешь глупцом, а то и хуже, а не мудрецом»[12]. Конец мудрости - «залог будущего века, неведение превышающее знание, тайное тайному причастие и невыразимое видение, таинственное и неизреченное созерцание и познание вечного света»[13].
Представители внешней мудрости недооценивают силу и дарования Святого Духа, то есть они сражаются против таинственных энергий Духа[14]. Мудрость пророков и апостолов не приобретается научением, но преподается Духом Святым[15]. Апостол Павел, восхищенный до третьего неба, просветился не мыслями и умом, но получил озарение «силы благого Духа по ипостаси в душе»[16]. Озарение, происходящее в чистой душе, не является познанием, поскольку превосходит смысл и познание[17]. «Главное добро» посылается свыше, является даром благодати, а не природным дарованием[18].
2. Богопознание и боговидение
Варлаам исключал всякую возможность познания Бога и изложения аподиктических силлогизмов о Божественном, потому что считал Бога непостижимым. Он допускал только символическое ведение Бога и то не в земной жизни, а только по разлучении тела и души.
Палама согласен в том, что Бог непостижим, однако эту непостижимость он приписывает основному свойству Божественной сущности. В свою очередь он считает возможным некоторое знание, когда человек обладает определенными предпосылками знания Бога, Который становится доступным через Свои энергии. Бог является одновременно постижимым и непостижимым, знаемым и незнаемым, рекомым и неизреченным. Знание Бога приобретается «богословием», которое бывает двойным: катафатическим и апофатическим. У катафатического богословия в свою очередь есть два средства: разум, который через созерцание сущих приходит к некоему познанию[19], и Писание с Отцами.
В Ареопагитском корпусе предпочтение отдается апофатическому богословию, когда подвижник, выйдя за пределы всего чувственного, погружается в глубину Божественного мрака[20]. Согласно святителю Григорию Паламе тем, что выводит человека вне катафатики, оказывается вера, которая составляет доказательство или сверхдоказательство Божественного: «...всякого доказательства лучшее и словно некое не требующее доказательств начало священного доказательства есть вера»[21]. П. Христу писал, что, по учению Паламы, «апофатическое богословие - это сверхъестественные действия веры»[22].
Духовно-опытным подтверждением веры оказывается созерцание, которое увенчивает богословие. В отличие от Варлаама для св. Григория созерцание выше всего, включая апофатическое богословие. Одно дело говорить или молчать о Боге, другое жить, видеть и обладать Богом. Апофатическое богословие не перестает быть «логосом», а «созерцание выше логоса»[23]. Варлаам говорил о видении катафатическом и апофатическом, а Палама - о видении выше видения[24], связанном с вышеестественным, с силой ума как действием Святого Духа.
В видении выше видения участвуют умные очи, а не помысл, между которыми проходит непреодолимая пропасть. Обладание подлинным созерцанием Палама сравнивает с обладанием золотом, одно дело думать о нем, другое иметь в своих руках. «Богословствование столь же уступает этому видению Бога в свете и столь же далеко от общения с Богом, как знание от обладания. Говорить о Боге и встретиться с Богом не одно и то же»[25]. Он подчеркивает особое значение «претерпевания» Божественного по сравнению с «богословствованием» катафатическим или апофатическим[26]. Те, которые удостаиваются неизреченного видения, познают то, что выше зрения не апофатически, «но от видения в Духе этой боготворящей энергии»[27]. «Единение и зрение во мраке» выше «такого богословия»[28].
В целом можно сказать, что Палама защищает православное богословие от «агностицизма», который пытался навязать Варлаам. Христианское богословие, исходя из единства и различия Божественной сущности и энергий, может изложить еще и аподиктические силлогизмы о Боге.
3. Сущность и энергии в Боге
Бог является непостижимым по сущности, но объективная ценность откровения Божия в истории человека познается по Его энергиям. Бытие Бога состоит из Его «самосуществующей» сущности[29], остающейся непостижимой, и Его действий, или энергий, нетварных и вечных. Через различие сущности и энергий стало возможным достижение познания Бога, непознаваемого по сущности, но познаваемого по энергиям теми, кто достиг определенной степени духовного совершенства. Непостижимость и неприобщимость божественной сущности исключает для человека какое-либо непосредственной участие в ней.
Учение о различии между сущностью и энергиями наиболее ярко представлено в творениях Каппадокийских отцов (IV в.), у святителя Иоанна Златоуста (конец IV в - начало V в.), в Ареопагитском корпусе (начало VI в.) и у преподобного Максима Исповедника (VII в.). Для Каппадокийских отцов учение о постижимости Божественной сущности было неприемлемо как один из тезисов Евномия, который, утверждая равные возможности богопознания для людей и Господа нашего Иисуса Христа, тем самым пытался принизить Сына Божия. Для автора Ареопагитик это учение было органичным следствием развивавшегося в корпусе апофатического богословия. Преподобный Максим Исповедник, своим возвышенным учением о логосах опровергая изнутри неизжитые остатки оригенизма, также во многом предвосхитил учение Фессалоникийского святителя.
В течение раннего средневековья велся спор между номиналистами и реалистами о бытии идей, а следовательно и о свойствах Бога. Отголоски этого спора можно усмотреть и в паламитском споре: антипаламиты отрицали действительное бытие свойств, а Палама в течение раннего периода полемики подчеркивал их бытие даже чрезмерно, говоря, что одно - это Божество, а другое царство, святость и пр.[30] Они являются существенным в Боге, как говорится и в использовавшемся Паламой седальне на Преображение: «Сокровенное блистание под плотию существенного Твоего, Христе, и божественного благолепия на Святей Горе явил еси», - и в его собственных триадах, где он говорил о «свете божественного и существенного благолепия»[31].
Сам Григорий Палама неоднократно подчеркивал единство сущности и энергий. «Хоть и различается от божественной сущности божественная энергия, но в сущности и энергии единое Божество Бога»[32]. Современный греческий специалист по церковной истории и праву Власий Фидас сформулировал учение святитель Григория так: «...[различие] непричаствуемой божественной сущности и причаствуемых энергий не отделяет нетварных энергий от божественной сущности, поскольку в каждой энергии является весь Бог, по причине неделимости божественной сущности»[33].
4. Обожение и спасение
Различие между сущностью и энергией в Боге дало Паламе основание для правильного описания обновления человека, которое произошло во Христе. В то время как Бог остается по сущности неприступным, Он дает человеку возможность вступить с Ним в действительное общение Своми энергиями. Человек, приобщаясь божественным энергиям или божественной благодати, получает по благодати то, что Бог имеет по сущности. По благодати и через общение с Богом человек становится бессмертным, нетварным, вечным, бесконечным, одним словом становится Богом. «Всецело мы становимся богами без тождества по сущности»[34]. Все это получает человек от Бога как дар общения с Ним, как благодать, исходящую от самой сущности Божией, которая остается всегда непричастной для человека. «Обожение обоженных ангелов и людей не есть сверхсущностная сущность Бога, но сверхсущностной сущности Бога энергия, сосуществующая в обоженных»[35].
Если человек деятельно не участвует в нетварной боготворящей благодати, он остается тварным результатом творческой энергии Бога, и единственной связью, соединяющей с Богом, остается связь творения с его Творцом. В то время как природная жизнь человека является результатом Божественной энергии, жизнь в Боге - это приобщение Божественной энергии, которое ведет к обожению. Достижение этого обожения определяется двумя важнейшими факторами - сосредоточением и обращением ума к внутреннему человеку и непрестанной молитвой в некоем духовном бодрствованиии, увенчанием чего становится общение с Богом. В этом состоянии человеческие силы сохраняют свою энергию, несмотря на то, что они оказываются выше привычных себе мер. Подобно тому, как Бог снисходит к человеку, так и человек начинает восхождение к Богу, дабы воистину осуществилась эта их встреча. В ней весь человек охватывается нетварным светом Божественной славы, который вечно посылается от Троицы, а ум восхищается Божественным светом и сам становится светом. И тогда таким образом ум, как свет, видит свет. «Боготворящий дар Духа есть неизреченный свет, и он творит божественным светом тех, кто обогатился им»[36].
В данный момент мы соприкасаемся с одним из самых важных элементов учения Паламы. Опыт обожения и спасение человека являются возможной реальностью, начиная с настоящей жизни, со славным соединением исторического со сверхисторическим. Душа человека через приобретение вновь Божественного духа предвкушает отныне опыт Божественного света и божественной славы. Свет, который видели ученики на Фаворе, свет, который видят чистые исихасты ныне, и бытие благ будущего века составляют три этапа одного и того же события, слагаясь в единую сверхвременную реальность[37]. Однако для будущей реальности, когда упразднится смерть, настоящая реальность является простым залогом[38].
Отождествление сущности и энергии в Боге, которому учили противники Паламы, разрушает самую возможность осуществления спасения. Если не существует нетварной благодати и энергии Божией, тогда человек или же приобщается Божественной сущности, или не может иметь никакого общения с Богом. В первом случае мы приходим к пантеизму, во втором разрушаются самые основания христианской веры, согласно которой человеку предлагается возможность действительного общения с Богом, которое осуществилось в богочеловеческом лице Иисуса Христа. Нетварная благодать Божия не освобождает душу человека от оков тела, но обновляет всего человека и переносит его туда, куда Христос вознес во время Своего Вознесения человеческую природу.
5. Учение о нетварном свете
Учение Паламы о нетварном свете божественного Преображения является одним из наиболее основополагающих, господствующих в его сочинениях направлений. Он ведет речь на основании своего собственного опыта, бывшего отправной точкой для его богословствования. Свет, который осиял Христа во время Преображения, не был тварью, но выражением Божественного величия, видения коего удостоились ученики, получив возможность видения после соответствующего приуготовления Божественной благодатью. Свет этот не был тварным «символом Божества», как полагал Варлаам[39], но божественным и нетварным. Святитель Григорий писал в ответ Варлааму: «Весь лик божественных богословов боялся назвать символом благодать этого света... чтобы никто не посчитал тварным и чуждым Божеству этот божественнейший свет...»[40]
Преподобный Максим Исповедник действительно называет этот свет символом, но не в смысле чувственного символа, символизирующего нечто высшее и духовное, а в смысле высшего «аналогически и анагогически», который полностью остается непостижимым для человеческого ума, но содержит в себе знание богословия, и преподает его способному увидеть и воспринять[41]. Преподобный Максим пишет также о фаворском свете как о «природном символе Божества» Христа[42]. Интерпретируя мысль преподобного Максима, святитель Григорий Палама противопоставляет неприродный символ природному[43], чувственное - чувству превыше чувства, когда «око видит Бога не при помощи чуждого символа, но видит Бога как символ»[44]. «Сын, родившись от Отца безначально, обладает безначально природным лучом Божества; слава же Божества становится славой тела...»[45]
Итак, фаворский свет - это нетварная энергия Бога[46], которая созерцается умными очами «очищенного и облагодатствованного» сердца[47]. Бог «как свет видится и светом творит чистых сердцем, почему и называется светом»[48]. Свет Фавора выше не только внешнего знания, но и знания от Писаний. Знание от Писаний подобно светильнику, который может попасть в мрачное место, а свет таинственного созерцания подобен яркой звезде, «каковой является солнце»[49]. Если и сравнивается фаворский свет с солнцем, но это только сравнение. Характер фаворского света выше чувства. Фаворский свет не был ни умопостигаемым, ни чувственным, но превыше чувства и понимания. Потому и просиял «не как солнце... но выше солнца. Хоть о нем и говорится по подобию, но между ними нет никакого равенства...»[50]
Это видение света доподлинно, реально и совершенно, в нем принимает участие душа, вовлекающая в процесс видения весь душевнотелесный состав человека. Видение света приводит к единению с Богом и является признаком этого единения: «Имеющий тот свет неизреченно и видящий не по представлению больше, но видением истинным и находящимся превыше всех тварей, знает и имеет внутри себя Бога, ибо никогда не отделяется от вечной славы»[51]. Видение нетварного света в земной жизни - это драгоценный дар, преддверие вечности: «...нетварный свет ныне дается достойным как залог, а в нескончаемом веке он будет осенять их нескончаемо»[52]. Это тот самый свет, который видят подлинные исихасты, которому приобщился и сам Палама. Вот почему святитель Григорий Палама сам стал великим вестником благодати и света.
[1] Текст публикации составлен на основании материалов современных патрологий на новогреческом языке П. К. Христу (Ἐκκλησιαστικὴ γραμματολογία. Τ. 2. Θεσσαλονίκη, 2003. Σ. 44-49), В. Д. Фанургагиса (Ἡ χριστιανικὴ γραμματεία. Θεσσαλονἰκη, 1985. Σ. 207-214), Х. Г. Сотириопулоса (Νηπτικοὶ καὶ πατέρες τῶν μέσων χρόνων. Ἀθῆναι. S. A. Σ. 66-75), статьи П. К. Христу в «Религиозной и нравственной энциклопедии» (Ἀθῆναι, 1964. Σ. 775-796), а также при учете статьи М. Бернацкого, протоиерея Валентина Асмуса и пр. в 13 томе Православной энциклопедии (М., 2006. С. 8-40), весьма ценной и вполне современной в научном отношении. К этой статье мы и отсылаем читателя за более подробными сведениями. Большая часть сочинений святителя Григория Паламы цитируется по современному критическому изданию, подготовленному П. К. Христу: Γρηγορίου τοῦ Παλαμᾶ Συγγράμματα. T. A΄-Ε΄. Θεσσαλονίκη, 1988-1992 (сокращенно -- ΓΠΣ).
[2] Ересь мессалиан, т.е. «молитвенников», появилась в кон. IV в. Наряду с неприятием Таинств и других церковных установлений мессалиане учили о чувственном восприятии благодати во время молитвы.
[3] Слово аподиктическое 2, 48. ΓΠΣ. Τ. 1. Σ. 122:14-17. Рус. пер. цит. по: ПЭ 13. С. 33.
[5] Триады. II,1,4. ΓΠΣ. Τ. 2. Σ. 266.
[6] Триады. I,1,12. ΓΠΣ. Τ. 2. Σ. 86.
[7] Триады. I,1,10. ΓΠΣ. Τ. 2. Σ. 82-84.
[8] Ср.: Триады. II,1,6. ΓΠΣ. Τ. 2. Σ. 270.
[9] Cр. Василий Великий. Юношам 2, PG 31, 568BC.
[10] Триады. II,1,5. ΓΠΣ. Τ. 2. Σ. 270.
[11] См.: Триады. I,3,42. ΓΠΣ. Τ. 2. Σ. 238.
[12] Триады. I,1,3. ΓΠΣ. Τ. 2. Σ. 64.
[13] Триады. I,3,42. ΓΠΣ. Τ. 2. Σ. 238-240.
[14] См.: Триады. I,1,15. ΓΠΣ. Τ. 2. Σ. 96.
[15] См.: Триады. III,1,37. ΓΠΣ. Τ. 2. Σ. 638.
[16] Триады. III,1,38. ΓΠΣ. Τ. 2. Σ. 239.
[17] См.: Триады. I,3,52. ΓΠΣ. Τ. 2. Σ. 258.
[18] См.: Триады. I,1,21. ΓΠΣ. Τ. 2. Σ.112.
[20] Мистическое богословие 5.
[22] «Религиозная и нравственная энциклопедия» (ΘΗΕ). Т. 13. Σ. 791.
[23] Триады. II,3,49. ΓΠΣ. Τ. 2. Σ. 504-505.
[24] Триады. II,3,26. ΓΠΣ. Τ. 2. Σ. 458-460.
[25] Триады. I,3,42. ΓΠΣ T. 1. Σ. 453. Рус. пер. цит. по: ПЭ 13. С. 30.
[26] См. Триады. II,3,26. ΓΠΣ T. 2. Σ. 460-461.
[28] Триады. II,3,54. ΓΠΣ. Τ. 2. Σ. 516-517.
[32] О единении и различии 22. ΓΠΣ T. 2. Σ. 85. Рус. пер. цит. по: ПЭ 13. С. 30.
[33] Φειδᾶς Β. Ἐκκλησιαστικὴ ἱστορία. Σ. 211.
[36] Οὕτως ἡ θεοποιὸς δωρεὰ τοῦ Πνεύματος φῶς ἐστιν ἀπόρρητον καὶ φῶς ποιεῖ θεῖον τοὺς πλουτήσαντας αὐτήν. Триады. III,..., 35:19-21.
[39] Варлаам писал том, что фаворский свет был чувственным «и видимым в воздухе, происшедший тогда на изумление и тотчас исчезающий» и что он «именуется... Божеством как символ Божества». См.: Триады. III,1,11. ΓΠΣ T. 2. Σ. 586.
[40] Триады. III,1,13. ΓΠΣ T. 2. Σ. 592-593.
[41] Триады. III,1,13. ΓΠΣ T. 2. Σ. 590-592. См.: Максим Исповедник. О недоумениях, PG 91, 1125D-1128B, 1160D, 1165BC, 1168AB.
[42] Максим Исповедник. О недоумениях, PG 91, 1160С.
[43] Ценность «природного символа» в том, что «природное... сосуществует всегда с природой, от которой имеет бытие, поскольку является природным». Триады. III,1,14.
[46] 2 анафематизм собора 351 г. направлен против тех, кто не принимает фаворский свет как нетварную энергию Божию. В 7 возглашении того же собора ублажается память тех, кто исповедует нетварный фаворский свет и природную славу божественной сущности, но не тождественную божественной сущности.
[47] Триады. I,3,17,38. ΓΠΣ T. 2. Σ. 188 и Σ. 228-230.
[48] Триады. I,3,40. ΓΠΣ T. 2. Σ. 234.
[49] Триады. II,3,18. ΓΠΣ T. 2. Σ. 448.